Во время пребывания в Каире были уточнены все детали нашего дальнейшего путешествия. Маршрут у нас теперь был сухопутный и пролегал через Иерусалим-Дамаск-Багдад- Керманшах-Тегеран-Тавриз к советско-иранской границе. Это был примерно тот же маршрут, который за три месяца перед тем я проделал по воздуху, но теперь мы должны были повторить его по земле на автомобиле. Англичане брали на себя ответственность за благополучие моего следования от Каира до Тегерана (ибо в то время на всем этом расстоянии не было еще никаких советских дипломатических учреждений), а в Тегеране они "сдавали" меня с рук на руки советскому посольству в Иране. В качестве сопровождающего от Каира до Тегерана ко мне был прикомандирован британский полковник с порученцем. Наши дипкурьеры также ехали со мной. Всего было четыре легковые машины и один грузовик.
Наш первый перегон от Каира до Иерусалима (450 км) оказался очень мучительным. Дорога была неширокая, но ровная и хорошо залитая асфальтом. Как длинная черная змея, она причудливо извивалась по Синайской пустыне, которую нам пришлось пересечь для того, чтобы попасть в столицу Палестины. Но жара!.. Жара, несмотря на октябрь, была совершенно нестерпима!.. Выезжая из Каира, мы взяли с собой бутылки со льдом. Когда на полдороге мы захотели хоть немного освежиться, в бутылках оказалась горячая вода. Солнце все время жгло немилосердно, до металлических частей автомобиля нельзя было дотронуться - они обжигали. Голова туманилась. В ушах слышался шум.
Я смотрел на эту желтую, мертвую пустыню, которая бежала до горизонта, я вдыхал этот раскаленный воздух, который, казалось, пронзал насквозь мое тело, и невольно думал:
- Так вот она та библейская пустыня, по которой, как гласит легенда, Моисей 40 лет водил свой народ, стремясь сделать его сильным и выносливым... Да, подходящее место для такого воспитания!
Только к восьми часам вечера мы прибыли, наконец, в Иерусалим и остановились в мрачном и угрюмом здании, которое тогда называлось "Домом правительства". Здесь находилось управление Высокого комиссара Палестины, здесь жил он сам со своим семейством и свитой. В тот момент этот пост занимал сэр Гарольд Макмайкл, который произвел на меня впечатление опытного колониального администратора типично британского стиля. Судя по целому ряду признаков, он был настроен проарабски и антиеврейски. Это чувствовалось в его разговорах, в высказываниях членов его семьи и собиравшегося у них за столом общества. Характерно было также, что прислуга в "Доме правительства" состояла сплошь из лиц арабской национальности.
Нам с женой, конечно, отвели помещение для "почетных гостей", и горничная арабка, пришедшая распаковывать наш дорожный багаж, начала с вопроса:
- Вы, конечно, идете сегодня вечером в "King David" ("Король Давид")?
- "Король Давид"? - с недоумением спросила моя жена. - А что это такое?
На лице горничной мелькнуло выражение величайшего презрения и затем она снисходительно пояснила:
- "Король Давид" - это самый роскошный отель в Иерусалиме... Там сегодня большой бал... Будет все высшее общество!
Однако мы обнаружили полное равнодушие к сообщению горничной, от чего много потеряли в ее глазах, и заявили, что сразу после ужина пойдем спать, так как сильно устали с дороги.
Весь следующий день, 3 октября, был посвящен осмотру знаменитого города и его окрестностей. Нам дали хорошего гида, араба по национальности, который, несмотря на свою приверженность к Магомету, превосходно знал все христианские "святые места" и связанные с ними легенды. Вдобавок оказалось, что этот гид недурно говорит по-русски. Он рассказал нам, что выучился русскому языку много лет назад, еще в те времена, когда Иерусалим посещали многочисленные паломники из России. Под руководством гида мы побывали везде, где полагается бывать туристам, - на Голгофе, у гроба господня, на берегах Иордана, на базаре, в мечети Омара. Однако самое сильное впечатление на нас произвели три вещи.
