предыдущая главасодержаниеследующая глава

"Большой блиц"

Это началось 7 сентября 1940 г.

Налеты германской авиации на Лондон бывали и раньше - в июле и августе 1940 г. Но то были отдельные налеты. Они продолжались недолго - 2-3 часа - и между ними имелись значительные интервалы во времени. Теперь же на гигантский город обрушилось нечто совсем иное.

Хорошо помню первый налет, 7 сентября. Ровно в 9 час. вечера высоко в черном небе раздался какой-то странный, непривычный гул. Точно множество каких-то могучих птиц кружило в воздухе, и каждая из них издавала протяжный, воющий, раздирающий душу звук. Сразу стало жутко и противно. Потом послышались глухие удары. То здесь, то там, то ближе, то дальше.

Мы взбежали на верхний этаж посольского здания, - оттуда было видно, как в разных местах вспыхивали слегка затуманенные лондонской мглой высокие языки пламени. Мы ждали ответных выстрелов с земли, частых, многочисленных выстрелов, - их не было. Лишь кое-где, в кромешной темноте ночи слышался какой-то жалкий треск. Мы ждали, что, сбросив свой смертоносный груз, германские самолеты вот-вот уйдут, и в небе вновь воцарится тишина. Но нет! После получасового перерыва в воздухе опять раздался протяжный, воющий, скребущий сердце звук, опять послышались глухие удары, опять появились длинные языки пламени. Очевидно, это был второй заход самолетов... За ним начался третий, потом четвертый и так непрерывно до 6 час. утра. Ровно в шесть все кончилось, и небо стало обыкновенным лондонским небом...

Но зато на земле все было поднято на дыбы. В 7 час. утра мы с женой сели в машину и поехали по городу. Район ночной атаки был расположен сравнительно далеко от посольства, и на близлежащих улицах мы не заметили ничего особенного. Но чем больше мы приближались к зоне германской бомбардировки, тем страшнее становилась картина.

Разрушенные дома... Обвалившиеся стены... Груды каких-то обломков, разбитой мебели, изуродованных автомобилей... Еще дымящиеся пожарища деревянных складов, угольных ям, бензохранилищ... Толпы перепуганных, мечущихся людей, стремящихся что-то спасти из своего погибшего имущества... Страшные крики, глухо доносящиеся откуда-то снизу, из фундаментов засыпанных камнем и землей домов... Рыдания матерей над изувеченными трупами детишек... Проклятия мужчин, с угрозой подымающих кулаки к небу... И повсюду острый запах гари и особого зловония, оставляемого разорвавшейся бомбой.

В одном месте я увидал внутреннюю стену трехэтажного коттеджа, - все остальное, точно отрезанное по линейке, лежало грудой внизу. В стене был альков. Детская кроватка каким-то чудом висела в воздухе, краем уцепившись за пол алькова. На кроватке лежала большая красивая кукла с красным бантом в волосах... Сердце как-то сжалось, и я невольно подумал: "А где хозяйка этой куклы? Должно быть, под горой обломков с размозженной головой". Я долго потом не мог забыть этой сцены - такой простой и такой патетической.

Отряды противовоздушной обороны везде суетились около развалин, откапывали засыпанных обломками, тушили еще горевшие костры, увозили раненых и пострадавших, распределяли оставшихся без крова по временным убежищам. Так как, однако, это был первый случай подобного налета, то работа спасателей шла не очень гладко, с трениями и неувязками. Было много шума, много жалоб и протестов. Позднее, когда "большой блиц" стал обычным явлением, все изменилось. Отряды противовоздушной обороны приобрели сноровку, опыт, ловкость, слаженность действий и показали себя в борьбе с последствиями германских налетов с самой лучшей стороны.

На следующий день, 8 сентября, опять ровно в девять часов вечера в небе раздался знакомый и отвратительный звук от него почти тошнило. Мы сразу поняли, какая ночь нам снова предстоит. Накануне, из любопытства и из какого-то полу-мальчишеского ухарства, работники посольства не уходили в бомбоубежище, имевшееся при посольстве. Теперь приходилось отнестись к надвигавшейся опасности серьезнее, и я приказал всем, кроме двух дежурных, отправляться немедленно в наше подземное помещение. С этого дня в посольстве был установлен твердый порядок: в случае германских налетов работники посольства уходили в бомбоубежище.

* * *

Здесь будет уместно рассказать кое-что из истории бомбоубежища.

Когда 1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу, а 3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии, я телеграфировал в Москву с просьбой немедленно перевести мне 3 тыс. фунтов на постройку бомбоубежища. На следующий день я получил эту сумму и сразу приступил к осуществлению своего намерения. Однако прежде всего надо было решить два вопроса:

1. На какое количество людей рассчитывать бомбоубежище?

