Один из маршалов Ильича

Один из маршалов Ильича

Революционер, большевик, выдающийся дипломат, государственный деятель, публицист, Леонид Борисович Красин родился 15 июля 1870 года в Кургане. Небольшой уездный город на правом берегу Тобола был когда-то крепостью, защищавшей русские земли от набегов кочевников.

Отец его, Борис Иванович, был чиновником в ранге земского заседателя. Демократ, поклонник Чернышевского и Ушинского, он поддерживал дружеские связи с политическими ссыльными, принимавшими участие в польском восстании 1863 года, приглашал их к себе на обеды в дни престольных праздников.

Леонид Борисович Красин - студент Петербурского университета. 1889 г.

Мать, Антонина Григорьевна, получившая образование в женской гимназии, занималась домашним хозяйством и воспитанием детей. У Красиных было шестеро детей: пять сыновей и одна дочь.

Детские годы Леонида, второго ребенка и любимца в семье, прошли в деревне. Живой и любознательный мальчик все время мастерил что-нибудь из дерева, собирал по берегам Тобола камешки для коллекции, построил ветряную мельницу в человеческий рост и установил ее на холме невдалеке от дороги.

Поступив в Тюменское реальное училище, Леонид отказался от помощи родителей, едва сводивших концы с концами, подрабатывал на пристани.

Новая жизнь началась в Петербургском технологическом институте. Там Леонид сблизился с революционно настроенными студентами, стал активным участником студенческих кружков. Именно тогда в его руки попал "Капитал" Карла Маркса.

Студенческие волнения, вызванные наступлением реакции на демократические права, прокатились и по Петербургу. Студенты открыто выражали свое недовольство существующими порядками, устраивали мирные демонстрации, собирались на собрания, распространяли свои воззвания. Царское правительство, опасаясь возможного участия в этих демонстрациях рабочих, направило губернаторам секретное предписание о подавлении студенческих волнений и о представлении министерству внутренних дел подробных донесений.

Донесения следовали одно за другим. Петербургское охранное отделение в своем докладе от 17 марта 1890 года на имя директора департамента полиции сообщало, что "студенты Технологического Института, собравшись в 10 ч. утра, производили в институте шум, кричали, требуя закрытия института. Ни требования институтского начальства, ни приглашение полиции не остановило беспорядков, и студенты не разошлись. В 2 часа было сделано распоряжение о задержании всех студентов, оказавших неповиновение". Среди арестованных оказались и братья Красины: Леонид и Герман. Оба были исключены из института и сосланы в Казань под негласный надзор полиции сроком на три года.

В листке полицейского надзора, приложенном к секретному письму градоначальника от 27 марта 1890 года, сообщалось, что Леонид Красин, сын политического ссыльного, собственного имущества не имеет, существовал на стипендию, подчинен "негласному надзору полиции, на основании 3 пункта циркуляра г. министра внутренних дел от 9 апреля 1882 года за № 1365, ввиду увольнения его из числа студентов С.-Петербургского технологического института за участие в студенческих беспорядках...".

О студенческих волнениях в университете докладывал и сам градоначальник Гроссер товарищу министра внутренних дел в своем письме от 19 марта.

В 11 часов утра этого дня, сообщалось в письме, студенты собрались на сходку. Объединившись в группы, они поднимали шум, выкрикивали: "Долой инспекцию!", "Вон попечителя!" Некоторые же читали вслух прокламации, в которых рекомендовалось оказать помощь студентам, арестованным за участие в демонстрации. Чтение прокламаций сопровождалось аплодисментами и возгласами "ура!", "браво!". Отказываясь подчиниться распоряжениям о прекращении беспорядков, студенты входили в еще больший азарт. "Три раза я начинал увещевать студентов прекратить беспорядки и разойтись по домам, но студенты не повиновались и продолжали шуметь; из толпы раздавались свистки. Тогда я нашел вынужденным всех участников беспорядков арестовать".

Донося о беспорядках и в Лесном институте, Гроссер сообщал, что студенты, арестованные за участие в беспорядках, находятся в тюрьме.

Студенты не отступали. Настаивая на удовлетворении своих требований о предоставлении демократических свобод, они обратились к профессору университета Менделееву с просьбой посетить министра народного просвещения Делянова и вручить ему их петицию. Профессор, исполняя эту просьбу, посетил министра и вручил ему петицию, в которой излагались требования о предоставлении профессорскому совету права автономии в выборе ректора, проректора, деканов и об освобождении студентов из тюрем. Министр, ознакомившись с петицией, ответил холодным тоном, что не может принять ее к рассмотрению.

- Я не могу, - сказал он, поднимаясь со стула, - не выразить своего удивления вашим визитом с этой бумагой.

16 марта петиция студентов была возвращена профессору с надписью: "Ни министр и никто из состоящих на службе его императорского величества лиц не имеет права принимать подобные бумаги".

Профессор Менделеев ответил письменным заявлением о своем уходе из университета. Ответили с достоинством и студенты. Собравшись на сходку, они выразили благодарность профессору Менделееву за поддержку и заявили протест против арестов и преследования.

Протесты и манифестации студентов, вызывавшие сочувствие общественного мнения, вынудили царские власти освободить большинство студентов из тюрем и восстановить их в учебных заведениях. Возвратились из ссылки и братья Красины.

В 1890 году Леонид вступил в политический кружок Бруснева, представлявший собой одну из первых марксистских организаций в России. Устанавливая связи с рабочими, он часто приходил на Путиловский завод, беседовал с рабочими, рассказывал об англо-бурской войне, о жизни политических ссыльных в Иркутской губернии, о новых произведениях русских писателей, работах ученых и художников. Эти беседы, содержавшие осторожную критику царских порядков, тогда еще не привлекали внимания полиции. Вступив в том же году в Российскую социал-демократическую рабочую партию, он начал более активно заниматься пропагандой знаний научного социализма.

В мае 1891 года за участие в похоронах писателя-демократа Шелгунова Красин вторично был исключен из института и выслан из Петербурга в Нижний Новгород.

Отбывая там воинскую повинность, Леонид не порывал связей с товарищами. В мае 1892 года он снова был арестован за революционную пропаганду среди солдат и посажен в Таганскую тюрьму. В тюрьме Красин изучает английский и немецкий языки, много читает. Десять месяцев тюремного заключения, допросы, угрозы, оскорбления подорвали здоровье Красина, но не сломили его воли. Молодость, вера в будущее "и бодрый, радостный взгляд на жизнь, принесенный из необозримых сибирских равнин и дремучей тайги" победили.

После освобождения из тюрьмы Красин избрал местом своего жительства городок Калач Воронежской губернии.

В январе 1895 года полиция, совершив обыск на квартире Красина, нашла листовки, воззвания, прокламации. Доказательства "преступной деятельности" бывшего студента императорского института были налицо. Снова арест. Следствие вел полковник отделения корпуса жандармов фон Котен.

- Господин Красин, - начал он очередной допрос, вынимая из конверта лист бумаги, исписанный мелким почерком, - вы, конечно, не будете отрицать, что это письмо написано вашей рукой.

- Не буду. Это мое письмо, адресованное отцу, не было отправлено.

- Да, не было отправлено. Мы учитываем это. Я допускаю, что вы еще раздумывали. Вы писали, что как солдат решили не присягать новому императору. Свое решение вы исполнили. Это видно из материалов следствия. Скажите, какие же причины побудили вас совершить столь враждебный акт? Разумеется, ваши чистосердечные показания были бы учтены.

Спокойно выслушав эту речь, Красин ответил:

- Каково бы ни было ваше решение, я не могу скрыть своего возмущения действиями полиции.

- Разве полицейские допускали какое-нибудь насилие при обыске у вас на квартире?

- Насилие было допущено полицией при подавлении мирных студенческих демонстраций. Об этом сообщалось и в нашей печати.

- Но ведь и среди полицейских имелись убитые и раненые. Я весьма сожалею, что вы, находясь под влиянием социал-демократической пропаганды, высказываете такие суждения.

- Господин полковник, отказавшись присягнуть новому императору, я выразил свой протест. Совесть у меня чиста.

- Не заблуждайтесь. У молодых людей всегда горячее сердце. Подумайте...

Несмотря на "прямые улики", фон Котен не смог доказать принадлежность Красина к Российской социал-демократической рабочей партии. В справке департамента полиции, представленной министру внутренних дел, сообщалось, что дознанием не была установлена принадлежность Красина к какому-либо революционному сообществу, а выяснено лишь участие его в революционной агитации.

"По высочайшему повелению от 7 декабря 1894 года, последовавшему в разрешение означенного дознания, Красин исключен из запаса армии и подвергнут тюремному заключению на три месяца с подчинением его затем на три года негласному надзору полиции..."

В январе 1895 года Красин был выслан в Иркутск под надзор полиции.

В Иркутске, еще хранившем следы пребывания декабристов, находилась большая колония политических ссыльных. Значительную часть из них составляли народники. Красин был одним из самых активных участников постоянных дискуссий о методах борьбы с царизмом. В то время он уже твердо верил в правильность выбранного пути.

Красину удалось получить место техника на железной дороге. Работа дала ему возможность ездить, знакомиться с жизнью рабочих и крестьян, устанавливать связи с ссыльными революционерами, разбросанными по городам и селениям Сибири.

В 1898 году, сразу же после окончания ссылки, Красин, не имевший по высочайшему повелению права на жительство в столицах, выехал в Харьков, где поступил в Технологический институт. Настойчиво добиваясь цели, он окончил институт и в 1900 году получил диплом инженера.

Жизнь, полная бурных событий, началась в Баку. Красин получил место на Бакинских нефтепромыслах, работал инженером на строительстве электростанции.

Леонид Борисович Красин в Лондоне

К этому времени он был уже убежденным марксистом, обладающим большим опытом подпольной работы. Выполняя рекомендации Ленина, находившегося в Лондоне, Красин создал ядро бакинской социал-демократической организации, являвшейся тогда, по словам Крупской, "основным пунктом искровской организации", устанавливал связи с партийными организациями, переправлял за границу товарищей, которым грозил арест, руководил всей работой по транспортировке матриц "Искры" из Вены и Марселя в Россию, приобретал типографское оборудование. Эта ответственная работа была сопряжена с большим риском, поскольку провал грозил бы смертной казнью или вечной каторгой.

Но Красин так строго соблюдал конспирацию, что никаких прямых улик против него у полиции не было. Начальник розыскного отдела города Тифлиса в своем секретном донесении департаменту полиции от 29 ноября 1902 года сообщал, что Красин состоит управляющим завода "Электрическая сила" в Баилове, местности, прилегающей к Баку, "и, по агентурным сведениям, пользуется большой известностью среди рабочих-демократов этого завода как свой человек...".

В 1902 году произошли изменения в личной жизни Леонида Борисовича. Приехав в Ялту на лечение, он встретил своего друга студенческих лет Любовь Васильевну Миловидову. Выйдя замуж, она уехала за границу. Минуло с тех пор более 10 лет. Оставшись вдовой с тремя дочерьми, Любовь Васильевна возвратилась на Родину. И вскоре стала женой Красина.

После II съезда РСДРП Красин был кооптирован в члены ЦК партии. В мае 1905 года на III съезде РСДРП в Лондоне он под фамилией Зимин-Винтер выступал с рядом докладов по организационным и политическим вопросам, вместе с Лениным провел резолюцию об участии социал-демократической партии во временном революционном правительстве и был избран в члены ЦК партии.

Добившись разрешения на легальное жительство в России, Красин получил место инженера в "Электрическом обществе 1886" в Петербурге и активно включился в подготовку вооруженного восстания. Поддерживал доверительные связи с фабрикантами Саввой Морозовым и Николаем Шмитом, которые оказывали большевикам материальную помощь, вел в Берлине переговоры о поставке оружия в Россию, возглавлял боевую техническую группу при ЦК партии.

1 мая 1907 года Красин, находясь в Москве, был арестован на квартире помощника присяжного поверенного Андриканиса как раз во время тайного свидания с Курским, членом Московского комитета РСДРП. Не имея, однако, доказательств "преступной деятельности", власти освободили его.

Наступление реакции, вызвавшее массовые обыски и аресты, вынудило многих революционеров эмигрировать за границу или уйти в глубокое подполье. В марте 1908 года Красин был арестован в Куоккала вместе с одним из участников боевой технической группы. Спасла его канцелярская волокита: финские власти освободили арестованных раньше, чем пришло обвинительное постановление. Красин выехал за границу. Обосновавшись в Берлине, он устроился младшим инженером на фирму "Сименс и Гальске". Работая там, он не порывал связей с Лениным и не расставался с мыслью о возвращении на родину. Талантливый инженер быстро завоевал ведущее положение в фирме. 17 января 1911 года фирма направила директору департамента полиции письмо, в котором сообщалось, что акционерное общество желало бы назначить Леонида Борисовича Красина, превосходно знающего свое дело и безукоризненно исполняющего свои обязанности, на ответственную должность в своем московском отделении. Но господин Красин не решается принять предложение об этом назначении, поскольку не знает, имеет ли он право на жительство в столицах.

"Вопрос о переводе г. Красина в Москву желательно было бы решить возможно скорее, так как выбор соответствующего лица на вышеуказанный пост правлению необходимо произвести теперь же".

Ответ, последовавший секретным письмом от 25 января, гласил, что частным учреждениям не сообщаются сведения из дел департамента полиции. Этот ответ, однако, не обескуражил правление общества. Зная извилистые пути к высшим властям, оно решило обойти департамент полиции.