Во-первых, общий вид города, открывшийся перед нами, когда мы поднялись на Масличную гору. Картина была поистине поразительная. Внизу лежала широкая, круглая котловина, со всех сторон окаймленная цепью серых скалистых гор. Их склоны плавно сбегали вниз, образуя в центре котловины плоскую впадину. И в этой впадине весь залитый лучами солнца, в легкой синеватой дымке, тихо мерцал древний Иерусалим. Городу было тесно, его словно зажали горы. И он полез вверх. На откосах белели новые здания, зеленели парки и сады, искрились позолотой башни и храмы. В разные стороны разбегались тоненькие ниточки улиц, а в самом центре впадины чернело большое пятно - базар. Его окружали устремленные в небо главы церквей и минаретов. Несколько впереди, на обнесенной стенами площади, мрачно вздымала кверху свой гигантский купол огромная восьмиугольная мечеть Омара, построенная арабами в VIII в. на развалинах знаменитого храма Соломона. Я смотрел на эту величественную картину и думал:
- "Вот одно из замечательнейших мест на земном шаре! Этому городу не меньше трех с половиной тысяч лет. Да еще каких! Сколько раз на протяжении своей истории он менял хозяев! Сколько крови здесь было пролито! Сколько событий совершилось! И сколько ярких легенд, сказок, поверий, сколько заблуждений и обманов связано с этим городом в памяти человечества!.. А теперь? Теперь это лишь маленькая, глухая провинция, археологический экспонат давно умершей эпохи..."
Во-вторых, сильное впечатление, но несколько иного свойства, на нас произвел Гефсиманский сад. Еще с детских лет, когда на гимназической парте я учил "закон божий", мне было знакомо это имя. Наш школьный священник с особым чувством рассказывал, как Христос провел свою последнюю ночь в Гефсиманском саду, как он тщетно молил здесь своего отца "да минет меня чаша сия!" и как здесь на рассвете его схватили стражи и привели на суд первосвященника. С тех далеких лет у меня в сознании сохранилось представление о Гефсиманском саде, как о большом тенистом парке, почти лесе, с рядами могучих деревьев, отбрасывающих на землю густую тень...
И вот теперь мы попали в Гефсиманский сад, но что это?.. Невысокая церковь, а справа от нее - небольшой квадратный палисадник с несколькими тощими деревцами. В центре палисадника - невероятной толщины обрубок какого-то огромного ствола, спиленного или сломанного на высоте пяти-шести метров от земли. Корни его как-то хищно впивались в почву и были покрыты густым слоем моха. От обрубка отходило с десяток тонких ветвей, унизанных зелеными листьями продолговатой формы.
Таков был Гефсиманский сад, который я видел перед собой.
Вдруг отворилась дверь церковного здания, и оттуда вышел монах. С подобострастным поклоном он стал скороговоркой объяснять по-английски:
- Вот это, - он указал на обрубок, - та самая смоковница, под которой отдыхал и молился Христос. Ей две тысячи лет. Вы, конечно, пожелаете увезти с собой на память... - монах уверенно протянул нам листок бумаги, на одной стороне которого был печатный текст, а на другой был прикреплен засушенный лист смоковницы.
- Каждый листок - шиллинг, - деловито произнес служитель бога. - Купите! Это приносит счастье...
Я с усмешкой ответил:
- Благодарю вас, но мы не привыкли покупать счастье на шиллинги.
В-третьих, наконец, нас поразила "Стена еврейского плача". Я уже говорил, что мечеть Омара построена на развалинах храма Соломона. Однако одна стена этого храма уцелела и в свое время была использована строителями мечети: она составляет нижнюю половину задней стены мечети. Вдоль нее идет узкий переулок, похожий на ущелье.
И вот что мы здесь увидали: вдоль всей задней стены мечети стояла длинная цепочка евреев - мужчин, женщин, детей. Особенно много было стариков с большими седыми бородами. Все в старинных религиозных одеждах и с молитвенниками в руках. Евреи истово кланялись, вполголоса бормотали молитвы, и от этого воздух был полон жужжанья, будто бы здесь сердито гудел огромный рой шмелей. Потом вся цепочка падала на землю, горячо лобызала холодный камень стены, вновь поднималась и жужжала, вновь падала и целовала стену...
Нам стало как-то не но себе от этого зрелища, так живо напоминающего образы далеких, очень далеких времен, и мы поспешили удалиться.
А наш арабский гид, ведя нас дальше по городу, спокойно рассказывал:
- В Иерусалиме 150 тыс. жителей... Арабы говорят: больше половины арабов, евреи говорят: больше половины евреев... Есть арабский город и есть еврейский город, между ними постоянная вражда...
Мы пересекли узкую извилистую улицу. Наш гид равнодушно сказал:
- По этой улице евреям ходить нельзя. Если еврей здесь пройдет, его убьют арабы.
Потом он помолчал немного и не менее спокойно прибавил:
- А есть другие улицы, по которым арабам ходить нельзя. Если араб пойдет по такой улице, его убьют евреи.
Такова была обстановка в Иерусалиме времен второй мировой войны.