2. На защиту от какого веса бомбы рассчитывать толщину перекрытия?

По первому вопросу я устроил совещание с активом посольства и с привлечением представителей от торгпредства и других наших торговых организаций. Мнения были разные и споры жестокие. Лично я защищал ту точку зрения, что обеспечить бомбоубежищем всю советскую колонию, насчитывавшую несколько сот человек, мы не в состоянии: в посольстве для этого просто места нет, да это и нецелесообразно, поскольку большинство работников и их семьи жили разбросанно, на частных квартирах, и в случае налета вообще не могли добраться до посольства. Торгпредству, которое территориально было расположено далеко от посольства, очевидно, надо строить свое собственное бомбоубежище, а тем товарищам, которые живут в стороне и от посольства, и от торгпредства, придется пользоваться ближайшими к ним бомбоубежищами, предназначенными для англичан (таковые стали создаваться вскоре после начала войны). Поэтому мысль о постройке одного большого убежища, в котором могла бы укрыться вся советская колония, мысль, которую защищали некоторые товарищи, я считал утопической, нереальной.

В своих предложениях я исходил из совсем иных соображений. Нашей целью должно было являться обеспечение для посольства, как учреждения, возможности выполнять свои основные функции при всяких условиях. Это значило, что емкость бомбоубежища должна была определяться количеством работников, необходимых для выполнения этих основных функций. Все остальное уже отодвигалось на второй план. Такое решение вопроса могло ущемлять целый ряд вполне законных личных и деловых интересов, но другого выхода в создавшейся обстановке не было: на войне приходится действовать по-военному.

В результате жарких прений моя точка зрения восторжествовала, и мы пришли к выводу, что посольское бомбоубежище должно быть рассчитано на 50 человек, но с тем, чтобы эти 50 человек могли в убежище не только укрываться, но и работать.

По второму вопросу я собрал всех наших военных и технических специалистов и поставил перед ними вопрос о том, какой толщины должна быть железобетонная плита, которая будет защищать бомбоубежище от прямого попадания германских бомб. После длинного обсуждения и горячих споров мы пришли к выводу, что с учетом быстрого развития техники в период войны надо заказать плиту из расчета на прямое попадание 500-килограммовой бомбы.

Наши соображения в принципе были совершенно правильными, но все-таки мы допустили одну ошибку: темпы развития техники обогнали даже наши предположения. В первый период "большого блица" - примерно до конца 1940 г. - заказанной нами плиты было достаточно для обеспечения нашей безопасности, но зато во второй период "большого блица" - примерно и первой половине 1941 г. - когда немцы стали сбрасывать бомбы и мины в тысячу а больше килограммов, имевшаяся плита оказалась слишком слабой. Пришлось на нее наложить вторую плиту такой же толщины. В результате посольский сад был обезображен. Первая плита лежала ниже уровня сада, над ней имелся слой земли в полметра толщиной. Вторая плита уже высоко подымалась над уровнем сада и вылезала наружу какой-то неуклюжей горой, безобразие которой мы тщетно пытались смягчить растениями и искусственными украшениями. Эта гора так и осталась в наследие моим преемникам на посту лондонского посла и существует еще и поныне.

Внутреннее устройство бомбоубежища было вполне целесообразно. Подземным ходом оно было связано с подвальным этажом посольского здания. В самом бомбоубежище имелось пять отсеков, оборудованных в виде небольших комнат со столами, стульями и примитивными постелями, на которых можно было спать. Отсеки отделялись друг от друга деревянными стенками с дверями. Имелись электрическое освещение, радио, вентиляция и два запасных выхода на случай, если бы вход из посольства был завален обломками здания.

В первую зиму войны не было надобности в бомбоубежище: то были месяцы "странной войны", когда английские самолеты сбрасывали на Германию листовки, а немцы в ответ молчали.

С началом "большого блица", мы использовали бомбоубежище по его прямому назначению. Каждый день к девяти часам вечера туда переселялись основные работники посольства, переносили туда все секретные или особо ценные материалы, составляли здесь отчеты и донесения, зашифровывали или расшифровывали телеграммы. Тут же устраивали заседания, а по ночам спали. Конечно, сон в бомбоубежище несколько отличался от нормального сна дома, в привычной постели, но все-таки то был сон, который подкреплял людей для дневной работы. Германские бомбы падали вокруг, но до бомбоубежища обычно доходили лишь легкие, глухие удары, точно на землю сыпались какие-то железные яблоки, и постепенно мы так привыкли к ним, что перестали обращать внимание на это.

