Глава V. Противоборство: первое послевоенное десятилетие

Поражение консерваторов на выборах 1945 года, повлек шее за собой отставку правительства Черчилля, имело известное положительное значение как для Идена, так и для его партии. Диалектический смысл пословицы "нет худа без добра" сказался в данном случае в полной мере.

Война закончилась для капиталистической Англии "триумфом и трагедией". Триумфом явилась победа над самым опасным за всю историю страны врагом, трагедией - обнаружившийся после окончания войны "драматический упадок британской мощи". Это выражение при надлежит одному из премьер-министров Англии - Гарольду Макмиллану.

Английские политики и историки любят подчеркивать, что их страна закончила войну, принеся тяжелые материальные жертвы; при этом они, как правило, забывают упомянуть о вкладе в победу Советского Союза. Тот же Макмиллан так рисует цену победы. В 1940-1941 годах Великобритания одна вела войну с Германией, "Англия и Империя выставили на поле боя непропорционально" большое число солдат. В результате "наше ослабление, хотя оно и было замаскированным, являлось реальным". "Кроме того, что весь наш народ, вовлеченный в длительную борьбу, испытывал напряжение, - пишет далее Макмиллан, - нам пришлось осуществить полную перестрой ку нашей экономики на нужды войны.., мы потеряли 1 млрд. ф. ст. наших капиталовложений за границей, мы сделали внешних займов на сумму по крайней мере в 3 млрд. ф. ст. Мы утратили большую часть своей внешней торговли и потеряли многих своих лучших покупателей либо потому, что они сами разорились, либо из-за нашей неспособности удовлетворить их потребности. На Востоке победа над Японией не привела к восстановлению нашего прежнего престижа". Последствия всего этого "в известной степени обнаруживались в виде экономических кризисов, которые поражали Англию один за другим в по следующие годы".

В действительности, однако, кризисное состояние английской промышленности и торговли в послевоенный период объяснялось не только и не столько последствиями войны, сколько крайне ускоренными войной процессами трансформации экономики Великобритании, на протяжении многих десятилетий уродливо развивавшейся за счет грабежа и угнетения колониальных народов. Когда в 1945 году США самым бесцеремонным образом прекратили поставки по ленд-лизу, Англии не хватало 1,2 млрд. ф. ст. в год для оплаты своего импорта. Эту катастрофическую ситуацию нельзя объяснять только войной, к ней английский империализм логически и закономерно при шел в силу своего колониального характера.

О самых тяжелых последствиях войны для Англии ее политики и идеологи предпочитают умалчивать. Это по следствия политического характера, и на первом месте среди них - упрочение и триумф социализма. Он выразился, во-первых, в том, что Советский Союз вопреки ожиданиям стратегов буржуазного мира не только не исчез с лица земли, но вышел из войны, в огромной степени укрепив свои военные и политические позиции. Его роль в мире (и это приводило в бешенство лондонских политиков) к концу войны намного превышала международную роль Англии. Уже на конференциях "большой тройки" в Крыму и в Берлине, несмотря на весь апломб и амбицию Черчилля, Идена, Эттли и Бевина, голос Англии звучал намного слабее голосов Советского Союза и Соединенных Штатов Америки.

Во-вторых, в Европе и Азии развернулась давно вызревавшая социалистическая революция, возникла социалистическая система, что знаменовало собой радикальное изменение сил в пользу социализма в политическом положении не только на этих континентах, но и во всем мире. Возможности английского империализма оказались крайне сузившимися.

В-третьих, в странах Западной Европы создалась революционная ситуация, чреватая победой социалистической революции. Эту ситуацию в Англии принято именовать "потрясающим сдвигом влево". Британский империализм оказался перед прямой угрозой установления социалистического строя в Западной Европе, и твердой уверенности в том, что эти изменения не распространятся на Англию, у правящих кругов страны не было и быть не могло. Знаменательно звучит в устах одного из биографов Идена - Кэмпбелл-Джонсона следующее признание: "В тех условиях, при которых происходила демобилизация, а также при неустойчивости, имевшей место на Западе, было весьма возможно, что вся Европа (подчеркнуто мною. - В. Т.) могла стать коммунистической конституционным путем". Следует отметить, что, говоря о возможности установления социалистического строя в результате избрания народом законодательных органов со ответствующего состава, автор не делает исключения для Англии. Более того, он считает, что в этом направлении при определенных условиях мог бы действовать и английский парламент, избранный в 1945 году. Лейбористы по лучили в нем подавляющее большинство над другими партиями и, следовательно, могли осуществить любые далеко идущие преобразования конституционным путем.

В-четвертых, начинался новый этап национально-освободительной революции, вскоре разбившей вдребезги британскую колониальную империю, самую большую из всех колониальных владений империализма. Поскольку в формировании английского капитализма колониальный фактор играл огромную роль, удар, нанесенный капиталистической Англии национально-освободительным движением, был особенно тяжел.

Правящие круги страны, несмотря на свою политическую многоопытность и изощренность, в 1945 году еще не в полной мере осознали грозящие им опасности. Они с большой долей наивности полагали, что смогут справиться со многими возникшими для Англии опасными ситуациями. В этом ничего необычного не было. Сознание человеческое отстает от развития реальной действительности. Пожалуй, оно особенно отстает у классов и государственных деятелей стран, идущих к своему историческому закату. Пример Англии - убедительное тому свидетельство: чем более слабеют ее политические и экономические позиции, чем меньшей становится ее роль, тем дальше отходит от реализма политика ее руководящих кругов. Это особенно верно для последних десятилетий.

Итоги парламентских выборов 1945 года заставили Черчилля немедленно после оглашения их результатов вручить королю свою отставку. Черчилль воспользовался своей прерогативой уходящего в отставку премьера и дал Георгу VI совет "послать за Эттли". Глава лейбористов явился в Букингемский дворец, где совершилась церемония "целования рук" короля, означавшая, что Эттли поручено сформировать правительство.

Консерватор Дизраэли, крупный деятель XIX века, как-то сказал: "Немного есть ситуаций, менее воодушевляющих, чем положение партии, потерпевшей поражение". Это верно и в отношении руководителей такой партии. Слишком велик был психологический шок, вызванный избирательной катастрофой консерваторов. Растерянность среди лидеров тори была бесспорной. Они не могли себе представить, надолго ли власть перешла к лейбористам, смогут ли консерваторы заполучить ее в ближайшем обозримом будущем. Иден в это время всерьез помышлял о том, чтобы принять пост генерального секретаря только что учрежденной Организации Объединенных Наций. Это означало бы, что он ставит крест на министерской карьере.

Черчилль в первый год пребывания в оппозиции тоже терзался предположениями относительно своего будущего. Его положение было хуже иденовского. Он был намного старше - ему шел восьмой десяток. Гораздо острее, чем Иден, Черчилль переживал поражение своей партии на выборах. Его до глубины души оскорбляла "черная неблагодарность" соотечественников - ведь победу в войне он считал прежде всего собственным триумфом. Своему личному врачу Морану Черчилль горько жаловался, что "победа обернулась пеплом и власяницей".

К этому прибавлялось недовольство Черчиллем в руководящих кругах консервативной партии. Размышляя над причинами поражения на выборах, тори совершенно справедливо обвиняли престарелого лидера в том, что он способствовал поражению своей легкомысленной линией: консерваторы ограничивались лишь критикой в адрес лейбористов и не позаботились предложить избирателям позитивную программу. Порицали и автократическую манеру Черчилля, которую он усвоил в обращении со своими коллегами по кабинету военного времени. Люди не любят чужого превосходства и тем более возмущаются им, если оно утверждается безапелляционно, как само собой разумеющийся факт.

Экс - премьеру грозила участь стать козлом отпущения. Но консерваторы не могли на это пойти. Черчилль был их главным политическим козырем, он как бы искупал ответственность консервативной партии за катастрофическую и провалившуюся политику Невиля Чемберлена. Поэтому ворчание в адрес лидера тори оказалось для не го неопасным. Сам же он, ища забвения от "проявленной в отношении его несправедливости", едет на озеро Комо в Италию, затем на фешенебельный американский курорт во Флориду и размышляет, как быть дальше.

Сомнения закончились к лету 1946 года. Черчилль принял решение продолжать руководить консерваторами и вести борьбу за власть. 27 июня он сказал Морану: "Совсем недавно я был готов уйти в отставку и элегантно умереть. Теперь решил остаться и вышибить лейборис тов". Это означало, что Черчилль по-прежнему лидер консерваторов и будущий премьер в случае их победы на выборах, а Иден - его заместитель и официальный наследник на обоих постах.

Пребывание консерваторов в оппозиции дало Идену много свободного времени. Он использовал его для лечения, отдыха, путешествий, устройства личных дел и для улучшения своего финансового положения. Ранее он бизнесом не занимался, теперь решил наверстать упущенное. В октябре 1945 года Иден получил директорский пост в Вестминстерском банке - одном из крупнейших в Англии. В результате слияния этого банка с семейным банком Бекеттов председателем его правления стал Руперт Бекетт, дядя Беатрис. Вскоре экс-министр занял директорские посты и в Вестминстерском иностранном банке, и в страховой компании "Феникс", и в концерне по добыче цветных металлов "Рио-Тинто цинк", и т. д. Это все были крупнейшие компании, располагавшие огромными средствами, и жалованье их директоров в несколько раз превосходило содержание премьер-министра Англии.

Иден оказался весьма полезен для правлений своих компаний, ибо как бывший член кабинета обладал огромной информацией, которая позволяла ему давать обоснованные рекомендации относительно намечавшихся операций, особенно связанных с заграницей. Естественно, что вознаграждение за такие услуги было весьма щедрым.

Этот случай весьма типичен для Англии. Связь между монополиями и правительством здесь очень тесная. Многие директора компаний, особенно при консерваторах, становятся министрами; большинство министров, ранее прямо не связанных с бизнесом, по уходе в отставку приглашаются монополиями на руководящие посты. Эта личная уния действует очень широко и эффективно.

Есть, однако, некая тонкость, призванная маскировать связи бизнеса и правительства. Существует правило, по которому руководитель монополии, становясь министром, должен покинуть свой пост в компании. Это правило соблюдается, но вакантный пост, как правило, ожидает того, кто его ранее занимал, и при смене правительства восстанавливается. Вернувшийся в лоно компании директор или член правления теперь оказывается еще более ценным для нее, ибо он получил за время правительственной деятельности такие сведения, которые позволяют ему на много лучше исполнять свои обязанности в сфере бизнеса.

Начавшиеся в 1945 году прямые связи Идена с финансовыми и промышленными компаниями, как и следовало ожидать, оказались прочными и долговечными.

Постепенно все стало на место. В парламентской фракции консерваторов в соответствии с традицией, которой придерживаются обе партии, выделилась руководящая группа, состоявшая, как обычно, из бывших министров: лидера партии и его советников. Еще в 1929 году пресса дала такой группе наименование "теневой кабинет", и с тех пор оно прочно закрепилось за руководящим ядром находящейся в оппозиции партии. Члены "теневого кабинета": Иден, Батлер, Макмиллан, Стэнли, Литтлтон, Моррисон, Крукшэнк, Уинтертон, Максвел Файф, Солсбери, Вултон, Свинтон и некоторые другие - распределялись в соответствии с их опытом и интересами по различным сферам государственной деятельности.

Черчилль, особенно в первое время, мало занимался организацией деятельности оппозиции в парламенте. Но все же как лидер партии он приглашал членов "теневого кабинета" примерно раз в две недели (а иногда значительно реже) на ленч в фешенебельную гостиницу "Савой"- Черчилль обожал помпу. За столом далеко не всегда речь шла о текущих парламентских делах. Хозяин не умел слушать других, очень любил говорить сам и час то обращался мыслью к своему "лучшему часу" - к го дам второй мировой войны.

Бывший премьер - министр теперь мало бывал в пала те общин и редко выступал. Хорошо это или плохо? Одни порицают его за это, другие одобряют, полагая, что не многословие - это достоинство политического деятеля, ибо его выступления тем самым становятся более весомыми и авторитетными. Но в случае с Черчиллем дело было в другом. Его просто не привлекала палата общин, где на правительственной скамье сидели лейбористы, рас полагая всей полнотой власти.

Таким образом, повседневное руководство консервативной фракцией в парламенте перешло к Антони Идену. Положение Идена осложнялось тем, что в залах Вестминстера еще не смолкло эхо от громовых речей Черчилля, произносимых в годы войны. Слушатели и читатели, естественно, ожидали от его заместителя и преемника чего-то похожего. Приходилось жить и работать в тени Черчил ля, а это было совсем не просто.

В отличие от своего патрона он не был хорошим оратором. Обладая чутьем и тактом, он не пытался копировать Черчилля или подражать ему. Выступления Идена этих лет были, что называется, на среднем уровне. Даже с симпатией к нему относящийся Броад замечает: "Его речи не являлись образцами оригинальной мысли и не облекались в форму, которая живет долго". Барденс же откровенно заявляет: речи Идена по вопросам внутренней политики почти невозможно читать. До конца своей политической карьеры он сохранил склонность к штампам, общим местам и обтекаемым, неопределенным выражениям. Иден редко прибегал к юмору, и его попытки оживить свои выступления не были плодотворны. "Даже цитаты, ссылки и метафоры казались вымученными и не оживляли текста речей, к чему Иден явно стремился", - пишет Барденс. Тот же автор сообщает, что Черчилль дал своему любимцу много уроков ораторского искусства. Он советовал Идену держать свои записки открыто в руке, размахивать ими и, не смущаясь, заглядывать в них, а не подсматривать украдкой, как бы стыдясь того, что ими приходится пользоваться. Черчилль рекомендовал последовать его примеру и приобрести специальные увеличивающие очки, которые позволяют читать текст с расстояния в пять футов. Экс-премьер наставлял Идена, что очень полезно рычать на аудиторию. Но все эти советы не шли впрок.

Вообще рекомендации подобного рода пользы не при носят. Ведь человек, их дающий, руководствуется тем, как бы он поступал сам, исходя из своего характера, темперамента, эрудиции и психического склада, в то время как тот, кому они адресуются, совершенно не похож на своего доброжелателя. Во всяком случае, Черчилль и Иден были разительно несхожи.

Иден вынужден был теперь заниматься не только проблемами внешней политики, но и сложными и трудными экономическими и социальными вопросами, а также имперскими проблемами. Иден был "наследным принцем", и, следовательно, как возможный в будущем премьер- министр обязан был разбираться во всех аспектах государственной деятельности. Страна должна была привыкнуть видеть в нем деятеля широких масштабов. Поэтому речи Идена в палате общин были посвящены самым разнообразным вопросам: национализации угольной промышленности и электростанций; нехватке продовольствия, топлива, жилищ и бензина; законодательству о профсоюзах; правам палаты лордов в связи с ее очередной реформой; порядку голосования университетов на выборах в парламент: бюджету; контролю государства над экономикой; сельскому хозяйству; просвещению и даже ресторанному делу.

Нелегко это ему давалось. Многие вопросы его не интересовали, а выступать по ним требовалось на уровне премьер-министра. Большой труд вложил Иден в изучение этих чуждых ему проблем и в подготовку выступлений по ним. Опять обнаружилось, что борьба за власть - дело весьма трудоемкое.

Некоторые полагают, что у Идена была легкая жизнь. Пожалуй, можно утверждать, что его жизнь была интерес ной, очень интересной, но легкой ее не назовешь. Участь современного политического деятеля, несмотря на много численный аппарат, находящийся в его распоряжении, отнюдь не легка. На его плечах лежит большая ответственность за государственные дела, ему приходится очень много работать: следить за быстротекущими событиями, изучать все увеличивающийся поток документов и принимать необходимые решения. Следовательно, кроме способностей и эрудиции от государственного деятеля требуются воля и огромная работоспособность. Последним качеством Иден бесспорно обладал: он работал помногу часов в день, иногда до изнеможения.

Перенапряжение отрицательно сказывалось на состоянии его здоровья. Несмотря на цветущую внешность и атлетическое сложение, Иден не мог похвастаться хорошим здоровьем. В детстве Антони был изнеженным хрупким ребенком. В середине 30-х годов тяжело болел. В самом конце войны Иден опять серьезно болен. Здоровье настолько ухудшилось, что опасались за его жизнь. Лорд Моран 14 июня 1945 г. записал в дневнике: "Рассказал премьер-министру о болезни Идена. Я думаю, что он теряет его". Однако обошлось. Но в 1948 году Иден опять в больнице.

Естественно, возникал вопрос, позволит ли ему здоровье в случае необходимости возглавить партию и правительство. Он делал все, что мог, чтобы рассеять опасения на этот счет. В день, когда ему исполнился 51 год, Иден после выступления перед 7000 "молодых консерваторов", собравшихся на митинг в Альберт Холле, сыграл пять напряженных сетов в теннис у себя в загородном доме с офицерами расположенной поблизости авиа базы. Это, разумеется, нашло отражение в прессе и должно было убедить читателей в том, что физические силы Идена отнюдь не в упадке. В действительности же дело обстояло далеко не благополучно.

Серьезно отразились на здоровье Идена удары, которые наносила судьба его семье. Не успел он оправиться от горя после гибели старшего сына Симона, как на него обрушился новый тяжелый удар - в январе 1947 года от Идена ушла жена. Судя по всему, разрыв назревал дав но. На рождество, в декабре 1946 года, Антони Иден вместе с Беатрис и младшим, теперь единственным сыном Николасом, только что закончившим курс обучения в Итоне, отплыли на комфортабельном огромном лайнере "Королева Елизавета" в США, намереваясь отдохнуть на острове Барбадос. Это была их последняя совместная по ездка. Когда пароход прибыл в Нью-Йорк, Беатрис окончательно рассталась с мужем. Николас пытался примирить родителей, но все было напрасно. Брак распался, после того как Антони и Беатрис прожили вместе почти четверть века.

Причины семейной катастрофы не вполне ясны. Обе стороны тщательно скрывали истинную подоплеку происшедшего (Беатрис очень не хотела, чтобы разрыв причинил ущерб карьере Идена). Иден вообще отказывался давать какие бы то ни было объяснения прессе. Беатрис труднее было отделываться от репортеров, и она объясняла, что совместная жизнь с Антони не удалась, так как она не создана быть женой политического деятеля. Корреспонденты должны были понять так, что ее не устраивают частые зарубежные поездки мужа и его занятость в Форин оффис. В оборот было пущено выражение: "соломенная вдова политического деятеля".

В эту версию трудно поверить. Ведь Беатрис, выходя замуж, уже знала, какое поле деятельности избрал Иден. Если допустить, что тогда она не отдавала себе отчет в том, насколько ей подойдет образ жизни жены политического деятеля (а это теоретически вполне возможно), то все же неясно, почему потребовалось более двадцати лет, чтобы понять: положение супруги министра иностранных дел - не для нее. К тому же окончательный разрыв произошел в тот период, когда консерваторы оказались не у власти и, следовательно, Иден был свободен и располагал вполне достаточным временем для семейных дел.

Николас жил с отцом, у них были очень хорошие теплые отношения. Это все, что осталось у Идена от семьи.

В апреле 1950 года отец и сын в сопровождении личного парламентского секретаря Идена и его супруги от правились в Канны на отдых. Их пригласил к себе на виллу друг Антони - разведчик, подполковник Алан Пальмер. Настроение у Идена было подавленное, душа не лежала даже к любимому теннису и плаванию.

К этому времени Иден возбудил в суде дело о разводе, 8 июня 1950 г. суд принял решение развести супругов. Слушание дела заняло пять минут. Беатрис не прислала своего представителя, и Иден был единственным свидетелем со своей стороны.