Среди полицейских бумаг, хранящихся в архивах, имеется и прошение Красина от 20 февраля 1911 года на имя товарища министра внутренних дел. Это весьма интересный документ, в котором Красин объясняет свой арест в 1908 году полицейским произволом. Таким образом, эмиграция была представлена им как вынужденная мера, к которой прибег незаслуженно оскорбленный человек.

Департамент полиции, долго рассматривавший это прошение, рекомендовал товарищу министра внутренних дел отклонить его. Но товарищ министра, по-видимому, как-то связанный с акционерным обществом, не согласился с рекомендацией и дал указание сообщить Красину, "что в правах въезда в Россию он не ограничивается".

Попытка особого отдела департамента полиции опротестовать столь либеральное решение товарища министра, поскольку оно открывало революционеру путь в Россию, оказалась безуспешной.

Возвратившись на родину в 1912 году, Красин был назначен заведующим филиалом акционерного общества "Сименс и Гальске" в Москве. В 1913 году он, получив новое назначение, переехал в Петербург.

Великая Октябрьская социалистическая революция открыла перед Красиным неограниченные возможности для приложения сил, знаний и опыта. Партия и правительство направили его на ответственную работу в народное хозяйство. Красин - председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии и народный комиссар торговли и промышленности. Сфера деятельности огромная. Но для осуществления планов восстановления разрушенной войной экономики нужен был мир. В 1918 году Леонид Борисович по рекомендации Ленина принял участие в переговорах России с Германией, проходивших в Брест-Литовске и Берлине.

Империалистические державы использовали все средства, чтобы сорвать выход России из войны. Красин, включенный в состав советской делегации на переговоры с Германией, показал себя как опытный политик, знающий экономист. Почти каждому требованию немцев он противопоставлял глубоко аргументированные возражения и отстаивал свое мнение до конца. В 1919 году Красин вел переговоры с правительством Эстонии, закончившиеся подписанием мирного договора между Россией и Эстонией. Мирные переговоры с Эстонией проходили при самом непосредственном участии Ленина, который лично инструктировал Красина по вопросам работы конференции.

Капиталистическая экономика, которая в 1920 - 1921 годах переживала кризис перепроизводства, остро нуждалась в рынках сбыта, в упорядочении и расширении торговли с Советской Россией. Эта основная хозяйственная необходимость должна была, по словам Ленина, в конце концов сама себе проложить дорогу.

Определяя основную задачу советской дипломатии в создавшейся международной обстановке, Ленин подчеркивал, что "наш главный интерес - добиться восстановления торговых отношений..."^*.

^*(Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 97.)

Красин назначается председателем торговой делегации по переговорам с британским правительством о возможности заключения торгового соглашения. Понимая всю важность задачи, он прежде всего ознакомился с нотной перепиской, телеграммами, соглашениями об обмене военнопленными и о предоставлении британским подданным в России права возвращения на родину, еще раз внимательно прочитал письмо представителя Великобритании Питерса от 14 мая о готовности его правительства обсудить вопрос о возобновлении торговых отношений с РСФСР. Составив предварительный план работы, Красин пришел за советом к Ленину.

- Владимир Ильич, вчера я беседовал с Чичериным. Обсуждали вопросы, которые я буду ставить перед англичанами.

- Отлично, - ответил Ленин, чуть отодвинув папку с бумагами.

- Думаю, - продолжал Красин, - что англичане будут упрямиться при обсуждении вопроса о долгах царского и Временного правительств частным владельцам. Не исключаю и угрозы разрыва переговоров.

- Не бойтесь этого. Конечно, трудности будут немалые. Вы знаете, что Воровский, встретив в своей работе в Стокгольме, казалось, непреодолимые препятствия, не терял надежды на успех.

- С англичанами будет труднее.

- Не спорю.

- Заявляя о своем желании торговать с нами, они сразу идут на попятный, когда речь заходит о равноправных отношениях между суверенными государствами.

- Да, Леонид Борисович, это так. Но теперь произошли серьезные изменения в международных отношениях. Советская Россия разгромила своих врагов и добилась мира. Англичане не могут не учитывать этого. В нашей политике мы должны сохранять твердость в переговорах о сотрудничестве на основе равенства.

12 - 27 мая 1920 года двумя группами советская делегация прибыла в Лондон.

Лондон встретил Красина весенним солнцем, и настроение было весеннее, радостное, несмотря на сложность предстоящей работы. Началось с неожиданности. 29 мая 1920 года его посетил директор американской компании "Стандарт ойл" Томус. Высокого роста, широкий в плечах, с поседевшей шевелюрой, Томус приветливо поздоровался, протягивая свою визитную карточку.

- Господин Красин, - начал он, - я хотел бы обсудить с вами одно деловое предложение.

На замечание Красина, что он еще не представился в министерстве иностранных дел, Томус махнул рукой и заметил, что его предложение не имеет отношения к политике и к протокольным церемониям. Усевшись в кресло, он закинул ногу на ногу и начал излагать свое предложение.

Компания, по его словам, хотела бы выяснить, имеется ли возможность закупать в Баку горючее для пароходов, совершающих рейсы между Америкой и Европой. Если это возможно, то компания могла бы расплачиваться долларами по ценам американской биржи.

Красину было понятно намерение американцев обойти англичан в торговых делах, и он дал принципиальное согласие при условии, что Соединенные Штаты помогут Советской России привести в порядок Закавказскую железную дорогу, поставят недостающие паровозы, цистерны и прекратят оказывать помощь армии Пилсудского, продолжающей военные действия против Украины и Белоруссии.

Сделав пометки в записной книжке, Томус обещал попросить свидания с государственным секретарем, когда возвратится в Вашингтон. В тот же вечер он сообщил журналистам о заинтересованности Америки в торговле с Россией.

31 мая в 12 часов Красин прибыл в резиденцию премьер-министра на Даунинг-стрит.

Кроме самого премьер-министра Ллойд Джорджа, невысокого роста, с зачесанными назад прядями седых волос, чуть волнистыми на затылке, в кабинете находились министры - лорд Керзон, Бонар Лоу, Чемберлен и Хорн.

- Господин Красин, - начал премьер-министр, - мы были бы готовы с должным вниманием выслушать на этой первой встрече ваше сообщение об основных положениях экономической программы правительства России.

- Я готов, господа, изложить заявление своего правительства, - сказал Красин и после небольшой паузы продолжал: - В основе политики нашего государства лежит стремление к установлению прочного мира и нормальных экономических отношений с капиталистическими странами на основе полного равноправия. Однако установление таких отношений немыслимо без прекращения состояния войны, поскольку в этих условиях Советская Россия не может посвятить всю свою силу и энергию такой мирной деятельности, как развитие экспортной торговли в масштабах, приближающихся к довоенному уровню. Программа экономических и правовых положений включает в себя снятие блокады, экономической и финансовой, учреждение торговых представительств, обеспечение полной стоимости золота.

Министры переглянулись. Красин перехватил взгляд Керзона, острый и недоброжелательный.

Слушая Ллойд Джорджа, излагавшего основные положения программы британского правительства, в которой главное внимание было уделено не экономическим, а политическим вопросам, Красин думал, что он не ошибся в оценке трудностей предстоящих переговоров.

Вторая встреча, состоявшаяся 7 июня, отчетливо показала, что англичане не собираются вести настоящие равноправные переговоры, а мыслят связать Советскую Россию односторонними обязательствами.

29 июня Красин направил правительству Великобритании меморандум. Правительство РСФСР, говорилось в меморандуме, готово дать формальное обязательство не вести ни открыто, ни скрыто коммунистической пропаганды в Великобритании, не вмешиваться в ее внутренние дела, если будет достигнуто общее соглашение о возобновлении экономических отношений и британское правительство возьмет на себя аналогичные обязательства по отношению к России. Требование об уплате частных долгов царского и Временного правительств, вызванное защитой интересов капиталистических кругов, не может быть удовлетворено. Признание частных претензий к странам Антанты со стороны сотен тысяч вдов и сирот рабочих и крестьян, близкие которых погибли от английских и французских пуль в годы интервенции, представляется с точки зрения правительства РСФСР несравненно более первоочередным и настоятельным.

В меморандуме излагались и предложения, на основе которых было бы возможно возобновление экономических и торговых связей, если бы британское правительство не пожелало вступить в официальные переговоры о восстановлении мирных отношений:

все вопросы о разногласиях в области внешней политики, как и вопросы о взаимных имущественных претензиях государств и подданных, следовало бы рассмотреть и решить дипломатическим путем на мирной конференции;

правительства России и Великобритании объявляют о готовности немедленно начать экономические отношения и о временном приостановлении взаимных имущественных претензий;

немедленно устанавливают основы возобновления торговых отношений и, в частности, принимают меры по вылавливанию мин в Балтийском и других морях;

официально оповещают все нейтральные страны о возобновлении отношений между Россией и Англией;

учреждают торговые представительства и предоставляют членам торговых делегаций право неприкосновенности, сношений с другими странами, пользования шифрованной корреспонденцией.

В заключение меморандума говорилось, что он, Красин, имеет честь еще раз довести до сведения правительства и народа Великобритании о настоятельном желании правительства и народа России как можно скорее заключить всеобщий мир.

Британское правительство ответило на меморандум памятной запиской от 30 июня, в которой сообщалось, что оно в переговорах с господином Красиным проявило "искреннее желание положить конец изоляции России от западного мира и достичь соглашения о возобновлении торговых сношений, которые могли бы проложить дорогу к общему миру". В записке излагались и предложения, на основе которых Англия могла бы возобновить торговые отношения с Россией. В предложениях предусматривалось обязательство сторон воздерживаться от враждебных действий и враждебной пропаганды друг против друга и принципиальное согласие России уплатить долги частным лицам.

Памятная записка заканчивалась требованием дать ответ в течение недельного срока. Если не последует в этот срок утвердительного ответа, британское правительство будет считать переговоры оконченными и, ввиду нежелания России прекратить свои нападки на Британскую империю, предпримет совместное обсуждение со своими союзниками мер, которые будут необходимы.

Ознакомившись с этой запиской, Красин выехал в Москву для консультации с правительством.

Желая скорейшего установления мира, правительство РСФСР в своей ноте Керзону от 7 июля сообщило о согласии принять предложения британского правительства в качестве основы будущих переговоров.

В это время на Западном фронте Красная Армия успешно продвигалась вперед. 12 июня был освобожден Киев, 11 июля - Минск. Британское правительство, стоявшее за спиной Пилсудского, в своей ноте правительству РСФСР от 11 июля потребовало приостановить наступление Красной Армии. В ноте было выдвинуто и предложение о заключении перемирия с Врангелем, армия которого засела в Крыму.

Правительство РСФСР ответило нотой от 17 июля, в которой оно выражало готовность начать переговоры с польским правительством о перемирии или о мире, но отвергало предложение о заключении перемирия с белым генералом.

Желая как можно скорее начать переговоры о восстановлении мирных отношений между Советской Россией и Великобританией, правительство РСФСР направило в Лондон свою мирную делегацию, в состав которой входил и Красин в качестве заместителя председателя.

1 августа мирная делегация прибыла в Лондон. Британское правительство, идя на дальнейшее обострение отношений, уклонилось от переговоров. Обвинив мирную делегацию во вмешательстве во внутренние дела своей страны и в "продаже царских бриллиантов", оно предложило ей покинуть пределы Великобритании.

Итак, переговоры, прерванные британской стороной, находились, как говорят, на точке замерзания. Но для Красина это было время активной деятельности. Оставшись один, он внимательно следил за развитием политической жизни в стране, беседовал с государственными деятелями, журналистами, представителями торговых фирм. В деловых кругах Англии не было единства в оценке перспектив советско-английских торговых отношений. Бурное заседание британского кабинета, состоявшееся 17 ноября, на котором обсуждался вопрос о возможности заключения торгового соглашения с Советской Россией, подтвердило этот вывод Красина. Если премьер-министр Ллойд Джордж, министр финансов Бонар Лоу и министр торговли Хорн, говорившие о безработице, инфляции, конкуренции, вызванной борьбой за русский рынок, а также и о возможности задушить большевизм при помощи торговли, высказались за необходимость и полезность развития торговли с Россией, то министр иностранных дел лорд Керзон был неумолим с первых минут своей речи, предупреждал о крайней опасности, угрожающей колониальным владениям империи, и прежде всего Индии. Рекомендуя соблюдать осторожность в сношениях с новой Россией, Керзон даже пригрозил своей отставкой, если Ллойд Джордж возобновит переговоры о торговом соглашении. Министры Остин Чемберлен и Уинстон Черчилль в своих выступлениях, хотя и склонялись на сторону лорда, не высказались прямо против соглашения с Россией. Ллойд Джордж, умевший мгновенно сопоставлять направление мыслей своих министров с общественным мнением, нарисовал мрачную картину экономического положения в стране.

- Великобритания переживает трудные времена. Заказы не поступают. Потребители не хотят покупать. Мы, возможно, стоим перед самым тяжелым периодом безработицы, которую кто-либо из нас когда-нибудь видел. Русские готовы платить золотом, а вы не хотите продавать. Я уже не раз слышал предсказания о падении Советского правительства за последние два года. Деникин, Юденич, Врангель - все потерпели крах, и я не вижу ближайшей перспективы падения Советского правительства.

18 ноября кабинет министров большинством голосов принял решение "поручить министру торговли заключить торговое соглашение с Россией".

29 ноября Красину был вручен английский проект торгового соглашения. Хотя этот проект, как и предполагал Красин, содержал положения политического и торгового характера, приемлемые Лишь для британской стороны, он счел возможным продолжать переговоры с министром торговли. Однако серьезные разногласия, возникшие при первых же встречах, вынудили его попросить свидания с премьер-министром.