Однако повседневная жизнь бомбоубежища была довольно хлопотливой. Надо было каждое утро, после ухода ночных обитателей, его чистить, мыть, проветривать, приводить в порядок, проверять действие всех его механизмов. Надо было каждый вечер приносить и каждое утро уносить много чемоданов, мешков, баулов, папок с материалами. Надо было заботиться об исправности стоявших в бомбоубежище пишущих, счетных и всяких иных машинок. Но труднее всего было регулировать количество находящихся в бомбоубежище людей, исходя из принципа, что бомбоубежище прежде всего должно обеспечить функционирование посольства, как учреждения. Эта последняя задача была очень сложна и деликатна и разрешение ее, порученное первому секретарю М. В. Коржу, иногда сопровождалось спорами и конфликтами. Однако Корж был человек умный и тактичный, и ему обычно удавалось находить приемлемые выходы из возникавших затруднений.

Бомбоубежище в Советском посольстве
Бомбоубежище в Советском посольстве

Вспоминая период "большого блица", мне хочется сказать слово благодарности всем товарищам по посольству и их семьям, которые проявили в эти трудные дни много мужества, выдержки, самопожертвования и понимания окружающей нас обстановки. Были исключения из этого правила, но, к счастью, их оказалось немного.

* * *

"Большой блиц" над Лондоном продолжался 57 ночей подряд. С истинно немецкой аккуратностью германские бомбардировщики появлялись в воздухе каждый день в девять часов вечера и, совершив свое черное дело, уходили в шесть часов утра следующего дня. У них был девятичасовой "рабочий день", и они строго его соблюдали. Число самолетов, участвовавших в этих воздушных набегах, от ночи к ночи колебалось, но никогда не было меньше 200. Иногда оно увеличивалось до 300-400, был случай, когда число самолетов дошло до 500. Лондон слишком велик (он имеет около 50 км в поперечнике) для того, чтобы весь его можно было забросать бомбами в одну ночь, поэтому немцы обычно выбирали для каждой своей атаки какой-либо определенный район и тут уже концентрировали всю силу своего удара. На следующую ночь они обрушивались где-нибудь в другом районе, потом брали под обстрел третий район и т. д, пока не обходили всю территорию британской столицы. Смертоносные "гостинцы", сыпавшиеся с неба, не всегда были одинаковы. Сначала это были просто фугасные бомбы, затем - примерно с середины сентября - они были дополнены бомбами замедленного действия, в октябре появились зажигательные бомбы и огромные мины, спускавшиеся на парашютах. Была ли во всем этом какая-либо система, не знаю, но в разнообразии дьявольских игрушек, которыми располагал Гитлер, сомневаться не приходилось.

Какую цель преследовал Гитлер, развязывая "большой блиц" над Лондоном?

Черчилль в своих военных мемуарах считает, что Гитлер при этом ставил себе две задачи: уничтожить британский воздушный флот и сломить дух английского народа и принудить его к капитуляции*. Мне думается, что оценка Черчилля не совсем правильна. Конечно, Гитлер стремился и к разгрому английской авиации, и к запугиванию английского народа, но дело было не только в этом. Начиная "большой блиц", Гитлер лелеял гораздо более серьезные планы: он хотел завоевать Англию. Мысль о покорении "гордого Альбиона" всегда жила в его сознании. Она питалась ложной информацией об Англии, которой снабжал его Риббентроп, изображавший эту страну, как загнившее болото. Риббентроп, встречавшийся в бытность свою германским послом в Лондоне почти исключительно с "кливденскими" кругами и совершенно не знавший английского народа, заверял Гитлера, что Англия вконец разложилась и не способна к серьезному сопротивлению. Надо только крепко ударить ее но голове, а там уж все само собой совершится. Гитлер охотно глотал сладкие пилюли, предлагаемые ему Риббентропом, и все больше укреплялся в надежде стать господином Англии. План "Морской лев" должен был привести к такой цели. По разным военно-техническим причинам его пока пришлось отложить, но, если Геринг обещает с помощью воздушного оружия поставить Англию на колени, почему не попробовать? Если та же цель будет достигнута другими средствами, - какая ему, Гитлеру, разница? И, наконец, если даже с помощью одной авиации не удастся завоевать Англию, то ущерб, нанесенный ей интенсивными воздушными бомбардировками, будет столь велик, что на долгое время выведет ее из строя, как активный фактор в войне. Значит, стоит предоставить Герингу полную свободу показать, на что способны военно-воздушные силы нацизма. Вот каков был, на мой взгляд, ход мыслей у Гитлера, когда он давал приказ о развязывании "большого блица" над Лондоном. Тем более, что в то время в военно-политических кругах Европы широко циркулировали преувеличенные представления о могуществе воздушного оружия Германии.

* (W. Churchill. The Second World War, vol. II, p. 302.)