Как только приговор был оглашен, Иден поспешно покинул помещение суда, спасаясь от назойливых корреспондентов.

В Нью-Йорке журналисты атаковали квартиру Беатрис, но и от нее узнали немногое. Корреспонденту "Дейли миррор" миссис Иден вновь повторила: "Я никогда не обладала данными, чтобы быть супругой политического деятеля". Биографы Идена толкуют это замечание "как намек, что она не считает его полностью ответственным за разрыв их брака". "Мы с Иденом остались добрыми друзьями, - сказала Беатрис, - и я в высшей степени восхищаюсь им как политическим деятелем". Во время бесед с корреспондентами она желала своему бывшему мужу всяческих успехов, и никто не брал под сомнение искренность ее пожеланий.

"Миссис Иден, - пишет Деннис Барденс, - жила с подругой в маленькой квартире, заполненной ее собственными картинами. Как и ее бывший муж, Беатрис - увлеченный и талантливый художник; в конце 1950 года состоялась выставка ее ландшафтов и натюрмортов, написанных маслом".

Во второй половине 1950 года Беатрис прилетела в Англию, чтобы встретиться с сыном, призванным для отбывания воинской повинности. Здесь она подверглась новым атакам со стороны корреспондентов. Она отрицала, что собирается вновь выйти замуж. Разговоры на эту тему возникли потому, что распространился слух, будто Беатрис подумывает о браке с врачом-гинекологом Робер том Ходжесом, которого она встретила в 1948 году на Бермудских островах. Он служил до этого в американских войсках в Италии и имел чин майора. Ходжесу уже перевалило за пятьдесят, он был хорошим пианистом, очень любил живопись и, состоя в штате крупного ньюйоркского госпиталя, имел большую частную медицинскую практику. Разговоры о возможности его брака с Беатрис пошли после того, как друзья увидели в квартире Ходжеса ее портрет в полный рост.

Имела хождение и другая версия. Утверждают, что на пути Беатрис встретился некий С. Д. Джексон, американец, выполнявший поручения и государственного департамента, и стратегических служб США. Возникла любовь. Это и явилось причиной ухода Беатрис от Идена.

Посторонним судить об этом очень трудно. Мотивы подобных событий могут быть ясны, да и то далеко не всегда и не полностью, лишь их непосредственным участникам. Как бы там ни было в действительности, сыграла ли тут роль нестандартная причина, выдвигавшаяся Беатрис, или самая обычная, сугубо человеческая, о которой шептались в лондонских гостиных, - Идену от этого было не легче.

Нужно отметить, однако, что благодаря выдержке, проявленной обеими сторонами в трудной ситуации, распад семьи не оказал отрицательного влияния на общественное положение Идена. Сказалось, вероятно, и то, что он был не виновной, а страдающей стороной. Биографы толкуют этот эпизод в жизни Идена нейтрально.

Иден всегда любил путешествовать, и теперь, когда официальные дипломатические вояжи прекратились, он продолжал много бывать за границей. Его обычно сопровождал сын; они очень сблизились после ухода матери, "оба питали страсть к путешествиям, обоим нравились необычные пейзажи и звуки, оба любили играть в теннис и пить джин с ромом".

В 1948 году Иден совершил поездку в Иран, где, не смотря на то что являлся теперь юридически частным лицом, был принят полуофициально и подчеркнуто внимательно. Чувствуя, что положение Англо-иранской нефтяной компании (АИНК), полностью принадлежавшей Англии и монопольно распоряжавшейся иранской нефтью, непрочно, Иден обстоятельно знакомился на мес те с ее деятельностью, осматривал нефтедобывающие районы в Хузистане и огромный нефтеперерабатывающий завод в Абадане. И везде беседовал с иранцами на их языке. Утверждают, что он бегло говорил по- персидски, сохранив и усовершенствовав знание этого языка, приобретенное в университете.

Нефтяные районы были предметом интереса Идена во всей дальнейшей поездке. Из Ирана он проследовал на Бахрейнские острова, где был встречен в высшей степени радушно. Шейх подарил гостю старинный арабский меч, богато отделанный золотом и жемчугом, и набор дорогих арабских одежд.

С Бахрейна путешественники направились в Саудов скую Аравию и приятно отдыхали в качестве гостей короля Ибн-Сауда в его столице Риаде. В честь Идена устраивались пышные банкеты в восточном стиле. На одном из них было подано 12 баранов и два верблюжонка. Эта экзотика нравилась отцу и, конечно, производила сильное впечатление на сына.

И здесь Иден получил богатые дары. Король презентовал ему золотые часы и кинжал, украшенный драгоценными камнями. По обычаям Востока английский гость спросил, что король хотел бы получить в качестве ответного подарка. Ибн-Сауд высказал желание иметь спортивное ружье. В Лондоне Идену пришлось уплатить за это ружье 220 ф. ст.

По возвращении путешественников в Англию сотрудники таможни оказались в затруднительном положении: взимать пошлину с полученных Иденом подарков или нет? Речь могла идти о крупной сумме. Иден не впервые привозил такие подарки с Ближнего Востока. В годы войны король Саудовской Аравии во время встречи с Черчиллем и Иденом преподнес им шкатулку, наполненную драгоценностями. Но английское казначейство тут же наложило на этот дар руку, заявив, что это "официальный презент", являющийся собственностью английского правительства. В ответ королю за счет государства была послана автомашина "роллс-ройс". Прецедент был для Идена не очень ободряющий. Но теперь, в 1948 году, все обошлось. Таможенные власти пропустили подарки Идена беспошлинно на том основании, что это "церемониальные преподношения главы иностранного государства". Он сохранил эти дары как свою собственность.

На следующий год Иден совершил длительную поезд ку по странам Британского содружества. Маршрут совпадал с маршрутом его путешествия, совершенного за четверть века до этого в качестве специального корреспондента газеты "Йоркшир пост". Двадцать пять лет - большой срок. За это время Иден сделал карьеру политического деятеля, завоевав известность не только в Англии и Британском содружестве наций, но и за их пределами. Иден был убежденным империалистом и свою верность имперско - колониалистским идеалам подчеркивал тем, что по-прежнему употреблял термин "империя" там, где он давно уже официально был заменен другими, не столь определенными и менее задевающими достоинство находящихся под эгидой Англии народов, - такими как Британское содружество наций или просто Содружество.

Послевоенные годы принесли с собой не только пере мену названий в британской колониальной империи. Это был период ее распада под ударами национально-освободительной революции. В 1947-1948 годах завоевали не зависимость находившиеся под английским господством народы Азии. На путь самостоятельного развития встали Индия, Пакистан, Цейлон, Бирма. Было ясно, что вскоре аналогичная судьба ожидает английские владения на Ближнем Востоке.

Такова была ситуация, когда Иден отправлялся в свое турне. То был далеко не туризм. Он хотел на месте убедиться, сохранится ли Содружество в трансформированном виде. Это было крайне важно установить, ибо в те годы английские правящие круги считали, что Англия сможет остаться великой державой, лишь опираясь на Содружество; без этой опоры она превратится во второразрядное государство.

Иден посетил Канаду, затем Новую Зеландию и Австралию, а на обратном пути побывал в Малайе, Индии и Пакистане. За 70 дней он покрыл расстояние в 40 тыс. миль. Как крупный государственный деятель (хотя и временно оставшийся не у дел) Иден был принят руководителями этих государств, много выступал на крупных митингах, собраниях, приемах. Конечно, посещал колоритные базары, любовался экзотическими пейзажами.

Выступления Идена, в которых он по возвращении в Англию суммировал впечатления от своей поездки, являют собой образец политического лицемерия. "Я с радостью открыл, - говорил он, - что узы, связывающие Британское содружество, ныне более прочны, чем четверть века тому назад. Самое сильное впечатление от всей моей поездки - наше не бросающееся в глаза единство". И это говорилось после того, как британской колониальной администрации пришлось убраться из Индии, Пакистана, Цейлона и Бирмы; в условиях, когда народ Малайи вел ожесточенную вооруженную борьбу против колонизаторов; когда Австралия и Новая Зеландия ориентировались уже не на Англию, а на Соединенные Штаты; когда американский капитал неудержимо вторгался в страны Содружества и ослаблял их экономические связи с Лондоном; когда в связи с беспомощностью, про явленной Англией в годы второй мировой войны на Тихом океане и в Азии, ее престиж в этих районах упал до самого низкого уровня.

Темп политической жизни после второй мировой войны значительно ускорился, одно событие быстро сменялось другим, более быстрой стала реакция общественного мнения на происходящие изменения. В 1945 году казалось, что наступил период устойчивого господства лейбористской партии в политической жизни страны, что консерваторы надолго переведены на запасные позиции, но прошло два-три года, и ситуация изменилась.

Теперь становилось ясно, что поражение на парламентских выборах обернулось для Идена и для его партии благом. Консерваторы смогли избежать исторической ответственности за сумму крайне реакционных и контр революционных мероприятий, осуществленных Англией в первые послевоенные годы. В период, когда английское лейбористское правительство Эттли - Бевина поднимало знамя антисоветизма и вместе с империалистами США лихорадочно сколачивало антикоммунистический фронт, консерваторы и их лидеры - Черчилль и Иден сидели на скамьях оппозиции и видимого участия в политике правительства не принимали.

Тогда-то и обнаружилась мудрость и предусмотрительность английской буржуазии, десятилетиями работавшей над подкупом, приручением и разложением верхушки рабочего класса. Она создала условия, породившие правых лидеров лейбористской партии, материально и морально заинтересованных в сохранении капиталистического строя и все еще прочно державших в своих руках политическую организацию английских рабочих - лейбористскую партию и мощные профсоюзы. То, что в 1945 году правые лейбористы были на коне и смогли сформировать правительство, явилось огромным выигрышем для английского империализма. В бурные послевоенные годы сами консерваторы не смогли бы сделать и десятой доли того, что сделали для сохранения английского империализма правые лейбористы.

Правительство Эттли состояло из безусловно способных, энергичных деятелей, прошедших школу управления государственными делами у Черчилля, в коалиционное правительство которого они входили с мая 1940 по май 1945 года. "Многие из членов нового правительства,- пишет Макмиллан, - играли видную роль в правительстве Черчилля и разделяли опасения, которые начали обуревать его в последние годы войны". Конечная часть фразы весьма многозначительна - она свидетельствует, что правые лидеры лейбористов так же, как консерваторы, страшились роста международного влияния СССР. Черчилль и его сподвижники воспитали своих лейбористских коллег не только в духе полной приверженности английскому империализму, но и безграничной ненависти к социалистической и национально-освободитель ной революции, к Советскому Союзу. Именно об этом свидетельствует вся последующая государственная деятельность членов правительства Эттли.

Черчилль одобрил все сделанные Эттли назначения, за исключением одного. Вернее, он сделал так, что Эттли, собиравшийся поручить министерство иностранных дел Хью Дальтону, отказался от этого намерения и назначил министром иностранных дел Эрнеста Бевина, как хотели Черчилль и Иден. Все это происходило в глубокой тайне, рядовой англичанин так и не узнал, что консерваторы "помогли" Эттли в формировании лейбористского правительства. Лишь позднее из солидных мемуаров и исторических монографий тайное стало явным, но широкая английская публика эти издания читает мало.

На первый взгляд, выбор Черчилля выглядит странным. И Дальтон, и Бевин были членами его правительства военного времени. Дальтон происходил из аристократической среды, получил образование в привилегированных учебных заведениях, хорошо знал международные отношения, был эрудированным политиком. Бевин же имел общеобразовательную подготовку в объеме четырех классов начальной школы и сделал карьеру как профсоюзный чиновник и босс, начинавший (как это часто бывает в Англии) с левых позиций и вскоре переместившийся на крайне правое крыло в руководстве лейбористской партией и профсоюзов. Исходя из интересов консерваторов, Черчилль оказался безусловно прав, предпочтя Бевина Дальтону. Гораздо выгоднее было, чтобы внешнеполитическую борьбу за интересы английского империализма возглавлял выходец из рабочих-докеров, а не рафинированный буржуазный интеллигент, хотя и состоящий в лейбористской партии. К тому же Бевин обладал большим упорством и волей; было ясно, что его внешне политическая линия будет полностью совпадать с позицией консерваторов, да и по части враждебности к СССР он, пожалуй, был более устойчив, чем Дальтон.

У Идена установились отношения тесного, хотя зачастую и скрытого от глаз общественности сотрудничества с Бевином. Уже в тот день, когда бывший министр посетил Букингемский дворец, чтобы вернуть королю печать министерства, состоялась его встреча со своим преемником, который прибыл туда же, чтобы получить эту печать из рук короля. Они наспех обсудили ход конференции в Берлине, и Иден снабдил лейбористского коллегу рекомендациями по поводу того, как противостоять советским предложениям по польскому вопросу *. "Бевин выслушал, - пишет он в своих мемуарах, - и сказал, что сделает все, что сможет".

"Эрнест Бевин и я, - вспоминает Иден, - оставались добрыми друзьями на протяжении тех лет, когда мы бы ли членами военного кабинета, и часто вместе обсуждали международные проблемы. В то время у меня были с ним более тесные отношения, чем с кем-либо из его партии, и наша дружба продолжалась до самой его смерти". Иден сообщает, что он был полностью согласен с целями политики, которую проводил Бевин, и с тем, что он предпринимал. Единомышленники часто встречались. Бевин обычно приглашал Идена в свою комнату в здании палаты об щин, и они в неофициальном порядке обсуждали проблемы внешней политики. В парламентских дебатах Иден обычно выступал вслед за Бевином и поддерживал его. Он бы "поддерживал его еще больше, - признается Иден, - если бы не опасался причинить ему этим неприятности". Речь идет о том, что лейбористская общественность могла бы использовать похвалы, исходящие от консервативного экс-министра, для критики Бевина.

* (Речь шла об установлении западных границ польского государства.)

С самого начала деятельности лейбористского правительства было очевидно, что Бевин действует так, как действовал бы на его месте Иден. Оливер Стэнли, крупный консервативный деятель, министр финансов в "теневом кабинете", однажды, выступая в парламенте, так выразился об этой преемственности во внешней политике. Во время избирательной кампании, сказал он, лейбористы "провозглашали с трибун, что их избрание в парламент поведет к созданию нового мира... И вот мы уже две недели живем в новом мире, и в этом новом мире все еще звучат иногда знакомые речи... Министр иностранных дел своей великолепной речью, произнесенной в понедельник и одобренной всеми депутатами палаты общин, заставил меня задуматься, не погружается ли он в свое свободное время в чтение блестящей старой пьесы "Как важно быть Антони"*.

Бевин и Иден публично рассыпались в комплиментах друг другу и демонстрировали взаимные симпатии. В августе 1945 года после одного из выступлений Бевина поднялся Иден и с большой похвалой отозвался о речи, "достойной его достопочтенного друга". Обращение "мой достопочтенный друг" употребляется в парламенте только в отношении своего коллеги по партии. Поэтому Иден предварительно испросил разрешения обратиться таким образом к лейбористу. Так стирались грани между партиями, делавшими в сфере внешней политики одно и то же дело.

Бевин, разумеется, в долгу не оставался. Выступая на приеме в "Дорчестер-отель", где он был почетным гостем и где Иден председательствовал, новый министр выразил желание заменить официальное обращение к своему предшественнику - "г-н председатель" дружеским "собрат тред-юнионист". Далее он подчеркнул, что считает большой честью и удовольствием то, что ему пришлось работать вместе с "моим старым другом Антони Иденом".

* (Игра слов. Имеется в виду известная пьеса Оскара Уайльда "Как важно быть серьезным".)

Что это - обычная вежливость? Скорее выражение единства целей и помыслов. Откуда у лейбориста Бевина взгляды, так совпадающие с воззрениями консерватора Идена? В общем плане их роднило одинаковое отрицательное отношение к революционным процессам, происходившим в мире. Что же касается конкретных вопросов внешней политики, то убеждения и позиция Бевина формировались аппаратом Форин оффис, и прежде всего тихим, но упорным и настойчивым постоянным заместителем министра Александром Кадоганом, а в последние годы - его преемником Ормом Сарджентом. Эти люди писали все речи для Бевина.

Макмиллан, позднее возглавлявший Форин оффис, рассказывает в своих воспоминаниях: "В Форин оффис существует практика.., предусматривающая, что для министра на случай общих дебатов должен быть подготовлен большой, тщательно разработанный, но несколько сухой документ, составленный в высшей степени точным канцелярским стилем и более похожий на меморандум, чем на парламентскую речь. Бевин зачитывал это от самого начала до самого конца, спотыкаясь на трудных словах, но мужественно продираясь вперед, зачастую не обращая внимания на смысл и пунктуацию".

Бевин возглавлял внешнеполитическое ведомство до 9 марта 1951 г., когда ему пришлось подать в отставку. Через пять недель он скончался. Его преемником стал лейборист Моррисон. 25 июля 1951 г. Макмиллан записал в дневнике: "Долгие и довольно-таки нудные дебаты по внешней политике. Герберт Моррисон зачитал такую же... речь, какие ребята из Форин оффис обычно писали для Эрнеста Бевина".

Неудивительно, что в годы оппозиции Иден не обнаружил большого рвения в полемике с лейбористами. Га зета "Стар" писала: "От Идена ожидали примера в наступательной борьбе, но, кажется, он обнаруживает очень немного энтузиазма в роли саботажника номер один".

В те годы главные события в жизни консервативной партии проходили вне стен парламента. Иден принимал в них, так сказать, руководящее участие, но главной движущей силой была небольшая группа сравнительно молодых консервативных деятелей, сверстников и коллег Идена. Ведущая роль в ней принадлежала лорду Вулто ну и Батлеру. Из поражения консерваторов на последних выборах члены группы сделали практический вывод - партию нужно радикально перестроить в организационном и идеологическом отношениях с тем, чтобы в будущем она была в состоянии бороться с лейбористами за голоса избирателей. Мир быстро изменялся, трансформировались положение страны и возникавшие перед ней проблемы. Избиратель тоже изменился - он стал глубже разбираться в политических делах. Ко всем этим изменениям и надлежало приспособить партию.

Организационная перестройка осуществлялась под руководством Вултона. Удивительным путем пришел он к решению этой задачи. Вултон в правительстве Черчил ля занимал пост министра продовольствия, но консерватором не был. Он считал себя независимым и придерживался ограниченно либеральных взглядов. В консервативную партию Вултон вступил в день, когда стало известно о ее разгроме на выборах. И тут же взялся за ее организационную перестройку. В 1946 году он стал официальным председателем партии.

"Вултон, - пишет Макмиллан, - был не только крупнейшим организатором, но и лучшим продавцом, какого я когда-либо знал". К реорганизации партии Вултон и подошел как истый бизнесмен - ее надлежало так пере строить, чтобы она могла "всучить" избирателю консервативный товар, чтобы избиратель отдал свой голос за консерваторов. Разумеется, и товар следовало по возможности приспособить ко вкусам потребителя, во всяком случае консервативное содержание надлежало подать в привлекательной упаковке.

Вултон занялся подыскиванием нового названия партии, чтобы парировать преимущество лейбористов, именующих свою партию социалистической. Он хотел на звать ее партией единства. Консервативная партия, пишет Вултон, должна была "выражать единство Империи, единство короны, правительства и народа и исходить из идеи того.., что мы питаем к классовым конфликтам почти такое же отвращение, как к неопределенному интернационализму... или к чуждым нам доктринам марксистского социализма или русского коммунизма". Здесь мы на ходим и стремление сохранить старый имперский колониализм и монархию, и отрицание классовой борьбы, и безоговорочную враждебность пролетарскому интернационализму, социализму и коммунизму.