Свидание состоялось 22 декабря в присутствии Бонар Лоу и Хорна. Красин сразу поднял вопрос о разногласиях.

- Я хотел бы, - начал он, - в общих чертах изложить вам вопрос о наших разногласиях, упомянутых в моей ноте на ваше имя от 20 декабря. В переговорах мы основываемся на тех четырех принципах, которые были изложены в вашей ноте от 30 июня. Тогда эти принципы рассматривались нашими сторонами как шаг к решению и других вопросов. К сожалению, в вашем проекте появились новые положения, предусматривающие лишь односторонние обязательства Советской России.

- Вы, господин Красин, имеете в виду преамбулу. Да, здесь излагается обязательство России отказаться от любых враждебных действий и пропаганды в Соединенном королевстве и его колониях. Исключить это положение невозможно. Но мы были бы согласны упомянуть в своем проекте и страны, в которых британское правительство должно воздерживаться от враждебных действий и пропаганды против Советской России.

- Мое правительство, - продолжал Красин, - не может подписать торговое соглашение, не предусматривающее гарантии неприкосновенности его ценностей и товаров, идущих на экспорт. Я позволю себе также сослаться на статью нашего проекта, в которой говорится о возможности внесения британским правительством в парламент специального законопроекта о моратории, предусматривающего урегулирование вопроса о долгах частным лицам.

- На этот вопрос я дам ответ позднее, - сказал Ллойд Джордж, сделав пометку в блокноте.

- Позвольте обратить ваше внимание и на серьезные расхождения в вопросе об уплате долгов. В вашей ноте говорится лишь о принципиальном согласии моего правительства выплатить компенсацию частным гражданам, доставившим в Советскую Россию товары. Окончательное урегулирование вопроса о долгах должно произойти на мирных переговорах. Но этого важного положения нет в проекте. Если ваше правительство считает возможным ограничиться только уступками в деталях, я должен буду выехать в Москву, чтобы подробно доложить моему правительству о состоянии переговоров.

Англо-советские переговоры были длительными и трудными. Британское правительство, выдвигая условия политического и экономического характера, всячески их затягивало. Об этом говорил Ленин в своем докладе на VIII съезде Советов:

"Я должен сказать также, что в настоящее время происходят переговоры с Англией о подписании торгового соглашения. К сожалению, эти переговоры затягиваются гораздо дольше, чем мы бы этого желали, но мы в этом отношении абсолютно неповинны"^*.

^*(Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 42, с. 133.)

11 января 1921 года Красин выехал в Москву. Переговоры опять оказались прерванными. В английский проект договора по указанию Ленина были внесены существенные поправки, которые изменили характер и направленность договора в благоприятную для Советской республики сторону, в частности фактически заново была написана преамбула. Конечно, такая работа требовала времени.

Только 5 марта Красин, принимавший участие в работе X съезда РКП (б), возвратился в Лондон с новыми инструкциями правительства.

Англию захлестнула волна антисоветской пропаганды. В английских газетах публиковались провокационные сообщения о восстаниях в Петрограде и Москве. 8 марта появилось в печати и официальное сообщение министерства иностранных дел, подтверждавшее слухи о восстании.

С этого дня журналисты начали настоящую осаду резиденции советской делегации. Окружив Красина в фойе гостиницы, они, ссылаясь на сообщение министерства иностранных дел, вызвавшее сенсацию в буржуазном мире, просили ответить, верно ли, что весь Петроград, кроме Петропавловской крепости, захвачен повстанцами.

- Весьма сожалею, господа, - сказал Красин, сохраняя совершенное спокойствие, - что вы не смогли получить правильного ответа на эти вопросы в министерстве иностранных дел. Ведь оно хорошо осведомлено о политическом положении в России, имея там своего представителя. В Петрограде и Москве все спокойно. Ленин работает в Кремле, над которым по-прежнему развевается красный флаг. Выступая с докладом на X съезде партии, он заявил, что мятеж, поднятый белогвардейскими офицерами в Кронштадте, будет ликвидирован в ближайшие дни, если не в ближайшие часы. Мятеж, коль речь идет о нем, ликвидирован.

Красин довел до сведения премьер-министра содержание телеграммы, полученной от народного комиссара иностранных дел:

"Официальное выступление английского министерства иностранных дел с сознательно лживым сообщением о восстаниях в Питере и Москве есть настолько скандальный, недобросовестный враждебный акт, что необходим решительный протест и надо будет им это припомнить. На этот неслыханный поступок Англии будем ссылаться, когда она будет нас в чем-либо обвинять. Теперь же необходимо разоблачить в яркой форме недопустимый характер этой официальной сознательной лжи".

16 марта 1921 года министр торговли сэр Хорн и Красин подписали торговое соглашение между правительствами Великобритании и РСФСР и декларацию о признании претензий.

Соглашение, состоящее из 14 статей, имело политический характер, поскольку Великобритания признала Страну Советов де-факто. По своему содержанию и форме оно, можно сказать, стало основой и в переговорах о заключении торговых соглашений между РСФСР и другими государствами. Подписав соглашение, обе стороны обязались воздерживаться от враждебных действий, не устанавливать блокады, устранить все препятствия на пути возобновления торговых отношений.

Сообщение о подписании торгового соглашения широко освещалось в печати и рассматривалось как успех советской дипломатии. Придавая этому соглашению большое значение, Ленин в своем заключительном слове по докладу о концессиях, в частности, говорил:

"Мы первому государству, с которым заключили договор, дали гораздо большую часть золотого фонда, чем другим. Но последствия показали, что благодаря этому договору мы пробили некоторое окошко"^*.

^*(Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 43, с. 188.)

1921 год был для России очень тяжелым. На страну обрушился голод, вызванный неурожаем из-за длительной засухи в Поволжье и на Украине. В этот год в некоторых странах Европы и Америки усилилась враждебная деятельность против социалистической республики.

Серьезные колебания в политике британского правительства, вызванные противоречиями в капиталистическом мире, нередко вносили охлаждение в англо-советские отношения.

15 сентября британский агент Ходжсон вручил народному комиссару иностранных дел ноту своего правительства, в которой содержались обвинения правительства РСФСР в нарушении своих обязательств по торговому соглашению. Это нарушение, говорилось в ноте, выразилось в деятельности правительства Советской России и III Интернационала в странах Востока, будто сознательно направленной против британских интересов.

Народный комиссариат иностранных дел нотой от 27 сентября отвергал все обвинения и сообщал, что все доклады, речи, заявления, упомянутые в ноте британского правительства, либо вымышлены, либо подделаны и что, если бы министерству иностранных дел было известно, из каких сомнительных источников исходят его сведения, оно никогда не привело бы их в своей ноте. Правительство РСФСР, говорилось далее, верное своему принципу признания права всех наций на самоопределение, с величайшим уважением относится к независимости государств Востока.

Британское правительство, попав в затруднительное положение, начало постепенно отступать. 11 октября в Лондоне открылась Конференция по экономическому восстановлению и всеобщему миру, созванная пацифистским Обществом мира и Советом борьбы с голодом, на которой общественные деятели ряда европейских стран обсуждали вопросы экономического и политического положения в послевоенной Европе. На конференцию был приглашен и Красин. Заседание 12 октября было посвящено вопросу об оказании помощи голодающим в России. Все ждали выступления представителя РСФСР.

Красин понимал, что от его выступления, может быть, зависит спасение многих жизней в голодающих губерниях, и поэтому, как всегда, предельно продумал каждое слово.

Мало было сказать, что от голода вымирают целые деревни, что люди едят траву, глину, всякие суррогаты, что дети умирают на руках у истощенных матерей. Надо было так это сказать, чтобы добиться действенной помощи - деньгами, машинами, медикаментами, продовольствием. Надо было найти такие слова, чтобы бедствие России стало ее оружием в борьбе против экономической и политической блокады.

И Красин нашел такие слова. Нет, он не просил, не бил на жалость, он спокойно анализировал причины голода в прошлом и сейчас, говорил о той большой работе, которую проводит его правительство:

"Первым делом, конечно, непосредственная помощь пострадавшим районам: покупка и доставка в них хлеба, жиров и распределение этих продовольственных грузов среди населения. Далее, устройство общественных столовых для кормления детей, стариков, взрослых; помощь беженцам; снабжение населения необходимейшей одеждой, обувью; снабжение лекарствами, мылом; организация больниц и госпиталей; санитарные мероприятия, борьба с эпидемиями".

Он обращался к рабочему классу капиталистических стран:

"Мы особенно рассчитываем на помощь и поддержку рабочего класса и всех вообще трудящихся и их организаций, ибо уже не раз рабочие и крестьяне России получали от трудящейся Европы сердечную и своевременную поддержку в эти трудные для нашей Республики годы".

Прямо говорил о тех, кто мешает молодой Советской стране жить спокойно, кто старается еще усугубить ее трудности:

"До настоящего времени Россия и ее Правительство были вынуждены тратить большую часть своих сил на борьбу с прямыми нападениями и покушениями извне на тот государственный и социальный строй, который 4 года тому назад установил в своей стране трудовой русский народ.

Российское Правительство, не будучи признано до настоящего времени другими державами... вынуждено бороться с враждебной ему политикой всех держав, и даже самая помощь голодающим... используется как средство политического давления на Советскую власть, как средство борьбы с нею...

Прекращение этой политики вражды и вечных угроз по адресу России есть первое условие радикальной борьбы с голодом".

И Красин добился цели: конференция высказалась за посылку делегации к правительству Великобритании с требованием предоставления кредитов Советской России.

Из-за границы было получено 33 миллиона пудов продовольствия. Однако решающую помощь голодающим наша страна оказала, опираясь на внутренние ресурсы, на братскую солидарность трудящихся. Империалистическим кругам не удалось воспользоваться голодом, чтобы навязать Советской республике свою политику.

16 декабря министр торговли сэр Хорн пригласил к себе Красина и сообщил ему о желании премьер-министра Ллойд Джорджа обменяться с ним мнениями по очень важному вопросу. Пройдя внутренним ходом, сэр Хорн и Красин вышли на Даунинг-стрит, 10, где в своем кабинете их ждал Ллойд Джордж. Сразу перешли к делу.

- Господин Красин, - сказал Ллойд Джордж, - мы полагаем, что помощь России в восстановлении железных дорог, земледелия и промышленности, скорее всего, могла бы быть оказана синдикатом частных фирм Англии, Франции и Германии. Все дело в гарантии, которую могла бы дать Россия.

- Недавно я, - продолжал Ллойд Джордж, - имел свидание с государственным секретарем США Стиннесом. Посоветовавшись с ним, мы пришли к выводу, что в качестве гарантии мог бы служить контроль этих держав над некоторыми железными дорогами. Я хотел бы знать, каково отношение вашего правительства к этому предложению.

- Ваше превосходительство, - начал Красин, - рассмотрение вопроса о предоставлении иностранцам права контроля над нашими железными дорогами натолкнулось бы на величайшие трудности. Мое правительство считает принципиально недопустимой передачу хотя бы одного управления своих железных дорог в руки частных компаний. На это есть у него серьезные основания. Опыт контроля над Сибирской железной дорогой, который осуществляли американцы во время Керенского и Колчака, полностью показал неспособность иностранцев справиться со столь сложным делом.

Премьер-министр, взглянув на Хорна, сделал какую-то запись на листе бумаги.

- Итак, ваше превосходительство, - продолжал Красин, - материальных гарантий мое правительство сейчас дать не может. Золота у нас осталось немного, а товарных запасов едва хватит на удовлетворение насущных нужд. Главное же возражение против иностранного контроля заключается в том, что вообще никакие серьезные экономические мероприятия и даже широкая торговля невозможны с Советской Россией, пока не будет официально и окончательно признано мое правительство. К этому я должен добавить, что чуть не каждый день возникает угроза нападения на мою страну со стороны пограничных государств, которых поддерживают Франция и косвенно Великобритания. Только что получены известия о новых военных выступлениях, поддерживаемых японцами. Время от времени предпринимаются и попытки заговоров, подготовляемых на иностранные капиталы.

- Я вполне разделяю важность ваших аргументов, но предвижу затруднения со стороны Франции из-за неопределенности вопроса о долгах.

- Вопрос о долгах ясен, ваше превосходительство, нет в нем ничего неопределенного. Вам известно, что мы согласились рассмотреть вопрос о довоенных долгах на международной конференции. На конференции мы будем настаивать на рассмотрении и наших претензий. Если правительства капиталистических стран не желают оказать нам помощь в экономическом восстановлении, было бы напрасно ожидать помощи от банкиров и финансовых воротил. Истратив сотни миллионов на весьма рискованные предприятия Колчака, Деникина, Юденича, Врангеля, западные державы, казалось, должны были бы теперь избрать правильный путь и предоставить кредиты.

Премьер-министр не возражал. Сообщив о предстоящем визите в Лондон французского премьер-министра Бриана, он пообещал переговорить с ним и попытаться убедить его в необходимости продолжения переговоров с Россией.

Делая выводы из этой беседы, продолжавшейся около часа, Красин в своей телеграмме на имя Чичерина высказал мнение, что Ллойд Джордж, по-видимому, уже примирился с необходимостью рано или поздно признать правительство РСФСР.

Рождественские праздники приостановили политическую и деловую жизнь Лондона. Опустели улицы и площади. Когда наступали вечерние часы, в каждом доме загорались разноцветные огоньки на елках. Зажглась елка и в доме Красиных. 25 декабря поздно вечером Леонид Борисович слушал радио. Передавалось обращение IX съезда Советов к Фритьофу Нансену, в котором выражалась глубочайшая признательность миллионов трудящихся России за его благородные усилия в спасении голодающих.