Что могла тогда Англия противопоставить германскому "блицу"?

Очень немного, поскольку речь шла об оружии и самолетах. Черчилль в своих мемуарах говорит, что в начале "блица" на весь Лондон имелось только 92 зенитных орудия! Это было ничто для столь гигантской территории. Тогда я не знал приводимой Черчиллем цифры, но я хорошо видел и чувствовал полную беззащитность столицы перед германскими налетами. Сидишь, бывало, в посольстве, слышишь противное "у-у-у" в ночном небе и потом частое и громкое:

- Бах!.. Бах!.. Бах!..

Это падают бомбы. А в ответ ничего! Лишь изредка где-то застрекочет одинокое орудие и вдруг остановится. Потом полчаса слышишь:

- Бах!.. Бах!.. Бах!..

Опять где-то застрекочет одинокое орудие и вдруг остановится.

В такие минуты меня охватывало какое-то бешенство, и я проклинал и Чемберлена, и Болдуина, и многих других консервативных лидеров, которые из-за своей политической глупости не подготовили Англию к отпору нацистскому "блицу".

Сопротивление немецким атакам оказывала английская авиация. Качественно она была выше германской, но количественно... Тут не могло быть даже никакого сравнения! К тому же она еще только училась ночным операциям и, естественно, делала немало ошибок. Главное же, и истребителей, и пилотов у англичан тогда было так мало!

Помню такой случай. Как-то в самый разгар "большого блица" мы с женой были на обеде у Бивербрука, занимавшего в то время пост министра авиастроения. Когда подали сладкое, вдруг завыли сирены. Начался налет. Все остались за столом, но только Бивербруку стал почти непрерывно звонить секретный телефон. Он что-то слушал, что-то отрывисто говорил, но смысла таинственной беседы нельзя было уловить. Я видел только, что Бивербрук сильно взволнован и сидит за столом как на иголках. Мы хотели поскорее уехать домой, но хозяин нас не пускал и требовал, чтобы мы дождались, пока германская бомбежка хоть временно затихнет (небольшие перерывы в этих ночных представлениях бывали). Так прошло часа два. Наконец, Бивербрук бросил телефонную трубку и с глубоким облегчением воскликнул:

- Ну, слава богу, эту атаку мы отбили!

Спустя несколько минут мы с женой уехали. Много позднее, уже после нападения Германии на СССР, когда мы с Англией стали союзниками, Бивербрук мне рассказал, что в тот памятный вечер исход воздушного боя висел на волоске.

- Вы понимаете? - восклицал Бивербрук. - Немцы все наступали и наступали, а у нас в резерве было только пять истребителей... Только пять!

Но если с вооружением дело обстояло плохо, то зато дух народа был выше всяких похвал. Риббентроп ничего в этом не понимал. Дух народа, дух широчайших трудящихся масс был тверд и несгибаем. О том можно было судить на каждом шагу по многочисленным действиям и фактам.

"Большой блиц" совершенно перевернул нормальную жизнь Лондона и его населения. Полтора миллиона жителей, в первую очередь дети, были эвакуированы из столицы в провинцию и рассредоточены главным образом по сельским местностям. Перед оставшимися во всей остроте встала проблема сна. Две-три ночи в случае крайности можно перебиться без нормального отдыха, но когда речь идет о 57 ночах, положение резко меняется. Лондонцы решали проблему сна по-разному, кто как мог.

Более состоятельные днем, когда крупных налетов не было, работали, как обычно, в своих учреждениях, конторах, магазинах, а вечером, до начала налетов, уезжали за город и там спокойно проводили ночь. Все отели, пансионаты, меблированные комнаты, частные дома в зоне, расположенной на расстоянии 30-40 км от столицы, мгновенно заполнились временными постояльцами, которые охотно платили их хозяевам самые фантастические цены.

Менее состоятельные, которые не могли себе позволить такой роскоши, ночи проводили в бомбоубежищах и "Тьюбе" (лондонская подземка). Бомбоубежищ тогда еще было мало, но в "Тьюбе" еженощно располагались на ночлег сотни тысяч лондонцев. Часов в шесть-семь вечера повсюду в огромном городе можно было видеть одну и ту же картину: по улицам в мутной мгле приближающейся ночи двигаются бесконечные вереницы людей с чемоданами и мешками в руках, с рюкзаками за плечами; мужчины, женщины и дети; коляски с малышами; старики, опирающиеся на палки; рабочие, грузчики, лавочники, клерки, интеллигенты, актрисы, портье, торговые служащие - все, все, нагруженные постельными принадлежностями и небольшим запасом продовольствия, стремятся неудержимым потоком в "Тьюб", чтобы скрыться там на ночь от очередного налета. Внутри, на платформах и в помещениях подземных станций внезапно возникают пестрые и шумливые походные лагери. Люди семьями, группами устраиваются на ночлег, едят, пьют, разговаривают, читают газеты, обмениваются новостями, проклинают наци, грозят Гитлеру. В шесть часов утра, когда кончится германский налет, все они поднимутся с каменного пола "Тьюба", вернутся домой (если дом уцелел), наскоро позавтракают и побегут на работу. И так изо дня в день, в течение двух месяцев...