Особые усилия прилагались, чтобы изобразить консерваторов партией, представляющей интересы не какого-то одного класса, а всей нации, включая и трудящихся. Изменен был порядок подбора кандидатов для проведения в парламент. Если ранее местные консервативные организации выдвигали тех деятелей, которые готовы были внести максимально крупные суммы на дела организации (иногда до 1000 ф. ст. в год), то теперь кандидат должен был внести в избирательный фонд не более 25 ф. ст. в год, а член парламента - не более 50 ф. ст. в год. Все избирательные расходы должны были покрываться от ныне из фондов партии.

Были приняты энергичные меры по укреплению местных партийных организаций. С одной стороны, на постоянную работу зачислялись специальные агенты, которых хорошо вознаграждали, включая пенсии. С другой - было резко расширено привлечение активистов на общественных началах, выступающих в роли постоянно действующих пропагандистов партии. Центр тяжести в повседневной агитации был перенесен с массовых мероприятий: митингов, собраний, ярмарок и т. п. - на индивидуальную работу с каждым избирателем. Эта работа проходила в квартире избирателя. "Техника, которую впоследствии назвали "Операция стук в дверь", - пишет Макмиллан, - стала основой нового подхода консерваторов к избирателям". Стук партийного представителя в дверь избирателя систематически раздавался по всей Англии, и основная масса избирателей стала регулярно получать порцию консервативной пропаганды от ставшего им знакомым человека, ведущего с ними задушевную беседу. С учетом психологии среднего англичанина Вултон организовал продажу консервативного товара по той же схеме, как продаются агентами-распространителями холодильники и стиральные машины. Политика и внешне стала бизнесом, но это было сделано так, чтобы такая мысль не могла прийти в голову английскому избирателю.

Перестройка потребовала огромных средств, и Вултон их нашел. Он объявил, что нужен 1 млн. ф. ст., и монополии внесли эту сумму в фонд консервативной партии.

Новое название партии консерваторы не приняли, но программу в духе, намеченном Вултоном, разработали весьма тщательно. Здесь руководство принял на себя Батлер. Макмиллан, активно участвовавший в этой работе, так определяет ее цель: "Сформировать и популяризировать новую политику, основанную в действительности на старых принципах, но приспособленную к новым, изменяющимся условиям". В 1945 году широкий избиратель на основании самоочевидных фактов из деятельности консервативных правительств 30-40-х годов составил себе определенное мнение о консерваторах как партии, враждебной его интересам, и забаллотировал ее. Теперь партийные боссы трудились над тем, чтобы сбить с толку этого избирателя, навязать ему новое представление о консервативной партии, а в действительности вы дать старый товар за новый. Творцы "нового образа" партии неизменно подчеркивают их верность старым, уходящим еще в XIX век принципам консерватизма. "Существовало общее согласие, - пишет Макмиллан, - что эти принципы должны быть провозглашены вновь и еще более твердо. В то же время некоторые считали, что нас должно удовлетворять блестящее изложение их в речи Дизраэли в Хрустальном дворце в 1872 году, когда он заявил, что у партии тори есть три великие цели: "Обеспечить сохранение наших институтов, поддерживать Империю и улучшать условия существования народа". В широком плане это были прекрасные цели; последняя казалась особенно впечатляющей в современных условиях. Но в действительности они были недостаточны 70 лет спустя". Итак, прежние империалистические цели партии тори хороши, но теперь они уже недостаточны (заметьте - не устарели, а недостаточны), и их нужно чем-то пополнить. Чем же?

Один из влиятельнейших людей в партии маркиз Солсбери в личном письме Макмиллану сформулировал линии, по которым должна разрабатываться новая про грамма консерватизма. "Слишком многие консерваторы склоняются в негативную сторону, против социалистов (то есть лейбористов. - В. Т.). Сегодня этого недостаточно. Величайшая опасность ныне заключается в апатии рядовых членов консервативной партии. Их взор изо дня в день приковывается к социализму... Единственное, что можно этому противопоставить, - альтернативная прогрессивная политика".

Какова же эта "прогрессивная" политика? Солсбери замечает, что он видит "будущее в распространении капитализма. Порок капиталистической системы представляется мне не в том, что имеется слишком много капиталистов, а в том, что их слишком мало. Мы хотим, чтобы большее количество людей владело собственными дома ми, обрабатывало свои собственные фермы, участвовало в контроле над предприятиями, где они работают". Это были далеко не новые идеи. Их смысл сводился к тому, чтобы материально заинтересовать в существовании капитализма возможно более широкие слои, и прежде все го верхушку рабочего класса, господствующую в лейбористской партии и профсоюзах. Именно поэтому "комитет Баглера", вырабатывавший политику консервативной партии по рабочему вопросу, много консультировался не только с представителями бизнеса, но и с лидерами тредюнионов.

В результате на свет появился важный программный документ консерваторов, так называемая Промышленная хартия. В ней старые принципы консерватизма были лов ко замаскированы новыми положениями, продиктованными как соображениями борьбы против революционно го движения и конфронтации с социализмом, так и требованиями развивающегося и углубляющегося государственно-монополистического капитализма. По-прежнему высказываясь в поддержку свободы частного предпринимательства и учитывая, что в стране проводилась национализация ряда отраслей экономики и осуществлялся известный контроль государства в этой сфере, консерваторы заявляли себя сторонниками смешанной экономики, в которой бы действовали и капитализм, и коллективизм. Промышленная хартия провозглашала (явно лицемерно) решимость тори устранить безработицу, улучшить систему социального обслуживания, сохранить контроль над рядом участков экономической жизни в руках государства, поддерживая в то же время, где только можно, частную инициативу.

Авторы Промышленной хартии старались сделать ее максимально общей и избегали конкретных предложений. Важны, утверждали они, не детали, а "общий тон и настроение" документа. Дело, однако, было в другом. Многое из включенного в хартию, особенно в части, касающейся положения рабочих, лидеры консерваторов не собирались выполнять и старались дать по возможности меньше оснований для обвинений их в будущем в политическом лицемерии.

Естественно, буржуазная пресса постаралась разрекламировать "новый образ" тори. Журнал "Спектейтор" утверждал, что теперь-то уж устранен "последний предлог, чтобы квалифицировать консервативную партию в ее нынешнем виде как реакционную".

Следует признать, что вся сумма мер и усилий по "об работке" английского избирателя вскоре принесла консерваторам положительные результаты. Правда, этому способствовало наличие в политике правящей лейбористской партии сильных реакционных тенденций.

Позиция Идена в вопросах внутренней политики была совершенно определенной и далеко не оригинальной. В консервативных верхах царило полное согласие в одобрении проведенной реорганизации партии. Иден, Макмиллан, Батлер и Солсбери, по существу, думали одинаково относительно целей и задач, сформулированных в ее программных документах. Об этом свидетельствуют как их речи того времени, так и опубликованные впоследствии документы и воспоминания.

В сентябре 1947 года Иден издал сборник своих ре чей под заглавием "Свобода и порядок". Заглавие он придумал сам. (Кстати говоря, сборник произвел более чем скромное впечатление; как заметил один критик, до появления этой книги он никак не предполагал, что можно "так много наговорить и так мало сказать".) В речах Макмиллана тоже подчеркивалось, что консерваторы "хотят такого решения современных проблем, которое обеспечило бы как свободу, так и порядок". Это не было общим местом в речах консервативных лидеров. В условиях бурных революционных перемен, происходивших в ми ре, главной целью консервативной партии действительно было сохранение свободы - буржуазной свободы, свободы экономического, политического и идеологического произвола и разбоя монополий, и порядка - буржуазного порядка, то есть капиталистической социальной системы.

Широкую рекламу получила в прессе и позднее в литературе сформулированная Иденом концепция социальной структуры Англии в середине XX века. Выступая на ежегодной конференции консервативной партии в октябре 1946 года, он заявил: "Существует один-единственный принцип, призванный объединить все решения, которых мы ищем... Целью социализма является государственная собственность на орудия и средства производства, распределения и обмена. Наша цель - это общенациональная, владеющая собственностью демократия".

Смысл этой весьма туманной фразы Иден раскрыл так: "В то время как целью социализма является концентрация владения в руках государства, наша цель со стоит в по возможности практически максимальном распространении владения среди максимально широкого числа отдельных лиц". Именно этот тезис рекламировался и рекламируется как "важное открытие" в теории английского консерватизма.

Пропаганда подала формулу Идена как оригинальное, свежее блюдо. Но ведь то же самое писал Солсбери, за нее ратовал Макмиллан. Более того, это не новинка и для самого Идена, во второй половине 20-х годов уже выступавшего с такой идеей. Однако вряд ли многие из английских избирателей помнили, что когда-то они это уже слышали от него. Два десятилетия - срок большой, многое забывается. На подобном несовершенстве человеческой памяти в значительной мере строится морально- психологическая и политическая обработка английского народа консервативной и лейбористской партиями, добивающимися его поддержки на выборах.

Голосуя за лейбористов в 1945 году, английский народ ждал радикальных перемен в жизни своей страны. В те дни был очень популярен девиз "Никогда больше!": никогда больше не должны повториться мрачные 30-е годы с их экономическим кризисом, массовыми армиями голодных и безработных, крайне низким жизненным уровнем трудящихся, с неумной авантюристической внешней политикой.

Решение внутриполитических проблем виделось на родными массами на путях социалистических преобразований. Об этом много говорили лейбористы, ссылаясь на свою программу. К тому же война на примере Советского Союза показала силу и жизненность социализма. Интересы трудящихся и крупного английского капитала столкнулись; вначале было далеко не ясно, каковы будут результаты этой внутриполитической конфронтации. Очень многое зависело от лейбористского правительства и лейбористской фракции в парламенте.

Как уже говорилось, английскому капитализму очень "повезло", что власть в это время оказалась в руках таких людей, как Эттли, Бевин, Моррисон и их единомышленники. 2 августа 1945 г. Черчилль говорил Морану (все эти разговоры были очень доверительными, старик привык к своему врачу и любил откровенничать с ним): "Эттли, Бевин и те, кто работал со мной во время войны, не допустят хаоса, если это будет в их силах".

Лейбористы осуществили ряд далеко идущих реформ, на которые, по словам Черчилля, "не посмело бы решиться ни одно консервативное правительство". Эти меры должны были умиротворить народные массы. И такой цели они достигли. Но одновременно реформы 40-х годов призваны были укрепить экономические позиции английского государственно-монополистического капитализма и стать значительным шагом вперед в его развитии. Важной мерой явилась национализация Английского банка, угольной промышленности, электростанций, газовой промышленности, внутреннего транспорта, металлургии, гражданской авиации, телеграфной и радиосвязи. Государственный сектор в промышленности составил 20%. Владельцы национализированных предприятий не по страдали, они получили щедрый выкуп. В то же время серьезно повысилась конкурентоспособность оставшихся в частном владении предприятий, ибо национализированные отрасли обеспечивали их своей продукцией и услугами по более низким ценам, чем это могло быть при отсутствии национализации. Национализация была не социалистическим, а государственно-капиталистическим мероприятием.

В социальной области английские трудящиеся получили крупные уступки. Было отменено реакционное законодательство, ограничивавшее права профсоюзов, не сколько ограничены права палаты лордов, осуществлена реформа системы здравоохранения. Медицинская помощь для всех стала бесплатной. На более демократических основах перестраивалось просвещение (по закону, принятому еще в 1944 г.). Важное значение имела реорганизация социального обеспечения. Новая система предусматривала выплату пособий на рождение ребенка, воспитание детей, пособий по болезни, безработице, беременности. Были введены пенсии по старости, пособия при утере трудоспособности в связи с несчастными случаями на производстве, в связи с профессиональными заболеваниями, а также пособия на похороны. В результате всех этих мер система социального страхования была значительно улучшена.

Правящие классы шли на вынужденные уступки, что бы не допустить развертывания революционной борьбы в стране. Масштабы этих уступок свидетельствовали о нарастании классового противоборства. Однако английская буржуазия - мастер социального маневрирования; при первой же возможности она постаралась переложить на плечи трудящихся львиную долю расходов по проведению этой системы реформ в жизнь.

В сфере международных отношений для английского капитализма конфронтация с силами прогресса и социализма была еще более острой, чем внутри страны. В развитии социалистической революции в Европе и Азии, в росте мощи СССР и его роли в мировых делах английский империализм видел для себя прямую угрозу. Вторая мировая война, по замыслам лондонских политиков, должна была снять эту угрозу, но получилось наоборот: одним из социально-политических итогов войны было укрепление и развитие социализма. Возросшая международная роль СССР служила препятствием на пути реализации планов установления английского господства в Европе. В ней же правящие круги усматривали одну из причин обострения классовых противоречий внутри страны и нарастания национально-освободительной борьбы в колониальной империи. После окончания войны конфронтация с СССР и социализмом стала основной линией английской внешней политики.

Иден именно так понимал главную задачу своей деятельности в послевоенные годы. Том его воспоминаний "Полный круг", охватывающий период с весны 1945 по январь 1957 года, открывается главой, в общих чертах рисующей внешнюю политику Англии в 1945-1951 годах. Практически весь текст главы посвящен одной теме: "советская угроза" и необходимость борьбы с нею.

Автора не смущает, что у Англии с СССР был договор о союзе и сотрудничестве в послевоенный период, подписанный в 1942 году сроком на 20 лет. "Союзное единство военного времени, - пишет Иден, - развали лось при первом же прикосновении мира".

Каковы же конкретные претензии Идена к Советскому Союзу? Полный военный разгром Германии, пишет он, создал такую обстановку в Европе, что "Россия не видела необходимости искать союзника на Западе и уж никак не готова была уплатить цену за такового". Формулировка вполне определенная. Идена не устраивает то обстоятельство, что СССР, добыв победу, обеспечил свою безопасность и поэтому не собирался "платить цену" западным державам за союз с ними. Под этой "платой" автор подразумевает, что СССР должен был принять дик тат Англии и США в отношении послевоенного мирного урегулирования. Правящие круги этих стран были весьма озабочены тем, чтобы лишить Советский Союз плодов по беды во второй мировой войне, а поскольку он явно не обнаруживал склонности пойти на это, то превратился для них из союзника во врага. Именно об этом идет речь и в документах английского правительства, и в мемуарах Идена, и в книгах Черчилля, и в воспоминаниях Макмиллана.

Беда этих политиков была не только в том, что соотношение сил все больше и больше менялось в пользу социализма, но и в том, что английский народ и впредь на мерен был видеть в лице СССР своего союзника. Даже Иден признает, что исторические и географические факторы давали достаточно оснований, чтобы СССР и Англия в дни мира, как и в военные годы, сохраняли союзнические отношения.

В мае 1945 года английская буржуазно-либеральная газета "Ньюс кроникл" писала: "Одно определенно: милионы людей в нашей стране хорошо расположены к Рос сии и твердо решили сотрудничать с нею. Для огромного большинства англичан сотрудничество с Россией является послевоенной необходимостью". Эти добрые чувства, чувства английского народа к СССР в то время были на столько сильны, что стали мощным фактором в английской политике. Политические деятели не только не осмеливались публично выступать против таких чувств, но не могли даже позволить себе промолчать по этому вопросу, чтобы избиратели не заподозрили их в противоположных взглядах. Поэтому официоз консервативной партии - "Дейли телеграф" одновременно с "Ньюс кроникл" утверждала: "Россия и западные державы никогда не утратят своих воспоминаний о бессмертном товариществе по оружию. Их безопасность неделима. Разрыв и вражда между ними означали бы непоправимую катастрофу для человечества. Никакая сила в мире, кроме их продолжающейся солидарности в период мира, как и в период войны, не может обеспечить ни спасения мира, ни их собственного спасения". Хорошо сказано! Жаль толь ко, что это была заведомая неискренность - хозяева и редакторы газеты думали совсем по-иному.

Для послевоенной конфронтации с Советским Союзом английским правящим кругам было крайне необходимо обезопасить себя со стороны своего собственного народа. В официальном издании английского Центрального управления информации "Россия и Запад в 1945-1963 годах" указывается, что разрыв Англии и США с Советским Союзом не произошел ранее "частично потому, что народы западных стран... сохраняли значительную часть восхищения и симпатии к русскому народу, помня о его военных усилиях, и не желали решительного разрыва между прежними союзниками". Нужно было вытравить эти чувства доброжелательности к СССР, широко развившиеся в годы совместной борьбы против общего врага, и вместо них внедрить недоверие и ненависть к социалистическому государству. Это должно было явиться мораль но-психологическим обоснованием враждебной Советскому Союзу внешней политики.

И вот империалистические силы Англии развернули широкую кампанию по обработке английского народа в духе вражды и ненависти к Советскому Союзу и социализму. Возглавили эту кампанию консерваторы. "Задача воодушевления английского и американского общественного мнения, а также общественного мнения стран Со дружества пала на Черчилля", - пишет Макмиллан. Он "направлял настроения общественности, а не следовал за ними". Пресловутая речь Черчилля в Фултоне, содержавшая призыв к превентивной войне против СССР, убедительно показывает, в каком направлении пытались повернуть английское и мировое общественное мнение правящие круги Англии. Все средства идеологического воздействия были мобилизованы и пущены в дело.

Активнейшую роль в этом неблаговидном деле сыграло правительство Эттли - Бевина. Первые полтора года лейбористы не рисковали официально выступать с инсинуациями и клеветой в адрес СССР, а затем сбросили маски. "В момент окончания войны, - пишет Иден, - в Англии царило настроение, не соответствовавшее призы вам к бдительности в отношении этой новой (советской. - В. Т.) опасности. Потребовалась фигура большого калибра и искренних убеждений, чтобы вначале уяснить размеры опасности для самого себя, а затем повести на род за собой... Бевин это сделал и тем самым воздвиг себе вечный памятник". Да, Бевин вполне заслужил эту по хвалу Идена. Он многое сделал, чтобы "повести" английский народ против СССР.

Проводившийся лейбористами в 1945-1951 годах внешнеполитический курс полностью соответствовал замыслам консерваторов. "В течение этого периода именно Уинстон Черчилль давал направление британской внеш ней политике", - пишет Броад, и он прав. В Фултоне Черчилль провозгласил политику "с позиции силы" против Советского Союза и мирового коммунистического движения, предложил организовать англо-американский блок для осуществления этой политики и высоко поднял знамя "холодной войны". Вскоре в речи в Цюрихе он призвал создать объединенную Европу для борьбы против СССР, включив в нее в качестве ударной контрреволюционной силы восстановленную и ремилитаризованную Германию.

Лейбористское правительство принялось лихорадочно реализовывать эту программу. Вместе с правительством США оно осуществило "план Маршалла", при помощи которого имелось в виду укрепить экономические и политические позиции европейского капитализма перед лицом нараставшего революционного движения. В результате Европа была расколота на две противостоящие друг другу группировки государств и была заложена основа, на которой был создан военно-политический агрессивный блок западноевропейских стран. Усилиями прежде всего английского правительства в 1948 году был организован Западный союз, объединявший Англию, Францию, Бельгию, Нидерланды и Люксембург, то есть обособленная группировка государств во главе с Англией, направленная против СССР и других социалистических стран.

Через год был подписан Североатлантический пакт, учредивший НАТО, являющуюся военно-политическим союзом государств Западной Европы с участием США и Канады. Участники НАТО объединились на основе стремления любыми средствами сохранить в современном ми ре капиталистические порядки и вести борьбу против СССР, других социалистических стран, международного коммунистического и национально-освободительного движения.

Летом 1950 года Англия приняла участие в развязан ной американскими империалистами войне против Корейской Народно-Демократической Республики. Корейскую войну лейбористское правительство использовало для "оправдания" приступа к радикальному перевооружению Англии, вскоре вылившемуся в гонку вооружений, которая затянулась на ряд десятилетий. Это была фултонская программа в действии, добросовестно проводи мая в жизнь лейбористским правительством.

То, что эта агрессивная линия осуществлялась лейбористами, способствовало ее маскировке и несколько сдерживало борьбу масс против империалистической внеш ней политики. Консерваторы очень высоко ценят усилия лейбористского правительства Эттли - Бевина по реализации фултонских предначертаний Черчилля. Макмиллан 16 апреля 1951 г. записал в своем дневнике: "Бевин оказал огромную услугу Британии и всему миру. Он навязал сопротивляющейся и колеблющейся партии политику сопротивления Советской России и коммунизму. Министр иностранных дел - консерватор в первые после военные годы не смог бы сделать этого". Иден в 1959 году с известной исторической дистанции следующим образом проанализировал действия Бевина: "Главная трудность для него лежала в собственной партии, где на протяжении всего его пребывания на посту министра иностранных дел существовало активное меньшинство, холод но или враждебно относившееся к его политике. К счастью, Бевин обладал таким весом в лейбористской партии и, сверх того, в профсоюзном движении, который дал ему возможность одержать верх над критиками".

Таким образом, Иден свидетельствует, что проводи мая совместно правыми лейбористами и консерваторами политика резкой конфронтации с Советским Союзом, политика крайнего антикоммунизма, несмотря на пропагандистские ухищрения всех реакционных сил в стране, далеко не пользовалась поддержкой в английском народе. Это отрицательное отношение рядовых англичан к империалистической внешней политике правительства воз действовало настолько сильно на членов парламента - лейбористов, что многие из них официально выступали в палате общин, на собраниях в избирательных округах и в печати против этой политики.

В Советском Союзе отдавали себе отчет в том, чего добиваются пророки антикоммунизма. 24 февраля 1951 г. Москва направила Лондону ноту, в которой указывалось, что, пока правительство Англии "нуждалось в Советском Союзе, без которого оно не могло одержать победу над гитлеровской Германией, оно еще как-то сдерживало... свое враждебное отношение к Советскому государству. Но, видя, как растут в британском народе стремления к дружбе с советским народом, лейбористские лидеры... начали проявлять беспокойство и стали торопиться с про ведением мероприятий, направленных на ослабление дружественных отношений британского народа с народами СССР".

Нет ничего удивительного в том, что, стремясь взорвать великий союз, английские правящие круги вкупе со своими единомышленниками в США постарались переложить ответственность за это на СССР. "На пути сохранения союза, - пишет, например, Иден, - встали идеология и советские амбиции". В книге "Запад и Россия в 1945-1963 годах" утверждается, что сохранение союзных отношений между СССР и Англией "оказалось невозможным из-за неуступчивости советской политики в послевоенный период". Итак, "неуступчивость" Советского Сою за - главная причина изменения политики Англии.

Что подразумевается под этим? Книга "Россия и Запад в 1945-1963 годах" отвечает так: "Непосредственная причина опасений Запада в 1945 году - советская политика в отношении освобожденных стран Восточной и Центральной Европы". В качестве конкретного примера этой "непримиримой" политики приводится прежде всего позиция СССР в польском вопросе. "Москва сопротивлялась установлению демократического и представительно го польского правительства", - пишет Иден. Советский Союз обвиняют в том, что он якобы вопреки подписанным в Ялте соглашениям о содействии учреждению демократических правительств в освобожденных странах поддерживал включение в эти правительства коммунистов.

На деле действия Советского Союза находились в пол ном соответствии с ялтинскими документами. Когда в эти документы включалась соответствующая формулировка, имелись в виду все демократические силы, и прежде все го коммунисты, ибо коммунистическое государство - СССР несло на себе всю тяжесть войны против фашизма, а в оккупированных странах коммунисты в движении Сопротивления являлись самым боевым элементом.

Но для английского и американского правительств коммунисты были демократами и союзниками, лишь пока они проливали кровь в борьбе против общего врага. В тот же день, когда победа была завоевана, в Лондоне и Вашингтоне перестали считать коммунистов демократами и приложили максимум усилий для того, чтобы не допустить их к решению судеб своих стран. Освободившимся от фашистского ига народам навязывали реакционные правительства из деятелей, оскандалившихся в довоенный период и в годы войны.

"Неуступчивость" же Советского Союза состояла в том, что он, строго придерживаясь буквы и духа межсоюзнических соглашений военного времени, поддерживал истинные демократические силы в освобожденных странах, не шел на сотрудничество с правительствами Англии и США, стремившимися удушить эти силы, то есть использовал все свои возможности, чтобы не допустить экс порта контрреволюции английским и американским империализмом. Советский Союз исполнил свой революционный интернациональный долг в отношении народов Восточной и Центральной Европы, этого-то и не могут простить ему английские и американские антикоммунисты.

Консерваторы и их союзники из числа правых лейбористов пытались обосновать вражду к СССР тем, будто для Запада существует страшная советская военная угро за. Недруги Советского Союза упорно замалчивали при этом, что Советское государство на протяжении всей своей истории, в том числе в послевоенный период, систематически предлагало Западу, а следовательно, и Англии строить взаимные отношения на принципах мирного со существования государств с различным социальным строем. Многие западные буржуазные историки, занимающиеся историей послевоенных международных отношений, сопоставляя многократные заявления Советского правительства о его стремлении к мирному сосуществованию с внешнеполитическими акциями СССР, приходят к выводу, что эти заявления отражали истинные стремления Советского Союза. К примеру, Джойс и Габриэль Колко в книге "Пределы мощи", опубликованной в 1972 году, констатируют: "Концепция мирного сосуществования была интегральной частью советской внешней политики".

Что касается "советской военной угрозы Западу", то, несмотря на все неустанные, до сих пор продолжающиеся в Англии усилия поддержать эту явно фальшивую версию, к концу 60-х годов она себя уже изжила. Здраво мыслящие люди на Западе, и в частности в Англии, уже не верят этой лжи, ее рассеяло время и миролюбивая советская внешняя политика.

В действительности главной причиной антисоветского курса Лондона была общая для консерваторов и стоявших у власти правых лейбористов слепая ненависть к коммунизму. "Я ненавижу коммунизм,- заявлял Иден.- Но недостаточно провозглашать это. Мы должны при знать, что те, кто разделяет коммунистические убеждения, придерживаются их почти с религиозной страстностью. Если мы хотим победить их, мы должны так же страстно верить в нашу идею и в самих себя".

Иден много раз говорил, что капитализм должен противопоставить коммунизму не менее сильную идеологию, но сие пожелание, как известно, и поныне остается для него и его единомышленников несбыточной мечтой. Мозговой трест консерваторов, вырабатывая "новый образ" партии, ограничился рекомендациями прагматического характера. Тори номер один - Уинстон Черчилль тоже не увенчал себя лаврами творца новой идеологии английского империализма. "Если вы думаете,- говорил он Морану,- что у меня имеется альтернативная коммунизму схема жизни, то это не так, у меня ее нет". Было бы не справедливо ставить это в вину только Идену или Черчиллю. Во всем буржуазном мире раздаются стенания о необходимости разработать какую-то идеологию, отвечающую современным условиям и более сильную, чем коммунистическая. Но этими бесплодными стенаниями дело и ограничивается.

Позиция консерваторов в сфере внешней политики в период пребывания в оппозиции, да и в дальнейшем, определялась не только противоречием между социализмом и капитализмом, но также и противоречиями с союзника ми Англии по антикоммунистическому фронту. В частности, Иден, как и всякий британский империалист, оставался убежденным сторонником великодержавия своей страны даже в малоподходящих для этого условиях периода после второй мировой войны. Ему не чужды были расчеты на восстановление былой мировой роли Англии, хотя в наше время это мало кому может казаться реальным.

В октябре 1948 года Иден выступил на ежегодной конференции консервативной партии в связи с проектом резолюции по внешней политике и, как утверждает его биограф Кэмпбелл - Джонсон, сформулировал при этом "четкую и определенную доктрину, которая захватила воображение делегатов, а затем и всей страны. Сам Иден придавал этой доктрине большое значение; он вернулся к ней во время избирательной кампании 1950 года. Иден назвал свою доктрину "доктриной трех единств"". По Идену, английская внешняя политика должна была базироваться, во-первых, на "единстве между Содружеством и Империей, без которого Англия не может проводить успешную внешнюю политику, во-вторых, на единстве с Западной Европой и, в-третьих, на единстве с Соединенны ми Штатами". Иден подчеркивал, что эти три единства не являются несовместимыми, противоречащими друг ДРУГУ" они дополняют одно другое.

Кэмпбелл-Джонсон и другие подчеркивают оригинальность и большое значение этой концепции, как бы не ведая о том, что на той же конференции Выступал и Черчилль и изложил нечто весьма похожее на схему Идена, хотя и более определенное. Черчилль развивал концепцию о "трех великих сферах". Первая Сфера - это "Британское содружество наций и Империя" со всем тем, что они включают; вторая - "страны, говорящие на английском языке, среди которых важную роль играют Англия, а также Канада и другие английские доминионы"; третья - "Объединенная Европа". "Если вы подумаете об этих связанных между собой сферах,- заявил Черчилль,- вы убедитесь, что мы являемся единственной страной, которая играет великую роль в каждой из них. Фактически мы являемся главным центром связи, и здесь, на наших островах, являющихся узлом морских, а воз можно, и воздушных путей, мы способны объединить все эти факторы. Если мы окажемся на высоте положения, мы вполне сможем снова держать ключ..." Схема Черчилля откровеннее плана Идена: она прямо предусматривает, что ключ от мировых дел должен находиться в руках Англии. Следовательно, концепция Черчилля (так же как схожие с ней построения Идена) находилась в прямом противоречии с планами мирового господства, которые строили американские империалистические политики.

Черчилль с присущим ему темпераментом принялся за реализацию его фултонских планов и приведенной выше схемы. Именно с этим связано его энергичное участие в движении "за единую Европу". Он явился инициатором этого движения в Англии и играл активную роль в соответствующих общественных и официальных мероприятиях на континенте. Многие его видные коллеги: лорд Вултон, Максвел Файф и другие - также приняли участие в движении "за единую Европу".

Интересно, что Иден, которому, казалось бы, сам бог велел активно окунуться в эту кампанию, постарался остаться в тени. "Я никогда не понимал,- пишет Макмиллан,- почему Антони Иден стоял в стороне. Вполне воз можно, что Черчилль воздержался от того, чтобы определенно связать своего друга и коллегу, который должен был в случае возвращения к власти консервативного правительства стать министром иностранных дел или в случае смерти или болезни Черчилля - премьер-министром. Возможно также, что Иден, обладая большим опытом пребывания в министерстве иностранных дел, не разделял энтузиазма своего шефа".

Империалистический характер внешней политики Ан глии, несмотря на пропагандистскую маскировку, был достаточно явственным. В народных массах росла тревога насчет того, куда приведет эта политика. Ухудшение отношений с Советским Союзом, провоцируемое Англией и ее союзниками по НАТО, а также гонка вооружений по родили в народных массах опасение, что вскоре может начаться новая мировая война. Черчилль в личных беседах говорил, что лейбористское правительство "ведет дело к войне с Россией". Так думали многие англичане.

В области экономической и внутренней политики курс лейбористов также стал вызывать нарастающее недовольство. Правительство Эттли - Бевина, сделав ряд крупных уступок трудящимся, с 1948 года приступило к обесценению этих уступок различными обходными мера ми. В 1948 году правительство "заморозило" заработную плату, то есть запретило административными мерами ее увеличение, в то время как цены на предметы потребления и прибыли буржуазии продолжали расти. Начавшееся перевооружение своей основной тяжестью легло на плечи трудящихся. Недовольство трудящихся этими действиями привело к обострению положения в лейбористской партии, где расхождения между низами и верхами становились все более зримыми и острыми.

Руководство лейбористской партии чувствовало пере мену политической погоды и начало заботиться об исходе очередных выборов в парламент. Поскольку в середине 1950 года предстояло большое увеличение военных рас ходов, а это безусловно должно было вызвать отрицательную реакцию в английском народе, лейбористские лидеры решили провести 23 февраля 1950 г. досрочные выборы в палату общин. Характерной чертой английской политической жизни является то, что в Англии выборы в парламент проводятся не в твердо зафиксированный срок, как, например, в США, а в любое по усмотрению правительства время на протяжении срока действия полномочий существующего парламента. Поэтому правительства всегда назначают выборы в наиболее психологически выгодное для них время, то есть после проведения каких-либо популярных в стране мероприятий или накануне осуществления непопулярных мер. Так было и в данном случае.

Консерваторы шли на выборы, перестроив радикально свою организацию и разработав ряд привлекательных программных документов, а также используя недовольство в народе лейбористским правительством. Программа лейбористов была неопределенной, но свидетельствовала, что они не намерены осуществлять в будущем радикальные реформы вроде тех, которые были проведены в первые послевоенные годы.

На выборах лейбористы получили 315 мест, а консерваторы - 297. Подавляющее лейбористское большинство упало до минимума. Положение в парламенте создалось неустойчивое, и поэтому вскоре ожидались новые выборы. При открытии нового парламента Эттли провозгласил: "Правительство короля должно продолжать свою деятельность". Но многие задавали вопрос - как долго оно будет действовать?

Иден по традиции спокойно и уверенно провел свою избирательную кампанию и "был возвращен", как говорят в Англии, в палату общин, получив внушительный перевес над своим лейбористским соперником в 9 тыс. голосов.

Проведя выборы, лейбористское правительство приняло трехлетнюю программу перевооружения, продиктованную членством Англии в НАТО, которая в результате последующего увеличения составила 4700 млн. ф. ст. Это означало увеличение налогов, снижение жизненного уровня народа, сокращение ассигнований на социальные нужды, жилищное строительство, просвещение и здраво охранение. Как и следовало ожидать, недовольство лейбористским правительством сильно возросло. В руководстве партии произошел раскол, ряд министров подали в отставку в знак протеста против осуществляемых мероприятий.

Правительству пришлось назначить новые выборы в палату общин на 25 октября 1951 г. Теперь программы двух партий еще менее отличались друг от друга, чем прежде. Консерваторов очень тревожило, что народные массы рассматривали их партию как партию поджигателей войны. Это была естественная реакция на фултонскую и другие речи Черчилля. По признанию Макмиллана, многие избиратели голосовали против консерваторов "в результате ожесточенных нападок" на Черчилля, обвинений в "поджигательстве войны". Таким образом, вопрос о мире был главным в избирательной кампании. Ни одна из основных партий не могла обоснованно утверждать, что она является поборником политики мира. Все же выборы принесли поражение лейбористам: они получили 295 мест в палате общин, тогда как консерваторы провели 321 депутата. Иден традиционно был избран в своем избирательном округе.

Газета "Йоркшир пост" оптимистически расценивала его перспективы. К 50 годам, писала она, Иден уже имел четвертьвековой опыт парламентской деятельности, "он достиг вершины своих политических успехов". Время пребывания в оппозиции "может оказаться решающим формирующим периодом, ведущим из министерства иностранных дел на Даунинг-стрит, 10". Конечно, "Йоркшир пост" - газета, с которой Иден совсем недавно еще был связан родственными связями, но ее мнение разделяли многие в кругах консервативной партии. Им казалось, что Иден очень скоро заменит Черчилля.

Вопрос о том, куда направится Иден - в Форин оффис или в резиденцию премьер-министра, перешел теперь в практическую плоскость. Это был совсем не простой вопрос. Правительство должен формировать лидер партии, победившей на выборах. Это непреложный закон. Однако Черчиллю в это время было уже 77 лет. Он обладал крепким здоровьем, но под влиянием времени в организме неизбежно происходят изменения, влекущие за собой неотвратимый упадок физических и интеллектуальных сил. А на посту руководителя такого государства, как Англия, требуется огромный запас энергии. В те дни лорд Моран записывает: "Я сомневаюсь, располагает ли он необходимыми силами для занятия этого поста". Ко всему прочему прибавилась прогрессирующая глухота. Разумеется, недуги Черчилля тщательно скрывались от общественности, но целиком скрыть их, тем более от людей, с которыми он общался, было невозможно. Поэтому в руководящих кругах консерваторов, особенно среди деятелей помоложе, все настойчивее раздавались голоса, что старику пора уже на покой.

Макмиллан вспоминал впоследствии: "Иногда "коми тет 1922 года", наиболее влиятельный орган рядовых членов палаты общин, проявлял беспокойство. Иногда обнаруживались настроения, что лидер оппозиции уделяет слишком много времени написанию истории и поездкам по различным странам мира для произнесения речей международного значения и слишком мало внимания - проблемам внутренней политики". Моран 29 сентября 1951 г. записал: "Консерваторы полны сомнений. Со всех сторон из их рядов слышится, что Уинстон слишком стар и ни когда не будет прислушиваться к советам других".

Черчилль знал об этом. Но когда Моран говорил ему, что очень многие хотят его отставки, он с уверенностью отвечал: "Консерваторам нужно мое имя". И это действительно было так.

Поскольку, таким образом, свержение Черчиллю не грозило, вопрос о том, быть ему премьер-министром или нет, решал он сам. Сомнения у него были, и сильные, но в конце концов одержали верх его безграничное честолюбие и ненасытная жажда власти, которые не увяли и к 80 годам. Моран так характеризовал настроения своего пациента: "Когда борьба за власть подойдет к концу и его политическая жизнь закончится, Уинстон будет чувствовать, что уже не осталось цели для существования".

Окончательное решение было принято в начале октября. 4 октября очень близкий к Черчиллю деятель Брендан Бракен сказал Макмиллану: "Черчилль намерен пробыть премьер-министром в течение года или 18 месяцев (не более) в случае победы на выборах, Иден пойдет в министерство иностранных дел, Батлер - в министерство финансов". Следовательно, Черчилль ставил Батлера на третье место в партийной и правительственной иерархии.

28 октября 1951 г. Черчилль пригласил в свой загородный дом в Чартвелле Макмиллана (которому через шесть лет суждено было стать премьер-министром, Батлер им никогда не стал) и предложил ему министерство жилищного строительства. Макмиллан сообщает, что был ошеломлен. "Ну и назначение! Я ничего не знал о жилищной проблеме, за исключением того, что мы дали обязательство построить невероятно большое количество домов, обязательство, которое специалисты считали не выполнимым". Макмиллан, приехавший с женой, обратился к ней за советом; ее советы, "насколько,- говорил он сам,- я могу судить по долгому опыту, в целом всегда были разумны". Жена посоветовала ему принять пред ложение Черчилля, и Макмиллан занялся постройкой жилищ.

Иден в своих мемуарах обходит полным молчанием проблему формирования консервативного правительства осенью 1951 года, ограничиваясь лишь фразой: "По предложению Черчилля я опять стал министром иностранных дел и должен был незамедлительно претворять свои убеждения в действия".

Внешнеполитических проблем перед английским правительством было много, но Иден спокойно, на ходу принял Форин оффис у лейбористского министра. Нужно было продолжать работу в уже созданных военно-политических блоках, прилагать усилия для поисков путей ремилитаризации Западной Германии (в принципе этот вопрос был решен ранее), предстояло вести "холодную войну" против Советского Союза, пущенную на полный ход предшественниками Идена.

Никаких принципиальных изменений во внешнеполитический курс новый министр не внес. Он лишь продолжал и развивал начатое, а это гораздо проще и легче, чем совершать крутые повороты. Претензии на руководящую роль Англии, по крайней мере в европейских делах, тоже были заявлены ранее; Идену нужно было лишь поддерживать их. "Следующие три года, с 1951 по 1954 год,- замечает Макмиллан,- оказались периодом трудной и сложной дипломатии, в которой, как, естественно, ожидали, английское правительство будет играть ведущую роль". Никак не могли английские деятели отделаться от привычного стремления везде и во всем играть "ведущую роль", хотя и сил для этого уже было недостаточно, и условия явно не благоприятствовали. После второй мировой войны необоснованные амбиции лишали английскую внешнюю политику реализма.

По давно установившейся традиции руководство внешней политикой находится в руках премьер-министра и министра иностранных дел. И Черчилль, и Иден были опытными деятелями в этой сфере, они хорошо знали внешнеполитическую работу и пользовались полной поддержкой со стороны кабинета.

В кабинете, несмотря на номинальное равенство всех его членов и их коллективную ответственность за принимаемые решения, власть распределяется крайне неравно мерно. Есть "большие ребята", то есть премьер-министр, министр иностранных дел и министр финансов, которые вместе с одним-двумя другими министрами, пользующимися особым весом и престижем, представляют правящую группу, обладающую всей полнотой реальной власти. Их коллеги по кабинету по традиции занимаются делами своего ведомства, а на заседаниях кабинета при об суждении других вопросов молчат с достойным видом и лишь изредка бросают малозначительные реплики.

В составе последнего кабинета Черчилля лишь Макмиллан проявлял повышенный интерес к вопросам внеш ней политики, точнее к европейским делам, но и он, хотя и не во всем соглашался с правящей группой, не становился в положение оппозиционера к Черчиллю и Идену. В общем в этом отношении Иден мог чувствовать себя абсолютно уверенным и работать спокойно.

Вернувшись в Форин оффис, Иден сразу же предпринял серию поездок по столицам западноевропейских стран и в США. Нужно было восстановить контакты с государственными руководителями, "замороженные" с 1945 года, выяснить на месте положение в отдельных странах, чтобы со знанием конкретных условий строить с ними отношения. Конечно, было приятно вновь почувствовать себя на коне, увидеть собственные фотографии в прессе и свою фамилию, набранную крупными буквами на первых страницах газет.

К этому времени уже повсеместно распространилось телевидение, и Иден охотно выступал перед телекамера ми. Он был фотогеничен - от этого его речи по телевидению казались более интересными, чем в палате общин. Ничто человеческое Идену не было чуждо, хотя он, конечно, был менее тщеславен и честолюбив, чем Черчилль.

В самом начале 1952 года Черчилль и Иден направились на океанском лайнере "Куин Мэри" в США. Их сопровождала большая группа гражданских и военных советников, включая начальников штабов трех родов войск. Делегация была составлена по образцу делегаций военного времени на совещаниях "большой тройки". Но времена были другие, соотношение сил уже полностью определилось, и с Англией в Вашингтоне считались мало. В общем поездка погоды не сделала. По окончании бесед с Трумэном было опубликовано бесцветное коммюнике - набор общих фраз.

После окончания переговоров Иден направился в Нью-Йорк, где ему был вручен диплом почетного доктоpa права Колумбийского университета. По традиции, принятой для таких случаев, гость произнес речь о международных отношениях. Это был как бы манифест, формулирующий взгляды Идена и его правительства. Иден вспомнил печальной памяти Лигу Наций, сказал о своей верности ее идеалам и призвал к моральному и идеологическому единству западного мира, ибо, как он заявил, "враг стоит у ворот, готовый воспользоваться нашими несогласиями". Кто же этот враг рода человеческого и буржуазной цивилизации? "Злобная доктрина коммунистического империализма".

Далее Иден изложил свое понимание коммунизма. Это был иденовский вариант речи, произнесенной в свое время Черчиллем в Фултоне. Английский министр иностранных дел вновь показал себя убежденным врагом коммунизма и СССР. Он призвал американцев и своих соотечественников создать силу, способную заставить Советский Союз подчиниться англо-американскому диктату. Для этого нужно объединить материальные и духовные ресурсы западной цивилизации. Речь в Колумбийском университете разъяснила тем, кто в этом нуждался, что политика Идена и его правительства явится продолжением конфронтации с социализмом и Советским Союзом, политикой "с позиции силы". Здесь перед нами настоящий Иден, без маскировочных одежд. Таким он будет на протяжении всех оставшихся пяти лет своей политической и государственной деятельности.

В 1952 году произошли важные перемены в личной жизни Идена. В марте его сын Николас покинул Оксфорд, так и не закончив университетского образования. Учеба плохо давалась Идену - младшему, мало его интересовала, и он решил бросить ее. Отец устроил сына на видный и обещающий быстрое продвижение в будущем пост адъютанта генерал-губернатора Канады. Положение отца и фамильные связи выручили Николаса, как они спасали многие сотни отпрысков аристократических и крупнобуржуазных фамилий.

12 августа появилось сообщение, привлекшее при стальное внимание некоторых слоев общества в Англии и в США. Стало известно, что Иден вторично вступает в брак. Его невеста - Кларисса Черчилль, племянница премьер-министра Уинстона Черчилля, дочь его покойно го брата Джона. По линии отца ее родословная восходит к герцогам Мальборо, а по линии матери - к графам Абингдон. Невесте исполнилось тогда 32 года, она была на 23 года моложе жениха.

Кларисса Черчилль успешно закончила в 1938 году Оксфордский университет, где изучала философию. За тем была представлена ко двору, занималась в школе живописи, ее много фотографировали для журналов мод. В годы войны Кларисса работала в министерстве пропаганды. В ее обязанности входила подготовка еженедельной газеты "Британский союзник", которая распространялась английским посольством в Советском Союзе на русском языке в соответствии с соглашением между правительствами СССР и Англии. Затем она работала в Форин оффис - шифровальщицей и на канцелярской должности.

По словам Барденса, "Кларисса была совершенно не известна за пределами узкого круга аристократов" и университетских преподавателей. Она пробовала свои силы на литературном поприще, публикуя в журнале "Вог" статьи о балете, театре, искусстве. Отмечали, что статьи свидетельствовали о наличии у автора художественного вкуса, но стиль оставлял желать лучшего, и журналы публиковали эти материалы, явно учитывая положение Клариссы в обществе. Одно время она была занята рек ламой кинокартин, которые выпускал продюсер Александр Корда, действуя как связующее звено между ним и американскими журналами. Вскоре Кларисса уже в журнале "Контакт". Аристократические связи и родство с премьер-министром открывали его племяннице доступ ко всем видным людям Англии. Вероятно, в этом и со стояла прежде всего ее ценность как журналиста и сотрудника рекламы.

У Клариссы были квартира в Лондоне, где она принимала своих гостей, и приятный коттедж за городом, где она обычно проводила конец недели. Говорили, что у нее много знакомых, но мало друзей. Среди близких ей людей называли Грету Гарбо, подвизавшегося в аристократических кругах фотографа Сесиля Бирона, личного секретаря Идена Николаса Лоуфорда, бывшего министра Даффа Купера.

С Иденом Кларисса встречалась в загородных домах Уинстона Черчилля и герцогини Кентской. У них было много общего: аристократическое происхождение, близость к Черчиллю, любовь к гольфу, теннису, плаванью, работе в саду, увлечение живописью и путешествиями.

В отношении театра их вкусы расходились. Иден любил представления легкого жанра, на которых можно рассеяться, отдохнуть. Кларисса предпочитала драмы Ибсена и Шекспира.

Как только известие о предстоящем браке распространилось, посыпались поздравления. Одним из первых прислал поздравительную телеграмму сын Николас.

За день до свадьбы Кларисса переехала на Даунингстрит, к дяде. Церемония регистрации брака, занявшая 18 минут, была подчеркнуто простой и контрастировала с роскошной первой свадьбой Идена в фешенебельной церкви святой Маргариты. В качестве главного свидетеля выступал Уинстон Черчилль; присутствовали его жена Клементина, сын Рандольф, две замужние дочери с супругами, а также несколько родственников и друзей Идена и родственники Клариссы. На улице, конечно же, по явления молодых ожидала толпа любопытных (утверждают, 2000 человек), а следовательно, присутствовала и конная полиция.

После церемонии на Даунинг-стрит, 10 устроили торжественный прием. Снимки молодоженов, сделанные в этот день в саду резиденции премьер-министра, являются непременной принадлежностью всех иллюстрированных биографий Идена.

Традиция предусматривает после свадьбы хотя бы краткий "медовый месяц". И она была соблюдена. Первый день новобрачные были гостями в доме миллионера Стрейта, вблизи лондонского аэропорта. На следующий день они вылетели в Лиссабон. Здесь произошел инцидент, сделанный биографами Идена достоянием истории. Иден пришел в бешенство, когда обнаружилось, что в гостинице, где он забронировал номер, нет плавательного бассейна. Супруги демонстративно покинули гостиницу и провели свой недельный "медовый месяц" в глубине Португалии, в одном из красивых курортных мест.

Женитьба была сопряжена для Идена с известными неприятностями. Реакционные деятели англиканской церкви выразили свое недовольство тем, что Иден вступил во второй брак при живой первой жене. Газета "Черч тайме" писала: "Женитьба на этой неделе министра иностранных дел при том, что его бывшая жена, с которой он развелся в 1950 году, еще жива, не может пройти без комментариев. Личная жизнь Идена - это его личное дело, как и любого другого человека. Но его высокое общественное положение должно придавать особое значение его частным действиям. Поколение тому назад министр иностранных дел, который имеет шансы стать премьер-министром, был бы вынужден выбирать между карьерой и таким браком... Беспрецедентный поступок Идена на этой неделе... показывает, насколько изменился общественный климат после 1936 года^*. Мир открыто отвергает закон Христа в этих, как и во многих других, делах". Конечно, в прессе появились выступления в защиту Идена. Привлек ли к себе внимание письма религиозных деятелей из избирательного округа Идена; они встали на защиту своего депутата. А в общем большого шума не было, и брюзжание церковников ущерба Идену не принесло.

^*(Имеется в виду упомянутое выше отречение короля Эдуарда VIII. в успехе, но поставил условием, чтобы Идена доставили в Бостон (США), где имелось специальное оборудование, отсутствовавшее в Англии. Иден решил оперироваться в Америке.)

В следующем году Иден очень тяжело болел. У него были внутренние боли, усиливавшиеся во время перелетов на самолетах. Врачи, как это обычно бывает, ставили различные диагнозы. В конце марта 1953 года Иден по чувствовал себя настолько плохо, что, хотя он должен был направиться с официальным визитом в Турцию, врачи и близкие настояли на проведении немедленного об следования. Рентген показал камни в желчном пузыре, и медики высказались за немедленную операцию. Поездки в Турцию и ряд других стран были отменены; для Идена начался период тяжких физических страданий и упорной борьбы за жизнь.

9 апреля в одном из лондонских госпиталей его оперировали, удалили желчный пузырь, но это не привело к выздоровлению. Температура держалась высокая, он слабел, повторилась желтуха, перенесенная им прошлым летом. Врачи решили произвести вторую операцию, она состоялась 29 апреля, но пациенту и после этого не стало лучше.

Вскоре в Лондон для чтения лекций приехал известный американский хирург Каттел, крупнейший специалист по болезням желчного пузыря. Кларисса добилась, чтобы он осмотрел ее мужа. После этого пять медиков, включая хирурга, оперировавшего Идена, опубликовали бюллетень, сообщавший, что главный желчный проток после операции не закрылся и что потребуется еще одно хирургическое вмешательство. Каттел заявил, что Иден никогда не выздоровеет, если не будет сделана третья операция. Он брался сделать эту операцию, был уверен

Были приняты необходимые подготовительные меры. Идена перевезли пока в Чекере, где он пытался встать на ноги, но безуспешно. В начале июня генерал - губернатор Канады прислал за Иденом свой самолет, оборудованный удобной кроватью. Черчилль с женой были единственными провожающими. В сопровождении Клариссы Иден отправился в Бостон. Перелет через Атлантику - дело нелегкое и для здорового человека. Идену пришлось пару дней собираться с силами в Бостоне (там его встретил сын Николас, прибывший из Канады), прежде чем Каттел приступил к делу. Операция прошла успешно, и Иден начал медленно выздоравливать.

После операции он провел некоторое время в спокойной обстановке на берегу Атлантического океана в доме одного из своих американских друзей. Здесь Иден получил известие, что у Черчилля был инсульт, но что он на мерен протянуть некоторое время и не подавать в отстав ку, пока его преемник сможет приступить к работе. До возвращения Идена Черчилль поручил Солсбери временное руководство министерством иностранных дел, а на Батлера возложил обязанности по наблюдению за всеми внутриполитическими делами.

Отдыхая и медленно поправляясь, Иден много читал, гулял на свежем воздухе и смотрел телевизор. Окончательно выздоровел он на французской Ривьере, где гостил вместе с сыном на вилле лорда Уорвика. В заключение Иден совершил прогулку на яхте по Средиземному морю, посетил Грецию, остров Крит. 5 октября он приступил к работе, загорелый и окончательно выздоровевший.

В это время главное внимание Идена было сосредоточено на конфронтации с Советским Союзом и другими социалистическими странами в Европе. Вести борьбу против СССР в одиночку английское правительство не собиралось. Во-первых, для этого оно не располагало необходимыми силами и, во-вторых, как уже говорилось, английская политическая традиция состояла в том, чтобы максимально перекладывать тяжесть борьбы с противни ком на своих союзников. Вот их-то лихорадочно собирали, подбадривали и строили в антисоветскую шеренгу оба английских правительства, действовавших в первые послевоенные годы. Командовать шеренгой, разумеется, должны были из Лондона.

Черчилль и Иден еще в годы войны строили планы создания единого контрреволюционного фронта в Европе. В 1946 году Черчилль в развитие этих планов предложил в речи в Цюрихе "создать что-то вроде Соединенных Штатов Европы". Дюнкеркский договор 1947 года между Англией и Францией и договор о создании Западного союза, включавшего Англию, Францию и страны Бенилюкса, явились реализацией этого замысла. В 1949 году при активнейшем участии английских консерваторов конференция европейских государственных деятелей, состоявшаяся в Гааге, создала европейский совет. Одновременно учреждалась консультативная ассамблея в Страсбурге для обсуждения проблем европейского единства и совет министров.

Уже тогда была введена в обращение фальшивая терминология. Создатели так называемых европейских со обществ назойливо кричали об объединении Европы. В действительности же все обстояло иначе - речь шла о расколе Европы и о противопоставлении империалистической Западной Европы социалистической Восточной Европе. Это терминологическое лицемерие прочно укоренилось и применяется поныне на Западе вообще, и прежде всего в речах английских политиков и в английской буржуазной печати.

Из мемуаров Идена явствует, что "объединяли Европу" английские правящие круги как против СССР, так и против прогрессивного движения в европейских странах. Он говорит, что после войны Советский Союз "сто ял в Европе почти в полной силе" и "в этих условиях отсутствие германской армии... представляло собой критическую слабость": Значит, нужно было устранить эту слабость, то есть создать германскую армию, ремилитаризировать Германию (лучше всю, а в крайности хотя бы те ее части, которые оккупированы западными держа вами) и использовать ее в качестве ударной силы против СССР.

Так думали английские правящие круги. Но подавляющее большинство французского народа, на опыте трех войн познавшего, что означает для безопасности Франции германский милитаризм, были против того, чтобы через шесть лет после окончания второй мировой войны вручать немцам оружие. "Французское общественноемнение,- пишет Иден,- с ненавистью относилось к идее перевооружения Германии". Ремилитаризации опасались не только французы, но и другие народы. Отсюда и поиски средств, при помощи которых можно было бы снять их возражения,- поиски, приведшие к плану создания Европейского оборонительного сообщества (ЕОС).

На свет появился так называемый "план Плевена", который предусматривал создание вооруженных сил ФРГ в рамках единой европейской армии. Германские части подлежали вкраплению в соединения единой армии западноевропейских стран мелкими подразделениями. Считалось, что подобная мера является надежной гарантией, чтобы Западная Германия не напала на своих соседей - союзников по "европейской армии". Естественно, что в Бонне с восторгом встретили этот план. ФРГ после второй мировой войны получала оружие значительно раньше, чем Веймарская республика после первой. К осе ни 1951 года "план Плевена" уже превратился в план создания Европейского оборонительного сообщества, и его основные условия были согласованы между странами- участницами.

Здесь и обнаружилась двойная игра английского правительства. 11 августа 1950 г. Черчилль, выступая в консультативной ассамблее в Страсбурге, говорил: "Мы должны сделать жест практического и конструктивного руководства, провозгласив, что мы за немедленное создание европейской армии под унифицированным командованием, в которой мы будем играть достойную и почетную роль" (подчеркнуто мною.- В. Т.). Если бы не было бес численных аналогичных заявлений английских деятелей и того же Черчилля на сей счет, то уже одного этого выступления было бы достаточно, чтобы считать позицию Англии абсолютно ясной: она - главный инициатор, главный участник создаваемой "европейской армии".

Так и считали заинтересованные европейские политики, многие из которых видели в английском участии дополнительную гарантию лояльного поведения ремилитаризованной Западной Германии в отношении своих союзников, как вдруг оказалось, что Англия и не собирается практически участвовать в ЕОС и давать свои воинские части в состав "европейской армии". Бесцеремонно под стегивая западноевропейские страны к созданию этой армии и к ремилитаризации ФРГ, сама она была намерена сохранить свободу рук.

В ноябре 1951 года видный английский министр Мак- свел Файф сделал в Страсбурге заявление, текст которого был утвержден английским кабинетом. "Я не могу обещать полное и безоговорочное участие Англии в ЕОС",- заявил министр. В тот же день несколькими часами поз же Иден, выступая в Риме на пресс-конференции, провоз гласил желание Англии установить "самую тесную связь с Европейским оборонительным сообществом на всех стадиях его развития".

Корреспонденты мгновенно уловили разницу между "участием" и "связью" и поставили дополнительные вопросы. Отвечая, Иден разъяснил: слово "связь" не предусматривает, что английские соединения и воинские части будут включены в "европейскую армию" и могут быть изобретены какие-то иные формы связи. Естественно, что обнаружившаяся неискренность и двойная игра английской дипломатии вызвали глубокое возмущение у правительств западноевропейских стран. По словам Макмиллана, эта позиция многими квалифицировалась как "высокомерная" и "не помогающая делу".

1 декабря Иден написал Черчиллю записку, формулирующую английскую позицию по этому вопросу: "Я ни когда не считал возможным, что мы присоединимся к европейской армии... Мы должны поддержать план Плеве- на, хотя не можем быть его участниками. Это то, что де лают американцы..."

Ссылка на американцев объясняет мотивы английской позиции. Официально Иден и другие министры объясняли, что Англия не может связать себя с ЕОС более проч но, ибо у нее существуют традиционно-исторические связи со странами Содружества, которые не допускают ее полного членства в Европейском оборонительном сообществе. В своей речи в Колумбийском университете Иден говорил: "История Англии и ее интересы лежат далеко за пределами европейского континента. Наши мысли обращаются через моря во все уголки земного шара, ко многим сообществам, в которых наш народ играет свою роль. Это наши семейные связи. Это наша жизнь".

Спору нет, английская экономика и политика во многом зависели да и сейчас зависят от связей со странами Содружества. Но, во-первых, эти связи быстро трансформировались, так что Англия могла, невзирая на них, участвовать в ЕОС, скажем, на таких же условиях, как Франция. Ведь у Франции тоже было свое "сообщество", родившееся на развалинах колониальной империи, и она была связана с ним теми же узами, что и Англия с Британским содружеством. Во-вторых, известно, что когда Англия пожелала тесно связать себя с Европой через шесть - семь лет (то есть обратилась с просьбой о приеме в "общий рынок"), то имперские связи не удержали ее от этого шага. Наконец, в-третьих, когда Черчилль и другие министры в начале 50-х годов говорили о ЕОС с участием Англии, они никак не могли при этом забывать об имперской роли Англии и, следовательно, считали одно совместимым с другим.

Пожалуй, главный мотив изменения английской позиции в отношении ЕОС состоял в том, что англичане хотели делать "то, что делают американцы", то есть обеспечить контроль над проектировавшейся военной группировкой и, играя на противоречиях между ее членами, прежде всего между Францией и Германией, направлять ее политику и стратегию в своих интересах. Эта тактика является производной от твердого намерения английских правящих кругов использовать разгром Германии и Италии и временное ослабление Франции для установления после второй мировой войны гегемонии Англии в Запад ной Европе.

Почему же вначале английское правительство было готово участвовать в ЕОС наравне с другими, а затем изменило свою позицию? Что это было? Исправление ошибки? Никоим образом. Лондонские политики вначале полагали, и весьма обоснованно, что если они будут организовывать других и при этом заявят, что сами не намерены "организовываться" в силу своих особых интересов и особой роли в мире и в Европе, то другие страны не пойдут на создание этой военно-политической группировки. Когда же подготовительная работа далеко продвинулась, в Лондоне решили, что теперь можно спрыгнуть с поезда, дальше он пойдет по инерции. Коварство, неискренность? Да. Но к этому партнеры Англии должны были уже привыкнуть.

Внутри английского правительства существовали раз личные мнения относительно линии Англии в вопросе ЕОС: Макмиллан, Максвел Файф и некоторые другие министры считали, что Англия должна вступить в сообщество. В противном случае, писал Макмиллан, "будет Европейское сообщество, из которого мы будем исключены и которое будет эффективно контролировать Европу...

Германия сейчас слаба. В дальнейшем в конечном счете она будет сильнее Франции и, следовательно, мы сами приведем дело к тому, что через двадцать лет Германия будет господствовать в Европе, во имя предотвращения чего мы принесли такие огромные жертвы в течение жизни одного поколения". В своих мемуарах Макмиллан неоднократно отмечает: "Я боялся, что, если оборонительное сообщество возникнет без нас, Европа в конце концов окажется под гегемонией Германии". Таким об разом, для Макмиллана и его единомышленников вопрос сводился к следующему: как предотвратить гегемонию Германии в Европе и как захватить руководящую роль в европейских делах в свои руки.

Для придерживавшихся другой точки зрения: Идена, Черчилля и большинства членов кабинета - суть дела тоже сводилась к этому. Но они полагали, что своих целей английское правительство сможет лучше добиться, находясь вне сообщества. Борьба против СССР накладывала сильный отпечаток на их позицию. Для этой группы членов кабинета, замечает Макмиллан, "единственной жизненно важной проблемой была скорейшая организация сил НАТО, включая вклад Германии", против Советского Союза.

Верх легко одержала позиция Идена, и он занялся уговорами французского правительства отбросить обуревавшие его сомнения и согласиться на создание ЕОС. Форин оффис разработал ряд предложений, которые должны были соблазнить французов. Предлагалась декларация Англии и США о поддержке Франции в случае, если Германия станет угрожать ей после ремилитаризации, предлагался договор между Англией и сообществом, со держащий аналогичное обязательство, а также другие гарантии. И все же французы колебались. Слыша все эти обещания, они явно вспоминали похожие гарантии, которые давала Англия Франции в 20-30-х годах, и то, к чему они привели.

В конце концов соглашение было достигнуто, и 26 мая 1952 г. представители Англии, США, Франции и ФРГ подписали в Бонне договор об отношениях между тремя державами и ФРГ, предусматривавший участие Западной Германии в Европейском оборонительном сообществе, в "европейской армии", отмену оккупационного статуса и предоставление ФРГ самостоятельности во внутренней и внешней политике. На следующий день правительства ФРГ, Франции, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга в Париже подписали договор, оформивший со здание Европейского оборонительного сообщества.

Перед мировым общественным мнением явственно вырисовывались два диаметрально противоположных под хода к решению германской проблемы. Если Советский Союз добивался воссоединения Германии на мирной демократической основе и заключения с ней мирного договора, то западные державы стремились дать немецким реваншистам в руки оружие и использовать их в конфронтации со странами социализма.

СССР решительно выступал против ремилитаризации ФРГ, настаивал на заключении мирного договора с Германией и выводе впоследствии из страны оккупационных войск. 11 марта 1952 г. Советское правительство внесло на рассмотрение правительств Англии, США и Франции проект основ мирного договора с Германией. Этот проект предусматривал восстановление Германии в качестве единого, независимого, миролюбивого, демократического государства. Советские предложения позволяли исключить возрождение германского милитаризма и возникновение в будущем агрессии со стороны Германии. В этом был заинтересован отнюдь не один Советский Союз, но и Франция, и другие соседи Германии, да и сама Англия, если исходить из ее коренных жизненных интересов.

После подписания Боннского договора Советское правительство, учитывая новую сложившуюся обстановку, то есть заключение официального военного союза между Англией, США, Францией и ФРГ, предложило западным державам обсудить на совещании четырех держав вопросы о мирном договоре с Германией и образовании временного общегерманского правительства. "Рос сия,- читаем у Макмиллана,- на протяжении весны 1952 года начала выдвигать предложения о встрече для обсуждения вопроса о воссоединении Германии. Иден от вел это вмешательство со значительной ловкостью, сразу же подняв вопрос о том, что условия выборов в Германии должна определить Комиссия Объединенных Наций". "Ловкость" Идена была ясной для Советского правительства: он предложил так организовать выборы, чтобы их результатом явились восстановление капитализма в ГДР и включение единой Германии в империалистические военные блоки. Разумеется, ни Советский Союз, ни ГДР эта "ловкость" не привлекала.

Одновременно Иден подчеркивал свою готовность вести переговоры с Советским Союзом. Для чего? Отнюдь не для того, чтобы искать взаимоприемлемые решения германского вопроса. Во время встречи с французским министром иностранных дел "Шуман и я обсудили возможную реакцию Советского Союза на... договор о ЕОС. Договорились, что, настойчиво добиваясь реализации наших собственных планов, мы в то же время должны приложить все усилия, чтобы побудить русских огласить свои намерения в отношении Европы. Мы должны продемонстрировать, что всегда готовы вести переговоры",- пишет Иден.

В данном случае мы имеем дело с методом, часто при меняемым английской дипломатией. Без излишнего шума она упорно работает над реализацией своих империалистических замыслов, а для маскировки в то же время ведет переговоры, преследующие совершенно другие цели. Это дает ей возможность выяснить позицию и намерения тех правительств, которые выступают против истинных стремлений Лондона, и в известной степени сдерживать или хотя бы несколько смягчать их выступления против английской политики. Ведь переговоры обязывают их участников проявлять сдержанность не только за столом! Переговоры для английской дипломатии - это средство в какой-то мере связать своего противника. В то же время они используются и как средство связать английское и мировое общественное мнение.

В Англии и во многих других странах были очень сильны протесты против планов ремилитаризации Германии. То было широкое движение, определявшее поведение многих депутатов парламента. Чтобы заглушить это движение, английское правительство демонстративно подчеркивало свою готовность вести переговоры с Советским Союзом по германскому вопросу. Рядовому англичанину внушалось представление, что Иден и Черчилль полны решимости обсуждать советские предложения и искать по ним соглашения. Это отвечало настроениям английского народа, которому, конечно, не сообщали, что договариваться с Советским Союзом лондонское правительство в действительности никоим образом не намерено.

Разумеется, такие переговоры успеха иметь не могли. И когда их очередной этап заканчивался, английское правительство приписывало отсутствие результатов "несговорчивости" русских. Это - дипломатия с двойным дном, дипломатия обмана и дезинформации английского народа и мирового общественного мнения.

Осуществление такой дипломатии ставит важный для публициста и историка вопрос: в какой степени заявления английских политиков и дипломатов и документы Форин оффис, относящиеся к подобным переговорам "по-английски", заслуживают доверия? Нет необходимости подсказывать читателю ответ.

После подписания Боннского и Парижского договоров началась борьба по вопросу об их ратификации, затянувшаяся на два года. Именно в этот период лорд Солсбери (в отсутствие больного Идена) направился в Вашингтон для обсуждения с американским правительством ряда проблем, включая и вопрос о ЕОС. Черчилль дал ему письменную директиву, в которой говорилось: "Я надеюсь, что ЕОС сделает французов менее беспокойными, а Советскую Россию - более расположенной сотрудничать со мной... Если мы заполучим ЕОС, то сможем разговаривать с Россией с позиции силы, ибо перевооружение Германии - это единственная вещь, которой русские боятся. Я намерен использовать Германию и ЕОС, чтобы заставить Россию быть благоразумной, заставить ее пойти на соглашение. И я использовал бы Россию, чтобы не допустить непослушания Германии". "Это звучит цинично",- заключает сам Черчилль, и нам остается лишь при соединиться к нему. Вот она, английская внешняя политика и дипломатия без прикрас и маскировки. Такие документы заслуживают того, чтобы им верили.

В марте 1953 года у правительств Англии и США неожиданно возникли надежды на то, что тотальный нажим на Советский Союз, наконец, даст результаты, которых желали в Лондоне и Вашингтоне. Умер И. В. Сталин. В начале марта Иден и Батлер пароходом отправились в США и, находясь на подходах к Нью-Йорку, узнали эту новость. На пирсе Идена поджидала толпа корреспондентов. Всех их интересовало мнение о том, как отразится смерть Сталина на международных отношениях. Каковы бы ни были мысли Идена на этот счет, он удержал их при себе, ограничившись дипломатической уловкой: "В вашей позиции правильно поставить такой вопрос,- сказал он журналистам,- а в моей - не отвечать на не го". Но если английский министр не прореагировал на этот вопрос вслух, то самому себе он задавал его десятки и сотни раз. До начала переговоров в Вашингтоне Иден, как он сам рассказывает, предавался воспоминаниям и размышлениям. Он вспомнил свою первую встречу со Сталиным в 1935 году. В ходе беседы тогда Сталин вдруг встал, по дошел к висевшей на стене карте мира и, показав на Англию, заметил: "Странно, что так много зависит от одного небольшого острова". Иден перебирал в памяти свои беседы со Сталиным в декабре 1941 года, когда немцы были так близко, что, казалось, собеседники должны бы ли слышать грохот их орудий...

Смутные расчеты, которые начали бродить в уме Идена в связи со смертью Сталина, свидетельствовали, что Иден слишком персонифицирует внешнюю политику государств и преувеличивает роль отдельных личностей в истории. Это недуг многих западных политиков.

Теперь, когда Сталина не было в живых, руководителям западного мира казалось, что создалась благоприятная возможность предпринять новую политическую атаку на Советский Союз. По согласованной ранее программе пребывания английских министров в США Иден должен был встретиться с президентом Эйзенхауэром через не сколько дней. Но 4 марта, высадившись в Нью-Йорке, он немедленно вылетел в Вашингтон и, как рассказывает биограф Идена Броад, "принял участие в поспешно созван ном в тот же вечер совещании в Белом доме". На совещании Иден, генерал Эйзенхауэр и новый государственный секретарь Джон Фостер Даллес "обменялись мнениями о будущем России".

"Будет ли склонен Советский Союз после смерти Сталина проявлять меньшую враждебность в отношении Запада? Это был вопрос, занимавший все умы",- пишет Броад. Под "уменьшением враждебности", понятно, разумелась большая уступчивость со стороны СССР. На следующий день, выступая на завтраке в пресс-клубе, Иден "говорил об этом с надеждой". "Западные держа вы,- сказал он,- должны быть готовы вести переговоры с Россией с целью прекратить разделение мира на два вооруженных лагеря... Я полагаю, что можно занять только одну позицию - наращивать нашу мощь и приспособиться к событиям, которые могут произойти".

По окончании вашингтонских переговоров было опубликовано совместное коммюнике, гласившее, что министры обменялись мнениями о "событиях, происходящих в Советском Союзе".

Министры договорились продолжать наращивать военную мощь НАТО и под угрозой ее применения попытаться вынудить Советский Союз на крупные уступки. Черчилль загорелся идеей новой встречи в верхах с участием СССР, полагая, что лучше его никто не сможет навязать Советскому правительству выгодное для Запада решение важнейших международных проблем. Престарелый английский премьер 25 июня 1953 г. говорил Морану: "Я чувствую, Чарльз, что в моих силах сделать то, чего не может никто другой. Я был на вершине своих возможностей, обмениваясь дружескими посланиями с Маленковым и Аденауэром... Я протянул руку, чтобы по жать лапу русскому медведю. Мои возможности огромны... Я чувствую, что могу изменить к лучшему состояние мира. Америка очень сильна, но действует топорно".

В духе единого англо-американского подхода к отношениям с СССР президент Эйзенхауэр 16 апреля обратился к Советскому правительству с требованием дать наглядное подтверждение его стремления к миру. "Нас интересует,- писал президент,- только искренность мирных целей, подтвержденная делами. Возможностей для таких дел много". Под "делами" разумелись уступки в коренных международных проблемах. От Советского Союза требовали именно односторонних уступок, а не предлагали ему достижения компромиссной (при уступках с обе их сторон), равноправной, взаимно выгодной договоренности.

Понятно, что таким языком нельзя было вести конструктивный разговор с СССР ни до 1953 года, ни в по следующий период.

Вскоре руководящие деятели Англии и США убедились в этом. В 1959 году Иден, вспоминая весну 1953 го да, писал, что, "хотя смерть Сталина привнесла некоторые изменения в технику проведения внешней политики Москвой, реальный характер этой политики не изменился". Он мог бы прийти к подобному выводу и в 1953 году, если бы понимал, что внешняя политика правительства определяется социальной структурой государства, интересами стоящих у власти классов и поэтому остается в принципе неизменной, если не происходит изменений в этих сферах. Разумеется, возглавляющие государство деятели накладывают определенный отпечаток на те или иные дипломатические акции, но они не могут изменить цели и принципиальную основу внешней политики. Внешнеполитическая деятельность КПСС на всем протяжении существования Советского государства неизменно определялась ленинскими принципами внешней политики социализма - принципом пролетарского интернационализма и принципом мирного сосуществования государств с различным социальным строем.

На протяжении 1953 и 1954 годов английское правительство упорно добивалось ратификации соглашений о создании Европейского оборонительного сообщества. Опасным местом была французская палата депутатов. Иден вел нескончаемые переговоры на этот счет с министрами де Голля. В то же время Черчилль произносил публичные речи, содержавшие угрозы в адрес Франции, если она не ратифицирует соглашения о ЕОС. Одна из этих угроз состояла в том, что английское правительство может пойти на нормализацию отношений с СССР. 11 мая 1953 г. Черчилль выступил с речью о возможности некой договоренности с Советским Союзом. Между прочим, эта речь свидетельствовала о большой "гибкости" английских политиков: они сколачивали ЕОС, запугивая западноевропейские страны "советской угрозой", а при необходимости могли поднажать на них, припугнув возможностью соглашения с СССР.

Но это заявление оказало на французское правительство как раз обратное влияние по сравнению с тем, на что рассчитывали в Лондоне. 30 августа 1954 г. палата депутатов Франции 319 голосами против 264 отклонила соглашение о создании Европейского оборонительного со общества. Это был крупный провал европейской политики английского кабинета. Однако лично для Идена этот удар был смягчен успехом проходившей с его участием летом 1954 года международной конференции в Женеве, занимавшейся проблемами Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии.

В январе 1950 года Англия установила (в весьма ограниченном объеме) дипломатические отношения с толь ко что образовавшейся Китайской Народной Республи кой. Но это отнюдь не означало, что английский империализм смирился с огромными переменами, происходившими в Азии и на Дальнем Востоке. Против социалистической и национально-освободительной революций, развернувшихся в этих районах, США и Англия вели ожесточенную борьбу. Когда в 1950 году США совершили агрессию против КНДР, Англия стала их самым активным союзником, направив в Корею дивизию Британского содружества наций. Это была жестокая война, и ответственность за нее несет и Англия. К моменту возвращения Идена в Форин оффис империалистические силы уже проиграли эту войну, но поиски за столом переговоров формулы, которая позволила бы Соединенным Штатам выйти из положения, "сохранив свое лицо", затянулись. Препятствием на пути соглашения о перемирии явился вопрос об обмене военнопленными. Иден выступил с предложением разменять для начала больных и раненых военнопленных. Предложение было реализовано. Считают, что здесь про явилась характерная черта дипломатической тактики Идена: если по серьезным вопросам переговоры заходили в тупик, он пытался наладить хотя бы мелкое, частичное соглашение по какому-либо из аспектов спорной проблемы. Такое частичное соглашение вело к улучшению взаимопонимания между спорящими сторонами и открывало дополнительные возможности для поисков компромисса по основной проблеме. Разумеется, подписанное 27 июля 1953 г. соглашение о перемирии в Корее явилось не за слугой Идена, а крупной победой миролюбивых сил, свидетельством успешности борьбы СССР и других социалистических стран за ослабление международной напряженности.

После Кореи наиболее опасным районом международной напряженности был Индокитай, где пылал все разраставшийся очаг войны. В 1945 году, в момент окончания второй мировой войны, Англия высадила свои войска в Индокитае с целью поддержания "порядка", пока не вернется французская колониальная администрация. В Лондоне всячески стремились помешать победе национально-освободительной революции в Индокитае, ибо рядом, совсем близко, находились крупнейшие и ценнейшие английские колонии, для которых пример Индокитая мог оказаться заразительным. Поэтому, когда была про возглашена Демократическая Республика Вьетнам во главе с президентом Хо Ши Мином и началась вооруженная борьба вьетнамского народа против французских колонизаторов, не только симпатии, но и морально-политическая поддержка английского правительства были на стороне колонизаторов.

В 1950 году после поражения американской интервенции в Корее соотношение сил в Индокитае стало быстро меняться в пользу движения за национальное освобождение. Через два года французское правительство начало обращаться к США и Англии с настойчивыми просьбами о помощи. Французы жаловались, что не могут вести борьбу "за интересы свободного мира" в Индокитае в одиночку, когда в это же время от них "требуют сделать вклад в оборону Европы".

Английское правительство опасалось, что военная по мощь Франции в Индокитае со стороны Англии и США автоматически вызовет вступление в вооруженную борьбу КНР на стороне ДРВ. Поэтому в 1952 году Иден заявил государственному секретарю США Ачесону, что его правительство "категорически возражает против любо го курса действий в Юго-Восточной Азии, который может повлечь за собой войну с Китаем". Это был реалистический взгляд на вещи. Он возник из правильной оценки поражения США в борьбе с китайской революцией, поражения США, Англии и ряда других стран в корейской войне, изгнания английского колониализма из Индии, Пакистана, Бирмы и Цейлона и явного провала Франции в Индокитае.

Что касается попыток французов связать положение в Юго-Восточной Азии с положением в Европе, то Иден отводил эти попытки. "Я всю свою жизнь был франкофилом,- говорил он министру обороны Франции Плевену,- и всячески сочувствую позиции Франции, но аргумент, что Индокитай делает невозможным для Парижа создание армии в Европе, никого не убедит в Англии. На английское общественное мнение произвело бы большее впечатление, если бы французы увеличили срок обязательной военной службы до двух лет, как это сделали мы, и призвали на переподготовку резервистов".

Аргументы аргументами, но в Лондоне были серьезно обеспокоены тем, что положение в Индокитае может со рвать создание Европейского оборонительного сообщества. "Судьба ЕОС,- вспоминает Иден,- в известной степени зависела от решения индокитайской проблемы. Как сообщал Оливер Харви (английский посол в Париже.- В. Т.), в то время Индокитай превратился в ключ к европейским проблемам".

К 1954 году позиция английского правительства в от ношении войны в Индокитае сводилась к следующему: Англия жаждала помочь в отстаивании колониалистских позиций в этом районе сейчас и в будущем; она считала возможным и необходимым вести вооруженную борьбу против развертывавшейся здесь национально-освободи тельной революции, но вести ее так, чтобы не спровоцировать большую войну; она считала необходимым добиться быстрейшего завершения войны, чтобы эта война не помешала реализации планов создания ЕОС.

Поэтому Иден поддержал советское предложение на Берлинском совещании министров иностранных дел СССР, Англии, США и Франции о созыве аналогичного совещания с участием представителей КНР и некоторых других государств по вопросу о восстановлении мира в Индокитае. Было решено, что совещание начнется в Женеве 26 апреля 1954 г.

Решение было принято, по существу, вопреки возражениям Даллеса. Это был редкий случай, когда английский министр иностранных дел публично разошелся с государственным секретарем США. Даллес был упорным и настойчивым человеком, особенно когда речь шла о борьбе против социалистической революции, и его не обескуражило принятое в Берлине решение. Американские правящие круги, взбешенные поражением США в Китае и Ко рее, жаждали взять реванш в Индокитае. Кроме этого мотива были и другие: победа демократических сил в Индокитае нанесла бы сильный удар по позициям американского империализма в этом районе.

Американское правительство предприняло попытку организовать в самом срочном порядке коллективную интервенцию в Индокитае, которая, во-первых, помогла бы французам удержать свои позиции в борьбе против национально-освободительного движения и, во-вторых, сорвала бы предстоящую Женевскую конференцию.

Чтобы соблазнить колеблющихся Идена и Черчилля, Даллес говорил, что участники "коллективной акции" со ставят ядро организации по борьбе с революционным и национально-освободительным движением в Юго-Восточной Азии. Это было предложение, вскоре реализованное в создании СЕАТО.

Английским министрам очень нравилась идея учреждения дальневосточного варианта НАТО - организации, которая стояла бы на страже английских империалистических интересов в этом районе. Кроме того, ее создание сняло бы горечь унижения, которому английское правительство было подвергнуто, когда в 1951 году США, Австралия и Новая Зеландия образовали империалистический блок и бесцеремонно не допустили Англию в его состав.

29 марта 1954 г., выступая в пресс-клубе, Даллес сказал, что распространение коммунизма на Юго-Восточную Азию "не должно восприниматься пассивно - его следует парировать объединенными действиями". Иден сразу же понял, что американское правительство готовит акцию по типу корейской. 1 апреля он телеграфировал английскому послу в Вашингтоне: "Мы полностью разделяем желание Соединенных Штатов видеть Индокитай, огражденный от коммунизма, но не считаем, что сейчас существуют условия для удовлетворительного решения этой проблемы".

Тем временем борьба за важнейший стратегический пункт в Индокитае - Дьен Бьен Фу складывалась не в пользу французов, им угрожало тяжелое поражение, которое могло повлечь за собой далеко идущие политические последствия. Поэтому Даллес обратился к правительствам Англии и Франции с новыми предложениями: группа стран должна выступить с торжественной декларацией о своей готовности предпринять "согласованную акцию... против продолжающегося вмешательства Китая в индокитайскую войну". Эта декларация должна была угрожать нападением на китайское побережье с моря и с воздуха и осуществлением эффективной интервенции в Индокитае. Предполагалось, что в декларации примут участие США, Франция, Англия, Австралия, Новая Зеландия, Таиланд, Филиппины, а также три ассоциированных государства Индокитая (Вьетнам, Лаос и Камбоджа). Они же одновременно должны были учредить систему коллективной обороны в районе Юго-Восточной Азии.

Зная колебания Англии да и Франции на этот счет, Эйзенхауэр обратился к Черчиллю с личным посланием, в котором просил поддержать американский план. Для обсуждения плана в Лондон был направлен Даллес. От казаться разговаривать с Даллесом было невозможно, но Иден немедленно дал своему послу в США телеграмму быть крайне осторожным и не говорить ничего такого, что свидетельствовало бы о согласии Англии с американским планом. "Теперь мы оказались перед необходимостью принять решение огромной важности",- пишет Иден в своих воспоминаниях.

В директиве к предстоявшим переговорам с Даллесом он указывал: "Предложение Соединенных Штатов исходит из предположения, что угроза возмездия против Китая побудит его лишить Вьетнам своей помощи. В этом, как мне представляется, основная слабость предложения... Совместное предупреждение Китаю не будет иметь эффекта, и коалиция после этого или должна будет с позором отступить, или предпринять военные действия против Китая. Наши начальники штабов не считают эффективными в военном отношении ни блокаду, ни бомбежки китайских внутренних и внешних коммуникаций... Однако эти меры дадут Китаю необходимые основания обратиться к советско-китайскому договору, что может повести к мировой войне". Сами американцы "не взвесили последствий такой политики". В силу всех этих обстоятельств Англия не может "связать себя обязательством направить наши вооруженные силы для операций в Индокитае",- резюмировал Иден и далее уточнял: здесь нужно предпринимать такие действия, которые бы ли бы "приемлемы для английского (и французского) общественного мнения". В то же время он горячо поддерживал предложение об организации коллективной обороны в Юго-Восточной Азии. Английский кабинет одобрил эту позицию министра иностранных дел.

Таким образом, в преддверии встречи с Даллесом Иден был уполномочен категорически возражать против распространения "корейского опыта" на Индокитай, всячески поддерживать планы создания военно-политического блока в Юго-Восточной Азии и добиваться, что бы Женевское совещание состоялось.

11 апреля Иден и Даллес обедали в американском посольстве и затем подробно обсудили индокитайскую проблему. Иден придерживался утвержденной кабине том позиции, Даллеса это никак не устраивало. После встречи было опубликовано весьма обтекаемое коммюнике.

Через три дня Иден с возмущением обнаружил, что Даллес пошел напролом и, не ожидая исхода Женевского совещания, предпринял шаги по подготовке создания военно-политического блока в Юго-Восточной Азии. Иден дал указания английскому послу в Вашингтоне за явить возражения, заключив телеграмму ему следующим образом: "Американцы, вероятно, думают, что прошло время, когда они должны были принимать во внимание чувства и затруднения своих союзников... С каждой неделей эта тенденция дает о себе знать все больше и больше, и это создает нарастающие затруднения для всех тех в Англии, кто желает поддерживать тесные англоамериканские отношения". Необычно твердый для Идена тон телеграммы свидетельствует о его возмущении тем, что США не сочли нужным считаться с мнением английского правительства.

Попытки Даллеса срочно организовать "коллективную акцию" в Индокитае крайне нервировали Идена и его коллег. Созывались чрезвычайные заседания кабине та, подтверждавшие прежнюю позицию. Иден в переговорах с американскими представителями упорно твердил, что это крайне опасная затея, которая может развязать третью мировую войну.

Он боялся большой войны в Азии, но почему? При чин было несколько. Английский народ не только не под держал бы такую войну, но энергично выступил бы против. Азиатские члены Содружества: Индия, Пакистан, Бирма, Цейлон - категорически возражали бы против таких мер в Индокитае, и участие Англии в их осуществлении угрожало большими осложнениями в отношениях с этими странами. Большая война в Азии потребовала бы направления вооруженных сил Англии и Франции в этот район, а эти силы могли быть взяты только в Евро пе. Следовательно, европейский, то есть, по мнению ан глийских деятелей, главный, район конфронтации с СССР и другими странами социализма был бы оголен. Создать ЕОС не удалось бы и таким образом пришлось бы отказаться от идеи обеспечения в Европе позиции силы против Советского Союза. Это никак не устраивало английское правительство.

Кроме того, были резонные опасения, что расширение колониалистской империалистической интервенции в Индокитае до большой войны превратит ее с самого на чала в войну против союза империалистических стран. В этом случае образовался бы мощный единый фронт народов Азии, объединяющий свыше миллиарда человек, который окончательно смел бы все колониальные режимы в этом районе земного шара. В результате Англия потеряла бы окончательно свои позиции в Азии.

Наконец, Черчилль и Иден не могли не понимать, что участие в предлагаемой американцами акции неотвратимо повлечет увеличение зависимости Англии от США.

Отсюда и твердость позиции Идена в переговорах с Даллесом, и провал попыток американцев сорвать совещание в Женеве.

Иден направился в Женеву не поездом, как это бывало в 30-х годах, а специальным военным самолетом. Авиация стала основным транспортным средством дипломатов начиная со второй мировой войны. На аэродроме "Орли" Иден сделал краткую остановку, чтобы сообщить своему французскому коллеге, что позиция английского правительства остается прежней. В Женеве делегация направилась по старой традиции в гостиницу "Бо риваж". У Идена с этой гостиницей были связаны многочисленные воспоминания. Все здесь казалось знакомым, привычным. Как обычно, он занял апартаменты, которые всегда занимали английские министры. Но на этот раз Идена и его сотрудников волновала мысль: можно ли здесь свободно беседовать по деловым вопросам, не вмонтировано ли где-либо незаметное передающее устройство? Это - дипломатические тревоги, характерные для эпохи научно-технической революции, в 30-х годах таких тревог не было. Утверждают, что есть простое средство для нейтрализации подслушивания: нужно во время беседы производить дополнительный шум, который не позволит различить произносимые слова. Иден и его коллеги пробовали стучать по столу во время совещаний, но это показалось им ненадежным. Было решено съехать из "Бо риваж" и разместиться на вилле, любезно предоставленной в распоряжение английской делегации одним из женевских друзей Идена. Кстати, советская и китайская делегации тоже размещались не в гостиницах, а на отдельных виллах. В этих резиденциях происходили и неофициальные встречи руководите лей делегаций. Время от времени Иден встречался с министром иностранных дел СССР В. М. Молотовым и его заместителем А. А. Громыко, а также с членами американской делегации.

Хотя Иден и его биографы, как и прочие английские историки, стремятся приписать успех Женевы в решении индокитайского вопроса исключительно ему одному, в действительности этот успех был во многом результатом усилий советской делегации, которая прибыла в Женеву с твердой директивой Советского правительства добиться соглашения о прекращении войны в Индокитае. Пять лет спустя Иден отмечал конструктивный вклад советской делегации. "Молотов искренне стремился достигнуть соглашения,- писал он.- В ходе наших частых неофициальных бесед он нередко выдвигал полезные предложения или шел на уступки, которые позволяли конференции двигаться вперед".

Иден также стремился наладить соглашение, ибо про вал конференции развязал бы руки американскому правительству в осуществлении его авантюристических замыслов, которые в Лондоне считали очень опасными. Женевская конференция крайне обострила англо-американские противоречия. Даллес с возмущением отказался от участия в ней, поручив возглавить американскую делегацию своему заместителю Беделу Смиту, хотя все другие делегации возглавлялись министрами.

На Женевской конференции было достигнуто решение о прекращении военных действий в Индокитае. Был погашен (как потом оказалось, к сожалению, ненадолго) опаснейший очаг войны в Юго-Восточной Азии. Эта крупная победа дела мира явилась результатом последовательной и энергичной борьбы Советского Союза и всех миролюбивых сил за то, чтобы война в Индокитае была прекращена. Положительную роль сыграли и противоречия по этому вопросу между Англией и Францией, с од ной стороны, и США - с другой. Их действием и объясняется позиция Идена на Женевской конференции. По жалуй, с его стороны это был наиболее прогрессивный шаг среди многочисленных английских дипломатических акций послевоенных лет. Такая позиция отвечала интересам мира, и в этом ее большое значение. В то же время она явилась исключением в политической линии, которую проводили Иден и его правительство.

Об этом свидетельствовала уже позиция английской делегации на Женевской конференции по корейскому во просу. Вместе с США и другими своими союзниками она отклонила все разумные предложения по этому поводу. В результате проблема Кореи так и осталась нерешенной.

Время показало, что английское правительство не воспринимало реалистически и важнейшие процессы, происходившие в Юго-Восточной Азии. В начале сентября 1954 года в Маниле на Филиппинах Соединенные Штаты при активнейшей поддержке Англии созвали конференцию, которая закончилась подписанием договора о создании СЕАТО. Эта мера, как отмечалось выше, готовилась заранее, в глубокой тайне. Участниками нового военно-агрессивного блока, созданного для борьбы против революционного и национально-освободительного движения в Юго-Восточной Азии, стали США, Англия, Франция, Австралия, Новая Зеландия, Таиланд, Филиппины и Пакистан. Отсутствие на конференции в Маниле Индии, Индонезии, Бирмы и Цейлона подчеркивало империалистический и колониалистский характер нового блока.

Иден был занят налаживанием нового варианта ЕОС, и вместо него Англию в Маниле представлял лорд Ридинг. Позиции английского правительства на недавно закончившейся конференции в Женеве и на совещании в Маниле резко контрастировали. Поэтому весьма обоснованно прозвучало заявление МИД СССР, опубликованное в связи с конференцией в Маниле, в котором напоминалось о декларациях официальных представителей Англии (а также Франции) во время Женевского совещания о том, что их правительства якобы стремятся нормализовать отношения с народами Азии. "Обращает на себя внимание то,- отмечалось в заявлении,- что некоторые из участников конференции в Маниле еще недавно заявляли о своем понимании национальных нужд народов Азии и подчеркивали свое желание нормализовать свои отношения с народным Китаем... Но позволительно спросить, как совместить такие заявления с участием Англии и Франции в агрессивном военном блоке, направленном против стран Азии вообще и против Китая в особенности". Подписав вместе с рядом других правительств в Маниле Договор об обороне Юго-Восточной Азии, английское правительство сделало свою страну со участницей действий, направленных против свободы и безопасности народов этого района, и грязной войны против вьетнамского народа, развязанной США через несколько лет.

Конец 1954 года у Идена был целиком посвящен усилиям оживить ЕОС. Английское правительство попыталось единолично, оставив в стороне американцев, организовать некое новое объединение государств, в рамках которого ФРГ получила бы возможность перевооружаться. Сепаратные действия Лондона отражали англо американские противоречия в Европе, борьбу Англии и США за руководящую роль в этой части света. В общем английская дипломатия намеревалась перехватить у США руководство военной группировкой европейских держав.

Иден рассказывает, что 5 сентября он отправился на уикенд в свой коттедж в Уильтшире, где размышлял над создавшейся ситуацией. Сидя в ванной (где только не возникают у дипломатов новые идеи!), он вдруг подумал, что для включения ФРГ в "европейскую семью" нужно использовать Брюссельский договор 1948 года о Запад ном союзе. Включение ФРГ, а заодно и Италии в этот союз ввело бы политически ФРГ в объединенную Европу. Что касается военной стороны дела, то ФРГ следует включить в НАТО и в рамках этого блока обеспечить ее ремилитаризацию.

Вернувшись в понедельник в Лондон, Иден написал Черчиллю записку, испрашивая его согласия на срочную поездку в ряд европейских столиц для выяснения возможности реализации этого плана и в положительном случае для подготовки соответствующей международной конференции. Получив санкцию премьер-министра, Иден в сопровождении лишь одного советника - Фрэнка Робертса, специалиста по Советскому Союзу, отправился на континент. Все это делалось без какого бы то ни было уведомления Вашингтона.

Маршрут поездки был составлен таким образом, что бы самые трудные переговоры - в Париже остались на конец; в этом случае Иден мог бы надавить на французское правительство, сославшись на то, что все согласны и лишь оно одно упрямится, а такое упрямство чревато изоляцией. Составить нужный маршрут большого труда не составляло, ибо заранее было известно отношение соответствующих правительств к идее ремилитаризации ФРГ.

Первая остановка была в Брюсселе, где Иден одно временно встретился со своими коллегами из Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. Его записи об этой встрече преисполнены восторгов. Прекрасный прием, велико лепная кухня, роскошное помещение английского посольства. Все вокруг представлялось Идену в радужном свете, потому что министры стран Бенилюкса, как он пишет, одобрили предложенную процедуру. "Они полагали, что конференция девяти держав необходима как подготовительный этап для совещания всех членов НАТО, и выразили надежду, что такая конференция состоится в Лондоне".

О беседе в Брюсселе Иден записал в дневнике: "Я обнаружил, что все три министра стран Бенилюкса прекрасно понимают реальное состояние международных отношений, и в частности опасность того, что Германия может ускользнуть на сторону русских, а Америка оттянет свои силы (из Европы) и разместит их для обороны по периферии "американской крепости",- об этом я им говорил" (подчеркнуто мною. - В. Т.). Итак, во время молниеносного турне Идена по столицам Западной Европы главным его аргументом было запугивание своих партнеров сближением между Германией и СССР и уходом американцев из Европы.

Из Брюсселя Иден направился в Бонн. Беседы с канцлером Аденауэром были более важны и основательны. Здесь уже Аденауэр запугивал Идена. Он говорил, что молодежь ФРГ связывает свои надежды на будущее с участием Германии в объединенной Европе, и если европейская идея не реализуется, она может обратиться к "плохим мыслям". В переводе на обычный язык это означало: или вы вооружаете ФРГ в рамках "европейской идеи", или немцы начнут думать о реванше не только против Востока, но и против Запада. Иден тут же согласился и заявил, что это соображение было одним из мотивов, побудивших его выступить со своими предложениями. Далее Аденауэр припугнул Идена тем же, чем тот угрожал в Брюсселе. "Последствия для Европы, равно как и для Германии, были бы гибельными,- говорил Аденауэр,- если бы Германия была вовлечена в советскую орбиту или непосредственно, или постепенно через нейтрализацию".

Аденауэру нужно было во что бы то ни стало и как можно скорее заполучить оружие для западногерманских реваншистов, и он торопил и без того спешащего Идена. Канцлер согласился, что допуск Германии в НАТО - "правильное решение", и, поскольку это означает "создание германской национальной армии", он "го тов принять добровольные ограничения, а также включить эту армию в состав интегрированной (европейской) армии, если это станет возможным позднее". Одобрил Аденауэр и идею включения ФРГ и Италии в Западный союз. Он надеялся, что французы тоже согласятся со схемой Идена, но отметил как "важный момент для большинства французов" то, что Англия должна участвовать в этом союзе "на равных основаниях с Францией". На прощание канцлер пожелал гостю как можно скорее осуществить свои планы.

В Риме Иден встретился с итальянским министром иностранных дел Пиччиони. Итальянец в принципе не возражал против плана английского правительства, но вслед за канцлером ФРГ заметил, что, "чем больше Ан глия сама будет вовлечена.., тем легче будет найти решение" проблемы. Это означало: хотите наладить новую военную организацию - участвуйте в ней сами на общих основаниях. Как в Бонне, так и в Риме не желали при знавать претензии Лондона на особое положение в Европе и рекомендовали отказаться от них.

И здесь не обошлось без вежливых угроз. Итальянский министр заметил: "Консолидация Европы с участи ем Англии ослабила бы нейтралистские тенденции, существующие в Италии и, к несчастью, имеющие про русский оттенок" (подчеркнуто мною.- В. Т.).