В сентября 1921 года Нансен обратился в Лигу наций с предложением выделить правительству РСФСР денежные средства для борьбы с голодом. Англо-французские правящие круги, возглавлявшие Лигу, не только ответили отрицательно, но и отказались принять какие-либо практические меры. В своей книге "Россия и мир" Нансен осудил действия Лиги наций. Усилия Нансена были достойно оценены советским народом: он был избран почетным депутатом Московского Совета.

Полпред Красин, оставаясь на посту народного комиссара внешней торговли, выполнял ответственные задания своего правительства по закупке продовольствия в Великобритании и других странах. После долгих переговоров, потребовавших напряженного труда, он 30 декабря 1921 года подписал в Лондоне два соглашения с Американской администрацией помощи: о закупке в США продовольствия и семян и о доставке и распределении Американской администрацией помощи продовольствия, зерна и семян на сумму 20 миллионов долларов среди взрослого населения районов, охваченных голодом.

К сожалению, американцы с первых же дней встали на путь систематического нарушения соглашений. Предоставленные им возможности создания своего аппарата они использовали для шпионско-диверсионной работы. Таким образом, помощь, на которую рассчитывала Советская Россия, оказалась незначительной.

12 января 1922 года Красин получил телеграмму Ленина, адресованную ему лично. В телеграмме, в частности, говорилось: "Ввиду чрезвычайно тяжелого продовольственного положения предлагаю в двухдневный срок сообщить: первое - сколько куплено хлеба; второе - сколько отправлено, какими пароходами и в какие порты; третье - сколько и когда отправляется в ближайшее время; четвертое - план исполнения обязательства о закупке пятнадцати миллионов пудов"^*.

^*(Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 112.)

Зная, какое бедствие причинил голод, Красин лично следил за отправкой пароходов с пшеницей в Петроград и Одессу. Нередко пароходные компании, заламывая баснословные цены за фрахт, затягивали переговоры и этим задерживали отправку пароходов.

Когда переговоры с пароходными компаниями подходили к концу, Красин получил от Ленина вторую телеграмму, содержавшую строгое предупреждение:

"Если не купите в январе и феврале 15 миллионов пудов хлеба, партия вынуждена будет принять самые решительные меры взыскания. Хлеб нужен до зарезу. Волокита нетерпима. Аппарат Внешторга плох. С валютой волокита. Налягте изо всех сил. Телеграфируйте точно об исполнении дважды в неделю"^*.

^*(Там же, с. 127, 598.)

Сразу же после приезда Красин посетил Чичерина и доложил ему о своих беседах с премьер-министром Ллойд Джорджем. Потом он позвонил в Кремль и попросил назначить ему день и час приема у Ленина. Надо было весьма срочно сообщить последние данные о закупке хлеба.

Ленин, встретив Красина, тепло приветствовал его и спросил:

- Здоровы ли?

- Да, благодарю.

Беседа началась за чаем.

- Владимир Ильич, указание правительства о закупке двух миллионов пудов пшеницы было принято к немедленному исполнению. Закупаем в Англии на золото и в кредит.

- Закупайте хлеб где угодно и направляйте его партиями в Петроград. Не стесняйтесь в цене. Жизнь людей дороже. Можно закупать и рожь, фасоль, консервы.

- Недавно я писал вам, - продолжал Красин, - о своих переговорах с Уркартом, английским промышленником, имевшим концессии в Сибири и на Урале.

- Да, знаю, - быстро сказал Ленин, - и что же?

- Уркарт - не спекулянт, а инженер, делец, приятель президента Гувера еще со школьной скамьи. Если бы нам удалось наладить с ним дело, то восстановление наших отношений с Америкой было бы не за горами. Исколесивший всю Сибирь от Кургана до Владивостока, он готов взяться за восстановление концессии в любое время.

Ленин глубоко вздохнул:

- Не верю, чтобы Уркарт, наживший миллионы на эксплуатации русских рабочих и крестьян, оказал влияние на Америку. Не верьте и вы. Прочитав ваше письмо, я крайне удивился. Помню, вы писали, что капитализм не просуществует и ста лет, а поэтому не все ли равно для нас, на какой срок мы подпишем договор с Уркартом. Утверждая так, вы, конечно, надеялись на всемирную революцию, но мы не можем, не должны определять срок гибели капитализма.

Ленин оказался прав: предварительный договор с Уркартом был подписан 9 сентября 1922 года. Внимательно ознакомившись с ним, Владимир Ильич высказался против его утверждения: "Обещая нам доходы через два или три года, Уркарт с нас берет деньги сейчас. Это недопустимо совершенно...

Это кабала и грабеж"^*.

^*(Ленинский сборник XXXVI, с. 495.)

Красин явно переоценил возможности привлечения иностранного капитала. Пытаясь доказать, что Советская Россия не сможет в короткий срок восстановить народное хозяйство, он совершил серьезную ошибку, на которую ему указала партия. Осознав ее, Красин полностью согласился с мнением Ленина.

Истекший 1921 год принес Стране Советов сравнительно прочный мир. Партия и правительство смогли направить основные усилия народа на решение главной задачи - строительство экономического фундамента социализма.

27 марта 1922 года, спустя почти год после окончания гражданской войны и перехода к мирному строительству, в Кремле открылся XI съезд РКП (б).

Ленин, выступая на съезде с политическим отчетом, начал с изложения наиболее злободневного вопроса международных отношений. Таким вопросом тогда являлось предложение о созыве международной конференции.

"Мы едем в Геную с практической целью - расширить торговлю и создать условия, при которых бы она наиболее широко и успешно развивалась. Но мы отнюдь не ручаемся за успех Генуэзской конференции... Я должен сказать, что при самой трезвой и осторожной оценке возможностей, которые Генуя сейчас представляет, все-таки, думаю, не будет преувеличенным сказать, что этой своей цели мы добьемся"^*.

^*(Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 70 - 71.)

19 октября 1922 года правительство Ллойд Джорджа, которое было готово пойти на компромисс при решении вопроса о царских долгах и кредитах, ушло в отставку. На смену ему пришло правительство консерваторов, сразу же занявшее враждебную позицию по отношению к новой России. Чуть не в каждой ноте Керзона, снова занявшего кресло министра иностранных дел, подвергалось нападкам англо-советское торговое соглашение.

По рекомендации правительства Красин, принимавший участие в работе XII съезда РКП (б), не торопился с возвращением в Лондон. Оставаясь на Родине, он принимал участие в составлении учебных планов Московского университета, проводил в жизнь декрет о монополии внешней торговли, вел переговоры с представителями деловых кругов стран Запада и Востока, знакомился с дипломатическими документами. Из этих документов было видно, что правительство Бонар Лоу оставалось на прежней позиции. Используя несчастный случай, во время которого при перестрелке милиции с бандитами на улице был легко ранен один сотрудник британского представительства, оно предприняло новую враждебную акцию.

8 мая 1923 года британский представитель Ходжсон посетил Наркоминдел и вручил меморандум. Английское правительство в ультимативной форме обвиняло правительство СССР в злонамеренной антибританской пропаганде, насилии над британскими подданными, незаконных арестах британских траулеров, требовало уплаты компенсации за осуждение английских шпионов. Если в течение 10 дней, говорилось в меморандуме, не последует сообщение об удовлетворении этих требований, правительство его величества будет рассматривать это как нежелание правительства СССР поддерживать существующие между ними отношения и сочтет себя свободным от обязательств по соглашению.

Ознакомившись с меморандумом, Чичерин пригласил к себе Красина:

- Леонид Борисович, нам снова угрожает лорд. Хочу попросить и вас подумать над проектом ответа. Дело весьма срочное.

Прочитав меморандум, Красин сказал:

- Это сигнал к новым выступлениям реакционных сил.

Да, это так и было. В Англии и ряде других европейских стран начались полицейские налеты на дипломатические представительства СССР, посыпались угрозы в адрес советских представителей. В Лозанне 10 мая был убит первый полпред социалистического государства Вацлав Вацлавович Воровский.

Правительство СССР, отвечая на ноту британского правительства нотой от 11 мая, отвергло необоснованные обвинения, указав на их абсолютную голословность, и еще раз напомнило ему, что путь ультиматумов и угроз не может устранить частных и второстепенных недоразумений между суверенными государствами. В ноте рекомендовалось стать на путь переговоров и условиться о времени и месте, где полномочные представительства сторон могли бы рассмотреть и решить спорные вопросы.

Волна гнева и возмущения, вызванная "ультиматумом Керзона", прокатилась во многих странах и в самой Великобритании. 13 мая в Лондоне, на Трафальгарской площади, состоялся митинг протеста, проходивший под лозунгами: "Долой войну!", "Англо-русское торговое соглашение должно быть сохранено!"

Вечером 14 мая 1923 года Красин возвратился в Лондон. Обстановка в Англии была проникнута духом антисоветизма. На страницах газет появлялись статьи, в которых вполне серьезно анализировалась возможность разрыва отношений между Великобританией и СССР и аннулирования торгового соглашения.

17 мая Красин посетил Керзона. Холодный тон, в котором началась беседа, казалось, не оставлял надежды на успех.

- Вы, господин Красин, видимо, желаете сообщить мне какие-то дополнения к ноте своего правительства?

- Господин министр, я хотел бы обратить ваше внимание на недопустимость нарушения суверенных прав моего государства.

- Позвольте, господин комиссар, узнать: в чем же выражается это нарушение?

- Ваше правительство сочло возможным в ультимативной форме предъявить свои претензии. Не спорю. Это - его право применять ту или иную форму в международных отношениях. Однако при таких условиях мое правительство не может принять эти претензии без рассмотрения их и без права в свою очередь предъявить свои претензии.

- Правительство его величества будет настаивать на должном удовлетворении претензий британских подданных, пострадавших от репрессий.

- Господин министр, напрасно возвращаться к этому вопросу, если принять во внимание репрессии британских властей против российских граждан. Напомню лишь о расстреле 26 бакинских комиссаров и о злодейском убийстве полпреда Коломийцева.

- Господин комиссар, я уже читал об этом в ноте вашего правительства. Короче говоря, я готов предоставить вам дополнительное время для сношений со своим правительством. Готов снова встретиться с вами, когда получите инструкции.

Так осторожно начал отступать Керзон от позиции ультиматума. Осторожно, без больших потерь, отступало новое консервативное правительство.

Премьер-министр Болдуин, сменивший Бонар Лоу, понимал, что разрыв отношений Великобритании с СССР вызвал бы недовольство общественного мнения и нанес бы удар по внешней политике его правительства.

Не одобряли разрыва с СССР и значительные круги английской торгово-промышленной буржуазии, поскольку отсутствие торговых отношений с Советским Союзом весьма отрицательно сказывалось на состоянии их собственной экономики.

23 мая Красин передал Керзону ноту правительства СССР, в которой, в частности, говорилось, что разрыв отношений между Великобританией и Россией представил бы угрозу всеобщему миру, вызвал бы нарушение равновесия политических сил в Европе и создал бы опору для агрессивных стремлений милитаристских элементов в различных странах. Желая избежать возможных тяжелых последствий, правительство СССР выразило готовность пойти на новые уступки, а именно: заключить с британским правительством конвенцию о рыболовстве в северных водах; уплатить компенсацию за репрессии, которым подверглись два английских шпиона, что, конечно, ни в малейшей степени не означает признания неправильности принятых в отношении их мер наказания; взять обратно две свои ноты от 31 марта и 4 апреля 1923 года; подтвердить свои обязательства по англорусскому торговому соглашению особым заявлением при условии, что такое же заявление сделает и британское правительство; производить тщательные расследования случаев нарушения должностными лицами соглашения, если будет дружественное указание на это британского правительства, и принимать необходимые меры.

Если бы британское правительство изъявило желание рассмотреть спорные вопросы между обеими сторонами, правительство СССР было бы готово поручить народному комиссару иностранных дел Чичерину встретиться с представителями Великобритании.

На эту ноту британское правительство ответило нотой от 29 мая. Признавая, что правительство СССР "проявило отрадное понимание духа доброй воли и терпеливости", оно выразило сожаление, что в ноте не дано удовлетворения по вопросу о враждебной пропаганде против Британской империи. К ноте был приложен проект декларации о взаимном воздержании от враждебной пропаганды друг против друга, финансовой или какой-либо другой поддержки лиц, агентств, учреждений, целью которых является распространение недовольства или поощрение мятежа как на территории какой-либо части Британской империи, так и на территории всех частей российских владений.

Наконец длительная переписка между правительствами СССР и Великобритании была закончена нотами от 4 и 13 июня, в которых обе стороны согласились на взаимные уступки, и этим был предотвращен разрыв отношений.

В августе 1923 года Красин возвратился на Родину. Решив сосредоточить все свое внимание на работе Народного комиссариата внешней торговли, он обратился в ЦК партии с просьбой рекомендовать правительству освободить его от обязанностей официального представителя в Великобритании. Просьба была удовлетворена.

В истории международных отношений 1924 год занимает особое место. Это был год признания СССР де-юре многими капиталистическими государствами. Это признание стало возможным вследствие политического и экономического укрепления социалистического государства, изменения обстановки в мире, активной поддержки мирового пролетариата.

Лейбористское правительство Великобритании, пришедшее к власти в январе 1924 года, первым начало "полосу признания". В ноте официального представителя Ходжсона от 1 февраля, врученной Чичерину 2 февраля, сообщалось, что правительство его величества признает правительство СССР де-юре. По случаю этого события премьер-министр и министр иностранных дел Макдональд в своем письме Чичерину, в частности, писал:

,,Я счастлив сознавать, что за столь короткий срок существования Лейбористского Правительства мы оказались в состоянии предпринять первый шаг, как я надеюсь, в духе дружбы между нашими двумя народами; этот шаг поведет их к такому взаимопониманию, которое до сих пор было невозможным, и к урегулированию разногласий между ними".

В письме говорилось о желательности назначения таких послов, которые были бы приемлемы для сторон и могли бы сразу же завоевать всеобщее доверие. Однако такое назначение, по мнению Макдональда, должно последовать только после "достижения основного соглашения" по нерешенным вопросам.

Именно эта мысль премьер-министра и насторожила Чичерина, поскольку она таила в себе скрытую форму политического давления. Отвечая ему, он в своем письме от 13 февраля счел нужным сообщить, что отсрочка назначения послов "будет истолкована как признак того, что что-то происходит за кулисами, она явится поводом к бесчисленным подозрениям и домыслам".

7 февраля последовало признание СССР де-юре королевским правительством Италии.

Переговоры о признании продолжались.

Чичерин, выступая на II сессии ЦИК СССР с докладом, заявил, что вслед за признанием СССР де-юре Великобританией, Италией последовали признания Норвегией, Швецией, Данией, Грецией, Мексикой, Албанией. "По всему видно, что недалеко восстановление нормальных отношений с Францией, причем мы согласны только на восстановление нормальных отношений, безусловное, полное, с обменом послами и распространяющееся на всю территорию Союза...

Эта серия признаний служит ярким показателем упрочения международного положения Союза ССР. Его международный вес и влияние сильно выросли; это доказывается стремлением ряда правительств развивать с Союзом ССР дружественные отношения. Такое стремление замечается, например, со стороны Италии"^*.

^*(Документы внешней политики СССР. М., 1963, т. 7, с. 491.)

Во Франции

28 октября 1924 года СССР признала Франция.

Этот факт имел очень большое значение, поскольку правящие круги Франции относились к числу наиболее антисоветски настроенных.

Нарком Чичерин познакомил Красина с проектом своей поздравительной телеграммы Эдуарду Эррио, председателю Совета министров. В конце разговора он спросил:

- Леонид Борисович, не предполагаете ли выступить в печати с заявлением о политическом значении признания нас Францией?

- Не думал, откровенно говоря.

- Естественно. Альбион ближе вам. Не так ли?

Красин улыбнулся.

1 ноября в газете "Известия" появилось заявление народного комиссара внешней торговли Красина, в котором признание СССР де-юре Францией рассматривалось как крупнейшая дипломатическая победа социалистического государства. Подробно разбирая причины, заставившие Францию пойти на такой важный шаг, - победы Красной Армии, давление французского пролетариата, торговые отношения, - Красин писал: "Что Франция сразу признала нас де-юре с предложением обмена послами - меня не особенно удивляет, я часто слыхал за границей от выдающихся французских политиков: "Уж если мы решим вас признать, мы признаем вас сразу, мы не будем торговаться из-за "де-факто" или "де-юре", или вести страусову политику признания без назначения послов".

14 ноября 1924 года Президиум ЦИК СССР назначил Леонида Борисовича Красина полномочным представителем СССР во Франции. Во Францию ехал получивший мировую известность дипломат, член ЦК партии и правительства СССР. Назначением Красина подчеркивалась важность советско-французских отношений для внешней политики нашего государства.

Президент Франции назначил Жана Эрбетта, видного дипломата, чрезвычайным полномочным послом в СССР.

6 декабря Красин нанес первый визит премьер-министру и министру иностранных дел Эррио. Внешне Эррио был очень любезен и корректен.

- Рад, очень рад, господин посол, видеть вас, - сказал он, вставая навстречу Красину.

В теплых словах премьер-министр вспомнил о своем путешествии по России^*.

^*(Эдуард Эррио, находясь в России с 20 сентября по 10 октября 1922 года, посетил в Москве, Петрограде, Киеве, Нижнем Новгороде ряд фабрик, заводов, учебных заведений, беседовал с рабочими, крестьянами, студентами, государственными деятелями.)

- До сих пор с удовольствием вспоминаю вашу прекрасную страну, беседы с рабочими Путиловского завода, с крестьянами, которых я встречал на Нижегородской ярмарке. Разные по социальному происхождению, эти люди были едины в стремлении к общей цели: восстановить промышленность и сельское хозяйство как можно скорее.

Красин, начав с изложения вопроса о предстоящих переговорах по определению суммы долговых претензий Франции к СССР, сообщил, что подготовительная работа к этим переговорам идет полным ходом.

- Ваше превосходительство, возможно, что после недолгого пребывания в Париже я выеду в Москву, чтобы сделать доклад правительству. Когда вернусь, наши делегации по этим переговорам могли бы начать свою работу, если с вашей стороны не последует возражений.

Премьер-министр ответил, что он согласен.

- Как вам известно, экономические и торговые отношения у нас уже существуют и могли бы развиваться значительно быстрее, если бы не наше бесправное положение и враждебность политики Пуанкаре. Наше намерение - немедленно приступить к делу, и с этой целью мы предполагаем открыть торговое представительство, которое займется торговыми операциями на тех же основаниях, на каких мы торгуем сейчас уже во всей Европе.

- Господин Красин, мое правительство выступает за самое активное развитие торговых отношений между нашими странами. Что же касается учреждения торгового представительства, то я рекомендовал бы вам изложить этот вопрос в особой ноте, - сказал Эррио.

Тот спокойный тон, каким были сказаны эти слова, натолкнул Красина на мысль, что в этом вопросе могут встретиться большие трудности. Впрочем, подумал он, может быть, премьер- министр так спокоен, потому что мало осведомлен...

- Ваше превосходительство, - продолжал Красин, - вам, конечно, известно, что в печати появились сообщения о недавнем обращении представителей белой эмиграции к вашему правительству с просьбой разрешить им учредить особый орган для защиты и охраны своих интересов. Мое правительство рассматривало бы учреждение такого органа как противоречащее акту признания.

- Да, - подтвердил Эррио, - с такой просьбой обращался к нам бывший царский посол Маклаков. Помню, мы ответили ему, что у нас существуют общие законы, дающие достаточную защиту гражданам, в том числе и эмигрантам, получившим право убежища. А поэтому нет необходимости в учреждении еще какого-то особого органа.

- Благодарю за разъяснение. Несомненно, что такой же будет ваша позиция по отношению к армянскому и грузинскому комитетам.

- По отношению к Армении мы как будто ничем не связаны. Грузия же, как вам известно, была признана Францией. Вопрос об упразднении грузинских комитетов мы должны рассмотреть особо.

- Ваше разъяснение, господин председатель, я принимаю к сведению. Но должен сказать, что мы будем настаивать на ликвидации всех белоэмигрантских организаций, присвоивших себе консульские функции. Разрешите затронуть еще один вопрос? Речь идет о возвращении наших кораблей, уведенных в Бизерту. Мое правительство считает, что комиссия экспертов, которую оно направило в Париж, должна ознакомиться с состоянием кораблей, дать письменное заключение и вступить во владение ими. Приняв меры, комиссия направит часть кораблей в отечественные порты, часть - в иностранные для ремонта и продажи.

Против возвращения кораблей премьер-министр не возразил ни единым словом.

- Я вполне согласен с вами в данном вопросе, а о деталях ваша комиссия сговорится с нашим адмиралтейством.

Поведение Эррио подтвердило имеющиеся у Красина сведения, что французское правительство радо как можно скорее спихнуть с рук бизертские суда, чтобы не нести никаких расходов в связи с их сохранением.

Правительство Эррио, проводя политику дружественных отношений к СССР, испытывало давление сил внутренней реакции и белой эмиграции. Визит британского министра иностранных дел Чемберлена в Париж обострил выступления некоторых высших морских чиновников и офицеров против решения правительства о возвращении кораблей.

Внимательно следя за развитием политических событий в стране, Красин уловил колебания и в политике правительства. 20 декабря Эррио, беседуя с полпредом, высказал мысль о возможности преждевременной отставки своего правительства.

- Господин посол, - сказал он, - я должен сообщить вам, что в настоящее время создалось такое положение, при котором передача вам кораблей именно сейчас, повторяю, именно сейчас, вызвала бы серьезное осложнение. Я рекомендовал бы вам не настаивать на немедленном уводе их из нашего порта. Если вы будете форсировать события, поднимется шумиха. Могут возникнуть и манифестации протеста. Не исключаются запросы в палате депутатов. Возможно, что и сенат поднимет свой голос и попытается свалить мое правительство. А это едва ли будет полезно для вас.

Премьер-министр раскрыл папку и вынул из нее какой-то документ.

- Не скрою от вас, - продолжал он, - что я был вынужден уволить морского префекта Бизерты, не выполнившего распоряжений о подготовке кораблей к передаче вам. Я обещал флот вам возвратить, и я его возвращу, но имейте терпение, подождите пару недель. Пусть ваша комиссия едет в Бизерту, осматривает корабли, а когда возвратится в Париж, мы решим, как быть дальше.

- Господин председатель, это ваше сообщение я сегодня же доведу до сведения моего правительства, - сказал Красин в конце беседы.

3 января 1925 года чрезвычайный полномочный посол Эрбетт, готовясь к отъезду в Москву, нанес визит Красину. Выразив удовлетворение своим назначением, он сообщил, что едет работать для будущего Франции и СССР и что уже взял на себя смелость исполнить одно поручение.

Депутат парламента, бывший министр, член правления чуть ли не 200 акционерных предприятий Луи Лушер, продолжал Эрбетт, выразил желание познакомиться с господином полпредом и обменяться с ним мнениями по общим проблемам экономических отношений. Несмотря на крайнюю занятость, Лушер мог бы встретиться в любое время.

После ухода Эрбетта Красин постарался вспомнить все, что ему было известно о Лушере. Инженер Луи Лушер, бывший министр, один из наиболее крупных воротил финансового мира, нажил миллионы в годы первой мировой войны, возглавляя правительственные работы по реорганизации промышленности для нужд обороны Франции. Сейчас он лишь простой депутат, но кандидат в министры финансов или торговли при любой из комбинаций ближайшего кабинета. Это была сфера деятельности, в которой более всего проявлялись его способности. Депутатское кресло помогало ему проникать в правительственные круги и получать подробную информацию. Словом, птица важная, подумал Леонид Борисович.

Встреча состоялась утром следующего дня. Лушер вышел навстречу Красину и Эрбетту в сопровождении громадного черного дога.

Беседа началась в гостиной у горящего камина. И этот дог, и камин, придающий особый уют гостиной, живо напомнили Красину Англию, хотя сам хозяин был типичным французом - быстрым, остроумным, даже с некоторой долей самолюбования.

- Вам, господин посол, - начал Лушер, - известно, что я до войны имел крупные дела в России и часто бывал в вашей стране. Сейчас я сторонник практического соглашения между нашими странами, дающего неограниченную возможность экономического восстановления России. Поэтому я просил бы вас ознакомить меня с ближайшими планами вашей деятельности во Франции.

- Все ближайшие планы, господин Лушер, - ответил Красин, - связаны с немедленным развитием торговых отношений между СССР и Францией. Опорой в осуществлении этих планов будет служить наше торговое представительство в Париже.

Луи Лушер оживился, даже чуть подался вперед.

- Я вполне одобряю ваши планы. Ведь имеются такие широкие возможности развития как экспорта, так и импорта, и надо использовать эти возможности. Прежде всего необходимо создание банка для внешней торговли, финансирующего все торговые операции вашего центрального торгового органа.

- Совершенно с вами согласен, - сказал Красин, делая вид, что не замечает явной заинтересованности Лушера, - в Англии уже работает "Аркос-банк", который на опыте доказал целесообразность финансовой организации в тех странах, где мы ведем большую торговлю. Кстати, здесь возникает необходимость введения котировки червонца и франка.

- Получается совершенная нелепица, - вступил в разговор Эрбетт. - Наши страны для взаимных расчетов вынуждены прибегать к услугам фунта стерлингов или доллара. Вы даже не представляете, господа, с какими трудностями приходится мне сталкиваться, чтобы перевести в Москву деньги, ассигнованные на содержание нашего посольства!

Лушер встал и подошел к камину.

- А теперь давайте говорить так, как будто здесь нет ни посла России, ни посла Франции, - сказал он после небольшой паузы. - В чем состоит проблема? Прежде всего она состоит в урегулировании вопроса о держателях русских государственных займов. Другие категории долгов меня в данный момент мало интересуют. Частью они будут погашены в далеком будущем, частью будут аннулированы в процессе переговоров и возможных комбинаций. Препятствием к восстановлению нормальных отношений и предоставлению займов являются только государственные бумаги бывших правительств России. Возможно ли здесь, господин посол, какое-либо соглашение?

- Нет, царские долги мы не признаем.

- Но позвольте, при этих условиях ни одно правительство не согласится предоставить вам заем. Я понимаю ваше возражение. Вы не признаете царские долги. Думаю, что и нам не следует настаивать на их юридическом признании. Было бы нелепо требовать от России признания долга в 14 - 15 миллиардов золотых франков. Но надо пойти на комбинацию, которая дала бы какое то удовлетворение держателям русских бумаг и была бы посильна для вашего государства. Ну, скажем, можно было бы помириться на признании вами всего долга держателям русских бумаг во Франции в 2 миллиарда золотых франков при ежегодной уплате процентов и погашении в 5 процентов. Эта плата для России, не имеющей внутренней задолженности, сущий пустяк по сравнению с возможными выгодами от займов.

- На практическую комбинацию признания известного долга безотносительно к признанию долгов прежних правительств мы идти готовы, но непременным условием является новый заем на цели экономического восстановления. Мне известно, что и Франция испытывает затруднения, когда приходится решать вопрос о предоставлении займов.

- Да, затруднения встречаются, поскольку она сама является должником Америки и Великобритании. Главным препятствием на пути установления отношений с Россией, несомненно, является нежелание вашего правительства даже говорить об урегулировании государственного долга. Повторяю, при решении вопроса о долгах изменилась бы политика правительств стран Европы и Америки по отношению к вашей стране.

- Нет, господин Лушер, политика не изменилась бы. К сожалению, и во Франции, на территории которой недавно сражались русские солдаты экспедиционного корпуса против общего врага, еще жив дух вражды и недоверия.

- Вы имеете в виду выступления в печати?

- Не только. Произносятся враждебные речи и с трибуны парламента.

- Не следует, господин посол, придавать особое значение таким выступлениям, поскольку они не заслуживают внимания.

- Согласен, не заслуживают внимания, но эти выступления появляются в печати, парламенте не сами по себе, а по воле тех сил, которые направляют политику государства.

- Долги, долги, господин посол, вот что больше всего вызывает недовольство и вражду.

- Нет, нет. Речь идет о различии социальных систем. Именно это, а не царские долги вызывает ненависть и вражду к социалистическому государству. Никакой уверенности, что враждебное отношение печати сменится благожелательным даже и после урегулирования вопроса с держателями русских бумаг, у нас, конечно, не имеется, и все посулы и обещания кредитов и займов после такого признания остаются совершенно недоказанными.

Среди русских эмигрантов, получивших приют во Франции, были солдаты и офицеры экспедиционного корпуса, ученые, писатели, художники, композиторы, актеры. Оказавшись на чужбине без работы и средств к существованию, многие из них обращались в полпредство СССР с просьбой о разрешении им возвратиться на Родину. Пришел на прием к Красину и бывший царский генерал Игнатьев. Высокого роста, стройный, с седой головой, он с достоинством поклонился. Поблагодарив за предложение сесть, он сразу начал излагать свою просьбу о разрешении ему с женой и дочерью возвратиться на Родину.

- Алексей Алексеевич, с этой просьбой вы обращаетесь впервые?

- Да, впервые. Были сомнения. Говоря чистосердечно, они не покидают меня и сегодня. Ведь я не только бывший царский генерал, но и бывший царский паж, служил при дворе, а такие люди нынче не в моде у вас. Не знаю, известно ли вам, что моя жена - французская подданная.

- Известно. Многие русские солдаты и офицеры, женившись на иностранках, получили разрешение местных властей на выезд вместе со своими семьями. Ваша просьба будет рассмотрена.

- Благодарю. Я, жена и дочь будем счастливы. Позвольте, Леонид Борисович, спросить: интересует ли вас судьба русских архивов?

- Разумеется. В первую очередь я хотел бы знать, где находятся архивы по военным заказам царского правительства.

- Часть архива хранится у меня. Я берегу его для работы над своими воспоминаниями, готов в любое время передать вашему представительству весь архив.

- Это ведь государственное имущество. Ну, об этом мы еще поговорим. Алексей Алексеевич, вы конечно же поддерживаете связи со своими соотечественниками. Как поживают Иван Алексеевич Бунин и Александр Иванович Куприн?

- Тоскуют по Родине. Ох, как тоскуют! Но, к сожалению, сделать решительный шаг не могут.

- Алексей Алексеевич, наше государство беспокоится о судьбе рукописей Пушкина, Гоголя, Жуковского, Тургенева, Герцена, Огарева, интересует нас и судьба их наследников.

- Кое-какими сведениями я располагаю о наследниках Пушкина. Покинув Россию, они долго скитались по свету, потом нашли приют в Брюсселе. Это большая семья: внук Николай Александрович Пушкин, его отец, как вам известно, Александр Александрович Пушкин, генерал русской армии, старший сын великого поэта. Правнук Александр Николаевич Пушкин и его жена Луиза Иосифовна, русская по матери, фламандка по отцу. Средства семьи довольно скромные.

- Алексей Алексеевич, обещаю поддержать ваше ходатайство.

- Позвольте мне, господин посол, заверить вас, что я отдам все свои силы и знания для блага Отечества^*.

^*(А. А. Игнатьев, возвратившись на Родину, служил в различных учебных заведениях РККА, написал воспоминания "Пятьдесят лет в строю".)

Февраль и первые дни марта 1925 года Красин провел в Москве.

Дни, казалось, летели незаметно. Много внимания Леонид Борисович уделял вопросам развития внешней торговли СССР. Надо было выяснить, какие имеются возможности поставок пшеницы, леса, нефти, льна, пеньки и каковы будут ассигнования валюты на приобретение машин, станков. Готовил различные материалы к своим беседам с Чичериным, Сталиным, Орджоникидзе.

Снова Париж. Утром Красин, как обычно, просмотрел почту, ознакомился с местными газетами и журналами. Правые силы, предпринимая атаки на правительство Эррио, возлагали на него ответственность за ухудшение экономического положения в стране, рост цен, инфляцию франка, обвиняли в потворстве коммунистической пропаганде и, наконец, требовали его отставки. Критические голоса раздавались и в палате депутатов, и в сенате.

В четверг, 12 марта, Красин посетил премьер-министра. Вот что писал об этой беседе сам Красин: "Я начал разговор с вопроса о Бизертском флоте, изложив Эррио, каким громадным препятствием для каких-либо дальнейших соглашений является позиция, занятая им в этом вопросе... Возврат флота в Черное море наше правительство рассматривало бы лишь как частичное восстановление того положения на Черном море, которое имело место до изменнического увода флота Врангелем...

Эррио, выслушав все мои аргументы, начал... с заявлений о полной для него невозможности в настоящий момент, при создавшемся внутриполитическом положении, пойти на немедленную выдачу нам Бизертского флота. Такой акт мог бы быть фатальным для судьбы кабинета, и он на это не может пойти...

Итак, в вопросе о Бизертском флоте, пока Эррио у власти, ни на какой сдвиг в благоприятную сторону рассчитывать, по- видимому, не приходится...

Разговор зашел далее о самом кардинальном вопросе - о долгах... Я указал на большой вред для достижения соглашения такой постановки вопроса о долгах, какая была ему дана в зале Трокадеро 28 февраля, где держатели русских бумаг пришли к такой астрономической цифре, как 32 млрд. фр. Эррио усмехнулся и пожал плечами, добавив, что, конечно, на получение полной суммы никто серьезно не рассчитывает... Существующие общества защиты интересов отдельных, держателей враждуют друг с другом, не имеют никакой общей линии и, что самое главное, юридически тоже отнюдь не являются достаточно полномочными, чтобы принимать какие-либо связывающие самих держателей решения. Получается такая картина, что держатели-кредиторы кричат на всех перекрестках и размахивают руками, но толком формулировать своих желаний и предела уступок не могут. Не может этого, по-видимому, и правительство"^*.

^*(Документы внешней политики СССР, т. 8, с. 183 - 186.)

Атаки правых сил на правительство Эррио привели к его отставке 156 голосами против 132. Основной причиной падения правительства, имевшего весьма скромную программу демократических преобразований, по мнению Красина, была не только политика признания СССР де-юре и сотрудничества с левыми силами. Эррио, демократ, республиканец, выступавший за независимость политики своей страны, подвергался дикой травле в буржуазной печати. Правые силы, свалившие его правительство, включали в себя и часть социалистов. Самой колоритной фигурой среди них был Мильеран. Бывший военный министр, бывший президент республики, он проводил политику преследования демократических сил и непризнания СССР. 26 апреля Мильеран, выступая в Версале с речью, заявил, что признание Францией СССР означает "водворение в центре Парижа посла, который является не кем иным, как руководителем коммунистической пропаганды, ведущейся против нас".

Поль Пенлеве, сформировав новое правительство, отдал портфель министра иностранных дел Аристиду Бриану.

Старый особняк на набережной д'Орсэ был хорошо знаком Бриану, трижды занимавшему кресло министра иностранных дел. Сын владельца кафе в провинциальном городке, он получил юридическое образование, был адвокатом, занимался журналистикой и даже выступал в защиту права на забастовки и так, шаг за шагом, поднимался к вершинам служебной лестницы. Защищая интересы правящих классов, Бриан в новом правительстве старался взять в свои руки портфели премьер- министра или министра иностранных дел, а если обстановка позволит, то и оба сразу.

Первый визит Бриану Красин нанес 28 апреля. Это была попытка завязать первый деловой разговор по существу.

Встретив Красина у порога своего кабинета, он приветствовал его по-русски: "Здравствуйте, господин посол".

Зная о кое-каких сомнениях нового министра в отношении прочности Советской власти, Красин начал с рассказа о мерах, принятых партией и правительством по укреплению и совершенствованию государственного аппарата, созданию нового законодательства. Потом он ознакомил его с основным направлением политики партии и правительства по крестьянскому вопросу, говорил о восстановлении народного хозяйства, школ, больниц, заводов, фабрик, железных дорог.

Министр слушал внимательно.

- Прочность и устойчивость моего правительства, - продолжал Красин, - не оставляет надежды на реставрацию старого режима. Если в нашей внутренней жизни и встречаются трудности, то они вызываются нашей бедностью, а не катастрофическими противоречиями социальных интересов.

- Лично я, - сказал Бриан, - вполне убежден в прочности вашей власти и давно уже ищу пути соглашения и сотрудничества с ней.

- Директива моего правительства, полученная мною перед отъездом, гласит: добиться не только восстановления дипломатических отношений, но и более тесного сближения наших народов, имеющих общие задачи в борьбе за укрепление всеобщего мира. Столь благородные задачи вполне разрешимы, поскольку у наших стран нет больших столкновений интересов. Не поступаясь своими принципами, они могли бы проводить согласованную политическую линию.

- Я полностью разделяю эти ваши мысли, господин посол. Мои усилия и усилия всего правительства будут направлены к этой цели.

- Готовясь к заключению соглашений о дружественных отношениях, - продолжал Красин, - мы должны открыто, искренне говорить и о препятствиях, которые стоят перед нами.

- Надеюсь, господин посол, это будет темой наших будущих бесед.

- Главным препятствием является недоверие вашего правительства к правительству СССР. Это недоверие конечно же вызвано все тем же вопросом о связях с Коминтерном, коммунистической партией и нашей так называемой пропагандой. Разумеется, было бы лучше с точки зрения любого капиталистического правительства нас победить и уничтожить. Вы весьма добросовестно старались сделать это в прошлые годы, но не сумели. Напрасно была пролита кровь людей, напрасно были разрушены и сожжены школы, больницы, жилища, заводы, фабрики. Неудачи интервентов в России привели государственных и политических деятелей многих стран мира к неизбежному выводу о необходимости установления нормальных отношений с моей страной. Не мы выдумали существование капиталистического строя и классовых противоречий, мы лишь внимательно изучали вашу жизнь. В годы интервенции и блокады мы вынуждены были отвечать на снаряды и пули тем оружием, которое было доступно нам. И пропаганда в то время играла известную роль. С момента возобновления нормальных отношений наше правительство добровольно и искренне отказывается от всякого вмешательства во внутренние дела чужой страны.

Здесь Бриан прервал Красина и напомнил ему о ноте министерства иностранных дел, содержавшей требование об отзыве первого секретаря полпредства за участие в митинге китайских коммунистов в Париже.

- Пользуясь случаем, господин министр, я позволю себе обратить ваше внимание на неточности. Приглашение было прислано мне и не от китайских коммунистов, как говорится в ноте, а от партии Гоминьдана, и не на митинг, а на торжественное собрание, посвященное памяти Сунь Ятсена, друга нашей страны. Не имея возможности выступить на этом собрании, я поручил это сделать первому секретарю. Кроме соболезнования, в его речи содержалась лишь одна фраза о том, что Советская республика навсегда покончила с режимом насилия и угнетения по отношению к Китаю. Каких-либо враждебных речей не было на этом собрании, на котором, кстати, присутствовал и представитель вашего правительства.

- Прошу извинения, - прервал снова Бриан, - у нас имеется информация, будто господин первый секретарь в своей речи призывал рабочих объединиться вокруг III Интернационала.

- Весьма сожалею, что эта неверная информация поступила в министерство иностранных дел. Надеюсь, что по вашей рекомендации будет пересмотрено решение об отзыве первого секретаря.

- Это "дело", - добавил Бриан, - я получил "по наследству".

- Мне известно, господин министр, что речь бывшего президента Мильерана, произнесенная им в Версале, произвела неблагоприятное впечатление и во Франции. Вот текст моего протеста, опубликованный в ваших газетах.

- Не следует придавать этой речи серьезного значения. Я согласен с вами, что лучшим средством устранения недоразумений должно быть постоянное общение между министерством иностранных дел и вашим посольством.

Делая выводы из этой беседы, Красин писал в своем докладе Наркоминделу от 30 апреля 1925 года, что Бриан при обсуждении менее принципиальных вопросов старался быть внимательным и приятным. Но, когда заходила речь о таких крупных вопросах политического характера, как требование возвращения кораблей, он уклонялся от прямого ответа, "облекая это уклонение в корректную и извинительную форму под предлогом, что еще не успел ознакомиться с нашими досье".

Красин все чаще раскрывал папку с планом своей работы. Еще не все задания правительства о встречах с государственными деятелями были выполнены. Наступила пора летних отпусков. Париж, как говорили тогда иностранные журналисты, опустел, никого из важных персон не было в нем. Премьер-министр Пенлеве отдыхал на берегу моря, министр иностранных дел Бриан был в отъезде, генеральный секретарь министерства иностранных дел Бертело удил рыбу где-то в тихом уголке на Сене, статс-секретарь Бонне гостил в деревне.

Только 22 августа вечером Красин встретился с министром финансов Кайо.

Об этом человеке, осужденном на три года тюремного заключения за сношение с врагом в годы первой мировой войны, много говорили и писали. После войны он был амнистирован и рекомендован в министры финансов.

- Вот вам, господин посол, - начал Кайо, как только Красин вошел в кабинет, указывая пальцем на лист бумаги, - таблица долгов, в которой приводится и сумма вашего долга Франции. Как видите, эта сумма составляет около 6 миллиардов франков.

- Господин министр, меня сейчас не интересует эта сумма. О государственных долгах и контрпретензиях мы еще поговорим. Думаю, что вопрос о претензиях держателей русских бумаг более срочный. Мы были бы готовы пойти на урегулирование его. Речь идет не о признании царских долгов, которые мы по- прежнему отвергаем, а о некотором компромиссе. Мое правительство могло бы предложить вашему правительству известную сумму при условии, что оно полностью возьмет на себя удовлетворение претензий держателей русских бумаг.

Министр не возражал. Но, когда Красин изложил предложение об уменьшении суммы долга, поскольку часть царских займов была израсходована по сметам различных министерств Франции на подготовку к войне, он вскипел и начал доказывать неприемлемость этого предложения.

- Нет, - сказал он. - Если ваше правительство рассматривает все соглашения как деловой компромисс, надо начинать прямо с той суммы, которую оно могло бы предложить держателям русских бумаг.

- Если так, - ответил полпред, - мы могли бы назвать что-нибудь около двойной биржевой стоимости русских бумаг по курсу парижской биржи на день признания СССР Францией де-юре.

Поясняя, Красин говорил о необходимости учесть все активы, находящиеся в распоряжении правительства Франции, и о предоставлении СССР кредитов на сумму, достаточную для покрытия платежей. Гарантией кредитов может быть российское золото, отправленное в Германию по Брест-Литовскому договору и хранящееся во Французском банке, и золото, которое правительство СССР могло бы еще предоставить.

Услышав о золоте, министр Кайо оживился и сказал, что при этих условиях можно надеяться на получение кредитов.

Зная о предстоящем получении Францией займа в Соединенных Штатах Америки, Красин в осторожной форме спросил:

- Нельзя ли, господин министр, увеличить сумму этого займа? Если бы такая возможность представилась, ваше правительство могло бы какую-то часть займа уступить нам, естественно, по более высокому проценту. Эта операция могла бы служить хорошим началом нашего сотрудничества. Почему бы французам, хорошо знакомым с Россией, не проявить инициативы в привлечении американского капитала в СССР?

Министр ответил, что в принципе такое сотрудничество необходимо и желательно, но высказал сомнение в возможности осуществления его в ближайшее время. Оседлав своего любимого конька, он пустился в длинные рассуждения. Правительствам Западной Европы, по его словам, было бы рискованно начинать какое-либо серьезное предприятие с правительством СССР, пока оно столь тесно связано с III Интернационалом.

Много сил отдал Красин переговорам о возвращении кораблей Черноморского флота, уведенных Врангелем во французский порт.

Правительство РСФСР, рассматривая эти корабли как собственность своего государства, в радиограмме правительству Пуанкаре от 17 августа 1921 года заявило о незаконности любых сделок и потребовало возвращения кораблей. Это требование оно повторяло неоднократно в своих официальных заявлениях и нотах. Однако правительства Франции, сменявшиеся одно за другим, не давали согласия на возвращение кораблей и намеревались продать их с целью покрыть расходы, которые понесла Франция по эвакуации белых армий из Крыма. Неоднократно ставил вопрос о возвращении кораблей и Красин. В своих беседах с премьер-министрами Эррио и Пенлеве, министром иностранных дел Брианом он настойчиво требовал возвращения флота и возлагал ответственность за техническое состояние кораблей на Францию. Его деятельность в этой области получила широкие отклики в демократической печати и вызвала сочувствие общественного мнения. Наконец 27 августа 1925 года Совет министров Франции принял постановление о возвращении кораблей.

5 сентября Красин выехал в Москву.

Доложив Чичерину о состоянии советско-французских отношений, он сообщил о своем намерении поставить вопрос об освобождении его от обязанностей полпреда СССР. Причина, побудившая его сделать это, была, казалось ему, весьма серьезной: надо было подумать о будущем дочерей, дать им образование на Родине. Пребывание за границей лишало Красина такой возможности. К тому же здоровье Леонида Борисовича резко ухудшилось.

Чичерин, выслушав доводы Красина, сказал:

- Конечно, Леонид Борисович, основания у вас очень серьезные, надо отдохнуть, полечиться, да и здесь дел достаточно. Кстати, сейчас обсуждается вопрос о назначении полпреда в Лондон. Этому назначению придается особое значение.

Несмотря на ухудшение здоровья, Красин не щадил себя на работе. Происходившее слияние Наркомата внешней торговли и Наркомата внутренней торговли отнимало много сил и времени. Красин готовил необходимые документы, беседовал с людьми, стараясь передать свой огромный опыт. Завершив основную работу по объединению двух наркоматов в единый Народный комиссариат внешней и внутренней торговли СССР, он в январе 1926 года по настоянию ЦК партии выехал на юг Франции, в Антибе, на лечение.

Этот древний город с высоким маяком в заливе когда-то был греческой крепостью. Его окрестности изобилуют фруктовыми садами, рощами оливковых, померанцевых, лимонных деревьев. По склонам холмов тянутся виноградники и табачные плантации. Украшением города является собор, построенный на месте храма богини Дианы. Красин с женой и дочерьми совершал прогулки по морю, много гулял. Немного поправившись, он посетил Ниццу, ехал специально, чтобы поклониться могиле Александра Ивановича Герцена.

Снова в Англии

Развитие отношений между СССР и Великобританией проходило в очень сложных условиях. Изучая документы последних лет, Красин установил, что обострения в отношениях между двумя странами всегда возникали по вине британского правительства.

10 июня 1926 года министр внутренних дел Уильям Джойнсон Хикс, выступая в палате общин, обвинил правительство СССР в посылке денег бастующим английским горнякам.

19 июня министр по делам Индии лорд Биркенхед, выступая в Лутоне, заявил, что правительство СССР "открыто стремится подорвать историческое величие Англии".

В печати, в парламенте продолжались выступления с обвинениями СССР во вмешательстве во внутренние дела и в коммунистической пропаганде. Эти извечные мотивы обвинений повторялись каждый раз, когда капиталистические державы объединялись в борьбе против социалистического государства.

Депутаты консервативной партии Черчилль, Биркенхед выступили с требованием о разрыве дипломатических и торговых отношений с СССР. Поводом для этих выступлений послужило проявление интернациональной солидарности и братской помощи пролетариата СССР английским горнякам, бастовавшим против локаута. Министр иностранных дел Остин Чемберлен, выступая 25 июня в палате общин, заявил, что в СССР собираются и посылаются деньги "не для оказания помощи людям в беде, а для разжигания революции". Однако требование разрыва отношений он не поддержал, поскольку такой разрыв, по его словам, был бы не в интересах Англии.

Правительство СССР, высоко оценивая свои отношения с Великобританией, соблюдало осторожность и не поддавалось враждебным выступлениям.

28 сентября вечером Красин прибыл в Лондон. Познакомившись со всеми сотрудниками полпредства, он послал министру иностранных дел ноту с извещением о своем прибытии и о желании нанести ему официальный визит.

Разбирая книги и свой архив, Красин делал заметки для своих воспоминаний о Ленине. Эта благородная мечта, не покидавшая его и в дни болезни, вселяла в него силы и надежды. Образ великого человека вырисовывался в памяти очень ясно. С Лениным его связывали годы совместной борьбы, под его руководством Красин делал первые шаги на дипломатической работе.

Вспомнился и июль 1904 года. Тогда, в отсутствие В. И. Ленина, находившегося в Швейцарии, тройка "примиренцев", в которую входил и Красин, провела заседание ЦК, на котором было принято постановление, призывающее к примирению с меньшевиками, - так называемая "июльская декларация". Эту свою политическую ошибку Леонид Борисович до сих пор вспоминал с мучительным стыдом.

1 октября Красин, уступая настоятельным просьбам, принял корреспондентов английских агентств и газет. В заявлении, которое он сделал, говорилось, что генеральная политика его правительства имеет своей главной целью мир. В заявлении приводились данные о коренных различиях социальных систем СССР и капиталистических государств, о плановом развитии народного хозяйства, в частности об индустриализации страны, о развитии культуры, о работе профессиональных союзов, о состоянии англо-советских отношений.

Получив интересные данные о СССР, журналисты опубликовали их в газетах и журналах.

Когда 28 сентября 1926 года был подписан советско-литовский договор о нейтралитете, в английской и польской печати сразу стали появляться статьи, осуждающие заключение договора. Цель была ясна - втянуть Прибалтийские государства в антисоветский блок. Чтобы внести ясность в этот вопрос, полпред Красин пригласил к себе корреспондента газеты "Дейли геральд".

В интервью, которое он дал ему 8 октября, говорилось, что правительство СССР делало неоднократные попытки добиться всеобщего разоружения или сокращения вооружений. Не встретив, однако, откликов со стороны других держав, оно решило стать на другой путь сохранения мира - на путь заключения пактов о ненападении и нейтралитете с отдельными государствами. Первый такой пакт был заключен с Турцией, потом с Германией, Литвой.

"Несомненно, система таких договоров между различными государствами, - сказал в заключение г. Красин, - будет, за отсутствием соглашения о разоружении, самой лучшей гарантией всеобщего мира".

11 октября около 4 часов Красин прибыл в министерство иностранных дел. Остин Чемберлен, приветливо встретив высокого гостя, указал ему на мягкое кресло у дивана.

Поблагодарив, Красин вручил министру верительное письмо народного комиссара иностранных дел.

- Мое правительство, - сказал он, - придает исключительно большое значение установлению более нормальных отношений между нашими странами. Мои усилия будут иметь успех, если этого желает и британское правительство.

- Ваши усилия, господин посол, не будут напрасными. Я всегда готов встретиться с вами и обсудить вопросы, которые волнуют нас.

- К сожалению, некоторые сомнения в возможности улучшения наших отношений были высказаны в заявлениях авторитетных представителей вашего правительства. Даже в резолюции конференции консервативной партии содержится требование о разрыве отношений с нами и о закрытии наших учреждений на территории метрополии. Весьма странные требования. Я позволю себе думать, что эта резолюция, хотя и отражает настроения людей, выступающих против улучшения наших отношений, мало имеет общего с политикой вашего правительства. Мы вполне отдаем себе отчет в трудностях взаимного понимания и соглашения между государствами, имеющими различные социальные и политические системы. Однако наши народы, живущие на огромных территориях одной и той же планеты, не должны быть лишены постоянного общения друг с другом.

Подробно рассказывал Красин о созидательном труде рабочих, крестьян, интеллигенции в выполнении плана восстановления народного хозяйства и культурного строительства, об укреплении мощи своего государства.

- Поскольку, господин министр, - продолжал он, - наш план восстановления осуществляется исключительно за счет внутренних средств, наши народы испытывают трудности и лишения. Положение существенно изменилось бы, если бы мы получили долгосрочные кредиты в форме займов. Не обольщая себя надеждами на быстрый успех в наших отношениях, я прошу вас принять во внимание, что мое правительство существует уже девять лет и что оно будет существовать многие годы.

- Вы, господин посол, осветили вопросы, которые представляют для меня интерес. Благодарю. Я просил бы вас дать мне время на изучение отдельных проблем и возобновление личных связей с представителями финансовых и деловых кругов. Я не принадлежу к людям, ожидающим в более или менее скором будущем крушения вашей власти. Нет, напротив, по данным, которыми я располагаю, ваше правительство - прочное правительство. Разумеется, мы ни в какой степени не разделяем принципов вашего правительства, во многом не симпатизируем его политике и тактике. Но с того дня, когда мы вступили с ним в официальные отношения, мы полностью выполняем свои обязательства, не ведем против него враждебной политики. Я заявляю, что правительство его величества не имеет никаких враждебных намерений против СССР. Слухи и разговоры о намерении британской политики окружить СССР и создать вокруг него враждебный блок государств являются совершенно беспочвенными. Нет таких намерений. Более того, я в своих беседах с министрами иностранных дел других государств указывал на необходимость мирных, добрососедских отношений с СССР. Я должен сказать, господин посол, что мы не встречаем отклика на эту нашу политику со стороны вашего правительства. Постараюсь доказать это. Обязательство о недопустимости пропаганды, предусмотренное нашим договором, не выполняется. Да, это так. Если бы мы не придавали особого значения своей торговле с Россией, то имели бы полное право денонсировать договор. Британское правительство охотно будет приветствовать каждый шаг к улучшению отношений между нашими странами при условии прекращения враждебной пропаганды. Разумеется, оно не может пойти на возобновление договора, содержащего обязательство гарантировать кредиты России через парламент. Равным образом британское правительство будет настаивать и на решении вопроса о долгах в соответствии с международными обычаями.

Секретарь Чемберлена неоднократно заглядывал в кабинет, молчаливо напоминая, что разговор затянулся. Красин вынужден был оставить без ответа значительную часть реплик Чемберлена. Однако обвинения в пропаганде он не мог обойти молчанием.

- Ваше превосходительство, вы обвиняете нас во враждебной пропаганде. Буквально такие же жалобы, в тех же выражениях я слышал в Москве по поводу деятельности британских агентов почти во всех частях света. Единственный способ бороться с нежелательными явлениями, по моему мнению, заключается в немедленном обжаловании каждого случая через ближайший дипломатический компетентный орган другой страны. И что касается моего правительства, то я с определенностью заявляю, что оно всегда готово на соответствующее расследование, если обнаружится виновность нашего работника.

Излагая содержание этой беседы в своем докладе в НКИД, Красин высказал предположение, что ключ к позиции британского правительства по отношению к СССР находится не в форин офисе, а в деловых кругах Сити, и в частности в некоторых банках. Склоняясь к этой мысли, он набросал план своих деловых встреч с деятелями финансового мира.

"Осведомлю Вас подробно о всех этих переговорах, которым придаю пока характер лишь нащупывания и предварительного осведомления.

Буду, вероятно, также на днях видеть директора "Ллойдс банк" Белла, а также представителей других банков. Относительная легкость, с которой все эти финансисты идут теперь на свидания и даже ищут их, по-моему, указывает на значительный интерес к урегулированию отношений с нами.

Я не буду особенно удивлен, если со стороны форин офиса окажется гораздо менее склонности и желания прийти к какому-либо прочному соглашению, чем со стороны банков. В конце концов форин офису, как и французскому министерству иностранных дел, выгодно иметь против нас этот вечный козырь непризнанных долгов как лучшее оружие враждебной пропаганды"^*.

^*(Документы внешней политики СССР, т. 9, с. 506.)

15 октября в 12 часов Красин прибыл на автомобиле с красным флажком к парадному подъезду старинного мрачного здания. Это был Английский банк.

Главный управляющий банка Монтегю Норман принял Красина в своем кабинете. Лет тридцати пяти от роду, с симпатичным умным лицом и открытой, простой манерой держаться, он производил впечатление человека, не ограниченного только сферой финансовых интересов.

- Я был бы весьма благодарен вам, господин посол, - начал Норман, - если бы вы кратко ознакомили меня с экономическим положением в вашей стране. Мои знания в этой области, к сожалению, невелики.

Рассказывая о плане индустриализации, Красин упомянул о Шатурской и Волховской электростанциях, строительстве стекольного завода в Дагестане, шоссейных дорог на Украине и на Кавказе, проектах строительства оросительных каналов.

- Вам, господин Норман, конечно, известно, что развитие народного хозяйства в СССР идет исключительно за счет собственных средств.

- Известно, что правительства европейских стран отказывают вам в кредитах.

- Господин Норман, недостаток свободных средств создает большие трудности в развитии нашего народного хозяйства, ограничивает размеры вывоза и ввоза товаров. Естественно, что такое положение не может содействовать экономическому восстановлению и самой Европы.

- Вы, господин посол, совершенно правы. Как мне кажется, кредиты в малых размерах, которые вы получаете, уже не удовлетворяют ваши потребности. В будущем вы сможете сделать большие успехи только при условии получения долгосрочных кредитов.

Но далее этих слов управляющий банком не пошел. Остановившись, он начал пояснять.

- Получить солидные кредиты вы могли бы в такой стране, как Великобритания. Я не буду говорить о политических препятствиях лишь потому, что не люблю политики. Я предоставляю ее всецело Форин офису.

- Не отказываясь, однако, от влияния на него, - заметил Красин.

При этих словах Норман чуть приподнял голову и улыбнулся :

- Главное, господин посол, это противодействие общественного мнения. А оно у нас, и не только у нас, настроено против вас, поскольку вы не признаете принципа частной собственности. Пока вопрос об этой социальной стороне не будет пересмотрен, пока владельцы капиталов не убедятся в том, что этот принцип восстановлен, дело с кредитами не пойдет. Таково мнение и моих коллег в Америке.

- Вопрос об этой социальной стороне решен, господин Норман, повторяю, решен и не будет пересматриваться. Вам, конечно, известно, что после мировой войны, когда западные державы "раздевали" Германию, они отбирали у частных лиц и их собственность. Но ни в Лондоне, ни в Париже не раздавались голоса протеста. Голоса протеста раздавались после Октябрьской революции, когда правительство молодой республики, исполняя волю народа, осуществило национализацию банков, фабрик, заводов, крупных поместий. Не думаю, чтобы вы потребовали от нас отмены декрета о национализации.

- Господин посол, этого я не требую. Вопрос о национализации есть внутреннее дело вашего государства. Я имел лишь в виду какую-нибудь компенсацию.

- Позвольте теперь, господин Норман, напомнить вам, что целый ряд штатов Америки до сих пор не уплатил своих долгов Англии, общая сумма превышает, кажется, 70 миллионов долларов.

- Но мы и не ждем уплаты этих долгов.

- Не ждете и не требуете. Почему же, господин Норман? Ведь Америка нарушила принцип частной собственности. Не настаивая на ответе, я хотел бы еще раз заявить, что мое правительство никогда, ни при каких обстоятельствах не согласится платить царские долги, как и долги бывших российских правительств. Попытки заставить нас сделать это вооруженной силой не имели успеха.

- Я, господин посол, в принципе выступаю против вооруженной интервенции и против любого вмешательства во внутренние дела суверенных государств. Имеются иные пути решения спорных вопросов.

- Это ваше заявление, господин Норман, если бы оно появилось в печати, встретило бы одобрение общественного мнения. Я хотел поставить перед вами, финансистами и банкирами, хозяевами капиталистического мира, один вопрос: следует ли продолжать старую политику, причинившую величайший вред моей стране?

- Господин посол, надо искать пути, которые были бы приемлемы для обеих сторон. По-видимому, без взаимных уступок, без компромисса не обойтись. Иначе возникли бы большие трудности в экономическом процветании вашей страны.

- Не отрицая этого, господин Норман, я замечу, что наше народное хозяйство развивается на основе принципа государственного планирования и монополии внешней торговли. Этот принцип не будет поколеблен и в случае отказа нам в долгосрочных кредитах. Несмотря на трудности, неопытность, ошибки, молодое социалистическое государство становится более крепким, а его позиции на международной арене более устойчивыми. И нет у вас никакой надежды на падение Советской власти от каких бы то ни было затруднений сейчас и даже в том случае, если Европа будет продолжать отказывать нам в финансовой помощи.

Красин говорил резко, прямо глядя в глаза своему собеседнику, который невольно удивлялся той вере и внутренней силе, владеющей полпредом.

Однако на поставленный прямо вопрос о возможности предоставления долгосрочных кредитов он, не задумываясь, твердо ответил: "Нет".

- Итак, господин Норман, я не вижу даже отклонения от курса старой политики. Придется подождать с экономическим восстановлением Европы, пока образумятся представители деловых кругов, пока банки не откажутся от политики бойкота. Надеюсь, что ваше "нет" не последнее слово.

В субботу 16 октября Красин посетил директора "Мидленд бэнк" Томаса Маккена в его резиденции.

Это был банкир иного склада, чем Норман. Высокого роста, худощав, с темными, беспокойно бегающими глазами. Когда-то министр финансов, он мог бы снова взять этот портфель, но не захотел связывать себя с консерваторами. Едва ли можно сказать, что он не интересовался делами биржевых спекуляций. Аккуратный в исполнении своих обещаний, точный во времени, Маккена сократил свой уик-энд из-за свидания с полпредом. Красин знал, что тот весьма пристально следит за развитием экономической жизни СССР, в курсе сделок, заключенных с английскими фирмами, поскольку их руководители, прежде чем подписать соглашение, советовались с ним. Проявляя интерес к англо-советским отношениям, Маккена надеялся извлечь из них выгоды и еще выше подняться по лестнице политической карьеры.

Маккена начал разговор с излюбленной темы - английского общественного мнения, сделал критические замечания по общей концепции планового восстановления и развития народного хозяйства СССР.

- Ваши промышленные предприятия, - сказал он, - выпускают продукцию по слишком высоким ценам, а это может отпугнуть крестьян, поскольку им в конце концов надоест покупать товары по этим ценам. В этом и кроется опасность не только для всей системы планирования, но и для существования самого правительства. Куда выгоднее было бы не производить некоторые промышленные товары, а ввозить из-за границы.

- Нет, господин Маккена, - с улыбкой ответил Красин, - такая великая страна, как СССР, не может обойтись без своей промышленности. Это отлично поняли наши крестьяне. Не говоря уж о том, что во многих областях, например в текстильной, заграничный товар вообще не удовлетворяет нашего потребителя, а переход на заграничное снабжение индустриальными товарами с закрытием наших фабрик и заводов привел бы уже через два-три года к образованию международного картеля промышленников и торговцев, которые разделили бы безоружную в области индустриального производства страну на сферы влияния и взвинтили бы цены так, что и крестьянин с сожалением вспомнил бы о ценах нашей промышленности.

Маккена уловил иронию в словах Красина, но промолчал.

- Конечно, создание крупной промышленности не может быть без некоторых жертв, - продолжал Красин. - Дальнейшее развитие нашего народного хозяйства, строительство новых заводов и фабрик на основе технического прогресса, повышение производительности труда позволит нам производить товары по ценам не более высоким, чем на Западе.

Маккена, человек с коммерческой жилкой, отойдя от рассуждений теоретического характера, перешел к обсуждению конкретных вопросов.

- Вот если бы вы, - сказал он, - пошли на соглашение с "Международной компанией жатвенных машин" и возвратили бы свой Люберецкий завод американцам, тогда доверие к вам было бы восстановлено и путь к займам был бы открыт. Или, скажем, если бы вы пошли на какое-либо соглашение с Уркартом, представляющим "Русско-Азиатское общество".

- Вы, господин Маккена, ломитесь в открытую дверь. Мы предлагали американцам Люберецкий завод, но они не проявили к нему интереса. Что касается Уркарта, то мы достаточно шли ему навстречу в 1922 году. Но из-за его слишком большой требовательности дело расстроилось. Мы заключили ряд концессионных договоров, в частности с американской компанией "Лена-Голдфилдс", на добычу руды и золота в Сибири, но надо сказать, что не ждем от развития концессионной политики разрешения своих основных финансовых и экономических проблем.

Маккена, как и ожидал Красин, не сделал каких-либо заявлений о возможности предоставления СССР кредитов.

Леонид Борисович, почувствовав себя лучше после сердечного приступа, взял первый том собраний сочинений Гончарова, вышел на террасу и сел в соломенное кресло. Он перечитывал "Фрегат "Паллада" и снова восторгался живым, правдивым описанием великим художником картин, нравов, обычаев, психологии народов многих стран. Но всюду покой, думал Красин, его перо даже не коснулось картин, могущих вызвать хоть малейшее волнение, как будто в мире все так хорошо устроено, что и думать ни о чем не надо, только созерцать. Изредка посматривал на часы: ждал дорогого гостя, брата Германа, выехавшего из Москвы в Париж.

Не видевшие друг друга несколько лет, братья с волнением вспоминали далекие годы юности. Ведь вместе учились, работали в подполье, находились в ссылке, сидели в царской тюрьме.

- Рассказывай, Герман. Был ли в родных местах, в Кургане, на Иртыше? Как здоровье? Все, все рассказывай о себе, - с волнением говорил Леонид Борисович.

Долгая ночь прошла в беседе. Не расставались и на следующий день.

К вечеру Леонид Борисович, почувствовав усталость и слабость в руках, попросил жену пригласить к нему стенографистку. Два дня он диктовал письма друзьям, просматривал свою статью "Девятая годовщина Октябрьской революции" и вносил в нее кое-какие поправки. Внезапно перехватило дыхание, сдавило грудь, и Леонид Борисович потерял сознание. В 4 часа 40 минут 24 ноября 1926 года Красина не стало.

Вот строки воспоминаний о Леониде Борисовиче его брага Германа Борисовича, написанные им в первые дни скорби. "Памяти любимого брата.

Я был на год моложе старшего в семье брата Леонида. Вместе росли, вместе учились; вместе переживали бедствия семьи; всю жизнь делили и горе и радость. И весь он передо мною как живой. Вот стоит на портрете рядом со мною, еще малютка... Вот юным студентом вдруг взлетает на гребень студенческой забастовочной волны и, еще мало кому известный, становится вождем, Вот жуткий 1907 год в Петербурге, когда ходит он на волосок от виселицы и твердо, решительно отвергает всякую мысль о каких бы то ни было мерах к своему спасению, поскольку меры эти шли вразрез с поставленными им себе революционными целями, и лишь благодаря необычайному самообладанию и находчивости удается ему на глазах жандармов, уже проникших в квартиру, укрыть опасные документы и тем обеспечить себе путь к спасению.

Вот тяжкие годы после революции: как работает он, сколько безграничного терпения ко всем проявлениям разрухи, сколько мудрости в оценке текущих и грядущих событий! Вот он на ответственнейших постах, в зените своей славы, - и все тот же простой, доступный, терпеливый...

Он не знал, что такое страх, что такое уныние. Он любил солнце, понимал пение птиц, любил людей. Он знал радость труда, творчества и дерзания; он знал, что значит жить, любил жизнь и непоколебимо и радостно верил в грядущее братство людей, в гармоничную жизнь их с красавицей-природой.

Теперь получил я известия о последних минутах его жизни, о том, как он с нею расстался.

Их, этих минут, было немного, но для меня, знающего его почти как самого себя, совершенно ясно, что он отдавал себе полный отчет в начале конца. И последней мыслью, последними его словами перед тем, как потухнуть сознанию, было: ,,Люди живут в коробочках; я старался помочь им из этих коробочек выйти". Этим сказал он все.

Прощай же, родной мой, близкий, любимый! Спи мирно в Красной Кремлевской стене!"^*.

^*(Правда, 1926, 2 декабря.)