Однако и выезжавшие за город, и ночевавшие в бомбоубежищах и "Тьюбе" составляли все-таки лишь скромное меньшинство населения Лондона... Ну, а остальные?.. Остальные, все эти пять или шесть миллионов, проводили ночи у себя дома, под гул самолетов, под грохот бомб и треск пламени, полагаясь на случай или счастье. Результат понятен: в период "большого блица" погибло около 50 тыс. человек и во много раз больше было ранено. Свыше миллиона домов и коттеджей было разрушено или понесло серьезные повреждения.

А кроме того, пострадало много важных и известных зданий: Британский музей, картинная галерея Тэта, Тауэр, Английский банк, Букингемский дворец, американское и японское посольства, министерство финансов, здания газет "Таймс", "Дэли Экспресс", "Дэйли Геральд" и "Дэйли Уоркер", Вестминстерское аббатство, собор Святого Павла, Карлтон-клаб - цитадель консерваторов и многие, многие другие.

И все-таки народ не дрогнул! Он твердо, упорно, деловито, без всякой аффектации и театральности сопротивлялся германской атаке. Один случай произвел на меня особенно сильное впечатление.

Рядом с радиостанцией Би-Би-Си тогда находился большой концертный зал "Квинс-холл". Немецкие бомбардировщики хотели во что бы то ни стало разрушить радиостанцию, но это им как-то не удавалось. Зато окружающие Би-Би-Си здания в полной мере испытали ярость германского "блица". Концерты в "Квинс-холл", однако, продолжали устраиваться, и в слушателях недостатка не было. Как-то мы с женой поехали на очередной концерт в этом зале. Присутствовало не меньше двух тысяч человек. В разгар концерта вдруг тревожно завыли сирены: начинался германский налет. Концерт был прерван, вышел администратор и заявил, что ближайшее бомбоубежище находится там-то и что желающие могут покинуть зал. Я с любопытством ждал, что дальше произойдет?.. Человек десять - я внимательно считал - поднялись и вышли, остальные две тысячи в полном молчании остались на местах. Администратор удалился, и концерт продолжался как ни в чем не бывало, хотя в небе противно гудели самолеты, и то справа, то слева слышался грохот падающих бомб. Оркестр играл изумительно, - должно быть, грозная опасность придавала его участникам особое вдохновение...

Да, народ устоял в этом жестоком испытании, и надежды Гитлера на завоевание Англии еще раз были биты.

3 ноября "большой блиц" кончился. Однако это отнюдь не означало, что воздушная война прекратилась. Основная ставка была проиграна, но Геринг хотел, по крайней мере, возможно больше навредить Англии. 14 ноября был нанесен страшный удар по Ковентри. 500 самолетов с необычайной свирепостью обрушились на этот промышленно важный, но сравнительно небольшой город, насчитывавший около 200 тыс. жителей. Вся центральная часть Ковентри была уничтожена, огромное количество жителей было убито и ранено. Затем последовали крупные налеты па Бирмингам, Ливерпуль, Бристоль, Глазго и другие ведущие города страны. Но все это были уже арьергардные бои в воздухе. Они приносили Англии серьезные неприятности, но не могли скрыть провала "большого блица", с которым Гитлер связывал столь оптимистические надежды.

В ходе войны была пройдена очень важная веха.

Последний крупный налет на Лондон, от которого у меня осталось яркое, но несколько своеобразное впечатление, произошел в ночь с 10 на 11 мая 1941 г. Налет был продолжительный, интенсивный, с участием большого количества германских бомбардировщиков. В ту ночь был разбит зал заседаний палаты общин. Утром 11 мая, узнав о происшедшем, мы с женой сразу же поехали к зданию парламента. Оно было оцеплено кольцом полисменов, однако один из них, служивший постоянно в парламентской охране, сразу узнал меня (я был частым гостем в Вестминстере), пропустил нас с женой и даже охотно взялся быть нашим гидом по развалинам здания. Опустошения, причиненные бомбами, были огромны. Так хорошо знакомый мне зал был разбит, исковеркан, завален беспорядочными грудами камня и дерева. Во многих местах еще горело. Бравый полисмен подробно рассказывал нам о всех перипетиях ужасной ночи, о том, как падали бомбы, как вспыхивали огромные столбы пламени, как с грохотом рушилась крыша, как в неравной борьбе гибли люди и повсюду лилась кровь. Перед нашими глазами вставала мрачная картина. Жена невольно задала вопрос:

- Было очень страшно?