В общем Иден был удовлетворен беседами с итальянскими деятелями и в хорошем настроении готовился покинуть Рим. Здесь он остановился в огромном помпезном, но мрачном здании английского посольства, ранее принадлежавшем посольству Германии. При доме был роскошный сад и плавательный бассейн. 15 сентября Иден наслаждался купанием в бассейне, когда ему доложили о неожиданном визите секретаря американского посольства. Вручив Идену телеграмму от Даллеса, американец потребовал немедленного ответа.

В Вашингтоне с нарастающим возмущением следили за поездкой Идена. До этого он разошелся с Даллесом на Берлинском совещании министров иностранных дел в феврале, затем не согласился с ним относительно "сов местной акции" в Индокитае, на Женевской конференции расхождения между двумя министрами обострились еще больше, а теперь Иден, явно не считаясь с США, что-то налаживает в Европе. Из Вашингтона вылетел в столицы Западной Европы сотрудник госдепартамента Мэр фи, известный, по определению лондонской "Тайме", как "дипломат, которого бросают на ликвидацию прорывов". Вероятно, донесения Мэрфи в Вашингтон были настолько тревожны, что Даллес решил сам вылететь в Европу.

В своей телеграмме он сообщал Идену, что вылетает в Бонн, а затем будет в Лондоне. Сможет ли Идеи принять его без промедления? Далее шли резкие возражения против намерения ввести ФРГ и Италию в Западный союз.

Для Идена это был сильный удар. Не взорвет ли Даллес весь его замысел? Поначалу сгоряча Иден намеревался, судя по всему, ответить Даллесу довольно рез ко. Но посол Англии в Риме Эшли и Фрэнк Роберте, более спокойные в данный момент (английским чиновникам ни при каких обстоятельствах не положено выходить из себя, это привилегия министров, да и им опасно ею пользоваться), посоветовали ему не делать этого. В результате Иден ограничился кратким ответом Даллесу, сообщая, что "будет рад видеть его в Лондоне и тогда ответит на его критику".

В своих воспоминаниях Иден признается, что его беспокоили возможные результаты встречи Даллеса с Аденауэром: как бы эта встреча не свела к нулю достигну тую им в Бонне договоренность. Идену не нравился "этот неожиданный визит, о котором было принято решение без предварительной консультации с Лондоном" или с ним. Удивительная претензия, если иметь в виду, что собственные действия он не согласовывал ни с Вашингтоном, ни с Даллесом.

В Париже Идена ожидали долгие и трудные переговоры. Он сообщил Мендес Франсу о содержании своих предложений и о реакции на них других европейских министров. Французский премьер пытался никак не ангажироваться и интересовался главным образом деталями переговоров в Брюсселе, Бонне и Риме. Иден, пренебрегая правилами дипломатической вежливости, заметил французу, что об этом он расскажет на предстоящей конференции.

Разумеется, английский министр, говоря его же словами, "сделал все, что мог, чтобы представить Мендес Франсу всю опасность создавшегося положения". Французская негативная политика, уверял он, толкнет Германию в объятия России и вынудит США обратиться к плану "крепость Америка", то есть к изоляционизму. Мендес Франс выслушивал эту затрепанную, употреблявшуюся английскими политиками еще в 20-30-х годах провокационную (в части, касающейся России) аргументацию и твердил свое: он "обеспокоен тем, какие гарантии и меры контроля могут быть изобретены для устранения французских опасений, связанных с перевооружением Германии".

Иден вернулся в Лондон, получив согласие своих партнеров по переговорам на созыв в конце сентября в Лондоне конференции девяти держав. Встретившись с Даллесом, он изложил свою схему обеспечения ремилитаризации Германии и в конце концов получил и его согласие на созыв конференции. Оба министра считали срочно необходимым вооружение ФРГ против СССР и понимали, что их страны в этом вопросе должны действовать сообща. Этот совместный интерес помог преодолеть имевшиеся расхождения.

27 сентября, за день до открытия конференции, Иден представил Черчиллю документ, который должен был определять позицию английской делегации. "Если мы представим реальный план, - писал он, - маловероятно, чтобы американцы допустили его провал, отказав ему в достаточной поддержке". Французы согласятся принять "суверенитет Германии и ее членство в НАТО", лишь получив соответствующие гарантии. "Наибольшее впечатление на французское общественное мнение может произвести такая гарантия, как пребывание английских войск во Франции". Иден считал, что ключом к успеху конференции будет новое обязательство Англии сохранить свои нынешние вооруженные силы на континенте и не отзывать их без согласия большинства членов увеличенного Западного союза. "Я отдаю себе отчет в том, что это будет беспрецедентное для Англии обязательство, но неприятный факт состоит в том, что невозможно организовать эффективную систему обороны Западной Европы (которая, в свою очередь, важна для безопасности Ан глии) без большого вклада Англии. Такое положение просуществует еще многие годы. Признав этот факт и взяв на себя новые обязательства, мы сможем достигнуть успеха в деле сближения немцев и французов и удержания американцев в Европе. Если мы этого не сделаем, конференция может провалиться и Атлантический союз развалится на части", - пишет он в мемуарах.

До открытия конференции Иден провел зондирующие беседы с делегатами и пришел к выводу, что без такого нового обязательства Англии конференция закончится ничем. Пришлось обещать то, от чего английское правительство упорно уклонялось при обсуждении планов ЕОС, то есть от равного со всеми членами участия в этой организации. В Лондоне была достигнута договоренность о созыве нового совещания в Париже. 23 октября 1954 г. Англия, США, Франция, Италия, Канада, ФРГ, Бельгия, Нидерланды и Люксембург подписали в Париже соглашения, предусматривающие ремилитаризацию ФРГ. Этим был создан официальный военный союз между Англией и другими участниками соглашений и ФРГ. По Парижским соглашениям Англия обязалась держать в распоряжении верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО в Европе четыре дивизии и тактическую авиацию или же такие силы, которые верховный главнокомандующий сочтет эквивалентными по своей боеспособности.

Ратификация Парижских соглашений в английском парламенте отразила недовольство английского народа курсом на ремилитаризацию Западной Германии. За ратификацию голосовало 42% членов парламента; она стала законной лишь потому, что очень многие депутаты воздержались (тоже форма выражения неодобрения).

Английское правительство далеко не было уверено, что в Париже новые соглашения будут ратифицированы. Форин оффис не удержался от угроз в адрес Франции. Иден сам составил соответствующее заявление. Но реакционные силы во французском парламенте смогли добиться своего, и международные соглашения о ремилитаризации Западной Германии были ратифицированы.

Это произошло 29 декабря 1954 г. "По мере того как приближался новый год с этими добрыми новостями,- пишет Иден,- я чувствовал, что у нас есть все основания испытывать удовлетворение своей деятельностью в течение прошедших месяцев... Теперь у нас была уверенность, что предстоящие переговоры с Советским Союзом можно будет вести на основе политической и военной силы". В этом восторженном восклицании выражены цель и смысл тех огромных усилий, которые он приложил вначале для организации Европейского оборонительного сообщества, а затем для налаживания Парижских соглашений о ремилитаризации Западной Германии.

В течение третьего срока пребывания Идена на посту министра иностранных дел ряд сильных ударов по английскому империализму нанесла бурно развивавшаяся национально-освободительная революция. Глава Форин оффис пытался, как мог, политическими и иными средствами защитить интересы Британской империи, но безуспешно. И ему приходилось политически и юридически оформлять ее отступление на Ближнем Востоке под напором освободительной борьбы народов. Положение осложнялось тем, что американские правящие круги помогали выталкивать Англию из стран Ближнего Востока, стремясь прибрать к рукам ее наследство. В основе англо-американских столкновений лежала борьба за обладание нефтью, добываемой в Иране и арабских странах.

Вторжение американских монополий в этот район началось еще в годы второй мировой войны.

К моменту возвращения Идена в Форин оффис край не обострились англо-иранские отношения. В Иране пол века хозяйничала Англо-иранская нефтяная компания - английская государственная фирма, пользовавшаяся монопольным правом добычи и переработки нефти в Иране. АИНК получала огромные прибыли от эксплуатации иранского народа и природных ресурсов Ирана; она пыталась, и небезуспешно, воздействовать на экономику и политику страны. После второй мировой войны из года в год нарастала борьба иранского народа против АИНК. Одновременно усиливались происки американских нефтяных компаний в Иране.

1 мая 1951 г. правительство Мосаддыка провело за кон о национализации АИНК. Иранский народ, говорил по этому поводу Мосаддык, открыл "спрятанные сокровища, на которых лежал дракон". Однако "дракон" отнюдь не собирался добровольно возвращать иранскому народу его сокровища.

Английское правительство попыталось нажать на Иран через Организацию Объединенных Наций и Международный суд ООН. Одновременно агенты АИНК раз вернули активную подрывную деятельность в стране. Из Лондона неслись угрозы пустить в ход военную силу. "Английское правительство,- пишет Иден,- двинуло сухопутные войска и крейсер к Абадану, где решалась судьба крупнейшего нефтеперегонного завода в мире. Соблазн предпринять интервенцию, чтобы вернуть украденное имущество, был очень силен, но Соединенные Штаты энергично выступили против любой акции такого рода. Английскому штабу были даны директивы отвести военные силы". В действительности, однако, дело было не столько в возражениях США, сколько в том, что против интервенционистских планов Англии выступил Советский Союз, другие социалистические страны и общественное мнение арабских стран. Английскому правительству пришлось отступить.

Иранская нефть из исключительного распоряжения английской компании перешла в пользование специального международного консорциума по эксплуатации нефтяных богатств Ирана. В его состав входили АИНК, пять американских нефтяных компаний, англо-голландская "Ройал - датч - Шелл" и одна французская фирма. АИНК получила в свое распоряжение 40% акций консорциума, контролируемая англичанами "Ройал - датч- Шелл" - 14%, американские фирмы - 40% и французская компания - 6%. Монопольное распоряжение иранской нефтью кончилось для Англии. Ее влияние в Иране резко упало.

В 1954 году в Тегеране было заключено соглашение между иранским правительством и международным консорциумом. Оно было более выгодно для Ирана, чем условия, на которых ранее действовала АИНК, но иранский народ все еще не стал хозяином своего достояния. Нефтяные богатства страны остались в распоряжении иностранных монополий - правда, теперь уже не только английских. Впереди были еще годы борьбы иранского народа за полную экономическую независимость.

"Вследствие событий, происходивших в Иране,- вспоминает Иден, - закипел Египет. Волнения на Шат- эль-Арабе* оказались заразой для Нила". Борьба египетского народа против английских колонизаторов получила огромный стимул в результате разгрома фашизма во второй мировой войне и поддержки Советским Союзом освободительных движений. Конкретным требованием египтян была отмена англо-египетского неравноправного договора 1936 года, который узаконивал английскую военную оккупацию Египта, продолжавшуюся уже более шести десятилетий. По договору Англия могла держать в зоне Суэцкого канала 10 тыс. солдат, но она превысила эту цифру в несколько раз и разместила свои войска в различных ключевых пунктах страны. Договор предусматривал сохранение англо-египетского кондоминиума над Суданом, который ранее принадлежал Египту и был захвачен Англией в 1898 году.

Египетский народ требовал отмены договора 1936 го да и прекращения английской оккупации. Лондонское правительство дало понять, что проявит "твердость" и применит силу для защиты своих "прав". Начались вооруженные столкновения между египтянами и английски ми солдатами. В марте 1947 года, чтобы успокоить на родные массы, англичане вывели свои части из Каира, сосредоточив их в зоне Суэцкого канала. Однако это не внесло успокоения, обстановка обострялась.

*(Река, протекающая на юге Ирана, где находились районы добычи нефти и нефтеперегонный завод на острове Абадан. )

В октябре 1951 года, накануне возвращения к власти правительства Черчилля - Идена, египетское правительство объявило об аннулировании договора 1936 года. За этим последовали три года упорной борьбы; английское правительство добивалось заключения с Египтом нового неравноправного соглашения, а египтяне требовали убрать английские войска с их территории, поскольку с отменой договора 1936 года исчезла юридическая основа для их дальнейшего пребывания там. Массовые выступления часто переходили в вооруженные столкновения, поджигались здания английских банков, компаний и других учреждений.

"Американцы, как обычно, все время нажимали на нас, добиваясь, чтобы мы пришли к соглашению с Египтом, особенно в отношении египетского требования суверенитета над Суданом",- пишет Макмиллан. Американское вмешательство вызывало в Лондоне сильное раздражение. 6 мая 1953 г. Макмиллан записал в дневнике: "Несомненно, египтяне... надеются кое-что получить от Даллеса".

На Даунинг - стрит понимали, что нужно изобрести какой-то компромисс. Но какой? Черчилль склонялся к тому, чтобы попробовать договориться с правительством Египта: английские войска выводятся из зоны Суэцкого канала, но десятилетиями отстраивавшаяся там военная база в случае необходимости может быть совместно использована англичанами и американцами (это была явная попытка умилостивить США), то есть англичане сохраняют за собой право "вернуться". На договоре 1936 года придется поставить крест, что, конечно, повлечет за собой "значительную потерю престижа". В этом отношении было некоторое утешение - срок договора истекал очень скоро, в 1956 году.

Какова была альтернатива этому? Неопределенное время держать на канале 80-тысячную армию в окружении враждебно настроенного народа? Но это стоило огромных денег. И все же в палате общин (да и в правительстве) были сторонники применения этих крайних империалистических мер, являвшихся действенными в XIX веке, но совершенно не соответствовавших расстановке мировых сил в середине XX столетия. Группу, категорически возражавшую против отвода английских войск из зоны Суэцкого канала, возглавляли Чарльз Уотерхауз и Ральф Ашетон, их поддерживали Фитцрой Маклин, Юлиан Эмери и некоторые другие, всего 20 - 30 депутатов. Эта группа сыграла свою роль через пять лет, когда линия на применение силы против Египта взяла верх, что имело трагические последствия и для Англии, и для Идена.

В конце концов министр иностранных дел с помощью своих советников из Форин оффис сформулировал план решения египетской проблемы в духе идей Черчилля. Английские войска выводятся из Суэцкого канала, но база поддерживается гражданским персоналом в состоянии, позволяющем использовать ее в случае войны. Как подчеркивает Макмиллан, на протяжении этого длительного спора принимали в расчет прежде всего соображения противоборства с Советским Союзом.

19 октября 1954 г. в Каире было подписано англо египетское соглашение о выводе английских войск из зоны Суэцкого канала. Это была большая победа египетского народа и поражение английского империализма.

Период с 1951 года был трудным для Идена не толь ко потому, что его усилия, направляемые главным образом на борьбу против СССР, социализма и национально- освободительной революции, не приносили успеха и не сулили его в обозримом будущем. Идена волновал вопрос о собственной судьбе.

С 1942 года он был провозглашен преемником Черчилля на посту лидера консервативной партии и премьер-министра Англии, если эта партия будет располагать большинством в парламенте. Консерваторы и монархия приняли это завещание как должное и не собирались его оспаривать. Но наступит ли тот день, когда патриарх уступит место своему преемнику?

Черчилль был стар. В 1951 году ему исполнилось уже 77 лет. Лишь немногие знали, что два года назад у него был инсульт, от которого он оправился, провел дважды парламентские выборы и сформировал правительство. В 1953 году случился второй инсульт, левые рука и нога были парализованы, нарушена речь, деформировано лицо. Моран был убежден, что, даже если Черчилль и выздоровеет, он вряд ли сможет оставаться на посту премьер-министра. В этом духе он и собирался сформулировать бюллетень о состоянии своего пациента. Но Батлер и Солсбери настояли на таком бюллетене, из которого нельзя было понять, насколько серьезно болен Черчилль.

Естественно встал вопрос об отставке. Но Черчилль изо всех слабеющих сил цеплялся за власть. Так как Иден в это время тоже был болен, немедленный уход премьера в отставку означал бы, что правительство возглавит Батлер. Черчилль сказал, что будет тянуть до осени, пока не выздоровеет Иден, и тогда передаст ему бразды правления. Таким образом, отставка не состоялась.

Вопреки ожиданиям врачей и близких Черчилль выздоровел и после второго инсульта. Работоспособность к нему возвратилась лишь частично, но он мог проводить заседания кабинета и даже произнес неплохую 50-минутную речь на ежегодной конференции консервативной партии.

Черчилль знал, что его отставки ждет Иден, ждут многие члены кабинета, нуждающиеся в руководстве со стороны сильного и энергичного премьер-министра, на ней настаивают врачи и жена. Но, чтобы оттянуть не приятный момент, он принялся изобретать различные причины, мешающие ему уйти (среди них на первом месте фигурировали переговоры с Советским Союзом, которые он собирался вести и успешно закончить), и назначать "окончательные" сроки, которые каждый раз отодвигались.

После очередной беседы с премьер-министром Макмиллан 24 августа 1954 г. записал в дневнике: Черчилль "много раз за последние несколько месяцев говорил Антони, что он вот-вот передаст ему дела. Вначале он сказал, что это произойдет по возвращении королевы (из поездки по странам Содружества. - В. Т.), то есть в мае, затем он говорил об июле, наконец в письме, написанном 11 июня (я его видел), он категорически заявил Идену, что уйдет в отставку с поста премьер-министра в сентябре. В конце концов, что он сейчас скажет Идену?" В это время лидер консерваторов приближался к 80 годам. Чтобы успокоить своего преемника, Черчилль придумал сделать его заместителем премьер-министра, а в Форин оффис направить Макмиллана. Идена это никак не устраивало, и план отпал.

Создавшаяся ситуация была очень трудной для Идена по двум причинам. Сфера внешней политики находится в ведении как министра иностранных дел, так и премьер - министра. Главе Форин оффис нужны и совет главы правительства, и его поддержка. Они особенно важны при принятии ответственных решений. Престарелый и боль ной Черчилль был всегда лоялен в отношении Идена, любил его, как старшего сына, и не раз говорил об этом, но опорой был слабой. Кроме того, тяжелой нагрузкой для нервной системы Идена было постоянное ожидание перемены в его политической судьбе. Многие люди уж так устроены, что неизменно торопят касающиеся их лично события, как бы быстро они ни происходили. Вероятно, это подсознательная реакция на скоротечность человеческой жизни. Лет природой отпущено сравнительно мало, а успеть хочется так много. Поэтому можно понять нетерпение, с которым Иден ожидал развязки. Нужно, однако, отдать ему должное - он не пытался ускорить события и никогда не интриговал против Черчилля.

Всему приходит конец, наступил конец и томлениям Идена. В феврале 1955 года стало известно, что премьер уйдет на покой в начале апреля. И действительно, 5 апреля 1955 г. Черчилль вручил королеве свою отставку, а на следующий день она "послала за Иденом" и поручила ему сформировать правительство. Так свершилась сокровенная мечта Идена, он получил высшую власть в стране.

Состоялось прощальное заседание кабинета Черчилля, старик благодарил своих коллег за сотрудничество. В палате общин лидер лейбористов Эттли, поздравляя Идена с новым назначением, сослался на хорошо известные слова лорда Мельбурна: "Черт возьми, такое положение не занимал ни один человек даже в древней Греции и древнем Риме. И если его занимать хотя бы только три месяца, все равно стоит быть премьер-министром Англии".

Слова лорда Мельбурна применительно к Идену оказались в известной степени пророческими. Иден смог занимать пост премьер - министра Англии лишь 21 месяц, после чего ему пришлось бесславно уйти и с этого поста, и из политической жизни вообще.