6 декабря 1864 г. Линкольн направил конгрессу послание о положении страны. На этот раз, вопреки обыкновению, президент примерно треть своего обращения посвятил международному положению США. В послании много говорилось о дружественных отношениях со странами Латинской Америки, о признании нового правительства Венесуэлы, о решении спорных проблем с Перу и Чили, о благоприятном урегулировании "внутриокеанского маршрутного транзита", о продолжавшихся гражданских войнах в Санто-Доминго и Мексике. Линкольн подчеркивал, что в отношении этих двух стран США продолжают придерживаться самого строгого нейтралитета. Критики политики Линкольна утверждали, что такая позиция означала отказ от "доктрины Монро". Но Линкольн по-прежнему продолжал считать, что для него было вполне достаточно одной тяжелейшей войны. Президент коснулся в послании последних инцидентов на границе с Канадой, а также событий в Китае, где при содействии западноевропейских государств американцы подавили тайпинское восстание.
Даже простой перечень внешнеполитических вопросов, поставленных в послании президента, свидетельствовал о том, что по мере приближения гражданской войны к завершению дипломатия Линкольна резко активизировалась. Президент стремился создать максимально благоприятные внешнеполитические условия для доведения до конца дела освобождения рабов и восстановления единства страны.
Победа республиканцев на выборах серьезно ухудшила международное положение рабовладельческой Конфедерации. Союзники мятежных рабовладельцев до последнего дня войны продолжали оказывать сепаратистам всемерную военную, экономическую и дипломатическую поддержку. Но от попыток открытого вооруженного вмешательства в гражданскую войну в США на стороне плантаторов им пришлось отказаться. С каждым днем сокращались и возможности оказывать военную помощь сецессионистам, так как успехи вооруженных сил Севера, захватывавших важнейшие порты южан, все больше стягивали железное кольцо блокады вокруг Конфедерации.
В такой обстановке 4 марта 1865 г. Линкольн официально приступил к исполнению обязанностей президента США на второй срок. День был облачный, пасмурный, мрачный. Но когда Линкольн начал свою инаугурационную речь, ветер разогнал облака, и на усталые плечи президента упали лучи солнца. Картина была символической: все говорило о приближении светлого дня разгрома мятежников. Присутствующие с огромным вниманием вслушивались в слова президента. Он кратко рассказал о ходе военных действий и положении воюющих сторон. Исключительно важное значение имела та часть речи президента, в которой говорилось о программе нового правительства. Линкольн показал непоколебимую стойкость и решимость довести войну до полного разгрома мятежных рабовладельцев. Речь президента развеяла последние надежды мятежников и их союзников в северных штатах и в Европе на возможность спасти рабовладельческую Конфедерацию путем дипломатических интриг с целью заключения мира или перемирия. Президент со всей решимостью заявил, что "война должна продолжаться до тех пор, пока не будет истощено все богатство, накопленное на протяжении 250-летнего каторжного труда рабов, пока каждая капля крови, выбитая кнутом, не будет уравновешена кровью, пролитой мечом".
Линкольн, произнося такие слова, был совершенно непохож на того человека, который четыре года назад формулировал на этом же месте свою позицию по вопросу о рабовладении. Приближался конец войны, и президент сказал то, что ждали от него миллионы американцев: "Приложим все силы, чтобы закончить наше Дело, залечить раны, нанесенные войной, проявить заботу к тем, кто вынес на себе тяготы войны, позаботиться о вдовах и сиротах". Закончил свою речь Линкольн словами, которых больше всего ждали миллионы его соотечественников, измученных тяжелейшей войной, - призывом к миру внутри страны, к миру и дружбе со всеми народами*.
* (Collected Works. - Vol. VIII. - P. 333.)
С отчаянием обреченных правящие круги Англии продолжали цепляться за фактически уже проигранное дело рабовладельческой Конфедерации, старались продлить агонию Юга, заставить Соединенные Штаты как можно дольше продолжать гражданскую войну, чтобы в возможно большей степени ослабить своего заокеанского конкурента. Великобритания продолжала признавать Юг воюющей стороной, все еще пыталась прорвать блокаду и снабжала Конфедерацию всем необходимым для продолжения войны.
Всемерно раздувал угасающее пламя гражданской войны в США и Наполеон III. В своих беседах с эмиссаром Конфедерации Слайделлом и в публичных выступлениях император Франции продолжал утверждать, что Юг непобедим, а существование Конфедерации как "независимого государства" все еще остается политической реальностью. Наполеон III ни на грош не верил в эту реальность, но считал необходимым максимально затянуть гражданскую войну в США, так как было очевидно, что как только федеральное правительство завершит гражданскую войну, пробьет роковой час для его авантюры в Мексике.
Мятежные рабовладельцы шантажировали Англию и Францию угрозой возможного прекращения гражданской войны в США. Эмиссары Конфедерации при этом настойчиво распространяли в Европе слухи, что Англии и Франции после прекращения гражданской войны в США придется расплачиваться за свою дружественную к Югу позицию, что федеральное правительство сразу же после окончания гражданской войны двинет миллионную армию на север, чтобы изгнать англичан из Канады, и на юг, чтобы вышвырнуть французов из Мексики. Насколько реальными были эти угрозы, сказать трудно, но по мере приближения гражданской войны в США к завершению усиливался приток американских добровольцев в армию Хуареса в Мексике, которая успешно сражалась с французами. В США оживилась деятельность ирландских фениев, которые создали свои массовые организации, и правящие круги Англии преследовал кошмар начала народной войны за освобождение "внутренней колонии" Англии - Ирландии.
Правительства Англии и Франции все еще продолжали цепляться за свой план посредничества в гражданской войне в США с целью добиться для Юга мирной передышки.
Пальмерстон предпринял одну из последних попыток бросить южанам спасательный круг. 9 ноября 1864 г. английский премьер-министр в публичном выступлении выразил надежду на скорое окончание гражданской войны "путем полюбовного соглашения" между "воюющими сторонами". Это была прежняя линия английского правительства на "уравнение" Севера и Юга, то есть фактически на признание законным мятежа рабовладельцев. Лидер английских радикалов Дж. Брайт считал, что общественное мнение Англии было полностью на стороне Севера: "... Все партии и классы выступают здесь за сохранение строгого нейтралитета, распространяемые в США слухи о подготовке в Англии нового вмешательства для спасения Юга не соответствуют действительности"*.
* (Adams E. Op. cit. - Vol. 2. - P. 247.)
Правительство Пальмерстона не могло игнорировать настроения английской общественности, тем более накануне выборов в парламент. Помимо этого, вмешательство в гражданскую войну в США на стороне рабовладельцев могло иметь для Англии прямо противоположный результат, так как способствовало бы сплочению и активизации всех сил Севера на борьбу с мятежниками. И наконец, не было никаких перспектив на то, чтобы сколотить в Европе хотя бы какой-нибудь блок государств, реально поддерживающих английскую политику в американском вопросе. А ввязываться в одиночку в американскую авантюру Лондон не имел никакого желания.
Аналогичной была и позиция Франции. Новый посол Франции в США Трелльяр настойчиво убеждал Сьюарда в готовности Наполеона III оставить даже самые неотложные дела и заняться мирным урегулированием гражданской войны в Соединенных Штатах. Разумеется, французская дипломатия проявила эту инициативу далеко небескорыстно: она надеялась, что это предприятие окупится приемлемым для нее решением мексиканской проблемы. Долго уговаривать Сьюарда принять французское предложение не пришлось. Во второй половине декабря государственный секретарь выступил в палате представителей с речью, в которой доказывал бескорыстие французской посреднической миссии (Сьюард, конечно, ничего не сказал о том, что во Франции строились каперские суда для Юга) и необходимость принятия предложений Парижа. Красноречие государственного секретаря мало кого убедило. Дело шло к полному военному разгрому Конфедерации, и в этих условиях принимать шитый белыми нитками французский план "посредничества" не было никакого резона. Сьюард внес предложение принять французское предложение и даже признать "Мексиканскую империю". Чувство реальности явно изменило государственному секретарю: накануне капитуляции Конфедерации мало кто решился поддержать эту инициативу. 118 членов палаты представителей проголосовали против предложения Сьюарда и только 8 - за.
Более того, было принято предложение, запрещавшее правительству вести какие-либо переговоры с иностранными государствами по этому вопросу, в связи с тем что конгресс сам занимается данной проблемой. Решение конгресса внесло полную ясность в вопрос о том, что европейским державам - сторонницам Конфедерации не удастся погреть руки на американском конфликте. Попытки добиться реализации планов "посредничества" в интересах мятежных рабовладельцев отныне были обречены на полный провал.
Правда, в Ричмонде все еще продолжали надеяться на признание Конфедерации европейскими державами, но эти надежды были явными иллюзиями. Надежд на их реализацию не было никаких, тем более что Конфедерация терпела поражение за поражением на всех фронтах. Захватив в сентябре Атланту, армия Шермана, несмотря на ожесточенное сопротивление противника и на огромные потери, продолжала успешное наступление и 21 декабря заняла важный стратегический пункт Конфедерации - Саванну. Остатки разбитой армии Мятежников отступали к Чарлстону.
Взяв Саванну, Шерман переформировал свою поредевшую армию, дал небольшой отдых солдатам, уставшим от непрерывных боев, и двинулся на север - на соединение с главными федеральными силами, готовившимися к штурму Ричмонда. Шерман блестяще провел эту операцию. Поход начался 1 февраля 1865 г., а уже 17 февраля федеральные войска заняли Коломбо, столицу Южной Каролины. 18 февраля армия Шермана вступила в Чарлстон. Войска Шермана в конце марта соединились в Северной Каролине с главными силами федеральной армии, вышедшей на исходные рубежи для штурма столицы рабовладельческой Конфедерации.
Началась последняя, заключительная драма гражданской войны в США. Мятежники сражались с яростью обреченных, увеличивая и без того огромный список жертв этой войны. Сопротивление было бесполезным, под натиском превосходящих сил Севера рабовладельцы сдавали позицию за позицией, и 3 апреля 1865 г. передовые части федеральной армии ворвались в разрушенный и горящий Ричмонд. Поверженный, разрушенный до основания город символизировал крушение рабовладения в Соединенных Штатах. Первыми в город с песней о Джоне Брауне вступили негритянские полки, шедшие в авангарде штурмовавших столицу Конфедерации федеральных частей.
Падение Ричмонда еще не было завершением гражданской войны. 28-тысячная армия генерала Ли с боями отступала на запад. И только когда бесполезность дальнейшего сопротивления стала совершенно очевидной, войска Роберта Ли капитулировали перед армией генерала Гранта. Это произошло 9 апреля в Аппоматоксе. Вслед за этим сложили оружие остатки других армий мятежников. Всего капитулировало 175 тыс. солдат и офицеров Конфедерации.
14 апреля 1865 г., ровно через четыре года после начала войны, над фортом Самтер генерал-майор Роберт Андерсон в торжественной обстановке поднял тот самый флаг США, который был спущен майором Робертом Андерсоном 14 апреля 1861 г. во время капитуляции форта.
Эта торжественная церемония ознаменовала окончание гражданской войны, военный разгром мятежных рабовладельцев, но ни в коей мере не окончание борьбы между сторонниками и противниками рабовладения. В тот же день, когда в форте Самтер прозвучал торжественный салют, ознаменовавший завершение гражданской войны, в Вашингтоне в театре Форда раздался выстрел, оборвавший жизнь президента Линкольна.
Многое было и остается до сих пор загадочным в обстоятельствах убийства Линкольна. Попытки покушений на его жизнь предпринимались неоднократно. К концу войны, в марте 1865 года, в специальном конверте с надписью "Убийство" лежало уже 80 письменных угроз. Линкольн относился к таким угрозам не только спокойно, но даже с юмором, несмотря на то что оснований для серьезной тревоги было более чем достаточно. Попытки покушений на президента предпринимались неоднократно. Странный случай произошел в августе 1864 года. Линкольн тогда просил своего охранника Джона Николса никому не рассказывать о происшедшем. Часов в 11 вечера Николс услышал ружейный выстрел, раздавшийся со стороны дороги, которая вела от дома президента в город. Вслед за выстрелом послышался топот лошадиных копыт. Через 2-3 минуты показался всадник, в котором Николс узнал президента, головного убора на нем не было. Охранник помог успокоить коня и спросил президента, что произошло. Линкольн рассказал, что кто-то выстрелил в него у подножия горы, конь испугался и понес седока, в этот момент он потерял шляпу. Николе и еще один охранник тщательно обследовали место происшествия и нашли шелковый цилиндр президента, пробитый пулей. Линкольн сказал, что стрелял какой-то глупый человек, и очевидно не в него. От своей привычки совершать в одиночестве длительные прогулки президенту после этого случая пришлось отказаться. Число угроз убить президента возрастало, и пришлось усилить меры по его охране. Однако опасность для жизни президента не уменьшалась. Подстерегла она его в самом неожиданном месте.
Линкольн очень любил театр. Художник Карпентер, написавший портрет президента, оставил интересные мемуары о своих беседах с президентом. Впервые посмотрев "Гамлета" с знаменитым актером Эдвином Бутсом в главной роли, Линкольн поделился с художником своими впечатлениями о спектакле. Карпентер вспоминал, что пьеса производила какое-то особое впечатление на Линкольна. Президент заметил, что в спектакле есть одно место, которое актеры склонны "смазывать". Это монолог короля после убийства:
"Удушлив смрад злодейства моего
На мне печать древнейшего проклятья..."
Линкольн с большим чувством прочитал по памяти без запинки все 37 строк монолога. Карпентер писал, что он слышал исполнение этих строк многими знаменитыми артистами, но монолог, исполненный Линкольном, остался непревзойденным. Затем президент с такой силой и чувством прочитал знаменитый монолог Ричарда, что Карпентер увидел выдающееся произведение Шекспира совершенно в ином виде. Художник не мог удержаться, чтобы не зааплодировать Линкольну.
Джон Бутс, бездарный актер, брат знаменитого трагика Эдвина Бутса, был фанатичным сторонником рабовладения. Следствие по делу об убийстве президента показало, что Бутс давно и тщательно готовил это убийство. Но следствие позволяло сделать и другой вывод: устранение президента готовили не только плантаторы Юга, но и их сторонники на Севере. В деле было немало странностей: и проведенная в спокойной обстановке длительная и тщательная подготовка к заговору, не вызвавшая никакого беспокойства со стороны федеральных служб; и поразительная халатность охраны президента в день убийства; и тот факт, что после убийства были перекрыты все дороги из Вашингтона, все, кроме той, по которой бежал Бутс; и то, что, несмотря на прямой приказ взять убийцу живым, он был убит во время перестрелки. Все свидетельствовало о том, что влиятельные политические силы страны были заинтересованы похоронить вместе с президентом и тайну его убийства.
Выстрелив в затылок Линкольна, Бутс прыгнул из ложи президента на сцену и громко выкрикнул в оцепеневший зал: "Так погибают тираны. Юг отмщен!" Это была не месть, а политическое убийство с целью устранения авторитетного государственного деятеля, который мог оказать серьезное противодействие силам реакции на новом этапе борьбы, начинавшемся после завершения гражданской войны. Это была борьба за восстановление в новой форме власти плантаторов над неграми, а Линкольн был серьезным препятствием на пути реализации этих планов.
В стране создавалась совершенно новая ситуация, расстановка политических, классовых сил. Буржуазия в союзе с плантаторами начала поход за ревизию результатов гражданской войны, за то, чтобы лишить трудящихся тех завоеваний, которых они добились за годы революции. Делегаты лондонской конференции I Интернационала, состоявшейся в сентябре 1865 года, приняли решение направить обращение к американскому народу.
Делегаты с особой тревогой говорили о том, что конгресс США тормозит принятие поправки к конституции, которая гарантировала бы гражданские права негров. В заключение своего обращения к американскому народу участники конференции предупреждали американских трудящихся о приближавшейся опасности: "Несправедливость в отношении части американского народа, которая породила такие страшные последствия, должна быть ликвидирована. Провозгласите свободу и равноправие всех граждан страны без каких-либо ограничений. Если вы не сделаете этого и будете требовать от них исполнения гражданского долга, вы рано или поздно будете вовлечены в новую борьбу, которая обагрит кровью вашу страну"*.
* (Schluter H. - Op. cit. - P. 200-201.)
Ближайшие же события в США, связанные с Реконструкцией Юга (1865-1877 гг.), перестройка экономики бывших рабовладельческих штатов в соответствии с магистральным направлением развития американского капитализма, подтвердили правильность этого прогноза.
Все это произойдет в будущем, а в апреле 1865 года Соединенные Штаты прощались с Авраамом Линкольном. Торжественно и с глубокой печалью провожала страна в последний путь Линкольна. За всю свою историю Соединенные Штаты не знали такой всенародной скорби. Нескончаемым потоком шли люди через Восточный зал Белого дома, где был установлен гроб с телом президента. Ветераны войны были первыми среди тех, кто пришел проститься с Линкольном. Никогда в резиденции президентов не было столько людей на костылях, с пустыми рукавами военных мундиров, с лицами, изуродованными тяжелыми ранами. Солдаты, офицеры и генералы прощались со своим Верховным главнокомандующим, который руководил ими четыре долгих года войны.
Убийство Линкольна потрясло армию и вызвало взрыв негодования среди военнослужащих. Потребовались самые суровые и решительные меры, чтобы удержать солдат от самосуда, от расправ над рабовладельцами, в лице которых армия видела настоящих убийц президента.
Находились в США и такие лица, которые не скрывали своей радости по поводу убийства президента, но их было немного. Те, кто был доволен случившимся, предпочитали молчать, и в первую очередь потому, что нередко американцы расправлялись с теми, кто имел неосторожность оскорбительно отзываться о Линкольне или одобрять действия его убийцы.
Глубокий траур и искренняя печаль самых широких народных масс были не просто данью уважения великому гражданину Америки, который успешно провел государственный корабль сквозь все рифы и пороги тяжелейшей гражданской войны. Это было проявление горячей, искренней любви народа к человеку из народа, который воплотил в себе все лучшие его черты: трудолюбие, душевное богатство, юмор, простоту и доступность. Страна прощалась с человеком, который за четыре года своего президентства выдержал одно из самых тяжелых испытаний - испытание властью, и смог сохранить все те качества, которые делали его личностью, человеком с большой буквы.
Линкольн был одной из последних жертв гражданской войны, унесшей более 600 тыс. человеческих жизней. Война со всей своей жестокостью еще раз показала, сколь высока цена, которую приходится платить народу за социальный прогресс.
Соединенные Штаты прощались с великим сыном американского народа. Колокольным звоном всех своих церквей провожал Вашингтон президента в его последний путь. 100 тыс. человек участвовали в траурной процессии. Траурному поезду предстояло пройти тот же путь длиной в 1700 миль, который четыре года назад, но в другом направлении, из Спрингфилда в Вашингтон, проделал вновь избранный президент. Тогда это был путь к тяжелейшему испытанию и в жизни народа, и в жизни его избранника. Этот путь стал для Линкольна дорогой в бессмертие.
Огромные толпы людей выходили к железнодорожным перегонам, чтобы только взглянуть на траурный поезд и засвидетельствовать свою любовь и искреннее расположение к самому человечному из всех руководителей страны. Многотысячные траурные митинги проходили в Филадельфии, Нью-Йорке и других городах.
4 мая 1865 г. в Спрингфилде, штат Иллинойс, на скромном местном кладбище Оук Ридж состоялись похороны Авраама Линкольна. Президент Линкольн и после своей смерти остался с теми людьми, из среды которых он вышел и к числу которых принадлежал на протяжении всей своей жизни, - с простыми американцами.
Во всех странах мира честные люди чувствовали, что они потеряли человека, близкого им и по своему социальному происхождению, и по образу мыслей. Демократическая Россия глубокой скорбью откликнулась на известие об убийстве Линкольна. Прогрессивная русская печать отмечала государственный ум президента, его близость к народу, умение просто и доходчиво объяснить широким массам цели великой борьбы, способность сплотить их в этой борьбе, объединить всех противников рабовладения, людей самой различной политической ориентации.
Искренние соболезнования по поводу гибели Линкольна высказывали представители самых различных слоев русского общества. Информируя правительство США о реакции в России на убийство Линкольна, американский посланник Клей писал, что "негодование и скорбь охватили всю Россию... Эти чувства в равной мере разделяются принцем и крестьянином"*. Клей информировал Сьюарда, что "по случаю нашей потери большинство русских выразило свою скорбь лично или через прессу"**. 5 мая 1865 г. И. С. Тургенев писал в связи с гибелью президента: "Убийство Линкольна меня потрясло"***.
* (House Documents. - 39-th Congress, 1-st Session, Part 2. - P. 381.)
** (Ibid. - P. 377-378.)
*** (Тургенев И. С. Письма. - Т. V. - С. 481.)
Многие русские газеты и журналы опубликовали некрологи, посвященные памяти Линкольна, и прежде всего демократическая пресса, в частности "Современник" и "Русское слово". "Русское слово" писало: "Линкольн не был ни гением, ни великим человеком, нет, он был просто добросовестным исполнителем желаний своего народа, честным гражданином между своими согражданами"*. В этих журналах выражалась твердая уверенность в том, что несмотря на гибель президента американский народ добьется претворения его идей в жизнь. "Современник" отмечал: "Американский народ, раз пришедший к убеждению о необходимости окончательно искоренить рабство, конечно, не отступит от своего решения оттого только, что погиб один из проводников великой выработанной им идеи"**.
* (Русское слово. - 1865. - № 4. - С. 6.)
** (Современник. - 1865. - № 3. - С. 181.)
По-иному реагировали на убийство Линкольна русские либеральные газеты и журналы. Давая оценку жизни и деятельности президента, они не шли дальше констатации либеральных тенденций в его внутренней и внешней политике. С их точки зрения, вся деятельность Линкольна сводилась к приверженности конституции, порядку и реформе. В их публикациях ничего не говорилось об органической связи президента с народом, о революционном характере его деятельности. Они пытались изобразить Линкольна заурядным либералом. И все же за напыщенными фразами и благодушным гуманизмом либеральной журналистики проступали черты подлинного, высокого гуманизма великого гражданина Америки, гуманизма не убитого даже жестокой и кровопролитной войной. "Санкт-Петербургские ведомости", например, писали, что Линкольн не допускал неоправданных жестокостей, не злоупотреблял властью, скрупулезно соблюдал законность. Газета писала: "Если бы на его месте в эти истекшие четыре года стоял какой-нибудь дерзкий честолюбец, может быть, и демократическая Америка не избегла бы общей судьбы, может быть, и она имела бы своего Наполеона со всеми последствиями, к которым ведет появление Цезарей в свободной стране"*.
Русская прогрессивная общественность видела в гибели Линкольна величайшую утрату не только для американского народа, но и для всех народов мира. Лев Толстой высоко ценил роль и место Линкольна в мировой истории. "Ничто не было более пленительным, - писал Карл Сэндберг, - чем слово Льва Толстого, прозвучавшее из России, из Ясной Поляны: "Если кто-либо хочет понять Величие Линкольна, он должен выслушать рассказы о нем разных народов. Я бывал во многих медвежьих углах. Но и там... даже самые необразованные люди говорили о Новом свете с уважением только в связи с именем Линкольна. Самые примитивные народы Азии говорят о нем, как об удивительном герое"*.
* (Сэндберг К. Указ. соч. - С. 678-679.)
Толстой рассказывал, что в глухом черкесском ауле он беседовал с горцами, которые поразили его тем, что они знали о Линкольне и проявили огромный интерес к рассказам Толстого об этом выдающемся человеке. Горцы говорили о Линкольне, как о "величайшем полководце и правителе в мире. Это был герой. У него был голос мощный, как гром, его улыбка была, как восход солнца, его дела были крепки, как скала, а услаждали они, как аромат роз... он действительно был так велик, что даже прощал преступления своих врагов и по-братски пожимал руки тем, кто покушался на его жизнь"*.
* (Там же.)
Толстой считал, что Линкольн не был таким великим полководцем, как Наполеон, или таким искусным государственным деятелем, как Фридрих Великий. Но из всех национальных героев и государственных деятелей, известных истории, сказал Толстой журналисту Джеймсу Крилману, лишь "Линкольн по-настоящему велик". И Толстой ставил вопрос: почему же Линкольн затмил многих знаменитых людей? Потому, полагал Толстой, что Линкольн превосходил их особенной нравственной силой и величием духа: "Он был тем, чем Бетховен был в музыке, Данте в поэзии, Рафаэль в живописи, Христос в философии жизни". Толстой исключительно высоко ценил нравственную силу Линкольна.
Все познается в сравнении. "Величие Наполеона, Цезаря и Вашингтона равносильно лунному лучу при свете линкольнского солнца. Его пример всеобъемлющ и будет жить тысячелетия. Вашингтон был типичным американцем, Наполеон - типичным французом, а Линкольн был гуманен, как сам мир. Он был более великим, чем вся его страна, более великим, чем все президенты, вместе взятые"*.
* (Там же. - С. 680-681.)
Оценки великого писателя и выдающегося мыслителя показательны. Показательны, если даже абстрагироваться от того ореола святости, которым окружил Толстой образ Линкольна.
В Англии, сообщая об убийстве Линкольна, одна из газет писала, что со времени убийства короля Франции Генриха IV вся Европа не была так взбудоражена, как сейчас. Другая английская газета заявляла, что, когда улягутся страсти, вызванные гражданской войной и мир сможет объективно оценить роль и место Авраама Линкольна в американской и мировой истории, он будет "поставлен на второе место после самого Вашингтона". В статье "Таймс" говорилось, что хотя Линкольна "следует рассматривать не больше как руководителя любого другого дружественного государства", но тем не менее его смерть всколыхнула чувства общественности "невероятно глубоко". На протяжении 24 часов после поступления сообщения об убийстве Линкольна на его смерть откликнулись обе палаты английского парламента, в индустриальных городах страны прошли митинги, участники которых высказали свой гнев и скорбь в связи с этим убийством. Рабочая Англия погрузилась в траур. Повсюду проходили митинги трудящихся, посвященные памяти Линкольна. Палата лордов констатировала, что "манифестации имели беспрецедентный характер".
Американский историк, рассказав о реакции общественности Англии на убийство Авраама Линкольна, с полным основанием делал вывод: "В 1865 году никто лучше английского народа не знал, что гражданская война (в США. - Р. И.) была их собственной войной, что победа в интересах республиканизма в Америке была победой демократии за границей".
Наполеон III высказал соболезнование правительству США. Императрица Евгения направила госпоже Линкольн соболезнование. Это было, однако, не более, чем формальная вежливость. Несравненно большее значение имела демонстрация тысячи студентов из Латинского квартала. Полиция воздвигла баррикаду, преградила путь студентам, арестовала руководителей манифестации и приказала разойтись. Однако группа из 30 человек сумела все же прорваться к дипломатической миссии Соединенных Штатов. Посол Джон Биджелоу вышел к демонстрантам, которые вручили ему адрес (содержавший, среди прочего, косвенные выпады против Луи Наполеона): "Тот, кого только что сразили, был гражданином республики, великие люди которой - не покорители, нарушающие права и суверенность народа, а основатели и блюстители его независимости, такие как Вашингтон и Линкольн"*. Посланник Биджелоу писал в связи с демонстрацией студентов Парижа:"Я не имел ни малейшего представления о том, что мистер Линкольн так глубоко вошел в сердца молодежи Франции и что его потеря будет так оплакиваться"**.
* (Сэндберг К. Указ. соч. - С. 678.)
** (Monaghan J. Op. cit. - P. 430-431.)
В Лионе 25 тыс. рабочих по подписке собрали по 10 сантимов и поручили самым искусным мастерам соткать флаг Соединенных Штатов. Участие в подписке торговцев и лиц, принадлежавших к высшим классам, было запрещено. "Никогда ранее в истории Америка не рассматривалась в такой степени как опора всего либерального и прогрессивного, что было в Европе"*, - отмечали исследователи гражданской войны в США.
* (Jordan D., Pratt E. Op. cit. - P. 244.)
Социалисты и французские республиканцы предложили по подписке в одно су, распространяемой только среди самых бедных французов, собрать средства для того, чтобы изготовить золотую медаль с изображением Авраама Линкольна и переслать ее госпоже Линкольн. Наполеон приказал полиции запретить подписку. Она была завершена тайно, и в Швейцарии изготовили медаль, на обороте которой было выгравировано посвящение, гласившее, что Линкольн "освободил рабов, восстановил Союз, спас республику, не нарушая принципов Свободы". Медаль была передана посланнику США с просьбой переслать ее вдове Линкольна*.
* (Monaghan J. Op. cit. - P. 433.)
В Германии многие общественные организации, рабочие союзы и общества выражали свое горе и скорбь. В Швеции и Норвегии в знак траура на всех кораблях были приспущены флаги. Молодой Генрик Ибсен в поэме "На смерть Авраама Линкольна" оспаривал право реакционной Европы оплакивать гибель самого выдающегося сына демократии.
Соболезнования в связи с гибелью Авраама Линкольна поступали даже издалека, с Востока - из Китая, Японии, Сиама.
Отклики на гибель Линкольна показали, что он принадлежал не только Америке. Все прогрессивное человечество рассматривало его жизнь и деятельность как важный вклад в борьбу за уничтожение рабства в США, за установление демократических традиций в общественной и государственной жизни, за торжество республиканизма, демократии и социальной справедливости, за утверждение в международных отношениях принципов мира и невмешательства во внутренние дела других стран.