- Да, конечно, это не было прогулкой по парку, - ответил полисмен.

Меня поразило, что голос его, произнося эти слова, почти не отражал никаких эмоций. Полисмен был, как всегда, спокоен и деловит.

Вдруг, точно вспомнив что-то, он внезапно взволновался, даже лицо его покраснело. Полисмен резко ударил тыльной стороной правой руки о ладонь левой и громко воскликнул:

- Но самое ужасное было то, что в эту ночь мы не могли выпить даже по чашке чаю: газовые и водопроводные трубы были перебиты!

Я невольно усмехнулся. Да, предо мной стоял настоящий, чистокровный англичанин.

* * *

"Большой блиц" доставил немало трудностей и хлопот советскому посольству и советской колонии. Правда, построенное в посольстве бомбоубежище до известной степени облегчало наше положение, но только до известной степени.

Прежде всего оно никак не избавляло нас от опасности разрушения здания посольства. Насколько я мог тогда судить, немцы наносили свои главные удары но самым богатым и самым бедным районам Лондона. Кварталы, населенные людьми среднего достатка, страдали от воздушных налетов значительно меньше.

Я объяснял себе эту стратегию немцев так: Гитлер хочет, с одной стороны, запугать руководящие круги страны, а с другой стороны, возбудить против них широкие массы: они-де страдают из-за того, что правительство Черчилля не желает идти на мир с Германией. Правильно или неправильно было мое объяснение, не знаю, однако не подлежал сомнению факт, что богатым районам сильно доставалось. А так как наше посольство было расположено в "квартале миллионеров", то бомбы не щадили и нашу улицу.

Посольство занимает дом № 13. Во время "большого блица" бомбы упали на дом №11 и на дом № 15. Одна бомба поразила дом на противоположной стороне улицы наискосок от посольства. Хорошо еще, что все эти бомбы были сравнительно скромного размера и не вызвали слишком больших разрушений. В здании посольства два раза взрывной волной были выбиты все окна, но стены благополучно устояли. В Садах Кенсингтона, метрах в двухстах от посольства, упала бомба замедленного действия. Ее не успели вовремя обезвредить и, когда произошел взрыв, все наше здание качнулось так, что, казалось, вот-вот оно развалится. Однако старая кладка оказалась достаточно солидной: дом не пострадал, только кое-где снаружи от стены отвалились камни. В другой раз немцы засыпали весь наш район тысячами зажигательных бомб. Из окон посольства внезапно открылась изумительная по красоте и ужасу картина: на Сады Кенсингтона падал огненный дождь. Около десятка "зажигалок" упало на крышу посольства и па примыкающий к посольству сад. С самого начала "блица" мы организовали в посольстве отряд самообороны, в который входили все - от посла до уборщицы. Этот отряд теперь немедленно приступил к действию и быстро ликвидировал всякую опасность.

Зал заседаний палаты общин
Зал заседаний палаты общин

Однако борьба против нацистских "гостинцев" с неба была лишь одной стороной наших тогдашних забот. Была еще другая и притом очень важная. Как я уже рассказывал, посольское бомбоубежище было рассчитано лишь на такое количество людей, которое было строго необходимо для функционирования посольства, как учреждения. По тому же принципу было построено и бомбоубежище при торгпредстве. Но что было делать с семьями советских работников? Что было делать с существовавшей тогда в Лондоне школой для их детей? Как можно было обеспечить им хоть минимум спокойствия и безопасности?

Разрушенный бомбами зал заседаний палаты общин
Разрушенный бомбами зал заседаний палаты общин

Мы решили эвакуировать семьи и школу в какую-либо тихую сельскую местность. Начались поиски подходящего района и подходящего помещения. Это оказалось делом очень нелегким. Как я уже упоминал, из Лондона с началом "блица" было эвакуировано около полутора миллионов человек. Все в ближайших к столице зонах и даже более отдаленных от нее было заполнено взрослыми и детьми. На помощь нам пришел неожиданный случай.

Как-то во время "блица" мы были приглашены на завтрак в китайское посольство. В числе гостей был также Батлер. Когда все встали из-за стола, Батлер подошел к моей жене и начал было с ней светский разговор. Тут мою жену точно осенило: горячо и резко она стала жаловаться товарищу министра иностранных дел на трудности, которые мы испытываем с эвакуацией семей советских работников. На Батлера это произвело сильное впечатление. Он извинился "за своих компатриотов" и сказал:

- Я помогу вам разрешить этот вопрос.

