Глава IV. Годы войны

Включение Идена и Черчилля в состав правительства не привело к изменению в нем соотношения сил. По-прежнему тон задавал Чемберлен, опиравшийся на последовательных мюнхенцев - Галифакса, Хора, Саймона. Новые члены правительства превратились теперь в его защитников. Черчилль, введенный в состав кабинета и возглавивший министерство военно-морского флота, энергично защищал "своего" премьера и "свое" правительство. Иден, всегда значительно уступавший Черчиллю по решительности и активности, сосредоточился на выполнении обязанностей министра по делам доминионов. Его "Группа" теперь возглавлялась Леопольдом Эмери. Иден, естественно, не мог участвовать во встречах ее членов.

Деятельность министерства доминионов сродни работе Форин оффис, но она имеет свою специфику и намного уступает по объему и сложности деятельности дипломатического ведомства. Министерство ведало отношениями между Англией и ее четырьмя доминионами: Канадой, Австралией, Новой Зеландией и Южно-Африканским Союзом. Это была весьма важная область британской политики. Английские деятели справедливо полагали, что Англия может максимально эффективно действовать, лишь опираясь на поддержку доминионов и на свою колониальную империю и используя их огромные ресурсы.

Первой серьезной проблемой, с которой столкнулся Иден в новом для него министерстве, было вступление доминионов в войну на стороне метрополии. Хотя действие центробежных сил в Британской империи к этому времени зашло уже далеко, однако общность экономических, политических и военных интересов Англии и доминионов была настолько сильна, что Австралия и Новая Зеландия почти автоматически вступили в войну на стороне Англии. Премьер-министр Австралии Мензис заявил при этом: "Имперские ряды едины: один король, один флаг, одно дело". С некоторой заминкой, но довольно скоро за ними последовали Канада и Южная Африка, которая, однако, вступила в войну лишь после того, как там пришло к власти правительство Смэтса - старого сторонника тесных отношений с Англией. В течение недели вопрос о вступлении доминионов в войну был решен положительно. Иден участвовал в оформлении этого решения, поддерживая тесные контакты с высокими комиссарами доминионов в Лондоне, выполнявшими, по существу, дипломатические функции.

В октябре в Лондоне состоялась имперская конференция, на которой представители доминионов и Англии в ранге членов правительства совещались о координации военных усилий. Иден принимал активное участие в конференции, а по ее окончании сопровождал представите лей доминионов во Францию, где они посетили места рас положения французской армии и только что переброшенного сюда английского экспедиционного корпуса, занявшего свой участок фронта на франко-бельгийской границе.

В декабре в Англию прибыли первые войсковые части из Канады, а в феврале 1940 года в Египет -из Австралии и Новой Зеландии. И в том и в другом случае Иден организовывал торжественные встречи, которые имели целью продемонстрировать перед всем миром единство империи. К этому были направлены и другие его публичные выступления. В них зазвучала теперь совершенно новая тема - тема империализма.

Естественно, в изображении Идена английский империализм был даром божьим, ниспосланным несчастным народам земли. "Британская империя, - говорил Иден,- дала образцы терпимости и мудрого управления, она оказывала цивилизующее гуманное влияние на весь мир. Она служит инструментом для поднятия жизненного уровня отсталых народов. Империя является великой духов ной силой, утверждающей добрые чувства и взаимопонимание между народами". Вряд ли Иден сознательно лицемерил, рисуя розовыми красками систему крайнего угнетения и эксплуатации полумиллиарда колониальных рабов в интересах английских правящих классов. Он был убежденным империалистом по рождению, по воспитанию и образованию, по классовой принадлежности.

В конце сентября 1939 года представители доминионов поставили вопрос о том, что правительству необходимо сформулировать свои военные цели. Народу нужно сказать, за что он должен воевать. Иден с удовольствием занялся этой проблемой, ибо она входила во внешнеполитическую сферу. На данном этапе в Лондоне сформулировали определенно только одну цель: Англия воюет, что бы добиться свержения Гитлера. "Что стоит на пути к миру?" - спрашивал Чемберлен. И отвечал: "Германское правительство и только германское правительство". В других выступлениях говорилось и о фашистском режиме.

Как сообщает Иден, в ходе переговоров между членами правительства и высокими комиссарами доминионов было выработано следующее решение: "Прежде все го крайне важно убедить мир, что мы воюем только для того, чтобы освободить Европу от Гитлера и нацистского режима, и что мы не затягиваем войну по соображениям своих материальных интересов". Зачем же нужно было внушать народам, что Англия воюет не за свои империалистические интересы, а за высокие идеалы? Чтобы английский народ и народы всей Британской империи под держали войну против Германии.

В заключительные месяцы 1939 года и в начале 1940 года английский кабинет уклонялся от формулирования конкретных целей войны, ограничиваясь упомянутыми выше положениями. Иден объясняет причины. "В октябре, - пишет он, - ряд старших членов правительства в убеждении, что Гитлер все еще может пойти на переговоры, полагали, что вероятность урегулирования с Германией будет большей, если его условия не будут очень точно определены. Это было рецидивом прошлой политики "умиротворения"". Данное свидетельство подтверждает тот факт, что реформированное правительство Чемберлена и после 1 сентября 1939 г. цеплялось за уже совсем, казалось бы, провалившуюся и окончательно дискредитировавшую себя политику.

Интересно, что Иден, далекий от правильного классового понимания нацизма, верно оценивал его чисто германскую специфику, а именно что нацизм вырос на почве германского империализма. "Гитлер, - говорил он в декабре 1939 года, - сам по себе не является феноменом. Он - симптом и воплощение вновь возродившегося прусского духа военной гегемонии". Иден, конечно, не подходил к нацизму как к политическому течению, выражающему интересы наиболее реакционных и агрессивных сил империалистической буржуазии. Однако что очень хорошо помнил Иден и его коллеги, так это воинствующий антикоммунизм и антисоветизм нацизма, помнил и пытался использовать в интересах английских правящих кругов.

Иден понимал, что опыт Версаля для Англии следует считать неудавшимся. Размышляя о новых формах "организации" Европы, которые обеспечивали бы за Англией руководящую роль в делах континента, он уже в конце 1939 года пришел к мысли о необходимости того, что мы сейчас назвали бы экономической и политической интеграцией Европы. "Мы не можем, - писал он тогда Гали факсу,- удовлетвориться простыми попытками восстановить положение в мире в том виде, как оно существовало накануне войны. В следующий раз мы должны* сделать что-то лучшее". "Лучшее" Идену представлялось "в плане какой-то европейской федерации. Это решение включало бы схему обороны Европы, европейский таможенный союз и единую денежную систему". Таковы были общие идеи, но они получили известное развитие в английской внешней политике в годы войны, а после окончания военных действий Англия приступила к их практической реализации.

Британские дипломаты всегда руководствуются принципом: "не складывай все яйца в одну корзину". По этому, хотя Советский Союз и занял позицию нейтралитета в начавшейся войне, английские политические круги считали необходимым поддерживать прочные контакты с его посольством в Лондоне, несмотря на официальную враждебную политику в отношении СССР. Эти контакты нужны были в целях информации, они могли пригодиться в будущем. Чем хуже становилось положение Англии в войне, тем большим становилось стремление ее правительства опереться на помощь Советского Союза. В октябре 1939 года Иден завтракал с полпредом СССР Майским, доложил о своей беседе Галифаксу и по его указанию поддерживал в дальнейшем постоянный контакт с советским представителем.

Германия в течение двух недель разгромила буржуазно-помещичью Польшу. Английские правящие круги были крайне удивлены такой быстрой победой Гитлера; они всегда крайне преувеличивали военную мощь Польши. Еще более было удивлено мировое общественное мнение, видя, что Англия не оказала ведшим неравную борьбу полякам буквально никакой помощи, хотя по условиям гарантий Чемберлена и подписанного 25 августа 1939 г. договора была обязана мобилизовать все свои ресурсы, включая вооруженные силы. Польша была выдана фашистам правительством Чемберлена. Весь мир убедился, чего стоит его слово и подпись. Стало ясно, что этому правительству верить опасно, что оно в любой момент, под любым предлогом или даже без оного может отказаться от выполнения своих договорных обязательств, если сочтет их невыгодными для себя.

Этот исторический предметный урок следует иметь в виду, читая ламентации английских политиков и историков по поводу того, что в Москве с недоверием относились к своему британскому союзнику в 1941 -1945 годах. Даже если бы не было нарушения обязательства от крыть второй фронт, не было бы готовности Черчилля в 1945 году повернуть оружие и вместе с немцами пойти против своего союзника - СССР, то одного невыполнения обязательств в отношении Польши было бы достаточно, чтобы партнеры Англии судили о позиции ее правительства не по его словам, а по его делам.

Американский историк Флеминг пишет: "Трудно из бежать вывода, что Польшей пожертвовали так же умышленно, как и Чехословакией. Польша означала для мюнхенцев... еще одно отвлечение германской линии захватов на Восток, которое должно было привести... к советско-германскому столкновению". Мюнхенская политика продолжалась в новых, военных условиях.

Странные это были условия. Англия и Франция находились в состоянии войны с Германией, но они не пред приняли наступления против Германии на Западе в поддержку Польши (хотя имели все возможности для этого). Не двинулись они в поход и после ее поражения, ограничиваясь сбрасыванием листовок и экономической блокадой Германии. Американцы назвали это "странной вой ной" или "сидячей войной".

"Странности" на военном фронте имели свою параллель и во внутренней политике. Хотя правительство и облекло себя чрезвычайными полномочиями, позволявшими осуществить любые меры по переводу жизни страны на военные рельсы, эти меры не принимались. Правительство руководствовалось лозунгом: "Бизнес как обычно". На практике это означало отставание военной промышленности, сохранение в стране безработицы.

Лейбористская и либеральная партии не пошли на создание коалиционного правительства с консерваторами (уж очень те были скомпрометированы), но заключили с ними "избирательное перемирие" и обязались поддерживать их военные усилия. А это означало, что оппозиционные партии не только не попытались опрокинуть правительство провалившихся мюнхенцев, но оказали ему морально-политическую поддержку.

За видимой абсурдностью стратегии "странной войны" крылись коварные замыслы. В Лондоне полагали, что, припугнув Германию объявлением войны и выдав ей Польшу, можно будет тем самым побудить фашистов пойти, наконец, на соглашение с Англией. А свою мощную военную машину они наверняка двинут тогда на Советский Союз. Казалось бы, невероятно было строить такие планы в конце 1939 года, но они существовали и составляли главную линию английской стратегии и внешней политики на протяжении первых семи месяцев второй мировой войны. Либеральная английская газета "Ньюскроникл" писала 25 октября 1939 г: "Долгое время определенные влиятельные люди в Англии лелеяли надежды рано или поздно стравить Россию и Германию, чтобы они уничтожили друг друга, а мы остались в выигрыше... И после Мюнхена ...твердолобые открыто говорили о желательности дать Германии свободу рук на Востоке. Германия должна была быть мобильным бастионом против большевизма, а мы ей должны были помогать и поощрять ее... Наши твердолобые и сейчас еще носятся с идеей стравить Россию и Германию, чтобы они к нашей выгоде вцепились друг другу в горло. Отсюда и раз говоры о заключении мира с каким-либо германским правительством консервативного толка и о присоединении затем к нему, чтобы совместно вести войну против "красной угрозы"... А такие разговоры преобладают".

В качестве средства, призванного направить развитие событий по этому пути, была использована финско-советская война, начавшаяся осенью 1939 года. Вначале лондонский кабинет сделал все, что мог, чтобы помешать мирному решению спора путем переговоров. Когда же открылись военные действия, Англия и Франция попытались продлить их по возможности дольше, поставляя Финляндии современное вооружение. Историк Дэвид Дилкс, подготовивший к изданию дневники А. Кадогана, на основании изучения английских дипломатических до ментов формулирует вывод: "Английская политика была направлена на то, чтобы причинить ущерб интересам России, не ведя против нее военных действий, а оказывая поддержку финнам, чтобы продлить войну".

На завершающем этапе войны Англия и Франция готовы были двинуть свои войска в Финляндию с тем, что бы вместе с финнами воевать против СССР. А как же война против Германии? Бывший президент Чехослова кии Эдвард Бенеш, близкий к правящим английским и французским кругам, писал, что зимой 1939-1940 годов они стремились вовлечь свои страны в войну против СССР, вступив в соглашение с Германией: "Германия должна будет тогда атаковать только Советский Союз, заключив мир с западными державами". В это время "Тайме" рассуждала об "эвентуальной перегруппировке держав, включая Германию, входящих в антисоветский фронт".

Эти расчеты были сорваны заключением 12 марта 1940 г. мира между СССР и Финляндией. 16 марта Кадоган записал: на заседании кабинета "все очень мрачные, особенно, конечно, Уинстон Черчилль. Я полагаю, что мы потерпели неудачу в связи с Финляндией". Здесь нет описки: действительно, Черчилль был рьяным сторонником "переключения" войны с Германии на Советский Со юз. Что касается Идена, то ни документы, ни его собственные мемуары, написанные задним числом, не содержат упоминаний о том, что он как член правительства был не согласен с этой коварной политикой.

Финляндский вариант отпал, и Лондон вкупе с Парижем в срочном порядке строят планы нанесения удара по Закавказью силами прежде всего авиации и военно- морского флота. Это означало бы войну с СССР. 28 марта эти планы обсуждает верховный военный совет - совместный англо-французский орган по руководству войной. Разумеется, не обходится без вездесущего Кадогана, за писавшего затем в дневнике: "В 10 час. - верховный военный совет... Изучается Баку".

Пока строились эти авантюристические планы, Германия подготовила и в начале апреля 1939 года осуществила нападение на Данию и Норвегию. Дания капитулировала без сопротивления, а норвежский народ поднялся на борьбу против фашизма. Англия и Франция попытались помешать захвату Норвегии, пустили в дело флот, авиацию и в ряде пунктов Норвегии высадили свои войска. В этой операции союзники потерпели быстрое и сокрушительное поражение. События продемонстрировали опаснейший авантюризм политики Лондона.

Дело было не столько в провале определенной внешнеполитической концепции, сколько в том, что этот провал повлек за собой резкое ухудшение стратегического положения Англии. Германия обошла ее с фланга и заняла важные позиции для нанесения удара по Британским островам и для того, чтобы прервать или крайне затруднить морские связи Англии с Америкой, проходящие через Атлантический океан. Поэтому, когда 7 мая состоялись двухдневные дебаты в палате общин относительно операций в Норвегии, консервативная часть палаты продемонстрировала возмущение действиями кабинета. Прозвучали энергичные требования его отставки. Леопольд Эмери, повторяя слова Кромвеля, обращенные к Долгому парламенту, бросил в лицо правительству Чемберлена: "Вы слишком долго сидели... Уйдите, я говорю, и дайте нам возможность покончить с вами. Во имя бога, уходите". Эмери был одним из лидеров консерваторов-"заднеска- меечников", и его выступление говорило о многом. Лейбористы поставили вопрос о доверии правительству. Черчилль, демонстрируя лояльность к партии консерваторов, выступил с энергичной защитой Чемберлена. Иден отмолчался.

В результате голосования правительственное большинство, составлявшее 250 голосов, упало до 81. 33 консерватора проголосовали против правительства, а 165 не приняли участия в голосовании, отказав Чемберлену в поддержке. Сразу же после голосования лейбористы уведомили лидеров консерваторов, что они вступят в коалиционное правительство лишь в том случае, если в нем не будет Чемберлена, Саймона и Хора. Группа консервативных депутатов парламента (60 человек) собралась под руководством Леопольда Эмери и Роберта Бутби и по требовала создания правительства, представляющего все партии. "Премьер-министр, кто бы он ни был, - заявляли они, - должен подбирать своих коллег по их достоинствам, а не по рекомендации какого-либо партийного организатора". Наивное требование в устах опытных политиков! В связи со всеми этими событиями Кадоган записывает: "Профессия политиков действительно грязная профессия... Приходится удовлетворять всю их отврати тельную мелкую зависть, ревность и обиду".

Лидерам консерваторов пришлось начать переговоры об изменении состава правительства. Чемберлен упорно стремился передать свое кресло Галифаксу и не допустить в него Черчилля. В разгар этой возни Германия 10 мая начала наступление на западном фронте против Голландии, Бельгии и Франции. "Самые критические дни, - записывает Кадоган. - А мы здесь занимаемся составлением кабинета".

С началом немецкого наступления Чемберлен воспрянул духом - он решил, что в этих условиях его не посмеют сместить. Но то была ошибка. Чрезвычайная обстановка требовала создания правительства с участием лейбористов и либералов, которые высказались в пользу Черчилля. Это решило дело.

11 мая 1940 г. Черчилль сформировал свой первый кабинет. Иден вместо министерства доминионов получил военное министерство, но опять-таки без места в кабине те. Три лейбориста - Эттли, Бевин и Моррисон вошли в кабинет, а либерал Синклер стал министром авиации. В составе кабинета остались Чемберлен и Галифакс, Саймон тоже получил министерский портфель.

Мюнхенцы по-прежнему составляли большинство в правительстве. Черчилль держался с ними осторожно и предупредительно. Это объяснялось, во-первых, тем, что в их руках оставалась партийная машина, а без ее поддержки новый премьер-министр не мог обойтись. Во-вторых, расхождения Черчилля с мюнхенцами касались лишь внешнеполитической линии, во всем остальном у них была полная солидарность.

Передвижение в правительственных сферах Англии означало, что на первые роли вышли люди, считавшие, что с политикой "умиротворения" должно быть покончено и что необходимо мобилизовать все силы страны на ведение войны против Германии в защиту английских интересов (они имели в виду безусловно империалистические цели). Было бы неверно рассматривать эти изменения как революцию в верхах. Ничего подобного не произошло. Произведенные перемены не затронули основы, то есть власти консерваторов, разделивших ее с лейбористами и либералами в значительной степени номинально. Новые коллеги прежних министров были людьми реакционных убеждений, во многом солидаризировались с консерваторами. Если еще учесть то обстоятельство, что Черчилль и Иден сами были консерваторами, причем отнюдь не либерального толка, то нельзя не прийти к выводу об ограниченном характере происшедших в правительстве изменений.

А что же Леопольд Эмери, возглавивший выступление в парламенте против Чемберлена? Ему был предложен второстепенный пост министра по делам Индии. Он меч тал о военном министерстве, но вынужден был принять то, что дали. Вероятно, Эмери утешался при этом мыслью, что идущие впереди далеко не всегда пользуются плода ми победы, достигнутой прежде всего их усилиями. Об этом мог думать и Дафф Купер, ушедший в октябре 1938 года в отставку из правительства Чемберлена в знак протеста против Мюнхенского соглашения, - он получил далеко не ключевой пост министра информации.

Из руководящих мюнхенцев за бортом оказался толь ко Сэмюэль Хор. Уступив требованиям лейбористов, Черчилль не включил его в правительство и назначил послом в Испании. "Сэмюэль Хор, - писал Кадоган, - теперь должен отправиться в Мадрид. Думаю, что они хотят тихонько убрать его из Англии". Когда же Кадоган узнал, что Хор и его супруга очень довольны тем, что покидают воюющую родину и отправляются в нейтральную Испанию, он записал в дневнике: "Крысы покидают корабль. Чем быстрее мы отправим их из Англии, тем лучше. Я скорее направил бы их как подсудимых в уголовный суд. Он (Хор. - В. Т.) будет английским Квислингом*, когда Германия захватит нас".

События на фронте развивались быстро. В Лондоне не строили иллюзий относительно возможностей сопротивления Франции. А если Франция падет, следует ожидать прямого удара по Англии. Иден в новом качестве военного министра занимался созданием в срочном порядке добровольческих отрядов самообороны, впоследствии по лучивших наименование внутренней гвардии. Черчилль неоднократно ездил в Париж (вместо себя он оставлял во главе правительства Чемберлена) для встреч с французскими коллегами, стараясь придать им бодрости и про длить сопротивление Франции.

Было ясно, что Муссолини, выжидавший исхода бит вы за Францию, вступит в войну на стороне победителя. Правительство Черчилля предприняло отчаянную попытку перекупить его. 24 мая кабинет уполномочил Галифакса, сохранившего пост министра иностранных дел, заявить итальянскому правительству, что если Италия останется нейтральной, то Англия добьется ее участия в буду щей мирной конференции на равных с победителями основаниях.

* (Квислинг - норвежский деятель, перешедший на сторону германских фашистов и усердно им служивший.)

Но в Риме, да и не только там, считали, что вслед за Францией наступит очередь Англии и она будет разгром лена. Поэтому демарш Галифакса не возымел действия, и Италия вступила в войну на стороне Германии. Это, как замечает Броад, "был последний комментарий к политике "умиротворения". Англия получила новый фронт в Средиземном море, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Ее стратегические позиции значительно ухудшились".

Правительство Черчилля старалось удержать Францию в войне и одновременно принимало меры для эвакуации оттуда своего экспедиционного корпуса. В результате живую силу удалось спасти, а все оружие, включая личное, бросили на пляжах Дюнкерка. За отсутствием побед эвакуация была восславлена как грандиозный успех, и отголоски этого до сих пор слышатся в английской исторической и мемуарной литературе.

22 июня 1940 г. Франция подписала условия капитуляции. На европейском материке у Англии не осталось ни одного союзника. Германские дивизии вышли на побережье Ла-Манша, откуда в ясную погоду видны меловые скалы Дувра на английском берегу. Вторжение вражеских полчищ на Британские острова стало реальной угрозой. Гитлер располагал достаточными силами, что бы успешно осуществить эту операцию.

В этот трудный час английский народ проявил выдающуюся выдержку, твердость и готовность идти на жертвы, чтобы не допустить захвата своей страны фашистами. Это определило позицию Черчилля и дало ему возможность заявить, что Англия не капитулирует и будет продолжать сражаться. Правительство развернуло энергичную деятельность по подготовке к отпору угрожающему вторжению. Черчилль был хорошим оратором, и его выступления в этот период были громким призывом к народу продолжать борьбу.

Иден же никогда не отличался особым красноречием. Его речи были спокойны, обыденны и изобиловали штампами и недомолвками. Так было и в конце июня 1940 года. "Его выступления, - пишет Броад, - не содержали ничего героического. Он употреблял общие места и случайные фразы. Он говорил не как военный лидер, призывающий храбрый народ умереть, защищая свою землю и свободу, а скорее как председатель правления компании, призывающий держателей ее акций принять участие в операции, несколько не соответствующей обычной линии деловой активности".

В деле военный министр проявил себя лучше, чем на словах. Он организовал срочное перевооружение эвакуированных из Франции дивизий (оружие собирали из старых запасов, а в основном закупали в США), комплектование и обучение новых воинских соединений, строительство оборонительных сооружений, а также расширение и обучение внутренней гвардии.

Верховное политическое руководство всеми военными вопросами было сосредоточено в руках Черчилля, потому что он являлся не только премьер-министром, но одно временно занимал пост министра обороны. Это означало, что министры военный (Иден), авиации (либерал Синклер) и военно-морского флота (лейборист Александер) являлись, по существу, помощниками премьера по соответствующим департаментам. Такая организация вполне отвечала стремлению Черчилля держать все нити в своих руках и собственноручно решать важные вопросы, особенно военной и внешнеполитической деятельности.

Курс правительства на ведение войны против Германии и Италии потребовал реального перевода экономики и промышленности Англии на военные рельсы. Чрезвы чайное законодательство было усилено. Правительственные меры намного облегчались тем, что английский народ готов был самоотверженно трудиться на оборону.

Тот факт, что война для Англии превращалась из империалистической в справедливую, антифашистскую, сыграл важную роль в мобилизации ресурсов страны на военные нужды. Правда, одновременно действовал и отрицательный фактор: стремление монополий прежде всего к получению военных прибылей, а также нежелание пронацистских элементов в предпринимательских кругах содействовать ведению войны против Германии.

Было бы глубоким заблуждением полагать, что превращение войны для Англии в справедливую означало отказ ее правительства от империалистических целей в этой войне. Даже в самые трудные моменты они играли важнейшую роль. Не было ни одного района земного шара, где английская политика и стратегия в годы войны не определялись бы империалистическими мотивами - будь то Европа, Средиземноморье, Африка, Азия, Тихий океан или Атлантика.

Летом 1940 года министерский комитет по проблемам войны на Ближнем Востоке, заседавший под председательством Идена, принял решение, рекомендующее на править на Ближний Восток подкрепление из Англии в количестве двух танковых батальонов. В условиях, когда стране угрожало вторжение, ослаблять ее весьма незначительные силы было крайне рискованно. В Лондоне пошли на этот риск, ибо на Ближнем Востоке колониальным позициям Англии угрожала Италия. Черчилль и Иден много сил вложили в отстаивание английских империалистических интересов в этом районе.

Осенью, когда Египту угрожало наступление итальянцев из Ливии, Иден прибыл на Ближний Восток со специальной миссией (руководство военным министерством в его отсутствие осуществлял Черчилль). Он обсуждал с генералами, командовавшими английскими войсками в этом районе, планы обороны, вопросы снабжения и подкреплений, а также изучал возможности создания балканского фронта против Германии и Италии. Такая акция поставила бы в ряды действующих союзников Англии расположенные на Балканах страны, и прежде все го Грецию, Турцию и Югославию. Этот фронт явился бы щитом, защищающим позиции Англии в восточной части Средиземного моря и на Ближнем Востоке. Однако было ясно, что подобная идея имеет известные шансы на успех лишь в том случае, если будет подкреплена при бытием английских войск, и желательно значительных, в Грецию. А войск было очень мало, они должны были защищать Египет.

В начале ноября 1940 года Иден после длительного отсутствия вернулся в Лондон. Здесь его ожидали приятные новости.

Общественное мнение Англии отрицательно относи лось к тому, что внешнеполитическое ведомство по-прежнему возглавляет последовательный мюнхенец Галифакс. Политика, которую он отстаивал, потерпела провал с катастрофическими для Англии последствиями. Вооруженная борьба против Германии и Италии требовала нового курса, и его не мог проводить дискредитированный "умиротворитель", хотя он и опирался на поддержку мощных реакционных сил. Было ясно, что главная задача внешней политики Англии в ближайшее время будет состоять в том, чтобы заручиться в том или ином виде поддержкой со стороны США и СССР. Для налаживания отношений с Москвой Галифакс явно не годился.

К тому же Галифакс - представитель высшей знати, человек спесивый, с большими заслугами в прошлом пе ред английскими правящими кругами - не мог сработаться с властным, требовательным, автократичным Черчиллем. Уже в мае Галифакс жаловался Кадогану: "Я не могу больше работать с Уинстоном". Кадоган, конечно, постарался успокоить своего шефа, а в дневнике вскоре после этого разговора записал: "Ну какие же скоты эти политики. И какие трусы. Галифакс меня очень раздражает. Глупый старый Галифакс".

В декабре скончался посол Англии в США, тоже махровый мюнхенец, лорд Лотиан, и Черчилль решил заме нить его Галифаксом. Когда он сделал это предложение Галифаксу, тот попытался вежливо отказаться. Его супруга пришла в бешенство и самолично направилась к Черчиллю для разговора на эту тему. Премьер-министр был очень предупредителен с Дороти Галифакс, но остался тверд, заявив, что ей с мужем придется поехать в Вашингтон.

Галифаксу пришлось подчиниться. Однако, уезжая послом, он оставался членом военного кабинета и, наведываясь в Лондон, участвовал в его заседаниях. Беспрецедентный случай! И дело было не только в том, что Черчилль хотел позолотить пилюлю и сделать примири тельный жест в сторону кругов, стоявших за Галифаксом, - этим подчеркивалось также, что Англия отныне придает своим отношениям с США особое значение.

Вопрос о преемнике Галифакса был ясен. Назначение министром иностранных дел Идена должно было быть воспринято народными массами как движение правительства в верном направлении, поскольку уход из правительства Чемберлена перекрыл его участие в проведении политики "умиротворения", и в глазах общественного мнения он выглядел противником этой политики. Лейбористы и либералы относились к Идену доброжелатель но. Не могло быть возражений и со стороны мюнхенцев. В конце концов это был их человек, который всегда вел себя лояльно в отношении своей партии.

Далеко не последнюю роль в назначении Идена сыграли его отношения с Черчиллем. По убеждениям и политическим концепциям у них не было расхождений. Пребывание Идена в отставке сблизило двух политиков. Старшему нравились работоспособность, исполнительность и умение спокойно вести дипломатические переговоры, которыми обладал младший. Еще больше импонировали премьер-министру всегдашняя предупредительность с его стороны, отсутствие претензий на первые роли. Иден знал свои возможности и не скрывал восхищения энергией, волей и динамизмом шефа.

В годы войны, да и впоследствии Черчилль относился к Идену с отеческой покровительственностью, как в свое время Болдуин.

Однажды Черчилль, расчувствовавшись (иногда это было ему свойственно), сказал Идену: "Мы будем работать вместе на всем протяжении этой войны". А поскольку он уже стар (старше Идена на 23 года), продолжал премьер, он не повторит ошибку Ллойд Джорджа и не останется на своем посту, после того как война закончится. Преемником же его будет Иден. Как известно, не по вторить ошибку Ллойд Джорджа Черчилль смог только потому, что избиратели провалили его партию на выборах, а от дел он ушел лишь через 15 лет. Но в октябре 1940 года никто этого еще не знал, и посулы Черчилля лили бальзам на душу его собеседника.

После того как Иден заменил Галифакса и стал членом военного кабинета, его роль в правительстве возросла, но самостоятельности и независимости не прибавилось. Министр иностранных дел был, по существу, советником премьера по внешнеполитическим проблемам.

"В военное время, - писал Иден, - дипломатия и стратегия - близнецы". Роль внешней политики в таких условиях очень значительна. Она содействует увеличению сил страны, приобретая союзников и обеспечивая необходимые отношения с ними. Однако успех внешней политики зависит отнюдь не от искусства дипломатов (хотя этот фактор тоже нельзя игнорировать), а от той экономической, военной и политической силы, на которую дипломатия соответствующей страны опирается. Министр иностранных дел Англии периода первой мировой войны Артур Бальфур в свое время писал: "Если провалы дипломатии могут затруднить действия армии, то неуспех военных действий делает Форин оффис беспомощным".

Именно в таком положении оказалась английская внешняя политика в период от капитуляции Франции до вступления в войну Советского Союза.

Еще в марте 1940 года Кадоган зафиксировал затруднения в отношениях Англии со Скандинавскими странами. Позднее он говорил Идену: "У дипломатии подрезаны жилы тем, что она не может опереться на необходимый фактор - военную мощь. Одними словами ничего не сделаешь".

В Лондоне прекрасно понимали, что в одиночку Англия, даже опираясь на ресурсы всей Британской империи, не сможет избежать разгрома в войне с Германией и Италией и в надвигающемся военном конфликте с Японией. Следовательно, выход был один: найти то, что по- глупому было утрачено накануне войны, - союзников. Реальной мощью из стран, не входящих во враждебный лагерь, обладали только две державы - США и СССР. В их сторону и было тогда направлено внимание английской дипломатии.

Потребность в мощных союзниках увеличилась после того, как не удалась попытка Англии создать фронт на Балканах. К этому времени нападение Италии на Грецию из Албании было остановлено греческими войсками, но стало известно, что Гитлер вскоре придет на выручку Муссолини. Оба фашистских лидера стремились закрепиться на Балканах. Гитлеру это нужно было не только для использования богатых ресурсов Балканских стран (продовольствие, нефть), но и для того, чтобы проложить себе путь на Ближний Восток. К тому же агрессия на Балканах должна была обеспечить правый фланг германского фронта в предстоявшем нападении на СССР.

В начале января 1941 года комитет обороны (орган английского правительства) принял решение о создании Балканского фронта. Необходимо было обеспечить, во- первых, политическую сторону этого решения, то есть организацию блока или союза Балканских стран под эгидой Англии, а во-вторых, военное решение проблемы - посылку в Грецию английских войск. Для этой цели в феврале на Ближний Восток были срочно направлены Анто ни Иден и начальник генерального штаба генерал Джон Дилл.

С большим трудом добрались они до цели воздушным путем. Из-за плохой погоды приходилось задерживаться то в Гибралтаре, то на Мальте. Иден коротал медленно текущие часы ожидания, читая "Войну и мир". Когда, наконец, приземлились в Каире, на аэродроме узнали, что генерал Уэйвелл уже начал отбирать войска для Греции.

Черчилль, склонный к экстравагантности, перед отлетом вручил Идену запечатанный конверт, который надлежало вскрыть лишь за пределами Англии. Нового там ничего не было. Министр иностранных дел получил раз решение принимать на месте любые решения с последующим их одобрением кабинетом.

Иден развернул лихорадочную дипломатическую активность, но с ограниченным успехом. Греки, воевавшие уже с итальянцами и ожидавшие немецкого вторжения, сразу же согласились принять английские войска, и генералы быстро согласовали детали оперативного характера. Однако турецкое правительство не откликнулось на призывы Лондона и заявило, что будет воевать лишь в том случае, если на Турцию нападут. Югославские руководители маневрировали в надежде договориться с Германией. Немногие тогда верили в то, что Англия устоит, - отсюда и трудность миссии Идена - Дилла.

7 марта первые английские войска прибыли в Грецию, а через месяц Германия нанесла удар по Югославии и Греции. Англичанам пришлось эвакуироваться - это был второй, масштабом поменьше, Дюнкерк.

Положение Англии вновь осложнилось. К провалу планов, связанных с Балканами, прибавился мятеж про германских элементов в Ираке, временно захвативших там власть, и успешное наступление немцев и итальянцев против Египта. Теперь для английского правительства стало еще более важно заручиться помощью со стороны США и Советского Союза.

К началу июня 1940 года, пишет Дэвид Дилкс, создалась ситуация, "в которой английская дипломатия могла сделать сравнительно немногое, покуда она не под крепит свои позиции приобретением союзников". Кадоган был более категоричен в своих суждениях: "Наша военная слабость и сенсационная неспособность наших командиров, - писал он, - совершенно подрезали дипломатию".

Английское правительство начало добиваться, чтобы Соединенные Штаты оказали Англии союзническую поддержку. В это время, как заметил английский историк Уилер-Беннет, перед Англией встала задача "заменить

Соединенными Штатами Америки Францию в качестве главного английского союзника". Это была более или менее реальная цель, но для ее достижения требовалось время, а его оставалось все меньше и меньше.

Правящие круги США были заинтересованы в том, чтобы Англия не потерпела поражения в войне, ибо в противном случае Германия стала бы значительно более опасным соперником для США, чем дряхлеющая Великобритания. Однако по многим, и прежде всего внутри политическим, причинам вашингтонское правительство не могло в 1940 - начале 1941 года официально вступить в войну на стороне Англии. Зато оно оказывало ей существенную помощь.

США поставили англичанам крупные партии оружия, благодаря чему удалось быстро перевооружить дивизии, вывезенные из Дюнкерка. В обмен на базы в Карибском море американцы передали Англии старые эсминцы, крайне необходимые ей для охраны торговых судов в Атлантическом океане. В марте 1941 года в Вашингтоне был принят закон о ленд-лизе, по которому англичане стали получать из США вооружение и стратегическое сырье без оплаты наличными. Это были далеко идущие акции со стороны американского правительства, готового поддержать Англию любыми средствами, кроме вступления в войну на ее стороне.

Правительство Черчилля с признательностью принимало эту помощь и усиленно обхаживало американцев. Когда в начале 1941 года в Англию прибыл новый американский посол Вайнант, король Георг встречал его на вокзале. Такого случая британский дипломатический протокол еще не знал.

На Даунинг-стрит понимали, что правительство Рузвельта не хочет вступать в войну против Германии и Италии и что если даже оно это сделает, то будет думать прежде всего о Дальнем Востоке: там действовал союз ник фашистских держав - Япония, столкновение которой с Америкой было неизбежно. Следовательно, можно было рассчитывать лишь на материальную поддержку США в Европе и на Ближнем Востоке; перспектива появления здесь американских дивизий казалась весьма далекой.

Но Англии необходим был союзник, способный противостоять многочисленным отборным германским дивизиям. Таким союзником мог стать только Советский Союз - никого другого в Европе не было. Совсем недавно английское правительство отвергло предложение СССР о союзе и даже пыталось напасть на него вместе с Финляндией. Едва ли можно было после этого рассчитывать на то, что удастся быстро нормализовать отношения с Советским Союзом, доведенные до такого состояния по вине английской стороны.

Трудности на пути улучшения англо-советских отношений усугублялись тем, что в британских правящих кругах в связи с этим шла острая борьба. Здравомыслящие люди, вроде Черчилля и Идена, хотя и отрицатель но относились к СССР, но понимали, что спасение Англии - лишь в союзе с ним. Махровые антисоветчики- мюнхенцы возражали, не будучи способными понять ситуацию и подняться над крайним антисоветизмом. Однако развитие событий быстро укрепляло позиции сторонников совместных с СССР действий.

В мае 1940 года (после захвата немцами Дании и Норвегии и их успехов во Франции) английское правительство сделало некоторые шаги для нормализации отношений с Москвой. Туда был направлен в качестве посла лейборист Стаффорд Криппс, которому предстояло попытаться заключить с Советским правительством далеко идущие экономические и политические соглашения. Конечной целью этих усилий должно было быть вовлечение СССР в войну с Германией.

В начале 1941 года у английского правительства по явились данные, свидетельствовавшие о возможности на падения Гитлера на Советский Союз. Это породило новые надежды на ослабление германской угрозы Британским островам. На этот раз уже не было (как в начале 1940 г.) желания объединиться с Германией в антисоветском походе. Теперь английских политиков обуревали опасения, как бы СССР не пошел на крупные уступки Германии и тем самым не помешал возникновению войны между ними.

31 мая в дневнике Кадогана появляется многозначительная запись: "В 4 часа дня совещание с Иденом и начальниками штабов (армии, флота и авиации. - В. Т.). Начальники штабов пришли к выводу, что Германия готова напасть на Россию. Я согласен, но я верю, что Рос сия уступит и подпишет то, что ей скажут. Я хотел бы, чтобы она не сделала этого, и больше всего я хотел бы, чтобы Германия израсходовала там свою мощь. Но немцы не такие дураки..." В этих строках чувствуется глубокая тревога, терзавшая руководителей английского правительства.

Они не сидели сложа руки. Черчилль, Иден, Кадоган - все они упорно предупреждали Советское правительство, что Германия вскоре нападет на СССР. Иден и Кадоган говорили об этом полпреду СССР в Лондоне, а Черчилль писал И. В. Сталину. Разумеется, эти предупреждения были направлены на то, чтобы Москва имела возможность подготовиться и не капитулировала в последнюю минуту перед Гитлером. Характер предупреждений был таков, что советские руководители должны были понять: в случае войны Англия не займет в отношении СССР враждебную позицию. Это было и выражение расположения тогдашнего английского правительства к Советскому правительству, и прозрачный намек на готовность сотрудничать, и психологический шаг к будущему союзу.

Но в то же время не может быть сомнения, что эти, на первый взгляд, доброжелательные авансы в сторону СССР имели целью содействовать возникновению войны между ним и Германией. Английское правительство не только подталкивало советских руководителей к тому, чтобы они разорвали пакт о ненападении с Германией и выступили против нее, но одновременно оно подталкивало и Гитлера к нападению на СССР. Английская разведка весной 1941 года подбросила посольству Германии в Вашингтоне материал, в котором сообщалось: "Из в высшей степени надежного источника стало известно, что СССР намерен совершить военную агрессию в тот момент, когда Германия предпримет какие-либо крупные военные операции".

Предупреждения из Лондона не были новостью для Советского правительства. Аналогичные данные оно получало и по другим каналам. Но настойчивые предупреждения англичан не могли не вызвать подозрений относительно их мотивов. А это ставило под сомнение и сообщаемые факты. В телеграмме в Лондон от 5 апреля Криппс выражал уверенность, что "Советское правительство знает те факты, которые Черчилль хочет довести до его сведения", и что английские акции могут быть сочтены в Москве "за попытку с нашей стороны вызвать беспокойство в отношениях между Россией и Германией".

Советские руководители прекрасно знали, что война между Германией и СССР всегда была желанной для британских кругов, а теперь она - чуть ли не единственное средство спасения для Англии. Трудно было в этих условиях поверить в "доброжелательство" Лондона. Да и сам Черчилль понимал это. По поводу телеграммы Криппса он писал: "Советское правительство прекрасно знает о грозящей ему опасности, а также о том, что мы нуждаемся в его помощи".

Поэтому, когда 22 июня 1941 г. Германия вероломно напала на Советский Союз, Черчиллю не потребовалось ни собирать кабинет, ни спрашивать мнение палаты общин о том, какую занять позицию. Решение об этом было принято давно. Еще 10 июня Иден заявил советскому полпреду Майскому: "В случае русско-германской войны мы сделаем все, что в наших силах, чтобы атаковать с воздуха оккупированные немцами территории на Западе". Через три дня, после консультации с премьер-министром, Иден вновь встретился с советским послом и сообщил ему: "Если немцы нападут на СССР, мы готовы послать миссию в Россию, представляющую три рода вооруженных сил... Мы также срочно рассмотрим экономические нужды России".

22 июня, как обычно по воскресеньям, Черчилль был в Чекерсе. С пятницы он пребывал в состоянии крайнего возбуждения, которое передавалось находившимся здесь же Идену, Криппсу, Вайнанту и лорду Бивербруку - министру снабжения и близкому к Черчиллю человеку. Когда поступило сообщение о нападении Германии на СССР, напряжение спало. Премьер сказал, что вечером выступит по радио, и принялся готовить речь.

В выступлении по радио Черчилль заявил, что в этой войне Англия будет на стороне СССР, и объяснил, чем это вызвано: если Германии удастся победить Советский Союз, Гитлер "отзовет с Востока главные силы своей армии и авиации и бросит их на наш остров... Его вторжение в Россию - это лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова. Он, несомненно, надеется, что все это можно будет осуществить до наступления зимы и что он сможет сокрушить Англию прежде, чем вмешаются флот и авиация Соединенных Штатов... Поэтому опасность, угрожающая России, - это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам". Никакого иного выбора у английского правительства не было. Оно стояло тогда перед дилеммой: или союз с СССР, или страшное поражение в войне с Германией и Италией.

Необходимость сотрудничества с СССР вынудила Черчилля на время преодолеть ненависть к Советскому государству, но не покончить с ней. Премьер-министр счел уместным заявить в той же речи, что, если бы нужда заставила его искать союза с самим дьяволом, он пошел бы на это. Подобный морально-психологический настрой правящих кругов не мог не наложить глубокий отпечаток на союзные отношения между Англией и СССР во второй мировой войне.

При подготовке своей речи Черчилль не пользовался помощью Идена. Более того, он отправил его в Лондон, поручив встретиться с полпредом СССР и уведомить его о позиции английского правительства. Не была заранее показана эта речь и Кадогану. Черчилль опасался, как бы они не предложили смягчить его выступление. Смягчение могло касаться, конечно, не тех пассажей, где упоминались коммунизм и дьявол, а заявления о том, что Англия окажет поддержку Советскому Союзу. Иден ни когда не любил категоричных формулировок.

Ему пришлось представить нового союзника Англии палате общин. Речь Идена в парламенте точно следовала линиям речи Черчилля по радио, но была намного спокойнее и менее категорична. Касаясь англо-советских отношений, Иден напомнил о коммюнике, опубликованном после его поездки в Москву в 1935 году. В нем отмечалось, что у правительств двух стран нет столкновения интересов по важнейшим аспектам международных отношений. Это положение коммюнике, сказал Иден, отражает лишь объективные факты. И тут же в унисон с Черчиллем заявил: "Политические системы наших стран антипатичны друг другу, наш образ жизни очень различен, но это ни на момент не должно заслонить реальность политической проблемы, перед которой мы стоим сегодня. В Англии, вероятно, меньше коммунистов, чем в любой другой стране. Мы всегда ненавидели доктрину коммунизма. Но не в этом вопрос. Россия подверглась предательскому вторжению без каких бы то ни было для этого оснований. Русские сегодня сражаются за свою землю. Они борются против человека, стремящегося установить свое господство над миром. Это и наша единственная задача".

В речи Идена (как и у Черчилля) присутствовал тезис о том, что вторжение Гитлера в СССР - лишь прелюдия к его нападению на Англию и Британскую империю. Это означало, что оба оратора были вполне уверены в победе Германии над Советским Союзом. Как показала история, они оказались неспособны верно оценить силы свое го союзника и предвидеть ход событий во второй мировой войне. Черчилль и Иден были здесь далеко не одиноки. Их скепсис основывался на донесениях английской разведки и оценках английских военных штабов.

Убеждение в неизбежном поражении СССР диктовало и определенную линию поведения в отношении советского союзника. Отныне английское правительство считало своей важнейшей задачей продлить военное сопротивление СССР германской военной машине. Чем больше будет ослаблена эта машина на советской земле, тем меньше впоследствии будет угроза для Англии.

В Соединенных Штатах Америки вопрос об установлении союзных отношений с СССР решался труднее. Правящие круги США с той же классовой ненавистью относились к социалистической стране, что и их английские коллеги. Но США не пережили своего Дюнкерка, и многие там чувствовали себя в большей безопасности, чем англичане, не понимая потенциальной угрозы возможных успехов фашистской Германии. Лишь люди прогрессивных взглядов, и прежде всего коммунисты, а также некоторые реалистические политики сразу же высказались в поддержку Советского Союза. "В этих условиях, - пишет советский историк Л. В. Поздеева, - огромное значение приобретало личное вмешательство Рузвельта. Принципиальность и реализм Рузвельта, правильное понимание им государственных и национальных интересов США, которые он сумел поставить выше своих классовых предрассудков и антипатий к коммунизму, еще раз вы явились в начале советско-германской войны". Выступив 23 июня на пресс-конференции, Рузвельт заявил, что правительство США предоставит всю возможную по мощь России в ее борьбе против Германии.

Английский народ восторженно встретил весть о том, что его страна стала союзником СССР в борьбе против общего врага. Он возлагал большие надежды на этот союз.

Министр снабжения лорд Бивербрук использовал симпатии трудящихся к Советскому Союзу в практических целях. Он выдвинул идею обращения к английским рабочим с призывом резко увеличить выпуск танков, пообещав им немедленно переправить часть их продукции в СССР. Эта акция должна была также произвести положительное впечатление и на Советское правительство.

6 сентября 1941 г. Бивербрук представил Черчиллю проект обращения к английским рабочим. "Вы увидите из текста, - писал он премьер-министру, - что промышленных рабочих настоятельно призывают сделать дополнительные усилия не просто во имя России, а потому, что русский фронт - это то место, где сейчас идет битва за свободу".

Предложенный Бивербруком текст проекта гласил:

"Ко всем рабочим танковых заводов.

Черчилль решил, что произведенные вами в течение семи дней начиная с 15 сентября танки будут полностью переданы для обороны России. По его приказу изготовленные вами танки будут посланы в Москву, Ленинград и Одессу.

Храбрость русских, их сила духа, мужество и выносливость вызывают у всех нас чувства восхищения и благодарности.

Теперь мы должны показать русским солдатам, что мы воодушевлены их примером, а их жертвы вызывают у нас подъем.

Поэтому придем в литейные и кузнечные цеха Британии, на моторные заводы и к сборочным конвейерам, поставив перед собой задачу и считая своим долгом по мочь России отбросить жестоких захватчиков".

К. Янг, автор книги о Черчилле и Бивербруке, заме чает, что, "как и ожидал Бивербрук, это было больше, чем мог проглотить старый антибольшевик (Черчилль. - В. Т.). Он выразил возражение против чрезмерно высокой оценки России". По требованию Черчилля часть текста начиная со слов "Храбрость русских..." была опущена, и обращение было опубликовано в урезанном виде.

Английские рабочие с воодушевлением восприняли этот призыв и дали в сентябре рекордное число танков.

Однако так называемые "информированные круги" в Англии были убеждены, что Советский Союз скоро капитулирует перед Германией. Еще накануне войны, 16 июня 1941 г., Криппс, как пишет Иден, сообщил воен ному кабинету, что "среди дипломатов, аккредитованных в Москве, преобладает мнение, что Россия не сможет противостоять Германии более трех или четырех недель". Генерал Дилл в беседе с Иденом был готов добавить еще несколько недель, но полагал, "что было бы неразумным рассчитывать больше, чем на шесть или семь не дель". И далее Иден резюмирует свои размышления по этому поводу: "У меня было убеждение, что если даже на протяжении короткого времени немцы будут нести в России потери в объеме, превышающем их теперешние потери, то это в какой-то степени облегчит напряжение, испытываемое нами".

Шли недели, месяцы, а пессимистические прогнозы английских генералов не оправдывались. Советский на род и его армия несли тяжелые потери, но сражались с нарастающим упорством. В СССР происходило что-то со всем не похожее на ход войны в Западной Европе. Ценность советского союзника быстро возрастала в глазах лондонского правительства, еще быстрее росли симпатии английского народа к СССР.

Казалось бы, на Даунинг - стрит неизбежно должны были прийти к выводу о необходимости оказать СССР максимальную помощь, чтобы он мог как можно успешнее сражаться против Германии и ее союзников. И естественно, что Советское правительство неоднократно обращалось к английскому правительству с запросами по этому поводу.

В речи Черчилля от 22 июня 1941 г. содержались щедрые обещания, но в них заключался весьма неопределенный смысл. Премьер-министр заверял, что Англия окажет СССР "всю помощь, какую только сможет". "Мы предложили правительству Советской России,- говорил он,- любую техническую и экономическую помощь, которая в наших силах".

Эта же неопределенность осталась и после подписания 12 июля 1941 г. соглашения о совместных действиях правительств СССР и Англии в войне против Германии, по которому обе стороны обязались оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в этой войне, а так же не вести переговоров и не заключать сепаратного перемирия или мирного договора с Германией.

Советский Союз вправе был рассчитывать не только на помощь со стороны Англии в войне против общего врага, но и на то, что его интересы будут должным образом учтены при послевоенном мирном урегулировании. Проблемы послевоенного мирного урегулирования английское правительство активно обсуждало со своим тогда еще не воевавшим союзником - Соединенными Штатами Америки.

В начале августа 1941 года состоялось совещание Черчилля с Рузвельтом в гавани Арджентия на острове Ньюфаундленд. Руководители правительств двух стран обсудили ряд вопросов, связанных с ходом войны, и приняли Атлантическую хартию, формулировавшую цели войны, которые преследовали их страны. Это те цели, о которых можно было сказать публично и которые должны были стимулировать военные усилия народов. Черчилль говорил, что хартия - это "временное и частичное заявление о целях войны, предназначенное для того, что бы убедить все страны в наших справедливых целях, а не завершенная схема, которую мы должны осуществить после войны". На совещании говорилось и о конечных целях. Эти цели предусматривали установление после войны англо-американского господства над всем миром. По этому предполагалось разоружить все страны, "в то время как Англия и США остаются вооруженными". Эти две страны должны были произвести послевоенное урегулирование для "всех народов во всех землях". США и Англия собирались по-своему определять и место СССР в послевоенном мире. Печать этих стран ставила под вопрос даже советские государственные границы.

В Москве могли не знать деталей переговоров Черчилля с Рузвельтом, но прекрасно понимали империалистические устремления правящих кругов США и Англии. По этому проблема согласования позиций по послевоенному мирному урегулированию представлялась столь же важной, как и проблема английской помощи СССР.

Советское правительство настаивало, чтобы Англия осуществила военные акции в Западной Европе с целью оттянуть ряд немецких дивизий с советского фронта, а также ставило вопрос о помощи вооружением и сырьем. В Лондоне отделывались ссылками на невозможность выполнить советские пожелания и... направляли войска на Ближний Восток. Переписка между Сталиным и Черчиллем свидетельствует, что Советское правительство не скрывало своего недовольства подобным положением вещей.

Даже Стаффорд Криппс, наблюдавший в СССР за героическими усилиями советского народа, был возмущен тем, как недобросовестно относится английское правительство к выполнению своих союзнических обязанностей. Он считал, пишет Иден, "что мы, в Лондоне, уделяем мало внимания замечаниям Сталина, и телеграфировал, что не считает полезным свое дальнейшее пребывание в России".

В Лондоне решили успокоить Советское правительство дипломатическими средствами, не выполняя, однако, его справедливых требований. Эта щекотливая миссия была возложена на Идена. Вспоминая те времена, он впоследствии писал: "В политическом плане отношения Англии с ее великими союзниками были теперь моей главной заботой до конца войны".

В ноябре Черчилль опять, уже более определенно, за говорил о том, что он считает Идена своим преемником. В присутствии министра информации Брендана Бракена, а затем еще двух деятелей консервативной партии Черчилль сказал, что, если с ним что-либо произойдет, бразды правления примет Иден. Постепенно люди привыкли к мысли, что Иден является официальным наследником кресла английского премьера.

Ноябрь и начало декабря министр иностранных дел посвятил подготовке поездки в Москву. Велись долгие разговоры с Черчиллем и начальниками штабов о том, что можно посулить Советскому правительству. Хотели пообещать ряд эскадрилий на южный участок фронта, но затем передумали; уславливались о дополнительных поставках танков и самолетов, но вскоре и это отпало. "Обсуждал военный аспект своей миссии в Москву,- пишет Иден. - Выглядит мрачно".

В конце концов кабинет одобрил меморандум, который Иден должен был вручить Сталину, чтобы "рассеять имеющиеся у него определенные подозрения". К их числу Иден относил предположение Советского правительства, что "мы хотим исключить Россию из англо-американской схемы послевоенного урегулирования, что, устанавливая мир, мы будем игнорировать интересы России" и т. д. В общем то был, по существу, перечень нелояльных замыслов Англии в отношении СССР. Рассеять эти "подозрения" Иден намеревался предложением подписать в Москве "совместную англо-советскую декларацию, провозглашающую наше взаимное согласие сотрудничать не толь ко при установлении мирного урегулирования, но и при поддержании его". Кроме этого, намечалось обсудить с Советским правительством вопросы послевоенной реконструкции и ряд других.

В декларации, которую составил Иден, не содержалось никаких конкретных обязательств. Отсутствие английской помощи Советскому Союзу маскировалось в ней обтекаемыми и неопределенными дипломатическими фразами. Даже Кадоган отнесся критически к этому замыслу. В своем дневнике он назвал проект англо-русской декларации "таким же жидким, как кофе в ресторане".

Отъезд приближался, и 4 декабря Кадоган записал: "Обсуждал поездку в Россию. Дело выглядит так, что мы не сможем предложить русским даже военную технику вместо дивизий. Антони Идену все это крайне не нравится (и справедливо), но он согласился ехать".

Группа Идена выехала из Лондона 7 декабря. Министра сопровождали непременный Кадоган, личный секретарь Идена Оливер Гарви и Фрэнк Роберте, сотрудник центрального департамента Форин оффис, в ведение которого входят отношения с СССР.

В те военные годы трудным было путешествие из Лондона в Москву. Иден отправлялся Северным морским путем. Поездом следовали в Шотландию, а оттуда на крейсере - в Мурманск. Утром 8 декабря группа прибыла на военно-морскую базу Инвергордон, и здесь Идеи узнал от Черчилля (позвонившего из Лондона), что японцы напали на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор в Тихом океане. Это означало вступление США в войну. "Я не мог скрыть облегчения", - вспоминает Иден об этом телефонном разговоре. Черчилль сообщил, что едет в США, чтобы обсудить с Рузвельтом меры, соответствующие событиям.

12 декабря крейсер "Кент" доставил группу Идена в Мурманск. Это был прифронтовой город, ведший трудную боевую жизнь. Местные советские органы предложи ли Идену выбор: лететь самолетом, что было не очень надежно из-за плохой погоды, или ехать поездом. В военных условиях поездка по железной дороге до Москвы должна была занять 60 часов. Иден выбрал поезд. Вероятно, на него подействовал рассказ сопровождавшего группу генерала Ная о том, что в английском министерстве авиации существует секретное правило: если сотрудник этого министерства должен прибыть в определенное место к определенному времени, он должен ехать поездом.

В Москве группа Идена была размещена в отеле "Националь". Гостиница понравилась, ибо, как нашли Иден и Кадоган, она очень похожа на "Бо риваж" в Женеве, где всегда останавливалась английская делегация, приезжая на заседания Лиги Наций. Англичане осматривали Москву (Москву фронтовую декабря 1941 г.), побывали в Мосторге, с интересом отметили продажу елочных игрушек и были удивлены, что москвичи в таких условиях бойко покупали книги. Затем Иден и Кадоган попросили отвезти их на Поклонную гору, где Наполеон в 1812 году ожидал так и не появившуюся делегацию от Москвы. Оба англичанина были огорчены тем, что из-за тумана не смогли увидеть, как выглядит столица с Поклонной горы.

Переговоры между советскими руководителями и Иденом были трудными. Предложенный англичанами проект декларации (иногда ее называют соглашением) не мог ввести в заблуждение их партнеров. Взамен подсовываемого "жидкого кофе" Советское правительство предложило заключить конкретный договор о союзе и взаимной военной помощи между Советским Союзом и Англией в войне против Германии. Кроме этого, предлагалось заключить второй договор, призванный создать "взаимопонимание между Советским Союзом и Англией в отношении решения послевоенных проблем". Иден никак не был готов вести конкретный разговор на эти темы и тем более подписывать конкретные обязательства.

Наиболее острые споры вызвал вопрос о границах Советского Союза. Идена спросили, обязуется ли Англия при послевоенном мирном урегулировании поддержать Советское правительство в том, чтобы границы СССР бы ли признаны по состоянию на 22 июня 1941 г. Переговоры показали, что вопрос был поставлен правильно и свое временно. Иден ответил, что не может дать такого обязательства.

Галифаксу в Вашингтон он телеграфировал: "Я использовал Атлантическую хартию в качестве аргумента против требования Сталина". Это многозначительная фраза. Она означает ни много ни мало, что Черчилль и Рузвельт сформулировали хартию так, чтобы она была направлена не только против врагов антигитлеровской коалиции, но и в известной степени против СССР. Во вся ком случае, так ее толковал Иден. Сталин на это ему возразил: "Я думал, что Атлантическая хартия направлена против тех, кто пытается установить свою мировую гегемонию. А сейчас дело выглядит так, что Атлантическая хартия направлена против СССР". Иден пытался изворачиваться, но ему был задан вопрос: "Почему же восстановление наших границ вступает в конфликт с Атлантической хартией?" Иден был вынужден ответить: "Я никогда не говорил этого". Явная неправда, что, между прочим, подтверждается и упомянутой выше телеграммой Галифаксу.

Сталин заявил Идену в этой связи: "Все, о чем мы просим, - это восстановить нашу страну в ее прошлых границах. Мы должны иметь их по соображениям нашей безопасности... Я должен отметить, что если вы уклоняетесь от этого, то это выглядит так, как если бы вы создавали возможность для расчленения Советского Союза. Я удивлен и поражен тем, что правительство Черчилля занимает такую позицию. Это практически та же позиция, которую занимало правительство Чемберлена". Иден отговаривался тем, что без согласования с правительством США и правительствами доминионов он не может пойти навстречу пожеланиям СССР. Это тоже была от говорка. Такие вопросы английское правительство могло при желании решать и решало самостоятельно.

Оказавшись в трудном положении в ходе бесед с советскими руководителями, Иден решил пойти на хитрость. По дороге в гостиницу он договорился с Кадоганом и другими членами делегации, что, зайдя в номер Идена, они будут в сильных выражениях высказывать свое возмущение позицией советских представителей и пригрозят отказом от переговоров. Расчет строился на том, что в гостинице есть устройства для подслушивания и возмущение англичан тут же дойдет по назначению. Как сообщает Кадоган, все охотно согласились участвовать в этом спектакле и очень старались. Но, поскольку ни Кадоган, ни Иден ни словом не упоминают о результатах сего представления, нужно думать, что желаемого действия оно не возымело.

Переговоры Идена в Москве не принесли результатов, на которые рассчитывала английская сторона. Скорее да же наоборот. В то же время советские руководители теперь знали, какова позиция правительства Черчилля по ряду важных проблем. Что же касается объективных результатов переговоров, то в общем они были полезным шагом на трудном пути складывания антигитлеровской коалиции. "Признав провал, - записал Кадоган 20 декабря,- мы принесли (своим советским партнерам. - В. Т.) краткий проект обычного бесцветного коммюнике. Когда прибыли (на заседание), то обнаружили, что у русских есть намного лучший проект, который мы немедля и приняли".

Позиция Советского Союза, которая определилась в ходе переговоров с Иденом в декабре 1941 года, последовательно проводилась на протяжении всей войны. Дэвид Дилкс отмечает в этой связи: "Замечательно, что уже на данном этапе, после отчаянного шестимесячного кризиса, когда немецкие армии находились у ворот Москвы, русские так точно сформулировали свою политику и так уверенно ее проводили".

В тот день, когда Иден уезжал из Москвы, Черчилль прибыл в Вашингтон для совещания с Рузвельтом. Пере говоры были вполне успешны, и премьер-министр остался ими очень доволен. Для Англии было важно, что США согласились считать Германию врагом номер один, а Японию - врагом номер два. Это означало, что европейский театр военных действий будет пользоваться приоритетом. А в остальном, как заметил Иден, встреча двух лидеров "обещала массу джема для завтрашнего дня и очень немного - для сегодняшнего".

8 января 1942 г. Черчилль телеграфировал Идену из Вашингтона по поводу его переговоров в Москве: "Ни кто не может предвидеть, какое будет соотношение сил и где окажутся армии-победительницы к концу войны. Однако представляется вероятным, что Соединенные Штаты и Британская империя не будут истощены и пред ставят собой наиболее мощный по своей экономике и вооружению блок, какой когда-либо видел мир, и что Советский Союз будет нуждаться в нашей помощи для восстановления страны в гораздо большей степени, чем мы будем тогда нуждаться в его помощи". Очень емкая формулировка! Она все еще содержит надежду на то, что Англия и США вдвоем установят послевоенный мир, и расчет на максимальное ослабление СССР к выгоде английского и американского империализма. А раз это вы годно, то такого ослабления и следует добиваться любы ми средствами. Этот стратегический расчет присутствует в английской политике на протяжении всех военных лет.

Конец 1941 и начало 1942 года ознаменовались одним из крупнейших событий второй мировой войны. Битва под Москвой закончилась разгромом наступавших германских армий и переходом Красной Армии в контрнаступление. Немцы были отброшены от Москвы. А для США и Англии, как заметил американский историк Роберт Шервуд, это была "зима катастроф". На Тихом океане и в Азии они несли тяжелые поражения в боях против Японии.

Потерю крупнейшей военно-морской крепости Сингапур Черчилль считал не только большим несчастьем, но и позором для английских вооруженных сил. Первые девять месяцев 1942 года, по оценке Дилкса, "были самым тяжелым временем" для внешней политики Англии "по при чине сознания собственного бессилия, порожденного систематическими военными неудачами и вызванной ими дипломатической слабостью".

Провал расчетов на поражение СССР в войне и совершенно неожиданные неудачи Англии и США на тихо океанском театре вызывали в Лондоне очень неприятные мысли относительно будущего. Обстоятельства вынуждали английское правительство пересматривать свои важнейшие концепции. Советско-германский фронт был главным театром второй мировой войны, и это радикально меняло взгляды английского кабинета на роль СССР в войне и, следовательно, на его будущую роль в послевоенном мире. А что если не оправдаются расчеты на максимальное ослабление СССР в борьбе с фашизмом и он закончит войну триумфальными победами? В Москве Иден обнаружил не только полную уверенность в разгроме Германии, но и готовность в будущем сыграть свою роль в войне на Дальнем Востоке. На случай такого оборота событий надлежало принять меры, и немедленно.

Иден вернулся из Москвы с убеждением, что Советский Союз полон решимости продолжать борьбу. Поэтому уже в январе 1942 года он подготовил меморандум для членов кабинета, в котором сформулировал изменения, касающиеся политики Англии в отношении СССР. "Если предположить, что Германия потерпит поражение, - писал Иден, - и германская военная мощь будет уничтожена, а Франция, по крайней мере на протяжении длительного времени, останется слабой страной, то не окажется противовеса России в Европе... Положение России на европейском континенте станет неуязвимым. Престиж России так возрастет, что установление коммунистических правительств в большинстве европейских стран будет очень облегчено..."

Эта еще далекая тогда перспектива была кошмаром для Идена и его коллег, кошмаром, от которого они не могли отделаться на протяжении всех военных лет. Рас сматривая позицию Советского правительства относительно границ СССР, Иден писал: "Представляется неизбежным, что, если Гитлер будет свергнут, русские вооруженные силы закончат войну, значительно глубже проникнув в Европу, чем в момент ее начала в 1941 году. Поэтому благоразумно было бы связать Советское правительство соглашениями, заключив их как можно скорее". В меморандуме отмечалось, что американское правительство на данном этапе не разделяет это убеждение и "становится все более терпимым в отношении советских требований по мере развития советских побед" на фронте. Иден знал, что у Советского правительства есть подозрения, и подо зрения обоснованные, насчет того, что Англия и США собираются после войны утвердить свою гегемонию над миром. Поэтому он предлагал "воздержаться от любых действий, которые могли бы усилить уже существующие у Советского правительства подозрения, что мы собираемся установить англо-американский мир, при котором интересы России будут нарушены или игнорированы". По скольку в случае победы СССР в войне Советское правительство не согласится на границы иные, чем границы 1941 года, Иден считал целесообразным принять его требование о признании границ 1941 года и оформить это договором.

Меморандум Идена является очень важным документом. Он формулировал английскую политику в отношении СССР на многие годы вперед. В основе этой политики лежало стремление всеми возможными средствами устранить Советский Союз от участия в решении европейских дел, то есть лишить его плодов победы в войне. В то же время меморандум свидетельствует о полном единстве взглядов Идена и Черчилля на отношения с СССР.

В мае 1942 года в Лондон прибыл народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов и 26 мая вместе с Иденом подписал Договор между Советским Союзом и Англией о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны. В тексте договора вопрос о границах не фигурировал. Намерение Идена "связать СССР" в этом вопросе реализовано не было. В Форин оффис тог да некоторые полагали, что "о границах легко договориться позднее". Советское правительство, заинтересованное в укреплении единого фронта правительств и на родов для обеспечения победы над фашизмом, решило до времени не настаивать на своих справедливых требованиях, чтобы не тормозить подписание договора с Англией, явившегося важным вкладом в создание антигитлеровской коалиции. Для советских руководителей было ясно, что вопрос о границах будет решаться в соответствии с со отношением сил, которое сложится к концу войны. Когда же победа вновь поставила этот вопрос на повестку дня, то Иден, как утверждает Дэвид Дилкс, "выступал против требований России даже более упорно, чем Черчилль".

В. М. Молотов из Лондона направился в США для переговоров с американским правительством. Было ясно, что речь пойдет об открытии второго фронта, то есть о вторжении союзников на европейский материк с целью облегчить положение СССР на советско-германском фронте и сократить сроки войны. Английское правительство упорно уклонялось от этого, направляя свои ресурсы на Ближний Восток, где Италия и Германия угрожали колониальным интересам Англии.

Теперь Рузвельт пригласил советских представителей в Вашингтон. "Я был обеспокоен этими американскими проектами", - вспоминал позднее Иден. Он признает, что был тогда против открытия второго фронта. В его дневнике от 10 апреля 1942 г. есть запись: "Встретился с Уинстоном Черчиллем после ленча. Мы говорили об американском плане. Черчилль опасается, что Генеральный штаб ответит "да" и сделает это предлогом, чтобы меньше уделять внимания другим местам".

Здесь мы сталкиваемся с двумя важными моментами. Во-первых, Идена тревожит поездка Молотова в Вашинг тон. Это не случайно. Английское правительство в годы войны настойчиво добивалось положения некоего посредника в советско-американских отношениях. Черчилль и Иден всегда бунтовали, если намечались прямые советско-американские контакты, и в то же время старались держать Советское правительство в стороне при своих переговорах с США даже в тех случаях, когда такие переговоры непосредственно задевали интересы СССР.

Во-вторых, из записи в дневнике явствует, что английские военные руководители могли пойти на открытие второго фронта в 1942 году. Кстати говоря, в начале апреля на штабных переговорах в Лондоне это было признано возможным. Тем самым взрывается известная аргументация Черчилля, Идена и других о том, что Англия не имела физической возможности открыть вместе с США второй фронт в 1942 году.

Иден не зря тревожился по поводу поездки советских представителей в США. В. М. Молотов вернулся из Вашингтона в Лондон с советско-американским коммюнике, говорившим об открытии второго фронта в Европе в 1942 году. Английское правительство присоединилось к этому соглашению, заранее решив не выполнять его.

Англия и США имели необходимые условия для открытия второго фронта в 1942 году. Во-первых, германская армия несла тяжкие потери в сражениях с Красной Армией, и все ее основные силы были скованы на советском фронте. Во-вторых, союзники располагали материальными ресурсами для вторжения, о чем свидетельствует мнение как американских, так и английских военных руководителей. В-третьих, второго фронта настойчиво требовал английский народ, и эта операция, как никакая иная, могла рассчитывать на общенародную поддержку.

И тем не менее Лондон сговорился с Вашингтоном о том, что второй фронт в 1942 году не будет открыт, а вместо этого организуется англо-американская высадка в Северной Африке.

Но как будет реагировать на подобный обман Советское правительство, которому в июне был обещан второй фронт? Черчилль сам отправился в Москву для объяснений. В первой беседе со Сталиным Черчилль известил его, что в 1942 году союзники высадятся в Северной Африке, а "вторжение в Европу английских и американских войск в большом масштабе будет произведено в 1943 году". В ответ на это И. В. Сталин, как сообщил Черчилль членам своей группы, "в высшей степени критически отозвался о нашей армии. Он сказал, что мы нарушили свое слово относительно второго фронта".

Черчилль был в ярости. "Я совершил путь вокруг Европы, будучи обременен многими заботами, - говорил он своим спутникам, - надеясь, что мне протянут руку дружбы. И я глубоко разочарован. Я не увидел этой руки". Какой пассаж! Премьер-министр собственной персоной явился в Москву, чтобы все объяснить "этим русским", а они вместо того, чтобы прийти в восторг от недобросовестного поведения английской стороны, позволяют себе говорить ему о том, что правительства, взяв на себя определенные обязательства, должны их выполнять.

Черчилль капризничал перед своими спутниками, угрожая, что уедет из Москвы, не попрощавшись с советски ми руководителями. Его уговаривали не делать этого - ведь если он поссорится с Советским правительством, Англия "понесет в войне больше жертв". Кроме того члены группы считали, что нет оснований для недовольства, ибо, как замечал Кадоган, "мы по крайней мере не получили от Сталина намека, что, если западные союзники не смогут больше ничего сделать, он не может сказать, как долго еще Россия выдержит напряжение. Наоборот". Черчилль сердился, понимая, что его видят насквозь.

Нарушив свое слово в отношении второго фронта, правящие круги Англии и США нанесли сильный удар по антигитлеровской коалиции. Любое другое правительство, оказавшись в положении, в каком было Советское правительство летом 1942 года, решило бы искать выход на путях сепаратного мира с противником (и Черчилль серьезно опасался этого). Но советский народ и его руководители были полны решимости довести войну до полной победы. Необходимо было не только снять опасность, угрожающую Советскому Союзу извне, но и освободить народы Европы от фашизма, разгромив нацист скую Германию и ее союзников. Как подчеркивает Дилкс, после бесед в Москве "Черчилль был совершенно уверен, что русские будут сражаться до победы. Более того, Сталин говорил о предстоящем контрударе" (речь шла о том, что впоследствии вылилось в разгром немцев под Сталинградом). Твердость и реализм Советского правительства в отношениях со своими союзниками, воля советского народа к победе помогли сохранить антигитлеровскую коалицию и тем самым серьезно облегчить борьбу за победу над фашизмом.

Военные союзы не всегда выдерживают обман одного союзника другим. А в отношении второго фронта имел место сознательный, рассчитанный обман. Сейчас, когда стали известны соответствующие документы, уже ни один добросовестный историк не сомневается в этом. Например, американец Хиггинс просто пишет, что Черчилль "обдуманно обманул своего русского союзника" и обманул его не единожды. В августе 1942 года английский премьер заверил Советское правительство, что уж в будущем году второй фронт будет открыт наверняка. История показала, что и это был обман.

Возникает вопрос: почему столько вероломства в отношении союзника, который обильными жертвами спасал не только себя, но и Англию? Ответ содержится в меморандуме Антони Идена от января 1942 года, о котором упоминалось выше, и в меморандуме Черчилля от октября 1942 года.

Переговоры в Москве вызвали у английского правительства разнородные чувства. С облегчением и радостью был воспринят вывод, что Советский Союз будет продолжать сражаться. С тревогой и боязнью отнеслись в Лондоне к тому, что СССР может не только устоять в борьбе, но и одержать победу над Германией. "К 1943 году, - писал Палм Датт, - паника охватила западных правителей при мысли о возможности падения фашизма и победы коммунизма". Эта оценка связана с меморандумом Черчилля от октября 1942 года, в котором он писал: "Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе как прародительнице современных наций и цивилизации. Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом как единое целое под руководством Европейского совета. Я обращаю взоры к созданию объединенной Европы". Далее в меморандуме говорилось, что совет должен состоять из десяти стран Европы, включая Германию и Италию, и действовать против Советского Союза.

Это документ большого исторического значения. В нем мы видим повторение (более резкое и злобное) мыслей, содержавшихся в меморандуме Идена. Оба документа формулировали программу английской внешней политики на период войны и многие послевоенные годы. Это была программа крайнего антикоммунизма и антисоветизма. В ее основе лежало важнейшее классовое противоречие - противоречие между империализмом и социализмом. Борьба за реализацию этой программы со ставила главное содержание всей последующей политической деятельности как Черчилля, так и Идена. Австралийский публицист Честер Уилмот - автор книги "Борьба за Европу" пришел к выводу, что "в течение 1943 года Черчилль все еще был озабочен прежде всего проблемой уничтожения мощи Гитлера, но его все больше и больше занимала необходимость сдержать... Советский Союз".

Обращают на себя внимание еще два, хотя и менее значительных, обстоятельства, связанных с меморандумом Черчилля. Он приступил к подготовке документа сразу после возвращения из Москвы, и это показывает, насколько "искренными" были слова о том, что он при ехал в советскую столицу с чувством дружбы в сердце. Меморандум был составлен в разгар Сталинградского сражения, что лучше всего отражает подлинные чувства, которые питал премьер-министр Англии к советскому на роду. К счастью для нас и к несчастью для английского правительства, советские руководители прекрасно понимали истинное отношение к СССР со стороны Даунингстрит, и этого английская буржуазная историография ни как не может простить Советскому правительству.

В годы войны Советский Союз и Англию объединяло стремление обеспечить разгром общего врага, со стороны которого обеим странам грозила смертельная опасность. Как известно, существование мощной антигитлеровской коалиции явилось одним из основных факторов, способствовавших победе над фашизмом. Сознавая это, Советское правительство делало все от него зависившее, чтобы упрочить и расширить сотрудничество со своими союзниками. Однако его западные партнеры, и прежде всего Англия, далеко не всегда вели честную игру.

Еще в конце 1942 года в документе, подготовленном в ведомстве Идена, указывалось, что "если русские от кажутся от сотрудничества, то мы в конце концов должны будем принять сотрудничество Германии". Под отказом СССР от сотрудничества понимался его возможный отказ подчиниться британскому диктату - таков уж дипломатический английский язык! Таким образом, уже в конце 1942 года Форин оффис предлагал использовать Германию против СССР в послевоенные годы. Политика правящих кругов Великобритании как нельзя лучше подтверждает справедливость старой английской поговорки: "чем больше все меняется, тем больше все остается по- прежнему".

1943 год был годом, когда Красная Армия обеспечила в грандиозном сражении коренной перелом в ходе Вели кой Отечественной, а следовательно, и второй мировой войны, начало которому было положено в битве у стен Сталинграда. Это был трудный для СССР год, но правительство Англии и тогда не открыло второй фронт, вновь нарушив тем самым данное слово. Поставки вооружения из Англии были невелики по объему и нерегулярны, при чем прерывались они именно в самые трудные для СССР моменты на советско-германском фронте.

Военный министр США Стимсон писал Рузвельту в августе 1943 года: "Английская концепция... состоит в том, что Германия может быть разбита рядом отвлекающих ударов на периферии... и что единственные тяжелые сражения, которые потребуется провести, будут проведены Россией... Ни один из этих актов войны булавочных уколов не дает оснований полагать, что мы сможем одурачить Сталина и убедить его в том, что мы выполнили свое торжественное обязательство".

Когда в 1944 году наконец состоялось вторжение союзников на европейский материк, то его организаторы заботились не столько о помощи Советскому Союзу, сколько о том, чтобы по возможности ограничить проникновение его вооруженных сил в Центральную и Западную Европу. Это им не вполне удалось, что толкнуло английское правительство на предательский, вероломный шаг: весной 1945 года оно всерьез готовилось переменить фронт, сблокироваться с недобитыми немецкими дивизиями и вместе с ними выступить против своего союзника, ценой неимоверных усилий завоевавшего победу для себя и для Англии, равно как и для других народов. Чудовищно, невероятно, но факт, и факт, признанный сами ми руководителями английского правительства. Мы знаем об этом со слов самого Черчилля.

Далеко не безоблачными были в годы войны и англо американские отношения, хотя внешне они выглядели вполне благополучными - Черчилль и Рузвельт часто встречались, регулярно переписывались. Союз Англии с США, несмотря на отсутствие союзного договора, был значительно более прочным, обширным и глубоким, чем союз с СССР. И, тем не менее, в их отношениях все сильнее ощущалось наличие межимпериалистических противоречий.

Английское правительство стремилось переложить тяготы войны на своего американского союзника и навязать ему стратегию и тактику, отвечающие британским интересам. Однако это становилось все более трудным. По мере развития войны быстро обнаруживалось, что вклад Англии в войну значительно меньше не только вклада СССР, но и вклада США. Свое преимущество в силе американское правительство использовало, чтобы в рамках союза сильно потеснить Англию и захватить многие при надлежавшие ей колониальные, внешнеторговые, стратегические и внешнеполитические позиции.

После Сталинграда и в Лондоне, и в Вашингтоне вплотную занялись проблемами будущего мира - в конечной победе уже не сомневались. То ли благодаря различиям в характерах, то ли потому, что опасность для США в войне была практически меньшей, чем для Англии, но Рузвельт в то время больше размышлял на эту тему, чем Черчилль. Английский премьер основное внимание пока уделял ведению военных операций. Свои не очень значительные силы и средства Англии приходилось использовать на военных театрах, разбросанных по всему земному шару. Все важные внешнеполитические вопросы, касавшиеся ведения войны, Черчилль, к большому, но хорошо скрываемому недовольству Идена, решал сам, оставляя на долю министра иностранных дел вопросы будущего мирного урегулирования, однако по мере приближения победы он все больше и больше вторгался в эту сферу.

Как сообщает историк Вудвард, глубоко изучивший документы Форин оффис за годы войны, английское правительство и министерство иностранных дел начали "размышлять и планировать послевоенный мир, как только отпала необходимость заниматься тем, что может быть названо "дипломатией выживания"". Уже в конце 1942 года Иден подготовил и представил кабинету ряд предложений по послевоенному мирному урегулированию. Ему же предстояло наметить пути для согласования позиций с США и Советским Союзом. А это было архитрудным делом.

Как правильно констатировал Вудвард, у трех ведущих участников антигитлеровской коалиции "существовала общая политическая цель - нанести поражение врагу в войне, но "победа" ни в коем случае не была простым понятием. Она имела один смысл для Соединенных Штатов, другой для Англии и... третий для России". Советский Союз преследовал демократические, прогрессивные цели и намерен был добиваться их максимальной реализации в послевоенном мире. Соединенные Штаты и Англия имели в виду империалистические цели, вытекавшие из их социального строя, но достигнуть этих целей США, на пример, намеревались в значительной степени за счет Англии.

Английская дипломатия оказалась в затруднительном положении. Руководители министерства иностранных дел хорошо понимали, что плоды будущей победы будут распределяться в соответствии с мощью каждого из победителей, а соотношение сил с каждым днем складывалось для Англии все хуже и хуже. Компенсировать нехватку мощи государства дипломатическим искусством в XX веке можно лишь в весьма ограниченных пределах. Иден и другие вершители английской внешней политики использовали эти возможности в полной мере, но время и ход событий работали против них.

Нужно было спешить, заранее обеспечить выгодные для Англии соглашения относительно будущего. В феврале 1943 года английский премьер-министр предложил президенту США, чтобы Иден приехал в Вашингтон для обсуждения с американскими коллегами послевоенных проблем. Рузвельт ответил согласием, и в марте Иден прибыл в Соединенные Штаты.

Президент много беседовал с лондонским гостем на протяжении его 18-дневного визита, предпочитая вести разговор о будущем мира в непринужденной обстановке - за чаем или обедом. Присутствовали при этом Гарри Гопкинс, доверенное лицо президента, а также государственный секретарь Хэлл, настроенный весьма недоверчиво ко всем акциям английского правительства.

Биографы Идена любят цитировать телеграмму Рузвельта Черчиллю, в которой президент сообщал, что про вел с Иденом три вечера, что "Антони великолепный парень" и что они приходят к согласию по 95% обсуждаемых вопросов. Не приходится удивляться, что Рузвельту нравились мягкие, приятные манеры Идена, его широкие познания в области международных отношений. Однако что касается их полного взаимопонимания, то это была лишь обычная вежливость.

Документы свидетельствуют о серьезных расхождениях между позициями президента США и министра иностранных дел Англии. Рузвельт развивал идею о том, что послевоенным миром должны управлять четыре держа вы- США, Англия, СССР и Китай. Иден возражал. Лучше обойтись без Китая, поскольку он не является великой державой (а главное, думалось Идену, потому, что он станет в силу своей зависимости от США плясать под американскую, а не под английскую дудку). Из слов гостя у хозяев создалось впечатление, что Лондон "будет упор но цепляться за свои владения на Дальнем Востоке". Когда Рузвельт заметил, что Англия могла бы сделать хороший жест, отказавшись от своей колонии Гонконг, Идену изменила его обычная сдержанность. Пока не слышно, ответил он, что Соединенные Штаты собираются делать подобные жесты за счет своих интересов.

Что касается Советского Союза, то Иден, не скупясь, поделился с Рузвельтом своими антисоветскими соображениями и эмоциями. С СССР будет трудно иметь дело в будущем, сказал он. Следовательно, было бы неосмотрительно рассчитывать на его конструктивное участие в большой четверке, управляющей миром, то есть после по беды судьбы всего человечества должны вершить Англия и США.

Советский исследователь В. Л. Исраэлян пишет о переговорах Идена с Рузвельтом: "Нельзя сказать, чтобы эти переговоры внесли заметный вклад в решение постав ленных проблем... Главной причиной, помешавшей... прийти к конкретным решениям, являлось то обстоятельство, что в этих переговорах не принимал участия Советский Союз. Становилось очевидным, что не только решать, но и обсуждать вопросы, касающиеся послевоенного устройства Европы и всего мира, без СССР - значит заниматься бесполезным делом. Военные победы Советского Союза на фронтах второй мировой войны предопределили и ту важнейшую роль, которую он будет играть в после военном мире".

Обе стороны решили, что визит Идена должен быть использован для демонстрации англо-американского союза и сотрудничества. Гость встречался с видными американцами: бывшим президентом Гувером, кандидатом в президенты Уэнделлом Уилки, мэром Нью-Йорка Лагуардиа. В столице штата Мэриленд, губернатором которого еще в колониальные времена был Роберт Иден, состоялось торжественное заседание, на котором Антони Иден выступил с речью о своих американских предках, подразумевая английских колониальных чиновников, управлявших в свое время британскими колониями в Се верной Америке. От древних сюжетов оратор перешел к современному Лондону, где "английские и американские солдаты ходят обнявшись", и провозгласил, что от их дружбы зависит будущее человечества. Это была все та же идея англо-американского дуумвирата, управляющего миром. Присутствовавшие бурно выражали свои симпатии к Идену, а палата представителей Мэриленда приняла резолюцию, приветствовавшую "храброго британского союзника" Соединенных Штатов.

Принимали Идена подчеркнуто радушно, но возвращался он из США с убеждением, что американское правительство намерено добиваться лишения Англии многих ее колониальных позиций и устранения преференциальных тарифов, ограждающих Британскую империю от наплыва товаров третьих стран.

Чем ближе к концу войны, тем острее становились противоречия между западными союзниками. В феврале 1944 года Черчилль в письме к Идену перечислил "серьезные вопросы", по которым "могут возникнуть затруднения с США": нефть, долларовые балансы, судоходство, политика в отношении Франции, Италии, Испании, Балкан и т. д. Внушительный перечень столкновения интересов двух империалистических держав, составленный компетентным человеком!

Противоречия между участниками антигитлеровской коалиции отодвигались на второй план под давлением главной задачи - обеспечить победу над Германией, Италией, Японией и их союзниками. Этому были посвящены многие конференции "большой тройки", на которых на ряду с главами правительств присутствовали министры иностранных дел, а также аналогичные самостоятельные встречи министров.

Английская сторона настойчиво и не без успеха добивалась, чтобы тройственным встречам предшествовали двусторонние встречи, на которых представители Англии и США готовили совместные решения по рассматриваемым вопросам. Это означало, что на конечном этапе они действовали по предварительному сговору и старались объединенными усилиями навязать СССР угодное им решение. Это было дополнительное средство давления на Советское правительство. "В том случае, когда американцы и англичане могли договориться, - пишет канадский историк Г. Колко, - а сдерживание большевизма наверняка было одним из немногих вопросов, по которым они были единодушны, в действительности были две коалиции, боровшиеся против держав оси. Первая коалиция - между Англией и Соединенными Штатами - была истинным союзом в том смысле, что обе страны придерживались единого взгляда на фундаментальные проблемы, что, однако, не исключало между ними конфликтов серьезного характера. Вторая коалиция была между англо-американским блоком, в котором обе страны действо вали в согласии, и Советским Союзом".

Использование в интересах Англии союзных отношений с США и СССР было, пожалуй, главной, но далеко не единственной задачей возглавляемого Иденом ведомства. Война приобрела глобальный размах, а английские интересы присутствовали во всех уголках земного шара. Много сил и выдержки требовали от Идена отношения с генералом де Голлем, возглавлявшим Комитет сражающейся Франции и не желавшим идти на такое сотрудничество с Лондоном, которое ущемляло бы французские интересы. Война на Тихом океане и в Азии, хотя и являлась прежде всего американской заботой, ставила много численные проблемы и перед Форин оффис. В Лондоне были собраны многие эмигрантские правительства стран, временно захваченных Германией. Форин оффис их опекал, надеясь, что после победы они станут ядром подле жавших восстановлению реакционных режимов в соответствующих странах. Быстро менялась обстановка в Латинской Америке, и нужно было следить, чтобы английские интересы не терпели там большого ущерба.

Задач было много, они постоянно усложнялись, а решать их становилось труднее и труднее. В связи с возрастанием военных усилий СССР и США влияние Англии в антигитлеровской коалиции все более и более уменьшалось, хотя этот процесс и маскировался шумной, показной активностью Лондона.

Идену приходилось очень много ездить. В годы войны самолет стал основным средством передвижения. Несовершенство машин тех лет, зачастую трудные погодные условия, кружные далекие пути (война перекрыла прямые маршруты) - все это представляло тяжелую физическую нагрузку для не слишком крепкого здоровья Идена. Были и опасные моменты во время этих многочисленных по ездок.

Однажды Черчилль и Иден возвращались в Англию через Северную Африку и Гибралтар. Германская разведка знала об этом и в аэропорту Лиссабона устроила наблюдение. Обычно немцы не трогали самолеты, совершавшие рейсы между Лиссабоном и Лондоном. Но на этот раз их агенты заметили, что в самолет сел плотный сутулый человек с огромной сигарой в зубах. Как только самолет поднялся, его немедленно сбили. Погибли все 13 пассажиров, и в их числе англичанин Чинколс, очень похожий внешне на Черчилля. Тем самым внимание германской агентуры было отвлечено от самолета, на котором Черчилль и Иден благополучно добрались до Лондона.

В Лондоне Иден жил в военные годы в самом здании Форин оффис. Поскольку Черчилль еще в начале войны пристрастился работать по ночам, он потребовал, чтобы в министерстве было оборудовано жилье для Галифакса, так как хотел всегда иметь под рукой министра иностранных дел. Теперь на верхнем этаже министерства в квартире из четырех комнат обитал Антони Иден. Его кабинет был оборудован многими телефонами, действующими по принципу прямого провода к премьер-министру и начальникам штабов (с приспособлением, исключавшим подслушивание). Беатрис старалась украсить казенную квартиру при помощи картин и живых цветов.

Правда, Идены не часто проводили время в семейном кругу. Министр много ездил, а его жена, полная энергии и не знающая усталости, с головой погрузилась в общественную работу по обслуживанию вооруженных сил. Она организовала передвижной чайный кантин (чайную) и переезжала с ним из одного военного лагеря в другой, в основном на юге Англии. Беатрис была храброй женщиной и переносила военные тяготы весело и жизнерадостно, с неизменным чувством юмора. Но в ее отношении к Антони все отчетливее проступало заметное охлаждение.

Время от времени выдавался свободный уикенд, и они проводили его в небольшом загородном доме Биндертон-хауз, вблизи Чичестера. Этот дом Беатрис разыскала по объявлению. Кабинет хозяина был обставлен старинной мебелью. Стены закрывали полки с красиво переплетенными книгами, среди которых выделялась коллекция томов о Персии. Были здесь и роскошные издания: пода рок индийского князя Ага Хана - очень богатого человека. Среди картин (а Иден их очень любил и всегда по возможности собирал) висела дюжина акварелей, написанных его отцом, и пейзаж, принадлежащий кисти самого Антони, - окрестности Арля во Франции.

Трудно было в хозяине Биндертона узнать всегда под тянутого, одетого со строгим изяществом министра. Здесь Иден преображался. Приезжая в свой загородный дом, он сразу же переодевался в старые широкие фланелевые брюки и изрядно поношенную спортивную куртку. В та ком виде работал в саду, гулял, принимал гостей. Садо водство всю жизнь оставалось любимым занятием Идена. В этой области он считался знатоком.

Идены любили принимать гостей. Их бывало обычно немного. Время от времени наезжали Крэнборн с супругой - с ним Идена связывала долголетняя дружба, сов местная работа (вместе уходили в отставку в 1938 г.) и единство взглядов. Наведывался бывший личный парламентский секретарь Идена Томас. Одним из самых желанных гостей был Эрнест Бевин, лейборист, член кабинета, к которому хозяин дома питал чувства глубокого восхищения. Трудно понять, что общего могло быть у этих людей, таких разных по происхождению, воспитанию, образованию, положению, карьере, манере поведения. Правда, оба они страстно любили и гордились империалистическим величием Англии и так же страстно ненавидели все то, что подрывало это величие. "Эрнест удивительный, - говорил Иден. - Он подходит к вопросу совершенно по-иному, чем это сделал бы я, и он всегда прав".

Довольно часто бывал в Биндертоне посол США Джон Вайнант, с которым Иден поддерживал дружеские отношения, как и со всеми своими партнерами, что является одним из непременных правил английской дипломатии. При этом культивируется видимость, что в основе таких отношений лежат личные симпатии и уважение друг к другу, удовольствие от взаимного общения и т. п. Было бы неверно исключать полностью эти элементы, но то, что они не составляют главной цели таких контактов, не подлежит сомнению. Главное - это интересы государственного дела, соображения политики.

Биндертон не избавлял Идена от дел. Имелся служебный телефон, по которому можно было обсуждать и секретные проблемы; регулярно появлялись курьеры и вручали министру обтянутые красной кожей ящички с вытисненной золотом королевской монограммой, в которых в Англии пересылаются государственные документы.

Время от времени Идены появлялись на крупных общественных мероприятиях. "Они выглядели такой счастливой парой, - пишет Барденс, имея в виду конец 1944 го да, - но в действительности уже давно отдалились друг от друга. Их вкусы во многом не совпадали, а сейчас их военная работа отнимала львиную долю времени, оставляя все меньше и меньше досуга, когда они могли быть вместе". Вряд ли это исчерпывающее объяснение того, что происходило в семье Иденов. Да и невозможно по стороннему человеку с уверенностью судить о подобных вещах. Однако остается фактом, что, как только была освобождена Франция, Беатрис практически переселилась в Париж. Она руководила столовой для английских военнослужащих, помещавшейся в Гранд-отеле.

В конце войны Идена постигло двойное личное горе. Старший сын Симон, служивший сержантом в авиации, погиб в Бирме; его самолет врезался в гору. Лорд Моран 20 июля 1945 г. записал в своем дневнике: "Премьер- министр пригласил меня пообедать с ним и с супругами Иден. Он предупредил, что Антони только что получил телеграмму, сообщающую, что его сын, которого считали пропавшим без вести, найден мертвым у обломков своего самолета. Во время ужина об этом не было сказано ни слова. Они беседовали почти до полуночи так, как будто бы ничего не произошло. Я сомневаюсь, смог бы я вести себя с таким спокойным достоинством сразу же после то го, как узнал бы, что мой Джон убит".

В июне 1945 года скончалась мать Идена Сибил, жившая последние годы в небольшом домике в парке ранее утраченного фамильного имения Виндлистоун Холл. Это была для него большая потеря - леди Иден всегда гордилась своим сыном и очень верила в его звезду.

А звезда Антони Идена между тем продолжала подниматься. Черчилль к нему благоволил, считал своим ближайшим соратником и помощником. Когда весной 1944 года Иден заболел, Черчилль сказал ему: "Вы моя правая рука; мы должны позаботиться о вас". Историки утверждают, что у них "были особые отношения доверия и восхищения друг другом", несмотря на разницу в возрасте. Как свидетельствует Черчилль, они одинаково думали по многим вопросам, "даже без предварительной консультации". Биографы Идена уверяют, что он позволял себе иногда спорить с Черчиллем, отстаивать свои взгляды, и шеф порой соглашался с ним. Но, безусловно, в этом содружестве Иден играл подчиненную роль. Да иначе и быть не могло, учитывая огромную разницу в интеллекте и темпераменте этих двух государственных деятелей. "Иден был Пятницей при Черчилле", - пишет Барденс.

В июне 1942 года Черчилль, отправляясь в свою очередную поездку в США, послал королю Георгу VI письмо, в котором говорилось: "На случай моей смерти в поездке, которую я собираюсь предпринять, я пользуюсь милостивым позволением вашего величества посоветовать, чтобы вы поручили формирование нового правительства министру иностранных дел Антони Идену. По моему мнению, он является выдающимся министром из самой крупной партии в палате общин и в национальном правительстве, которое я имею честь возглавлять, и, я уверен, окажется способным вести дела вашего величества с решимостью, опытностью и способностями, необходимыми в это ужасное время".

Это беспрецедентный случай в английской истории. Так официально было установлено, что Иден должен сделаться преемником Черчилля как премьер-министра и лидера консервативной партии. Таким образом, он официально стал вторым человеком в правительстве и в консервативной партии. Нет сомнений, что "завещание" Черчилля свидетельствовало о его глубоком доверии и расположении к Идену.

Благосклонность Черчилля, конечно, была очень приятна Идену. Но ему нелегко приходилось в отношениях со стариком, обладавшим деспотическим нравом и резкими, бесцеремонными манерами. Очень болезненно переносил Иден постоянные вмешательства Черчилля в дипломатическую деятельность. Премьер-министр то и дело обращался к Рузвельту и Сталину с важнейшими теле граммами, не спросив даже мнения министра и Форин оффис. Это особенно часто бывало при переписке с президентом США. В тех случаях, когда Иден уезжал, премьер- министр официально принимал на себя руководство его министерством. Это облегчало ему вторжение в сферу практической дипломатии. Лорд Моран, личный врач Черчилля, много знавший о внутренних делах английского правительства в годы войны и в последующий период, пишет: министр иностранных дел "ненавидел привычку Черчилля брать на себя его обязанности". В декабре 1944 года Иден говорил Морану: "Я очень хочу, чтобы он дал мне возможность заниматься моим делом".

Основное внимание министр иностранных дел по-прежнему уделял проблемам послевоенного урегулирования. Война охватила весь земной шар, и, следовательно, мирное урегулирование тоже должно было иметь глобальные масштабы. Будущий мир, по выражению Броада, рисовался английским политикам как "длинная деревенская улица, идущая от Эдинбурга (в Англии) до Чунцина (в Китае)". Теперь Англия выступала за систему блоков, которые преподносились союзникам и мировому общественному мнению как средство обеспечения мира, а на самом деле служили бы опорой для Англии в борьбе против СССР и США. Англия должна была быть готова "взять на себя бремя руководства".

Английское правительство стремилось к тому, чтобы после разгрома фашизма - главным образом кровью и усилиями советского народа - лишить СССР плодов по беды, и прежде всего не допустить его участия в решении европейских дел. За поражением фашистских стран должно было последовать установление английской гегемонии в Европе.

Форин оффис рассматривал возможность создания двух конфедераций: одной - в Центральной и другой - в Юго-Восточной Европе, охватывающих страны, лежащие между Германией и Италией, с одной стороны, и Россией и Турцией - с другой, пишет Вудвард. Это была в общем- то старая идея, имеющая два аспекта: а) создание "сани тарного кордона" против СССР, блокирующего его цепью враждебных ему стран от Балтийского до Черного моря, кордона, руководимого Англией; б) обеспечение за Англией руководящей роли в Европе. "Система региональных советов, которую предложила Англия, - констатирует Колко, - сводилась к одному совету для Европы, другому- для Западного полушария и третьему - для Азии. Это всегда было полезным первым шагом к созданию санитарного кордона в одном случае, к ограничению американского влияния - в другом и т. п."

Государственный департамент США весной 1945 года следующим образом охарактеризовал позицию Лондона: "Англичане... глубоко переживают то, что Англия переходит с положения ведущей державы на роль младшего партнера в "большой тройке", и пытаются укрепить связи между странами Британского содружества". Последующие годы показали справедливость этой оценки. Какие бы Черчилль и Иден ни выдвигали соображения, замечает Колко, главной заботой для них была "их империя и Европа, что составляло основу их политики".

Планы Черчилля и Идена предусматривали устранение от участия в европейских делах не только СССР, но и США. Англия намеревалась любыми средствами оградить свою империю и внешнеэкономические позиции от посягательств Соединенных Штатов Америки. "Мы намереваемся в этой войне удержать то, что принадлежит нам", - заявлял Черчилль. Американцы, писал Иден, "знают Европу очень плохо, и было бы несчастьем для судеб мира, если бы непросвещенные взгляды Соединенных Штатов определяли будущее европейского континента", В Вашингтоне знали об этих настроениях. Государственный секретарь Стеттиниус констатировал: на Даунинг-стрит ведут дело к тому, чтобы Соединенные Штаты "расписались под всей послевоенной европейской политикой Англии".

Подобные концепции будущего Европы определяли позицию Лондона и в вопросе о послевоенной Германии. Вначале правительства Англии и США выступали за расчленение Германии. В записи беседы Идена с Рузвель том от 15 марта 1943 г. говорится: "Как президент, так и Иден согласились, что при любых условиях Германия должна быть разделена на несколько государств". Вскоре, однако, эта позиция была изменена.

По мере приближения победы английские руководите ли возлагали на будущую Германию все большие надежды. Начальник генерального штаба фельдмаршал Аланбрук 27 июля 1944 г. записал в своем дневнике: "Провел час, обсуждая с министром иностранных дел Иденом послевоенную политику в Европе. Следует ли расчленить Германию или постепенно превратить в союзника, чтобы встретить русскую угрозу..? Я предложил последнее и убежден, что отныне мы должны по-иному относиться к Германии. Германия больше не господствующая держава в Европе, таковой является Россия... Поэтому следует поощрять Германию, постепенно укреплять ее и ввести в федерацию Западной Европы. К несчастью, все это придется делать под прикрытием священного союза - Англии, России и Америки".

То была политика Идена, Черчилля и всего кабинета. В этом правящие круги Англии были едины. Но трудящиеся массы стремились к другому. "Большинство английского народа, - пишет американский историк Фейс,- чувствуя глубокую признательность русским за их героическую борьбу против Гитлера... не понимало, почему союз военного времени должен быть разорван после победы, и надеялось, что этого не случится". Именно поэтому английское правительство тщательно скрывало от народа свои истинные планы.

12 апреля 1945 г. скончался Франклин Рузвельт, и президентом США стал Гарри Трумэн, человек не со гласный с Рузвельтом и враждебный Советскому Союзу. Иден был в восторге от нового президента, с которым он подробно беседовал о "русской опасности", завернув в Вашингтон по пути на конференцию в Сан-Франциско весной 1945 года.

На этой конференции была учреждена Организация Объединенных Наций. Британская концепция региональных блоков и союзов, создаваемых под эгидой Англии, находилась в противоречии с идеей создания международной организации по поддержанию мира, в которой ведущие члены антигитлеровской коалиции должны были действовать на основе равенства. После того как на Крымской конференции 1945 года Черчиллю и Идену пришлось вынужденно согласиться на принцип единогласия постоянных членов Совета Безопасности будущей ООН (что затрудняло ее использование против СССР), их интерес к созданию этой организации резко снизился.

Иден, возглавивший английскую делегацию на конференции в Сан-Франциско, действуя через австралийского министра иностранных дел Герберта Эватта, пытался ослабить принцип единогласия постоянных членов Совета Безопасности, но успеха не имел. В конце концов Устав ООН был согласован и подписан. Английское правительство было вынуждено согласиться на учреждение Организации Объединенных Наций, но по-прежнему стремилось к господству в послевоенном мире англо-американского блока.

Советский Союз предлагал включить в Устав ООН принцип независимости в качестве конечной цели для на родов колоний. Однако из-за сопротивления делегаций империалистических стран была принята компромиссная формулировка. Особенно упорно боролись за то, чтобы Устав будущей ООН не содержал положений, которые стимулировали бы освободительную борьбу колониальных народов, члены английской делегации (прежде всего Иден и Крэнборн).

Иден глубоко отрицательно относился к любым революционным освободительным процессам. Однако, принадлежа к более молодому, чем Черчилль, поколению, он отдал дань социальным, правда, робким, кратковременным и непоследовательным, исканиям "молодых консерваторов", которые проявляли интерес к плановому хозяйству как средству преодоления экономического хаоса капиталистической системы и рассуждали о реформах, способных несколько успокоить бурлящую трудящуюся Англию. От середины 30-х годов, периода наибольшей активности "молодых консерваторов", к середине 40-х годов интерес к экономико-социальным проблемам у Идена, Макмиллана и других "молодых" в значительной степени испарился. Их очень тревожила возможность развития социалистической революции по окончании второй мировой войны. Они прекрасно помнили революционные последствия первой мировой войны, и поэтому время от времени Иден заигрывал с английскими трудящимися. Кроме собственных опасений сказывалось и то, что президент Рузвельт много говорил о социальных "свободах", которые должны быть обеспечены после войны.

Выступая перед горняками Мертер - Тидвила, Иден говорил: "Здесь, в Мертере, вам известна нищета, вы знакомы с безработицей, вы знаете горькое чувство отчаяния, возникающее из сознания собственной ненужности. Мы не можем вернуться ко всему этому". Заверяя, что к довоенному положению возврата не будет, он преподносил это так, будто бы не его партия и не правительства, членом которых он состоял, несли ответственность за тяжелое положение трудящихся. Вторя Рузвель ту, Иден утверждал: "Социальная безопасность должна быть главной целью нашей послевоенной политики. И социальная безопасность будет нашей внешней политикой в не меньшей степени, чем внутренней... Свободные страны - США, доминионы и Англия - располагают во лей и имеют намерение создать послевоенный порядок". Чисто иденовская формулировка, допускающая самые различные толкования! Английские трудящиеся под "социальной безопасностью" должны были понимать создание для них социально-справедливых условий существования. Иден хотел, чтобы они так его и понимали, но сам явно не собирался следовать этой цели. Ссылка на "социальную безопасность" как принцип внешней политики преследовала ту же цель в отношении трудящихся других стран и имела ту же степень искренности.

На всем протяжении войны английское правительство строило свою политику и стратегию таким образом, что бы сохранить в Европе довоенные реакционные режимы и ни в коем случае не допустить замены их более прогрессивными. Однако это было трудно, а во многих случаях просто невозможно. Революционные силы в освобожденных от фашистского ига странах росли и крепли, и только прямая военная контрреволюция могла помешать им взять власть в свои руки.

Ни Черчилль, ни Иден не поколебались применить английские дивизии для разоружения своих недавних союзников - участников движения Сопротивления немецким оккупантам, под знаменами которого собрались наиболее прогрессивные и патриотические элементы европейских стран. Так было в Бельгии. Так было и в Греции. А когда греческий народ оказал сопротивление по пыткам навязать ему реакционное, вконец скомпрометированное проанглийское правительство, то против него была предпринята вооруженная интервенция. Английские воинские части пытались огнем и мечом поставить греков на колени. В декабре 1944 года, на рождество, Черчилль и Иден прибыли в Афины, чтобы на месте руководить организацией подавления свободолюбивых устремлений греческого народа.

Контрреволюционный разбой и вероломство по отношению к участникам греческого Сопротивления - союзника Великобритании вызвали взрыв возмущения в мировом общественном мнении и в самой Англии. Это по влекло за собой соответствующую реакцию в парламенте. Иден бросился на защиту политики правительства со всем пылом, на который был способен. Он заявил возмущенному английскому народу и смущенной палате общин по поводу событий в Греции: "Я в течение жизни приобрел определенный опыт в области международных отношений. И мне не известен вопрос, по которому я был бы более уверен, что мы правы... В этом я абсолютно убежден". Как показала история, "правота" английского правительства обернулась для греческого народа долго летней интервенцией и кровопролитной гражданской войной.

К концу 1944 года, пишет канадский историк Кол ко, Англия и США "вмешались во внутренние дела всех основных стран Западной Европы с тем, чтобы сдержать левые силы". Они смогли сделать это во Франции, Бельгии, Италии, Греции - везде, куда проникли их войска. Но они оказались бессильны оказать свое контрреволюционное воздействие на развитие тех стран Европы, которые были освобождены советскими войсками.

В мемуарах Идена и Черчилля, в книгах английских и иных буржуазных историков уделено большое место рассказу об английской политике в Польше, Венгрии, Румынии, Болгарии. И в данном случае мы имеем дело с попыткой ввести в заблуждение читателя, завуалировать изложением бесконечных деталей дипломатических переговоров суть событий. А суть ныне установлена абсолютно точно. Она состоит в том, что вопреки межсоюзническим соглашениям, включая соглашения, подписанные в Крыму и в Потсдаме, Англия и США стремились создать под своей эгидой пояс враждебных Советскому Союзу государств. Средство для достижения этой цели они видели в том, чтобы навязать народам восточно европейских стран правительства крайне реакционного толка, состоящие из представителей партий, находившихся у власти до войны и приведших свои страны к национальной катастрофе. Разумеется, эти реакционные замыслы прикрывались обычными утверждениями относительно заботы о свободе и демократии. Пример Греции продемонстрировал на деле, что Иден, Черчилль и другие вкладывают в эти понятия содержание, далекое от истинной свободы и демократии.

Антикоммунисты фактам вопреки твердят об экспорте Советским Союзом социалистической революции в страны Европы. Эти утверждения имеют целью ввести в заблуждение доверчивых людей. Хорошо известно, что революция не может быть привнесена извне, что она является закономерным результатом внутреннего развития страны. Добросовестные буржуазные историки, исследуя историю послевоенной Европы, приходят к такому же вы воду. "Война, - пишет Колко, - решительно и окончательно уничтожила традиционную для Восточной Европы политическую и экономическую структуру... Не Советский Союз, а сами лидеры старого порядка в Восточной Европе сделали неизбежным падение этого порядка".

Конечно, СССР оказал социалистической революции в Европе и Азии огромную помощь. Она состояла в том, что прежде всего его усилиями был разгромлен фашизм. Советский Союз исполнил свой интернациональный долг и не допустил английской и американской вооруженной интервенции в страны, народы которых приступили к революционным преобразованиям. Английский прогрессивный журнал "Лейбормансли", оценивая исследование Габриэля Колко, так сформулировал основной вывод его работы: "Там, где Советский Союз смог устоять, то есть не допустить интервенции западных стран, социальная революция победила и в дальнейшем привела к социализму. Такое развитие было предотвращено Англией и Соединенными Штатами в других местах только при по мощи вооруженной интервенции или угрозы ее применения".

Первая половина 1945 года отмечена усилением враждебности английского правительства к СССР. Это был период военного триумфа Советского государства и нарастания социальной революции в Европе. Черчилль в это время, по его собственным словам, готов был дойти до "грани войны с Россией".

Иден в июле 1945 года в записке Черчиллю сформулировал свою позицию в отношении СССР следующим образом: "Во время предыдущих встреч, таких как в Тегеране и Ялте, мы встречались, сознавая, что Россия несет в этой войне тяжкое бремя и что ее человеческие потери и разрушения были самыми тяжкими и совсем не похожими на наши или американские лишения. Но сейчас все это уже в прошлом. Россия в настоящее время не теряет ни одного человека".

Эта записка говорит о многом. Она свидетельствует, что в период военных действий английское правительство вынуждено было считаться с интересами СССР, по скольку победа завоевывалась обильной кровью советских людей. Теперь же, когда победа обеспечена, нет больше нужды церемониться с Советским Союзом.

Некоторые английские историки отмечают, что в это время Иден занимал в отношении Советского Союза, пожалуй, более отрицательную позицию, чем Черчилль. Дэвид Дилкс цитирует относящуюся к марту 1945 года записку Идена, в которой министр иностранных дел предрекает: "Разрыв (с СССР. - В. Т.) представляется неизбежным".

Идена и Черчилля бесило то, что в их распоряжении не было физических сил, чтобы обуздать Советский Союз. Кадоган 11 июня 1945 г. записал: "В 5 час. 30 мин. заседание кабинета. Черчилль выглядит бледным. Он произнес длинный монолог мрачным тоном. Все об угрозе со стороны России... Однако с этим ничего нельзя поделать".

Но вот во время Берлинской конференции у английских руководителей, казалось, появилась надежда. 17 июля Трумэн сообщил Черчиллю, что первый образец атом ной бомбы успешно взорван в Аламогордо, штат Нью- Мексико. Черчилль пришел в неописуемый восторг: наконец-то есть возможность обуздать этих русских! 23 июля личный врач Черчилля лорд Моран записал его высказывания по этому поводу: "Мы посадили американцев на эту бомбу. Мы подстегивали их соображениями, что она может быть использована еще в этой войне. У нас есть соглашение с ними. Бомба даст американцам силу сформулировать мир... Если бы русские заполучи ли ее, это означало бы конец цивилизации... Бомба по явилась как раз вовремя, чтобы спасти человечество".

Вскоре стало ясно, насколько ошибался экспансивный премьер-министр. Во-первых, американская атомная бомба не смогла сдержать революционные процессы после второй мировой войны. Во-вторых, США не смогли при помощи бомбы определять судьбы мира. В-третьих, несмотря на "соглашение", американцы не поделились с Англией секретом создания атомной бомбы. Но все это обнаружилось через несколько лет.

А пока в Потсдаме требовалось запугать советскую делегацию, чтобы тут же извлечь пользу из создания бомбы. Ожидали, что на советских деятелей сообщение о новом оружии произведет сильнейшее впечатление, что они тут же попросят сообщить им секрет бомбы и будут готовы пойти на многое, чтобы ее заполучить. "По во просу о том, когда сказать Сталину,- вспоминал впоследствии Иден,- договорились, что президент Трумэн сделает это после одного из заседаний. Он выполнил это 24 июля, и так кратко, что Черчилль и я, украдкой наблюдавшие за Сталиным, усомнились, понял ли он, о чем шла речь. Реакция Сталина ограничилась кивком головы и кратким "спасибо". Никаких комментариев".

Во время Берлинской конференции Черчилль и Иден получили сильнейший и неожиданный удар - консервативная партия провалилась на выборах. Весной 1945 го да в связи с окончанием войны против Германии лидеры консерваторов решали вопрос о парламенте. Избранный в 1935 году, он просуществовал из-за войны двойной срок, и выборы были неизбежны. Их можно было провести немедленно или отложить до победы над Японией, которая ожидалась к концу года. Консультируясь с Иде ном, Черчилль телеграфировал ему в Сан-Франциско, что консерваторы склоняются к выборам в июне, "хотя русская угроза, которую я считаю огромной, может быть лучше встречена", если будет сохранена коалиция с лейбористами. Иден высказался против сохранения коалиции и за проведение выборов в июне, ибо в октябре может наступить "более опасный период в международных отношениях, чем сейчас, и шансы лейбористов на победу увеличатся".

Вскоре лейбористы вышли из коалиции, Черчилль сформировал переходное (до результатов выборов) чисто консервативное правительство. Прощаясь с лейбористскими членами кабинета, Черчилль со слезами на глазах говорил: "Если когда-либо вновь возникнет такая смертельная опасность (как замечает Дилкс, он, вероятно, думал о России. - В. Т.), я уверен, что мы опять сделаем то же самое".

На выборы консерваторы пошли без какой-либо конкретной программы. Они рассчитывали, что избиратели отдадут им свои голоса в знак признательности Черчиллю - прославленному военному лидеру. Сам Черчилль не допускал и мысли, что победа останется не за его партией. Иден, видимо, тоже верил в победу, хотя в мемуарах, написанных через 30 лет, сообщил, что у него были сомнения на этот счет.

В мае, когда Иден вернулся из Сан-Франциско в Ан глию, врачи обнаружили у него язву двенадцатиперстной кишки и уложили в постель на полтора месяца. Это оз начало, что вести избирательную кампанию он не мог. Беатрис выступала на митингах вместо мужа.

Иден, лежа в постели в Биндертоне, 27 июня произнес по радио свою предвыборную речь. То было его единственное выступление во время этих выборов. Оно отличалось более спокойным тоном по сравнению с речами Черчилля, который пугал избирателей, что лейбористы, придя к власти, введут в Англии гестапо. Иден противопоставлял ссылкам лейбористов на то, что они более, чем консерваторы, способны сохранить хорошие отношения с Советским Союзом, аргументацию в пользу укрепления контактов с Соединенными Штатами, что консерваторы сделают лучше лейбористов. Иден говорил об успехах США в области экономики и подчеркивал, что это результат действия свободного предпринимательства. Таким способом он опровергал доводы лейбористов в пользу национализации ряда отраслей промышленности.

Популярность Идена была велика, и он был избран в палату общин внушительным большинством голосов. Но его партия потерпела сокрушительное поражение.

26 июля были объявлены результаты выборов. Лейбористы получили 389 мест в палате общин, а консерваторы - 209. 1 августа Иден обедал с Черчиллем; они обсуждали итоги выборов и пришли к выводу, что в Англии "произошел сдвиг влево". Это действительно было так.

Черчилль подал в отставку. 28 июля Иден получил как уходящий министр аудиенцию у короля. Новое правительство было сформировано лейбористами.

Даже по прошествии многих лет Иден не скрывает своего огорчения вынужденным уходом. "Это обычное явление, - пишет он,- что те, кто находится у власти, с течением времени становятся все менее и менее способными от нее отказаться. Они забывают, что?когда-то обещали освободить места для более молодых, как только годы ослабят их силы и притупят остроту суждений. Власть делается привычкой, и они не в силах расстаться с ней".

Таково было его настроение летом 1945 года. Даже необходимость основательно отдохнуть и поправить здоровье не смягчала удара.