Испания и дипломатия Линкольна

Война за независимость в Латинской Америке в 10-20-х годах XIX века оставила от огромной испанской империи только обломки. И тем не менее к началу гражданской войны в США Испания все еще сохраняла на американском континенте достаточно сильные позиции. Особое значение имело то, что Испания удерживала господство над Кубой, которая давно была объектом интереса со стороны американских авантюристов.

Мадридский двор потерпел ряд жесточайших поражений в попытках силой оружия удержать свои колониальные владения в Америке, но не расстался с надеждой на их возвращение. Гражданская война в США дала новый мощный импульс этим надеждам. Постаревший и ослабевший испанский колониализм решил, что настало время для реализации попыток вернуть потерянные колонии.

В феврале 1860 года закончилась война в Марокко, и в Мадриде посчитали, что руки Испании теперь развязаны и пробил час для активизации ее внешней политики на других направлениях. К этому времени неизбежность гражданской войны в США стала очевидной, и руководители испанской внешней политики пришли к заключению, что надо в первую очередь нанести удар по Доминиканской республике, вновь превратив ее в свою колонию. 18 марта 1861 г. испанские войска оккупировали островную страну. В это время готовилась объединенная англо-франко-испанская интервенция в Мексику, и Испания была гарантирована от решительных протестов Англии и Франции против этой захватнической акции. В США к весне 1861 года была уже создана Конфедерация. Это связало правительство Линкольна, которое в условиях назревавшей гражданской войны оказалось бессильным помешать действиям Испании, бросившей открытый вызов "доктрине Монро".

Ситуация складывалась благоприятно для Испании и в силу того, что Доминиканская республика была ослаблена внутренними противоречиями и жила в условиях постоянного страха аннексии со стороны государства Гаити, в составе которого она находилась до 1844 года.

В Испании были разные точки зрения по вопросу об оккупации Доминиканской республики. Даже руководитель испанского правительства генерал Леопольд О'Доннелл высказывал ряд серьезных опасений в связи с этой акцией. Как бывший военный наместник на Кубе он считал, что оккупация островной республики может вызвать ряд осложнений. Не без оснований генерал заявлял, что за почти двадцатилетний период независимости республика значительно опередила Испанию в политическом и социальном развитии. В Доминиканской республике были освобождены рабы, расширены гражданские свободы, существовала несравненно большая, чем в Испании, религиозная терпимость. Оккупация республики требовала немалых финансовых затрат. Неудачная попытка захвата острова могла вызвать в Испании непредсказуемые негативные последствия. Беспокоила испанского премьера и позиция Англии и Франции. О'Доннелл не сбрасывал со счетов и другой важнейший фактор - отношение к этой акции Вашингтона. Вплоть до конца 1860 года испанский премьер-министр высказывал настойчивые возражения против этой авантюристической акции.

Посол Англии в Мадриде писал, что "испанцы имели ошибочное представление о силе Соединенных Штатов, в то же время успешное завершение войны в Африке привело к тому, что все испанцы в огромной степени стали переоценивать военный потенциал своей страны". Посол предсказывал, что оккупация Испанией Доминиканской республики приведет к тому, что США захватят Кубу^*.

^* (Цит. по Cortada J. Spain and the American Civil War: Relations at Mid-Century. 1855-1868. - Philadelphia, 1980. - P. 32, 33.)

Уильям Престон, посол США на Кубе, ярый экспансионист, заявил министру иностранных дел Испании Калдерону Колантесу, что правительство его страны будет самым решительным образом противиться восстановлению королевской власти в любой латиноамериканской стране. Более того, американский посол подчеркнул, что такие попытки будут расцениваться "как проявление враждебного отношения к Соединенным Штатам". Престон предупреждал нового государственного секретаря США У. Сьюарда, что если Соединенные Штаты не предпримут решительных акций против Испании, то она "сохранит свое присутствие" в Доминиканской республике.

После начала гражданской войны Престон перешел на службу Конфедерации. Он командовал соединением войск южан при сражении под Чикамауга, а 7 января 1864 г. получил назначение на пост посланника Конфедерации в Мексике^*. Декстер Перкинс, крупнейший исследователь "доктрины Монро", считал, что заявление Уильяма Престона имело особое значение в истории дипломатии Соединенных Штатов^**.

^* (Crook D. The North, the South and Powers. 1861 -1865. - № 4. etc. - 1974. - P. 340.)

^** (Perkins D. The Monroe Doctrine. 1826-1867. - Baltimore, 1933.- P. 290-291.)

Антиамериканская направленность оккупации Доминиканской республики была очевидна. Но бросалась в глаза и провокационная позиция посла США в Мадриде. Ярый сторонник рабовладельцев с самого начала конфликта взял курс на провоцирование военного столкновения между Испанией и правительством Линкольна.

Этот нехитрый маневр был быстро разгадан в Вашингтоне. Назревала гражданская война в США, и дипломатия Линкольна четко ориентировалась на то, чтобы не допускать ухудшения отношений с зарубежными странами, что создало бы серьезные проблемы в решении главного вопроса, как понимал его в то время президент Линкольн, - восстановлении единства страны. И несмотря на многочисленные заявления ортодоксальных поклонников "доктрины Монро", в частности государственного секретаря Сьюарда, Линкольн последовательно выступал против дальнейшего обострения отношений с Испанией.

Выполнить эту задачу было нелегко, так как американская общественность отчетливо видела, что Испания активно участвовала в подготовке новой антиамериканской акции - интервенции в Мексике. У Сьюарда было немало сторонников, которые считали, что на удар надо отвечать ударом, что необходимо пойти на самые решительные акции против европейских держав, занимавших антиамериканскую позицию, вплоть до объявления им войны.

В этих сложных условиях Линкольн как дипломат оказался на высоте требований, которые предъявляла международная обстановка. Президент не пошел на поводу у сторонников Сьюарда. Он правильно оценил довольно ограниченные в условиях надвигавшейся гражданской войны дипломатические возможности Соединенных Штатов и обоснованно считал, что время для серьезных антииспанских действий еще не настало.

Давление государственного секретаря на Линкольна было огромно. 1 апреля 1861 г. Сьюард выступил с беспрецедентной инициативой, опубликовав документ, в котором пытался диктовать, что и как президент должен делать в сфере дипломатии. Касаясь аннексии Доминиканской республики, государственный секретарь указывал Линкольну на необходимость получить от Испании соответствующие разъяснения и, если потребуется, "созвать конгресс и объявить войну" Испании и Франции. Такая война, считал Сьюард, даст США возможность оккупировать Кубу и тем самым побудит Юг вернуться в Союз.

Президент категорически отверг авантюристические рекомендации Сьюарда. Линкольн последовательно придерживался своего дипломатического курса, направленного на то, чтобы удержать США от вступления в войну с европейскими державами по крайней мере до тех пор, пока не окончится гражданская война в США.

Государственный секретарь вопреки указаниям Линкольна на следующий день после своей первоапрельской "рекомендации" президенту предупредил испанского посла Гарсиа Тассара, что США будут рассматривать захват Доминиканской республики как "враждебные" им действия и в случае необходимости американское правительство блокирует экспансионистскую акцию "быстрым, настойчивым и эффективным сопротивлением"^*. Посол Испании понимал, что со стороны Сьюарда это было не больше, чем протест. Русский посланник Стекль писал в связи с этим: "Мистер Линкольн оказался в таком положении, что ему оставалось только или дезавуировать этот протест или вести войну с Испанией. Тассара заверил меня, что ...если Линкольн решится угрожать Испании, его правительство немедленно признает независимость южной Конфедерации". Это не было дипломатическим шантажом. Испанский посол подкреплял свое заявление весомыми аргументами. "У Испании, - заявлял он, - довольно мощная эскадра в Гаване и в Мексиканском заливе, а на Кубе - армия, насчитывающая 24 тыс. отличных солдат. Испания не боится войны с США"^**.

^* (Carroll D. Henri Mercier and the American Civil War. - Princeton, 1971. - P. 53-56.)

^** (Woldman A. Lincoln and the Russians. - N. Y., 1961. - P. 84.)

Реакция американской прессы на аннексию Доминиканской республики была очень характерной. Издававшаяся в Олбани, штат Нью-Йорк, газета "Атлас энд Аргэс" заявляла: "Если бы у нас было правительство, заслуживающее уважение, мадридский двор не отважился бы на этот акт". Влиятельная на Севере газета "Нью-Йорк Таймс" резко критиковала Испанию и порицала президента Доминиканской республики П. Сантано за то, что он принес независимость своей страны в жертву экспансионизму Испании^*.

^* (Cortada J. Op. cit. - P. 36.)

Конфедерация, учитывая антилинкольновскую направленность доминиканской акции Испании, не высказала никакого негативного отношения к аннексии островной республики. Аналогичной позднее была реакция рабовладельческой Конфедерации на тройственную агрессию против Мексики.

Посол США в Мадриде Карл Шурц, выполняя просьбу Линкольна сообщать лично ему о положении в Испании и о внешней политике этой страны, писал президенту, что Европа, учитывая, что США находятся в состоянии гражданской войны, поддержит антиамериканскую направленность экспансионизма испанского правительства. Показав способность к глубокому дипломатическому анализу и политическому предвидению, Шурц писал, что отношение европейских держав к аннексии Доминиканской республики - это только начало их антиамериканской политики.

Сьюард попытался заручиться поддержкой Англии и Франции против оккупации Испанией Доминиканской республики. Государственный секретарь предложил английскому послу в США выступить с совместным протестом против аннексии островной республики. Сьюард заявил послу, что Испания намерена восстановить рабство в островной республике, ее агрессия угрожает колониальным интересам Великобритании в Вест-Индии. Британский посол лорд Лайонс отказался поддержать протест США, сославшись на то, что Испания не намерена восстанавливать рабство на аннексированной территории. Аналогичной была и реакция Франции^*.

^* (Ibid.)

Франко-английская позиция в доминиканском вопросе со всей убедительностью свидетельствовала о том, что шел процесс формирования антилинкольновского блока ведущих европейских держав. Это предъявляло новые серьезные требования к дипломатии Авраама Линкольна, которая должна была сделать все возможное, чтобы враждебность не переросла в открытые военно-политические акции против федерального правительства.

К июлю 1861 года Сьюард пришел к заключению, что настала необходимость временно сдать в архив доминиканский вопрос. Развитие событий в США отодвинуло на второй план проблему соблюдения принципов "доктрины Монро". Когда члены конгресса попросили огласить документы, связанные с аннексией Доминиканской республики, они получили отказ, и вскоре это дело было забыто^*.

^* (См. Collected Works. - Vol. IV. - P. 446.)

Дальнейшее развитие событий в Доминиканской республике подтвердило опасения испанского премьер-министра в том, что аннексионистская акция может иметь негативные последствия для Мадрида. И действительно, в островной республике после высадки испанских оккупационных войск началось восстание, которое к весне 1863 года получило широкий размах. В феврале 1863 года в Испании пало правительство О'Доннелла. Новое испанское правительство, во главе которого встал Маркус дэ Мирафлорес, направило в Доминиканскую республику дополнительные войска, которые подавили восстание. Это была только временная удача. В 1864 году положение испанцев на острове ухудшилось.

Однако США не воспользовались восстанием 1863 года, полагая, что у них будет достаточно времени, чтобы заняться доминиканской проблемой после окончания гражданской войны. Кроме того, Сьюард полагал, что решительные действия в этом вопросе могут толкнуть Испанию на признание Конфедерации. 2 февраля 1864 г. государственный секретарь упомянул на заседании правительства, что дипломатические агенты Доминиканской республики вновь обратились к нему с просьбой, чтобы США признали их. Сьюард отметил, что Испания столкнулась на острове с временными трудностями. Это активизировало стремление испанцев улучшить отношения с американцами. Вместе с тем восстание на острове требовало того, чтобы США признали восставших и оказали им помощь.

Линкольн в присущей ему манере ответил на выступление Сьюарда очередной притчей. Два негра в Теннесси вели беседу. Один из них, священник, вещал о "важности религии и об опасностях будущего". Перед человеком, говорил священник, было две дороги. Одна вела прямо на небеса, другая - "прямо к проклятию". Его собеседник ответил, что, учитывая опасности, лежавшие перед ним, он не будет выбирать ни одной из этих дорог, а предпочтет укрыться в лесу. Обращаясь к Сьюарду, Линкольн сказал: "Я не хотел бы иметь новые неприятности или брать на себя дополнительную ответственность... Я предпочел бы укрыться в лесу. Мы будем придерживаться честного и строгого нейтралитета"^*.

^* (Welles G. Diary of Gider Welles. - N. Y., 1960. - P. 519-520.)

Новое испанское правительство, столкнувшись в Доминиканской республике с возраставшими трудностями, приходило к выводу, что надо искать выход из создавшегося положения. В апреле 1864 года один из испанских министров заявил новому послу США в Мадриде Г. Коернеру, что аннексия островной республики была ошибкой, но эвакуация испанских войск станет проявлением слабости Испании. Были и другие точки зрения. Например, бывший премьер-министр О'Доннелл назвал любое предложение об эвакуации из Доминиканской республики "унизительным проявлением бессилия"^*.

^* (Cortada J. Op. cit. - P. 39.)

В апреле 1864 года испанский парламент принял решение о выводе войск с территории Доминиканской республики, а в июле последние оккупанты покинули остров. В борьбе с восставшими доминиканцами Испания потеряла почти 10 тыс. солдат. Оккупация островной республики, участие в агрессии против Мексики и других латиноамериканских государств породили сильные антииспанские настроения на континенте.

Уход Испании из Доминиканской республики означал успех дипломатии Авраама Линкольна. Президент проявил незаурядную способность правильно оценивать реальное соотношение противоборствующих сил на международной арене, видеть на несколько лет вперед дипломатическую перспективу, четко определять пути выхода из кризисной ситуации.

Сложности, порожденные для дипломатии Линкольна доминиканской проблемой, были тем более значительны, что это была не единственная антиамериканская акция Испании. Весь дипломатический курс Испании в Америке в канун и в годы гражданской войны в США отражал упорное американо-испанское соперничество за господство в этом огромном регионе. Другими важнейшими направлениями, по которым развивалось это соперничество, были Мексика и Куба. Испания рассматривала Мексику объектом своих "исторических интересов" и не оставляла надежд вновь подчинить ее себе.

Борьба между США и Испанией за Мексику имела длительную и сложную историю. Ее важным этапом была война Соединенных Штатов против Мексики в 1846- 1848 годах. США не ограничились захватом огромных мексиканских территорий в ходе войны. Использовав экономическую и военную слабость Мексики, постоянную политическую нестабильность внутри страны, Соединенные Штаты навязали своему южному соседу грабительский договор от 30 декабря 1853 г., по которому консервативное правительство Мексики, возглавляемое Санта-Анной, за 10 млн. долл. уступило США около 120 тыс. кв. км территории между реками Колорадо, Хила и Рио-Гранде (долина Месилья).

Это кабальное соглашение, вошедшее в историю дипломатии под названием "договора Гадсдена", по имени подписавшего его американского представителя, сыграло важную роль в подготовке революции в Мексике. "Договор Гадсдена" показал антинациональную сущность диктатуры Санта-Айны и способствовал активизации борьбы широких народных масс за ее свержение.

Восстание, начавшееся в марте 1854 года, переросло в революцию. В 1855 году диктатура Санта-Анны пала. Напуганные ростом революционного движения лидеры буржуазии и помещиков начали развернутое наступление на трудящихся. Борьба между демократическими и консервативными силами шла с переменным успехом и завершилась принятием 16 октября 1857 г. новой конституции, закрепившей основные завоевания буржуазной революции. Против конституции выступили объединенным фронтом все реакционные силы страны - правая буржуазная военщина и клерикалы. Политическая борьба переросла в ожесточенную гражданскую войну, начавшуюся в том же 1857 году. Борьбу прогрессивных сил страны за сохранение конституции и осуществление реформ возглавил Бенито Пабло Хуарес, сформировавший правительство, представлявшее интересы демократического крыла молодой мексиканской буржуазии.

Использовав трудное положение Мексики, США в декабре 1859 года навязали ей договор, предоставлявший американцам "на вечные времена" право беспошлинного транзита через Теуантепекский перешеек и северо-западные районы Мексики, а также право ввода войск на ее территорию. Договор не был ратифицирован сенатом США из-за внутренней борьбы и не вступил в силу^*.

^* (Очерки новой и новейшей истории Мексики. - М., 1960. - С. 185.)

Военно-политическое вмешательство в мексиканскую гражданскую войну проводила и Испания. В феврале 1860 года войска консерваторов осадили важный в стратегическом отношении порт Веракрус. Атакующих поддерживали с моря два военных корабля, купленных ими у Испании.

В декабре 1860 года войска Хуареса разгромили вооруженные силы консерваторов и вступили в столицу страны город Мехико. Гражданская война, длившаяся три года, закончилась полной победой либералов и радикалов.

В июне 1861 года Хуареса избрали президентом страны. Банды консерваторов ответили на это возобновлением военных действий против законного правительства. Трудность обстановки усугублялась и тем, что экономика страны была до основания разорена тяжелой гражданской войной. 17 июля 1861 г. конгресс Мексики принял решение на два года приостановить платежи по иностранным займам.

К осени 1861 года главные отряды консерваторов были разгромлены. Либеральная партия господствовала почти на всей территории страны, а вооруженные банды католической партии были отброшены в горные районы Керетаро. К. Маркс делал вывод: "Последней надеждой католической партии была испанская интервенция"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С- 373.)

В сентябре 1861 года Париж, Лондон и Мадрид начали переговоры об организации интервенции в Мексике, чтобы силой добиться уплаты мексиканского долга. Интервенция оправдывалась и необходимостью "защитить" жизнь европейцев на мексиканской территории. Объединенные общей идеей коллективного вмешательства в Мексике, три державы серьезно расходились в вопросе о том, какую политику надо проводить в оккупированной стране. Испания требовала, чтобы за ней осталось право выбора кандидата на трон в Мексике. Мадридский двор считал, что этот кандидат должен представлять династию Бурбонов. Министр иностранных дел Испании Калдерон Коллантес проинформировал англичан и французов, что правительство Испании не считает необходимым, чтобы мексиканское правительство, сформированное оккупантами, выплачивало иностранные долги Мексики^*.

^* (Воск С. Prelude to Tragedy: Negotiation and Breakdown of the Tripartic Convention of London. - Philadelphia, 1966. - P. 122-125.)

Резко агрессивная позиция Испании находила свое проявление в том, что Мадрид готов был пойти на интервенцию и без поддержки со стороны Лондона и Парижа.

31 октября 1861 г. три державы подписали соглашение об интервенции в Мексике. Соглашение приглашало принять участие в карательных акциях против мексиканской республики и США.

В начале сентября посол США в Мадриде Шурц информировал президента о готовящейся интервенции трех держав в Мексике. Реакция дипломатии Линкольна на предложение трех держав была негативной. Федеральное правительство официально ответило Парижу, Мадриду и Лондону, что США возражают против вмешательства европейских держав во внутренние дела Мексики.

В США уже шла гражданская война, и казалось, Вашингтону был смысл принять участие в интервенции, чтобы блокировать предпринимавшиеся Конфедерацией попытки использовать вмешательство трех держав в мексиканские дела в интересах борьбы с федеральным правительством. Однако Линкольн смотрел далеко вперед. Участие в тройственной интервенции означало бы на практике отказ от "доктрины Монро", согласие на то, что европейские державы имеют право вмешиваться во внутренние дела латиноамериканских государств. Президент твердо верил в победу в гражданской войне и не хотел связывать себя соглашением с Англией, Францией и Испанией. Он был убежден, что цель его дипломатии должна заключаться в том, чтобы сохранить Соединенным Штатам свободу рук в решении "мексиканской проблемы" после окончания гражданской войны в США. Линкольн учитывал и то, что согласие на предложение Лондона, Парижа и Мадрида создаст очень нежелательный для Вашингтона дипломатический прецедент, равносильный на практике отказу от принципов "доктрины Монро".

Шурц докладывал в Вашингтон, что Испания путем интервенции стремится укрепить свои позиции в Мексике, что многие члены испанского правительства хотят использовать вмешательство в мексиканские дела для того, чтобы удержаться у власти, и наконец, что интервенция способствовала бы удовлетворению "национального тщеславия"^*.

^* (Cortada J. Op. cit. - P. 47.)

В декабре 1861 года испанские войска высадились в Веракрусе, в январе 1862 года к ним присоединились английские и французские войска.

Большую роль в организации интервенции сыграла Англия. На это прямо указывал К. Маркс: "...Совместная интервенция в ее настоящей форме есть английская, то есть пальмерстоновская затея"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 376.)

У интервентов были общие цели: воспрепятствовать дальнейшему углублению революции в Мексике, которая создавала опасный прецедент для колоний трех держав; использовать гражданскую войну в США для максимального ослабления американских позиций в Мексике и в Латинской Америке в целом.

Маркс назвал интервенцию в Мексике "одним из самых чудовищных предприятий, когда-либо занесенных в летописи международной истории", а коалицию Англии, Франции и Испании - новым "Священным союзом"^*. Агрессивную сущность политики трех держав в отношении Мексики подчеркивал Н. Г. Чернышевский, считая, что мексиканская экспедиция "не может быть понята иначе, как в смысле удивительнейшего примера макиавеллевской политики: надобно мешать устройству дел у других народов, чтобы держать их в бессилии и в зависимости от себя"^**.

^* (Маркс. К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 373, 375.)

^** (Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. - Т. VIII. - М., 1950. - С. 600.)

Участники интервенции помимо общих целей имели и особые задачи в Мексике.

Мадрид делал ставку на восстановление своих прежних позиций в этой бывшей испанской колонии. В реализации этих планов Испания опиралась на консерваторов и клерикалов, которые во время гражданской войны пользовались активной поддержкой со стороны испанской короны.

Англия и Франция, организуя интервенцию в Мексике, откровенно провоцировали Линкольна на военно-политический конфликт, который позволил бы им осуществить вмешательство в гражданскую войну в США на стороне рабовладельческой Конфедерации. Приняв участие в интервенции, Англия и Франция выводили свои войска на южные границы США, что создавало благоприятную ситуацию на случай войны с Соединенными Штатами.

Наполеон III не скрывал своих планов, рассчитанных на то, чтобы создать монархический режим в Мексике и посадить на трон своего ставленника, австрийского эрцгерцога Максимилиана Габсбурга. Император Франции рассчитывал также на легкую победу в Мексике, с помощью которой он надеялся укрепить свои становящиеся все менее прочными позиции во Франции.

Командующим объединенными вооруженными силами интервентов был назначен испанский маршал Д. Прим. Внешне это выглядело как признание главенствующей роли Испании в интервенции против Мексики. Однако испанскому маршалу недолго пришлось пробыть на этом посту: через шесть месяцев после начала интервенции английские и испанские войска были вынуждены эвакуироваться из Мексики.

Англия пошла на вывод своих войск, руководствуясь тем, что стало совершенно очевидным, насколько Франция увязла в мексиканской авантюре. Даже оставшись в одиночестве, полагали в Лондоне, Париж будет стремиться к уничтожению режима Хуареса. Таким образом Лондон рассчитывал чужими руками добиться осуществления одной из своих главных целей в Мексике. Что же касается войны с США, то Пальмерстон к этому времени все более осознавал необходимость воздержаться от этой рискованной акции.

Испания отказалась от продолжения своей мексиканской авантюры в силу того, что Франция блокировала все попытки мадридского двора посадить на мексиканский трон испанского ставленника. Стало очевидным, что марионеточный режим в Мексике, если он вообще будет создан, окажется не в испанских, а во французских руках. Испания не была намерена участвовать в укреплении французских позиций в Мексике. В Мадриде, кроме того, лучше, чем в Париже, знали положение своей бывшей колонии. Там были уверены, что мексиканский народ ответит на агрессию активной борьбой за освобождение своей родины. В Испании вовремя поняли, что интервенция в Мексике совершенно бесперспективна для испанской короны. Большое значение для решения о прекращении участия Испании в интервенции имели и серьезные трудности, с которыми Мадрид сталкивался в Доминиканской республике.

Французские войска в Мексике оказались втянутыми в затяжные и тяжелые бои. Ценой огромных усилий французским оккупантам удалось добиться коронации австрийского эрцгерцога, который 10 апреля 1864 г. был провозглашен императором Мексики под именем Максимилиана I.

Франция приложила немалые старания, чтобы получить дипломатическое признание профранцузского режима в Мексике европейскими державами. К концу недолгого царствования Максимилиана его режим был признан папой Пием IX, Англией, Австрией, Пруссией, Испанией, Италией, Португалией, Бельгией, Россией и, конечно, Францией. Однако дипломатическая поддержка европейских держав не смогла упрочить позиций антинародного режима французского ставленника. Марионеточный император лишь на несколько лет пережил окончание гражданской войны в США.

Дипломатия рабовладельческой Конфедерации активно поддерживала и интервенцию, и режим Максимилиана, тогда как Север выступил и против интервенции, и против французского ставленника в Мексике.

Позиция Линкольна в отношении интервенции в Мексике и его оценка режима Максимилиана определялись антиамериканской направленностью и интервенции, и всей политики французского ставленника.

Немаловажное значение для дипломатии Линкольна имела и позиция широких народных масс Соединенных Штатов.

Американский народ вел революционную войну против мятежных рабовладельцев. В этих условиях демократически настроенные массы американцев резко негативно относились к насаждению в соседней стране марионеточного режима, придерживавшегося явной антиамериканской ориентации.

И Хуарес, и Линкольн, писал советский историк Л. Ю. Слезкин, каждый в соответствии со специфическими условиями и особенностями своей страны, боролись за прогресс и утверждение буржуазной демократии, развитие которой сковывалось сопротивлением со стороны помещиков Мексики и рабовладельцев США. "Эта борьба, а также враждебное отношение Англии, Франции и Испании естественно сближали правительства Линкольна и Хуареса"^*.

^* (К столетию гражданской войны в США. - С. 458.)

На примере американо-мексиканских отношений отчетливо прослеживается характерная черта дипломатии Линкольна: он придерживался внешнеполитического курса, получившего поддержку со стороны широких народных масс США. В этом был источник силы дипломатии президента и гарантия успешного решения тех задач, которые перед ней стояли.

Содержание и направленность дипломатии Линкольна определялись не столько личными воззрениями президента, его пониманием внешнеполитических проблем, сколько объективным развитием революционной борьбы американского народа за уничтожение рабства и восстановление единства страны. Революционный характер гражданской войны в США настоятельно требовал соответствующей дипломатии со стороны лидера этой революции Авраама Линкольна. Его заслуга заключалась в том, что он правильно оценивал эту потребность и умело ее реализовывал.

Однако не следует переоценивать положительные факторы в дипломатии Линкольна в мексиканском вопросе. В целом это был дипломатический курс, учитывающий экспансионистскую направленность политики США в отношении своего южного соседа. Показательна, например, история с эмбарго, наложенным Линкольном в ноябре 1862 года на ввоз оружия из Соединенных Штатов в Мексику. На практике это решение было несравненно выгоднее интервентам, чем демократическим силам Мексики, которые лишались возможности получать из США крайне необходимое им оружие. Интервенты же свободно приобретали оружие в Европе, а в США закупали продовольствие, транспортные средства, медикаменты, на которые эмбарго не распространялось.

Сразу же после окончания гражданской войны в США американская политика в отношении Мексики претерпела коренное изменение. Уже в мае 1865 года было отменено эмбарго и американское оружие широким потоком пошло в Мексику, чему в немалой степени способствовал заем в 30 млн. долл., который Соединенные Штаты предоставили этой стране.

Мексиканские лидеры не обольщались в отношении подлинных целей американской политики. В январе 1866 года Хуарес писал: "Я никогда не питал иллюзий относительно искренней помощи, которую нам может оказать эта держава (Соединенные Штаты. - Р. И.). Я знаю, что богатые и могущественные не сочувствуют несчастьям бедняков и тем более не собираются избавлять их от этих несчастий... Может случиться иногда, что могущественные сочтут для себя нужным простереть руку над бедным и угнетенным народом, но они это делают ради своих интересов и ради своей выгоды"^*.

^* (Очерки новой и новейшей истории Мексики. - С. 217-218.)

Оценка лидером мексиканской революции политики США в отношении Мексики ни в коей мере не меняет сделанных выше выводов относительно дипломатии Линкольна в мексиканском вопросе. Со стороны президента США это был дипломатический курс, учитывавший сложную внешнеполитическую ситуацию, возникшую на американской южной границе.

Характеристика дипломатического курса Линкольна в отношении Испании будет неполной, если не остановиться на кубинском вопросе. Это тем более необходимо, что Куба, как и Мексика, на протяжении всей предшествовавшей истории была объектом самой неприкрытой экспансии.

Для политики Линкольна в отношении Кубы была во многом характерна та же сдержанность, которая проявлялась в мексиканском вопросе: в условиях гражданской войны США пришлось свернуть экспансионистские планы на этом направлении. Разумеется, параллели между Мексикой и Кубой во многом условны. Во всяком случае, главное отличие заключалось уже в том, что на Кубе не было иностранной интервенции, которая создала столь серьезные проблемы для дипломатии Линкольна в Мексике.

Линкольн уделял значительное внимание кубинскому вопросу и до своего избрания президентом США. Так в 1858 году во время знаменитых "Великих дебатов" с Дугласом Линкольн открыто заявлял, что Куба должна стать составной частью Соединенных Штатов. Он отмечал, что, присоединившись к США, Куба получит право определить свою судьбу. После раскола Союза многие на Севере считали, что если Куба будет включена в состав США, это приведет к восстановлению единства Соединенных Штатов. Линкольн категорически возражал против подобной точки зрения. Он заявлял, что после включения Кубы в состав США Юг выдвинул бы новые требования к Северу^*.

^* (Collected Works. - Vol. III. - P. 115; Vol. IV. - P. 172.)

Став весной 1861 года президентом, Линкольн решительно выступил против аннексии Кубы. В этом нашла свое проявление черта, характерная для деятельности Линкольна на посту президента страны: умение круто поворачивать руль политики, когда этого требовали обстоятельства. Началась гражданская война. Она резко изменила внешнеполитическое положение США, и президент незамедлительно меняет свой дипломатический курс в отношении Кубы: от планов аннексии острова он переходит к полному отказу от экспансионизма в отношении этой территории.

Определяя политику в отношении Кубы, президент руководствовался целым рядом новых факторов, возникших после раскола Союза и начала гражданской войны в США.

Во-первых, необходимо было отказаться от пункта избирательной программы республиканской партии 1860 года об аннексии Кубы. Для реализации этого пункта программы не было необходимых военных сил: гражданская война потребовала мобилизации всех усилий на борьбу против мятежных рабовладельцев. Во-вторых, на Кубе сохранялось рабство и аннексия рабовладельческого государства поставила бы Вашингтон перед сложнейшими проблемами. В-третьих, в условиях начавшейся тройственной агрессии против Мексики Испания оказалась военно-политическим союзником двух сильнейших европейских держав - Англии и Франции. В этих условиях попытка захвата Кубы означала бы для правительства Линкольна вступление в войну против мощной англо-франко-испанской коалиции, последствия которой могли быть катастрофическими для США.

В Вашингтоне учитывали и то, что любая акция федерального правительства против Кубы автоматически привела бы к признанию Испанией рабовладельческой Конфедерации. А это в свою очередь могло вызвать цепную реакцию дипломатических признаний Конфедерации европейскими государствами. Следствием этого было бы возникновение качественно новой внешнеполитической ситуации для правительства Линкольна, которая могла вызвать сложнейшие проблемы для Севера.

Линкольн придерживался курса на уничтожение рабства на Кубе, особенно после опубликования Прокламации об освобождении. Однако все силы Севера были брошены на ведение гражданской войны, и от этих планов президенту пришлось отказаться^*.

^* (Langley L. The Cuban Policy of the United States; Brief History. - N. Y., 1968. - P. 54-55.)

Дипломаты Линкольна в Мадриде и подавляющее большинство общественности Севера поддерживали курс Линкольна. Например, посол США в Мадриде Карл Шурц в июле 1861 года поздравил администрацию с решением отказаться от приобретения Кубы. В этом же поздравлении бывший ветеран революционной войны 1848-1849 годов в Европе предсказывал, что со временем Куба "все равно попадет в американские руки". Американский посол писал, что в интересах улучшения отношений с Испанией необходимо заявить этой стране, что США не намерены реализовывать идеи аннексии Кубы. Аналогичной точки зрения придерживался и новый американский дипломатический представитель в Мадриде Коернер, прибывший в Испанию в 1862 году. Изучив проблему, он пришел к выводу, что Испания не отдаст Кубу без боя. И на протяжении всего периода своего пребывания в Мадриде Коернер никогда не поднимал вопрос об аннексии Кубы^*.

^* (Cortada J. Op. cit. - P. 83.)

Прокламация об освобождении была и важнейшим дипломатическим актом президента, оказавшим огромное влияние не только на европейскую политику Линкольна. Содержание этого документа, а позднее информация об освобождении рабов в США стали известны и рабам, и рабовладельцам на Кубе. В результате и тем, и другим было очевидно, что рабство на их острове не надолго переживет рабовладение в Соединенных Штатах. Эти настроения широко распространились на Кубе, и они оказали очень большое воздействие на дальнейшее развитие американо-кубинских и американо-испанских отношений. Линкольн стал настоящим символом освобождения рабов на Кубе. А когда до острова дошла весть о его убийстве, стало ясно, что вопрос об уничтожении рабства на Кубе откладывается на неопределенное время, и это вызвало исключительно болезненную реакцию среди рабов.

Испано-американские отношения в период гражданской войны в США нельзя понять без учета отношения Испании к рабовладельческой Конфедерации. Несмотря на то, что американские рабовладельцы были самыми ярыми сторонниками захвата Кубы, Мадрид приветствовал создание рабовладельческой Конфедерации и гражданскую войну, развязанную рабовладельцами. В этой позиции была определенная логика: раскол Соединенных Штатов и гражданская война ведут к ослаблению американского конкурента Испании, а следовательно, надо всемерно поддерживать тех, кто вызвал это, то есть рабовладельцев США. Начавшаяся в Соединенных Штатах гражданская война породила в Мадриде иллюзии того, что возможно восстановление колониального величия Испании в Америке. А захват Доминиканской республики, начало интервенции в Мексике свидетельствовали о том, что эти иллюзии стали руководством для правящих кругов Испании в их политике восстановления испанских колониальных владений в регионе.

Объявленный Мадридом 17 июня 1861 г. нейтралитет в связи с гражданской войной в США был фикцией: Испания всемерно поддерживала южан. И в первую очередь это нашло проявление в том, что исключительно выгодное по отношению к США стратегическое положение Кубы использовалось на протяжении всей гражданской войны для подрыва блокады Юга, объявленной Линкольном. Через Кубу рабовладельческая Конфедерация получала все, что ей было необходимо для ведения войны.

В США было немало деятелей, которые заявляли, что надо принять самые решительные меры для пресечения антиамериканской активности Испании. Линкольн довольно спокойно относился к этим горячим призывам. Президент не без оснований считал, что Северу пока приходилось мириться с антиамериканским курсом Испании.

Впрочем, Испания не переоценивала своих сил и возможностей в ведении антиамериканской политики на Кубе. В Мадриде смотрели далеко вперед и не без оснований считали, что, строя политику, нужно принимать во внимание возможную победу Севера в гражданской войне. И не случайно, что, когда на Кубу 22 октября 1861 г. прибыл дипломатический представитель Ричмонда, испанские власти острова отказались вступать с ним в официальные отношения. Однако по-прежнему делалось все возможное, чтобы использовать Кубу для прорыва блокады рабовладельческой Конфедерации.

Не пошел Мадрид и навстречу настойчивым требованиям мятежных рабовладельцев о признании Конфедерации. Руководители испанской внешней политики резонно полагали, что такое признание будет равносильно началу войны с США. А мощный северный сосед Кубы, даже связанный по рукам и ногам гражданской войной, был грозной силой для Мадрида. Удерживало Испанию от признания Конфедерации и то, что не спешили это делать ни Англия, ни Франция.

На втором этапе гражданской войны, когда четко определилось военное превосходство Севера, правительство Испании получило новые убедительные подтверждения правильности своей политики в отношении США, рассчитанной на то, чтобы не давать Вашингтону открытого повода свести счеты с Мадридом после победы Севера в гражданской войне.

Руководители внешнеполитического ведомства федерального правительства также не были заинтересованы в дальнейшем обострении отношений с Испанией и делали все возможное, чтобы спустить на тормозах периодически возникавшие осложнения. К числу таковых относился, в частности, конфликт, возникший после введения Испанией осенью 1863 года 12-мильной прибрежной морской зоны вокруг Кубы. С учетом географического положения острова по отношению к США это неизбежно должно было привести к многочисленным столкновениям между военными кораблями США и Испании. Дело приняло настолько серьезный оборот, что испанским войскам и военным кораблям на Кубе был отдан приказ приготовиться к возможным военным действиям.

В период обострения обстановки в американо-испанских отношениях Вашингтон не скупился на обещания Мадриду. Так, например, когда начался конфликт в связи с введением 12-мильной зоны вокруг Кубы,Сьюард писал в Мадрид американскому поверенному в делах Горацио Перри, что он должен убедить Испанию в том, что Соединенные Штаты, одержав победу над Конфедерацией, "будут более справедливы и дружественны к Испании, чем прежде..."^*. Прошло три с половиной десятилетия, и США в 1898 году развязали войну против Испании.

^* (Цит. по К столетию гражданской войны в США. - С. 470.)

Американо-испанские отношения были важным участком дипломатического фронта американской революции 1861 -1865 годов. Англия, Франция, Россия сыграли важную роль во внешнеполитической истории гражданской войны в США. Дипломатический вес этих держав был несравненно большим, чем у Испании. Однако ни Россия, ни Англия, ни Франция не имели столь болезненных точек соприкосновения с США, как Испания, которая на своей бывшей колониальной периферии и на Кубе входила в непосредственные контакты с Соединенными Штатами. Мексика, Куба, Доминиканская республика занимали выгодное стратегическое положение на южных границах США, что придавало испано-американским отношениям особенно важное значение.

Дипломатия Линкольна в полной мере учитывала все эти особенности политики Испании, ее отношение к гражданской войне в США, сильные и слабые стороны испанского внешнеполитического фронта, повернутого и к Вашингтону, и к Ричмонду.