Батлер сдержал свое слово. Машина быстро завертелась, и в начале октября 1940 г. мы получили, наконец, возможность отправить нашу школу, в которой тогда было 25 ребят, вместе с педагогическим персоналом в тихую деревню Витингтон по близости от маленького городка Челтенхема примерно в 150 км от Лондона, где она и пробыла два года (в конце 1942 г., когда в связи с переброской большей части германской авиации на советский фронт налеты на Англию почти прекратились, школа вернулась в Лондон). Школа в Витингтоне была размещена в отдельном, довольно большом и удобном доме. Здесь же жили дети и преподаватели. Окружающая обстановка была здорова и приятна, бомб не было.

Хочется отметить доброе отношение к нашей школе со стороны местного населения и местных властей: наши дети очень подружились с детьми английской школы в Витингтоне, вместе играли, вместе ходили на экскурсии; английские дети приходили на советские школьные праздники, а советские школьники - на английские; родители английских детей охотно встречались и разговаривали с нашими учителями; как-то раз советскую школу посетил мэр городка Челтенхема и спрашивал, не нужна ли его помощь в устранении каких-либо трудностей. Все это происходило в то время, когда в Лондоне высокоумные политики относились к советскому посольству почти как к агентуре врага! Простые, рядовые англичане были и человечнее, и дальновиднее тех, кто выступал тогда в качестве их официальных лидеров.

После того, как вопрос об эвакуации школы* (в значительной степени и женщин, многие из которых уехали вместе с детьми в Челтенхем) был благополучно разрешен, мы с женой стали думать о лучшей организации нашего собственного "быта". Моя жена категорически отказалась эвакуироваться из Лондона, и я на этом не настаивал. Ее присутствие рядом со мной в обстановке "большого блица" являлось для меня серьезной поддержкой. Да и по политическим соображениям нам было выгоднее, чтобы англичане видели жену советского посла "на переднем крае", а не в тылу. Ночи мы проводили в посольском бомбоубежище, но все-таки эти ночи не давали настоящего отдохновения. Тогда нам пришла в голову мысль выезжать из Лондона, по крайней мере, на "уикэнд" (т. е. субботу и воскресенье) и спать нормально где-нибудь за городом хоть одну или две ночи в неделю. Но куда выезжать? Далеко от Лондона выезжать я не мог: в случае какой-либо крайности я должен был иметь возможность быстро вернуться домой. Однако все ближайшие окрестности столицы, как уже упоминалось, были забиты богатыми лондонцами, приезжавшими сюда ночевать. Мои попытки найти для себя здесь какую-то подходящую резиденцию не приводили ни к каким результатам. И вдруг неожиданно трудный вопрос разрешился.

* (Подробности о жизни школы в эвакуации сообщила мне одна из ее преподавательниц, А. П. Манюкова, которой я выражаю за это искреннюю благодарность.)

Спустя несколько дней после эвакуации женщин и детей мы с женой поехали их навестить и посмотреть, как они устроились. На обратном пути мы заехали к бывшему премьеру республиканского правительства Испании Хуану Негрину, жившему в то время в Англии в эмиграции. Он снимал в Бовингдоне, поблизости от Лондона, довольно приличный английский "Country house" с садом, огородом, надворными постройками и даже английским слугой, оставленным здесь хозяином дома. Во время разговора я между прочим упомянул о том, что никак не могу найти места для своих выездов на "уикэнд". Негрин живо воскликнул:

- А вы приезжайте к нам! Будете желанными гостями! У нас в доме найдется для вас с супругой свободная комната.

Мы переглянулись с женой, и я несколько осторожно ответил:

- Хорошо. Попробуем.

Мы действительно попробовали в ближайший "уикэнд" и остались очень довольны. После того Бовингдон стал нашим постоянным местом отдыха по "уикэндам".

* * *

В связи с "большим блицем" в памяти у меня остался один характерный инцидент, о котором мне хочется сейчас рассказать. Как-то в разговоре с Галифаксом я высказал мнение, что бомбоубежища, которые тогда усиленно строило правительство, располагаются главным образом в богатых районах города, а что в районах бедноты таких сооружений слишком мало. Галифакс обиделся и стал мне возражать. Потом он заявил:

- Если хотите, я попрошу адмирала Эванса, который сейчас ведает организацией бомбоубежищ в Лондоне, показать вам, что правительство делает... Тогда вы сами убедитесь в неправильности ваших слов.

Я охотно согласился на предложение министра иностранных дел, и на следующий день ко мне в посольство приехал адмирал Э. Р. Эванс. Это был очень храбрый и решительный человек, который в молодости сопровождал знаменитого капитана Скотта в его экспедиции к Южному полюсу, потом прошел длинный боевой путь в британском военном флоте, получил много орденов и наград, завоевал себе высокое положение в обществе, и вот теперь, в обстановке "большого блица", делал все возможное для обеспечения населения столицы бомбоубежищами. Адмирал Эванс был веселый и остроумный человек, любил и умел рассказывать анекдоты и забавные истории, производил чрезвычайно приятное впечатление, но... очень мало понимал в политике.

Мы с женой поехали вместе с Эвансом осматривать лондонские бомбоубежища. Большинство из них было на один манер, построено довольно легко и способно защищать людей лишь от взрывной волны и от осколков, но не от прямого попадания. Когда я обратил внимание Эванса на эту сторону дела, он пожал плечами и ответил:

- Это уж дело политиков... Тут я вмешиваться не могу. Говорят, денег не хватает на лучшее.

Сделав довольно большой круг по городу, мы, наконец, приехали в Ист-Энд, район лондонской бедноты. С торжествующим выражением на лице Эванс подвез нас к какой-то огромной трубе, полого уходившей вниз под землю. Мы вышли из автомобиля, и Эванс многозначительно произнес:

- Теперь вы увидите, как правительство заботится о безопасности самых простых людей в Лондоне.

Мы двинулись вдоль по трубе. Она быстро расширилась и оказалась обширным подземным складом, когда-то устроенным одной из английских железных дорог. Теперь в этом складе не было товаров, но зато весь он был переполнен людьми всех возрастов и состояний. Было много женщин и детей. Здесь не только спасались от германских бомб по ночам, но проводили время и днем, варили пищу, играли в карты, читали книги и газеты.

- В этом бомбоубежище, - пояснил Эваис, - находится сейчас четыре тысячи человек.

Меня быстро узнали: ведь мои портреты тогда часто появлялись в печати. Сразу по толпе побежал говор: "Майский приехал! Майский приехал!" Около нас быстро сгрудились сотни людей. И вдруг раздался громкий крик:

- Речь! Речь!.. Пусть Майский говорит!

Это было мне совсем некстати. Если вообще выступать перед этими людьми, то надо было сказать им что-либо сочувственное, что-либо способное поднять их дух в тяжелой борьбе. Но сказать что-либо такое значило для меня, как для посла СССР, который находился тогда в "дружественных отношениях" с Германией, поставить в трудное положение и самого себя, и Советское правительство. Ведь СССР занимал позицию нейтралитета. Я попытался было уклониться от выступления и попросил Эванса поскорее закончить визит в это бомбоубежище. Куда там! Эванс не хотел и думать об этом. Мы должны осмотреть еще такой-то угол. Мы должны пройти еще по такому-то коридору... Он совершенно не понимал деликатности моего положения!

Между тем толпа вокруг нас быстро росла, и требования моего выступления становились все громче. Эванс, поддаваясь настроению окружающих, обратился ко мне:

- А почему бы вам не сказать этим славным людям несколько слов?

Ближе стоявшие к нам услышали вопрос Эванса, обращенный ко мне, и сразу сорвались. Я почувствовал, как чьи-то сильные руки вдруг подхватили меня и поставили на платформу стоявшего поблизости грузовика. Потом рядом со мной был поставлен Эванс. Потом на грузовике как-то появилась моя жена. Под сводами склада вдруг пронесся многоголосый рев:

- Речь! Речь!

Отступить было невозможно, и я начал говорить. Говорил я немного, минут пять, говорил общими фразами, сформулированными так, чтобы немцы не могли обвинить Советское правительство в нарушении своих обязательств. Однако толпа чувствовала, что перед ней стоит представитель советского рабочего класса, что он друг британского пролетариата и что ему можно верить.

Когда я кончил, раздались шумные аплодисменты. Потом кто-то запел "Интернационал". Другие подхватили. Слова знаменитого гимна стали перекатываться под сводами обширного бомбоубежища. Эванс прислушался и наивно спросил, обращаясь ко мне:

- Что это они поют? "Красный флаг"*?

* (Песня английских социалистов.)

Мне не хотелось просвещать Эванса, и я буркнул что-то нечленораздельное. Мы спустились с грузовика и, окруженные восторженной толпой, медленно двинулись к выходу из бомбоубежища. Когда мы сели в автомобиль, Эванс с большим удовлетворением сказал:

- Вышло очень хорошо! Я доволен... Теперь вы сами видите, что наше правительство заботится о народе.

Я подумал: "Он ничего не понимает в политике".

предыдущая главасодержаниеследующая глава




© ART-OF-DIPLOMACY.RU, 2013-2021
Обязательное условие копирования - установка активной ссылки:
http://art-of-diplomacy.ru/ "Art-of-Diplomacy.ru: Искусство дипломатии"


Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь