Блокада и посредничество

Для дипломатической деятельности Линкольна, как указывалось, было характерно очень широкое использование неофициальной дипломатии. Эта деятельность давала большой положительный результат, особенно когда в нее включались лица, хорошо известные за границей.

Когда, например, в английских газетах появлялись статьи и письма Гарриэт Бичер-Стоу, их читали с огромным интересом и вниманием. Подобные выступления давали не меньший результат для информирования английской общественности, чем деятельность посольства США в Лондоне. В статье, опубликованной в ирландской газете, Гарриэт Бичер-Стоу призывала народ Ирландии и Англии решительно выступить в поддержку Севера^*. В одном из ее писем, напечатанном в английской газете "Морнинг пост", излагалась аболиционистская трактовка причин войны и ее целей: "Мы считаем эту войну войной против невольничества не по форме только, но и по самой сущности, не на словах, но и по глубокому убеждению"^**.

^* (Санкт-Петербургские ведомости. - 1861. - 7 сент.)

^** (Там же. - 19 сент.)

Для деятельности Линкольна как дипломата было характерно стремление всегда, когда это было возможно, широко информировать общественность о важнейших внешнеполитических решениях и о их реализации. "Дело "Трента"" привлекло огромное внимание общественности и в США, и за рубежом. Президент считал, что для удовлетворения этого интереса необходимо ознакомить общественность с деталями этого дела. По его инициативе многочисленная документация, связанная с инцидентом, была передана для опубликования в документах конгресса^*. Линкольн с полным основанием считал, что гласность - важный фактор завоевания дипломатией поддержки со стороны широких кругов общественности, что она имеет важное значение для успешного решения внешнеполитических проблем. Президент был убежден, что если дипломатия отстаивает правое дело, то нет никакой необходимости засекречивать результаты ее деятельности.

^* (Senate Executive Documents. - No 8, 14, 22, 30. 37-th Congress, 2-nd Session.)

На первом этапе гражданской войны Линкольн неустанно подчеркивал, что цель его правительства - не освобождение рабов, а восстановление единства Союза. Однако постепенно акценты в политике федерального правительства смещались влево, в направлении признания де-факто необходимости освобождения рабов для того, чтобы решить проблему воссоединения страны.

Признание Линкольном и его сторонниками равенства рас находило свое проявление не только во внутренней, но и во внешнеполитической деятельности федерального правительства и президента. В годы президентства Линкольна США впервые установили дипломатические отношения с негритянскими государствами, что являлось событием большого значения, так как эта мера была осуществлена в то время, когда освобождение рабов еще не было провозглашено целью войны. 9 декабря 1861 г. Стекль писал, что рекомендации Линкольна конгрессу об установлении дипломатических отношений с Гаити и Либерией "имеют важное значение, так как, кажется, указывают на изменение этикета в отношении черной расы, социальное равенство которой рассматривалось до сих пор как недопустимое"^*.

^* (АВПР. Ф. Канцелярия, 1861 г., д. 162, л. 340.)

Установление дипломатических отношений с негритянскими государствами оказалось нелегким делом. Возникали трудности и формального характера. В государственном департаменте, например, заявили, что они откажутся принять посла - негра. Президент Гаити, однако поблагодарив Линкольна за решение установить дипломатические отношения с его страной, дал понять, что если президент США пожелает, то Гаити воздержится от назначения послом негра. Выслушав сообщение представителя дипломатического ведомства, Линкольн после некоторой паузы сказал: "Можете передать президенту Гаити, что я не буду рвать на себе волосы, если он пришлет чернокожего"^*.

^* (Сэндберг К. Указ. соч. - С. 294.)

Для изучения деятельности Линкольна как дипломата важное значение имеют многочисленные письма и распоряжения Линкольна Сьюарду и другим работникам госдепартамента, редактирование дипломатических документов, его выступления на заседаниях правительства, беседы с дипломатическими представителями, в частности с русским посланником. Но взгляды Линкольна на важнейшие внешнеполитические проблемы гражданской войны и его деятельность как дипломата наиболее ярко отражены в посланиях президента конгрессу.

В этих посланиях внешнеполитические разделы были невелики по объему, но ясное, четкое изложение дипломатических проблем войны позволяет сделать вывод о Линкольне как крупном дипломатическом деятеле. В послании конгрессу от 3 декабря 1861 г. президент подчеркивал прямую зависимость между внешнеполитическим и внутренним положением государства. "Нация, страдающая от внутренних раздоров, - заявляет президент, - рискует утратить уважение иностранцев. Рано или поздно одна из сторон (если не обе) окажется вынужденной обратиться к иностранному вмешательству"^*.

^* (См. Collected Works. - Vol. V. - P. 35-53.)

В этом же послании Линкольн обращал внимание на экономический фактор как важную причину прорабовладельческой ориентации внешней политики Англии и Франции. Президент заявлял: "Главный рычаг, на который рассчитывают мятежники, инспирируя вражду против нас в иностранных государствах, надо искать... в торговых затруднениях". Линкольн имел в виду, что блокада прервала поставки хлопка в европейские страны, парализовала прибыльную для Англии и Франции торговлю с южными штатами. Следствием этого являлся рост антилинкольновских настроений среди определенной части деловых кругов европейских стран, что пытались использовать в своих интересах правящие круги Англии и Франции.

Послание президента Линкольна конгрессу от 3 декабря 1861 г. - исключительно важный документ с точки зрения понимания социально-политической сути его дипломатии. Линкольн отводил народу решающую роль в определении внешнеполитического положения страны, в реализации практических задач, возникавших перед дипломатией. В документе отмечалось: "Я не намерен делать обзор наших переговоров с иностранными государствами, потому что, каковы бы ни были их желания и склонности, неприкосновенность нашей страны и прочность нашего управления зависят не от них, а от прямодушия, добродетелей, патриотизма и ума американского народа".

В этой формулировке Линкольна в предельно четкой и сжатой форме излагалось то, что характерно для внешней политики и дипломатии только в период народных, демократических революций, когда широкие массы трудящихся принимают самое активное участие в событиях и оказывают действенное влияние на ход революционной борьбы и на внутреннем, и на внешнеполитическом фронте.

Для дипломатии Линкольна было характерно отсутствие догматизма. Определяя внешнеполитический курс страны, президент ориентировался не на форму правления в том или ином государстве, которое могло оказать реальную помощь его правительству в борьбе с мятежными рабовладельцами. Являясь большим реалистом и во внутренней политике, и в дипломатии, Линкольн учитывал в первую очередь действительное отношение того или иного правительства к борьбе федерального правительства за восстановление единства страны.

Показательна с этой точки зрения оценка президентом позиции России. Линкольн четко и ясно определял свое отношение к политическим институтам самодержавия, когда заявлял, что они представляют собой "деспотизм в чистом виде". Однако внешнеполитические обстоятельства в годы гражданской войны, как, впрочем, и вся история русско-американских отношений, складывались таким образом, что США могли опереться на Россию при решении вопросов, жизненно важных для самого существования республики.

И Линкольн использовал эту благоприятную возможность. Русско-американские отношения в годы гражданской войны в США очень показательны для дипломатии Авраама Линкольна. Президент считал необходимым раздвинуть традиционные рамки межправительственных контактов между двумя странами. Революция требовала новых форм и методов международных связей, президент искал и находил их. В 1863 году во время визита русских эскадр в США резко возрос интерес различных кругов американской общественности к России. И, откликаясь на этот интерес, Линкольн обратился с письмом к Байарду Тейлору, писателю и журналисту, который довольно продолжительное время работал секретарем в американской дипломатической миссии в Петербурге и неплохо знал Россию. Линкольн предлагал Тейлору организовать в США лекции на тему: "Крепостные, крепостничество и освобождение рабов в России".

Рабство было главным вопросом гражданской войны, и президент предлагал такую проблематику лекций, которая помогла бы на исторических параллелях поставить перед американской аудиторией самые актуальные проблемы революционной борьбы за уничтожение рабства в США и восстановление единства страны.

Тейлор принял предложение Линкольна и прочитал ряд лекций о России, которые вызвали большой интерес. Одна из лекций состоялась в Нью-Йорке, в Институте Купера. Сбор от этой лекции был перечислен в фонд помощи голодающим военнопленным федеральных вооруженных сил в Ричмонде^*.

^* (New York Daily Tribune. - 1863. - Dec. 19.)

Обращение президента к Тейлору - очень показательный пример для дипломатии Линкольна. Не ограничиваясь официальными межправительственными формами контактов, президент считал нужным придать дипломатическим связям подлинно общественный характер, подключить к решению проблемы улучшения отношений с Россией как можно более широкие круги общественности.

Для дипломатии Линкольна было характерно то, что дело улучшения отношений с дружественными державами он никогда не давал на откуп дипломатическим чиновникам, пусть далее самого высокого ранга. Президент очень высоко ценил благожелательную позицию России к США в годы гражданской войны и 7 сентября 1861 г. через русскую дипломатическую миссию в Вашингтоне просит передать в Петербург, что он рассматривает политику России, как "новую гарантию дружбы" между двумя странами, дружбы, "берущей свое начало с первых же дней существования США"^*.

^* (Senate Documents, 1861 - 1862. - Vol. I. - P. 309.)

Каждый этап гражданской войны приносил новые убедительные свидетельства последовательного курса России на поддержку правого дела федерального правительства, боровшегося за восстановление единства Союза. И 8 января 1862 г. Сьюард вновь по поручению Линкольна выражает большое удовлетворение "великодушием и добрыми чувствами России по отношению к Соединенным Штатам"^*.

^* (АВПР. Ф. Канцелярия, 1862 г., д. 152, л. 45.)

Линкольн прекрасно осознавал, что цель американской дипломатии не сводилась к установлению добрых отношений с Россией только на период гражданской войны. Он понимал общность интересов двух великих держав, выходившую за рамки чисто дипломатических контактов, имеющих преходящий характер. Президент считал, что сотрудничество с Россией "не только возможно, но и крайне необходимо для благосостояния" Соединенных Штатов^*. Если речь шла о "благосостоянии" страны, то оно, конечно, не ограничивалось хронологическими рамками гражданской войны.

^* (Woldman A. Op. cit. - P. VII-VIII.)

Линкольн придавал большое значение деятельности американской дипломатической миссии в Петербурге. Накануне отъезда на берега Невы Симона Камерона, заменившего К. Клея на посту американского посланника в России, Линкольн направил Камерону письмо, в котором говорилось: "При великом монархе, столь чтимом американцами за его личное и традиционно дружеское расположение к Соединенным Штатам, вы сможете оказать своей стране услуги не меньше тех, которые были оказаны вами ранее"^*.

^* (Collected Works. - Vol. V. - P. 97.)

Россия занимала видное место в дипломатии Линкольна, так как русско-американское сотрудничество являлось важным фактором успешного разрешения многочисленных внешнеполитических проблем, которые возникали перед федеральным правительством в ходе гражданской войны. И - что имело особенно большое значение - внешнеполитический курс России был серьезным препятствием в реализации англо-французских планов вооруженного вмешательства в гражданскую войну на стороне мятежных рабовладельцев.

Тандем Пальмерстон - Рассел стремился использовать любой инцидент для обострения отношений с Вашингтоном. Показателен, в частности, случай, произошедший в декабре 1861 года. Чарлстонская гавань имела важное стратегическое значение, прикрывая подходы к важнейшему порту мятежников. Блокировать эту гавань северянам было очень трудно, так как здесь было много заливов, протоков, бухт. Федеральные власти приняли решение при входе в Чарлстонскую гавань затопить несколько судов, груженных камнем, чтобы сделать фарватер непроходимым. Эта акция федеральных властей вызвала новую антифедералистскую бурю на Британских островах. Встав в позу защитника гуманности и человеколюбия, Рассел выступил в парламенте и заявил, что это "варварский акт", так как в мирное время гавань используется торговыми кораблями в качестве места укрытия при непогоде.

Отказ правительства Пальмерстона в силу объективных причин от военной агрессии против США во время конфликта, связанного с "делом "Трента"", не означал изменения общего его курса в отношении Севера. В Лондоне внимательно следили за военно-политической конъюнктурой в Соединенных Штатах и использовали любую возможность для того, чтобы нанести ущерб правительству Линкольна.

В частности, стремясь усилить военную и экономическую помощь мятежникам, правящие круги Великобритании заявляли, что блокада побережья Конфедерации, осуществляемая флотом северян, неэффективна, а следовательно - незаконна. Это был очень важный вопрос, так как флот северян усиливался, что создавало трудности флоту Англии и других дружественных мятежникам держав при прорыве блокады.

Правящие круги Великобритании продолжали широко использовать в интересах раздувания антифедералистских настроений в Англии нерешительную позицию президента Линкольна в вопросе об освобождении негров-рабов: ведь после начала мятежа Линкольн заявил, что его правительство стремится не к освобождению рабов, а к воссоединению страны.

Цели, которые федеральное правительство преследовало в войне, на начальном ее этапе наиболее полно были сформулированы в резолюции конгресса, принятой 22 июля 1861 г. В этом документе говорилось, что война ведется "не ради уничтожения установившихся институтов (рабства. - Р.И.), а для того, чтобы защитить и отстоять верховную власть конституции и сохранить Союз... Как только эти цели будут достигнуты, война должна прекратиться"^*. Резолюция конгресса повторяла то, о чем говорил Линкольн 4 марта 1861 г. в речи при вступлении в должность президента США: "Я не имею ни прямого, ни косвенного намерения нарушать установления рабовладения в тех штатах, где оно существует. Я считаю, что закон не предоставляет права сделать это, да и желания такого у меня нет..."^**.

^* (Congressional Globe. - 37-th Congress, 1-st Session. - P. 222.)

^** (Collected Works. - Vol. IV. - P. 262-271.)

Отражая интересы консервативных кругов буржуазии, Линкольн 3 декабря 1861 г. в послании конгрессу заявлял: "Разрабатывая политику, необходимую для подавления мятежа, я заботился и всемерно стремился к тому, чтобы неизбежный в связи с этим конфликт не перерос в неистовую и безжалостную революционную борьбу"^*.

^* (Congressional Globe. - 37-th Congress, 2-nd Session, Appendix. - P. 3.)

Профессия всегда накладывает отпечаток на поведение людей, в том числе и на принятие политических решений, если они достигают таких вершин политической карьеры, когда им предоставляются столь большие полномочия. Линкольн много лет проработал на юридическом поприще и, как писал К. Маркс, был "человек юридически осторожный"^*. Эта осторожность нашла свое проявление и в его нежелании менять уже раз объявленные цели войны. Вопреки решительным требованиям антирабовладельчески настроенной общественности, Линкольн, учитывая целый ряд обстоятельств иного рода (в том числе и давление справа, и неустойчивость политических взглядов многих федералистов, особенно в армии), упорно отказывался на первом этапе войны пойти на освобождение рабов и на призыв черных американцев в вооруженные силы.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 547.)

В Лондоне активно использовали эту очевидную слабость в политической позиции президента Линкольна. В заявлениях антифедералистски настроенных политических деятелей, в ходе парламентских дебатов усиленно распространялась мысль о том, что правительство Линкольна, руководствуясь "имперскими устремлениями", якобы пытается восстановить единство страны и обеспечить Соединенным Штатам господствующее положение в Западном полушарии. Что же касается мятежных рабовладельцев, то они изображались альтруистами, боровшимися якобы за свободу и независимость своих штатов. В связи с этим ставился вопрос о необходимости признать этих "борцов за свободу" в качестве представителей суверенного государства. Проводилась даже историческая параллель между восстанием североамериканских колоний Англии в 1775 году и мятежом южных штатов в 1861 году.

Такая позиция осложняла обстановку на одном из важнейших для Авраама Линкольна внешнеполитических фронтов - в американо-английских отношениях. Аналогичные аргументы использовались также сторонниками южан во Франции и в других странах.

Настроенные в пользу Конфедерации политические деятели Великобритании, демагогически сокрушаясь о "погасших очагах" в хлопчатобумажных районах Англии, о голодающих детях, заявляли, что стоит только прорвать блокаду федералистов, и все вернется на круги своя: кризис в хлопчатобумажной промышленности будет преодолен, фабриканты получат прибыль, рабочие накормят свои семьи. Эта демагогическая риторика имела, однако, и существенный минус для ее авторов. Ссылаясь на то, что морская блокада законна тогда, когда она эффективна, сторонники мятежных рабовладельцев всячески фальсифицировали статистику морских перевозок между США и Европой в годы гражданской войны и пытались таким образом доказать, что блокада неэффективна, а следовательно, и незаконна. Но заверения, что прорыв блокады будет важнейшим стимулом в преодолении кризиса в хлопчатобумажной промышленности, означали признание эффективности, а следовательно, и законности морской блокады мятежной Конфедерации.

Блокада вызывала беспокойство в Лондоне и потому, что поддержание ее потребовало от Севера усилить внимание к своему флоту. Повышения боеспособности и мощи флота требовал и общий характер боевых действий. И уже в первые годы гражданской войны флот Севера значительно усилился, в чем Лондон видел прямую угрозу британскому владычеству на морях. Укрепление флота федералистов создавало предпосылки для повышения эффективности блокады, делая тем самым британские аргументы о ее незаконности беспочвенными. С течением времени все более сомнительными становились и перспективы возможного прорыва блокады Англией и ее союзниками.

Сторонники южан в Лондоне с настойчивостью, достойной лучшего применения, продолжали утверждать, что прорыв блокады решит все многочисленные экономические проблемы, с которыми столкнулась Англия после начала гражданской войны в США. В Англии, между тем, понимали и то, что отказ признать блокаду и попытки ее прорыва будут иметь тяжелые последствия, вплоть до военного конфликта с Соединенными Штатами. В Лондоне отдавали себе отчет и в том, что в случае такой войны Север пойдет на освобождение 4 млн. черных рабов на Юге, а это приведет к резкому усилению позиций правительства Линкольна и сделает проблематичными надежды Англии на победу в войне с США.

Вот почему Рассел, выступая 10 марта 1862 г. в парламенте, вынужден был признать законность блокады и необходимость ее соблюдения. Рассел утверждал, что его задача с самого начала гражданской войны якобы заключалась в том, чтобы внимательно фиксировать события, занимать самую беспристрастную позицию и соблюдать строгий нейтралитет. Однако ни до, ни после этого заявления английского министра иностранных дел Великобритания не соблюдала нейтралитет в американских делах. Ее симпатии и всемерная поддержка были на стороне мятежной Конфедерации.

Рассел был вынужден констатировать бесперспективность английского курса на признание мятежной Конфедерации и на вооруженную интервенцию в США на стороне мятежных рабовладельцев. К. Маркс писал: "Вместе с полным поражением парламентских друзей сецессионистов в вопросе о блокаде отпадают все расчеты на разрыв отношений между Англией и Соединенными Штатами"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 497.)

Потерпев фиаско в вопросе о блокаде, английское правительство попыталось заставить другие державы проводить курс в интересах Великобритании, а само хотело действовать за их спиной. Так возникла идея всемерно форсировать посредническую миссию европейских держав с целью примирить в США враждующие стороны, но на основе признания независимости рабовладельческой Конфедерации. Это полностью соответствовало интересам Великобритании: раскол США на два государства фактически снимал с повестки дня вопрос о Соединенных Штатах как конкуренте Великобритании.

В Лондоне в силу целого ряда причин решили избрать главным проводником этого курса Наполеона III. И пока тот таранил бы позиции Авраама Линкольна, решительно возражавшего против вмешательства других держав в американские дела, Англия, действуя за кулисами, добивалась бы гарантий максимального удовлетворения своих интересов в США после "мирного урегулирования" конфликта в Америке.

Руководители Великобритании надеялись на поддержку своих действий со стороны Франции, которая в "деле "Трента"" выступала единым фронтом с Лондоном. Русская пресса отмечала, что французское правительство и пресса Франции никогда ранее столь рьяно не отстаивали даже честь своего собственного флага. И. С. Тургенев, находившийся в Париже, отмечал рост враждебного отношения наполеоновских властей к Северу. "Правительство ждет и желает войны с Америкой"^*, - писал он 11(23) декабря 1861 г. Наполеон III преследовал при этом свои цели: он стремился во что бы то ни стало втянуть Англию в войну с США. Н. Г. Чернышевский объяснял позицию Франции тем, что война для нее была "лучом надежды избавиться от английского контроля в Европе"^**. Речь шла о стремлении Франции развязать себе руки в Италии и Германии.

^* (Тургенев И. С. Письма. - Т. IV. - М.-Л., 1962. - С. 314.)

^** (Чернышевский Н. Г. Соч. - Т. VIII. - С. 528.)

На заинтересованность Франции в войне Англии с США указывал К. Маркс. 30 ноября 1861 г. он писал, что эта война "была бы находкой для Луи Бонапарта при его теперешнем трудном положении и, следовательно, была бы всячески поддержана официальными кругами Франции"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 408.)

Русская печать обращала внимание на то, что сторонники рабовладельцев в северных штатах были заинтересованы в том, чтобы спровоцировать войну между Англией и правительством Линкольна^*.

^* (Современная летопись. - 1862. - № 3. - С. 22.)

Дипломатия - мощная сила и в период военных потрясений, и в ходе мирного урегулирования спорных проблем. Но это все же только вспомогательная сила, когда речь идет об урегулировании военных конфликтов. В Лондоне понимали, что все их демарши в отношении блокады, посредничества и прочих ухищрений, направленных на вмешательство в американские дела на стороне рабовладельцев, зависят в конечном счете от хода военных действий на фронтах гражданской войны.

Военная ситуация в Соединенных Штатах оставалась сложной и до крайности запутанной. Правительство Линкольна очень медленно вводило в действие гигантские ресурсы страны, по-прежнему отказываясь пустить в ход свои главные козыри - освобождение рабов и призыв в вооруженные силы черных американцев. Руководитель освободительного движения черных американцев, блестящий оратор и публицист Фредерик Дуглас заявлял в те дни, что федералисты "сражались с мятежниками только одной рукой, хотя они могли успешно сражаться и двумя руками. Они дрались одной дряблой белой рукой, а железную черную руку, скованную и беспомощную, прятали за спину"^*.

^* (Douglass Fr. Selections... - P. 63.)

Но даже не используя свой огромный резерв - черных американцев, федеральные вооруженные силы начали постепенно перехватывать инициативу на фронтах гражданской войны. Правительство Линкольна после серии военных неудач предприняло энергичные меры для использования всех возможностей Севера в целях военного разгрома мятежной Конфедерации. Первые тяжелые военные поражения многому научили северян, постепенно они стали усваивать тяжелую ратную науку, учились эффективно воевать. На кровавом горизонте пожарищ гражданской войны уже всходила звезда Улисса Гранта, Уильяма Шермана, Бенджамина Батлера и других прославленных военачальников федеральной армии.

Расчеты Лондона в этих условиях на решающие военные победы рабовладельческой Конфедерации были беспочвенны. Это стало особенно очевидным после побед, одержанных весной 1862 года Грантом и Батлером. В кровопролитных сражениях Грант полностью очистил от мятежников штат Кентукки. Это имело не только большое военное, но и важное политическое значение, так как укрепило позиции Севера в пограничных штатах. Грант с тяжелыми боями продвигался в глубь штата Теннесси. 6 февраля 1862 г. войска Гранта взяли штурмом форт Генри на реке Теннесси и через несколько дней - сильно укрепленный форпост мятежников - форт Донельсон. 1 мая 1862 г. комбинированной атакой с суши и с моря федеральные вооруженные силы взяли считавшийся неприступным Новый Орлеан, крупнейший порт и важнейший военный опорный пункт Конфедерации. В этой операции отличились войска под командой генерала Батлера и флот северян под командованием коммодора Фаррагута.

Взятие Нового Орлеана свидетельствовало о том, что в ходе военных действий как будто бы приближался поворотный момент. Однако политика Лондона в отношении правительства Линкольна не претерпела значительных изменений. В частности, Пальмерстон и Рассел, использовав непроверенные данные об инцидентах, имевших место в Новом Орлеане после взятия его войсками Батлера, предъявили федеральному правительству обвинения в том, что женщины Нового Орлеана по приказу генерала-победителя якобы были "отданы на потеху солдатам-завоевателям". Вопрос этот вполне серьезно обсуждался в британском парламенте, но он не принес политических дивидендов, на которые рассчитывали Пальмерстон и Рассел. "Никто из здешней публики, - писал К. Маркс, - не заблуждается относительно этого фарса гуманности. Цель его состоит в том, чтобы отчасти вызвать, отчасти поддержать настроение в пользу интервенции, прежде всего со стороны Франции"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 524.)

Попытки организовать посредничество потерпели провал в силу целого ряда причин, среди которых немаловажное значение имела твердая позиция правительства Линкольна, которое квалифицировало эти попытки, как прямое вмешательство во внутренние американские дела.

Было немало и других грубейших нарушений провозглашенного в Лондоне нейтралитета. На протяжении всей гражданской войны британское правительство продолжало оказывать прямую военную помощь мятежным рабовладельцам.

На английских верфях строились корабли для мятежной Конфедерации. В марте 1862 года со стапелей верфи в Ливерпуле сошел построенный для мятежников корабль "Орето". По всем документам он проходил как торговое судно, но вскоре конфедераты установили на нем орудия. Корабль был переименован в крейсер "Флорида". В июне 1862 года на верфях в Биркенхзде для Конфедерации был построен еще один корабль. Посол США Адамс заявил решительный протест правительству Великобритании и потребовал запретить его выход в море. Рассел, цепляясь за различные юридические оговорки, тянул с ответом на запрос американского посла до тех пор, пока 31 июня корабль не ушел в море. Это был знаменитый крейсер "Алабама", который за два года каперских операций нанес огромный ущерб торговому судоходству США. Правительство Линкольна сделало все возможное, чтобы заставить Англию прекратить строительство пиратских судов для рабовладельцев, но многочисленные протесты посла Адамса категорически отвергались правительством Великобритании. Так, на протест посла США в связи с пиратскими действиями "Алабамы" Рассел издевательски предложил ему "поймать" этот крейсер.

Действия Лондона, направленные против правительства Линкольна, активизировались всякий раз, когда переменчивое военное счастье оказывалось на стороне мятежников. В июне 1862 года в Лондоне получили информацию об очередной неудачной попытке генерала северян Макклеллана взять столицу мятежников Ричмонд. Макклеллан в генералитете федеральных вооруженных сил занимал особое место. Во время Крымской войны он был наблюдателем от американских вооруженных сил в русской армии, оборонявшей Севастополь. Трудно сказать, насколько Крымская война расширила кругозор американского генерала. Но бесспорно одно: блестящие фортификационные операции русских войск Макклеллан возвел в абсолют и долгие месяцы беспрерывно вел на территории расположения своих войск бессмысленные инженерные работы, которые ни на йоту не могли продвинуть выполнение задачи, которая была перед ним поставлена, - взять Ричмонд.

Армия Макклеллана была самой многочисленной, лучше всех вооруженной и оснащенной, но тем не менее проявляла полную беспомощность.

Президент Линкольн, отличавшийся огромным терпением и снисходительностью, неоднократно пытался побудить Макклеллана к активным военным действиям. Его усилия были безрезультатны. Макклеллан был не только полной бездарностью, но как и многие другие ограниченные люди, обладал безудержным честолюбием. Он был искренне убежден в своих военных дарованиях и надеялся, что его "план Анаконда" обязательно приведет к капитуляции мятежников.

К. Маркс, считавший Макклеллана шпионом рабовладельцев, давал убийственную характеристику этому вое -начальнику. "Макклеллан неопровержимо доказал, что он - военная бездарность, случайно вознесенная на высокий и ответственный пост"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 518.)

Каждое новое поражение федеральных вооруженных сил было бальзамом для британской дипломатии. Когда стало известно о новой неудаче Макклеллана, Лондон уже потерпел ряд серьезных внешнеполитических неудач в своих попытках добиться решающего перелома в пользу конфедератов в ходе гражданской войны в США с помощью дипломатии и прямой экономической и военной поддержки мятежников. Но разгром Макклеллана вновь активизировал попытки посредничества, а точнее, прямого вмешательства Лондона в американский конфликт на стороне мятежной Конфедерации.

В который уже раз в британском парламенте опять зазвучали голоса тех, кто готов был использовать любую ошибку президента Линкольна в интересах поддержки мятежных рабовладельцев. На этот раз 18 июля 1862 г. в ходе парламентских дебатов особенно настойчиво подчеркивалось, что в своем инаугурационном послании президент Линкольн провозгласил целью своего правительства не освобождение рабов, а только восстановление Союза. Не без оснований английские парламентарии указывали, что президент Линкольн препятствовал всем попыткам генералов федеральных вооруженных сил освободить рабов.

Реакционные круги в Лондоне при этом рассчитывали на развитие некоторых процессов, происходивших на Севере: на недовольство обывателей, части мелкой буржуазии, поддерживаемых консервативными группировками и сторонниками Конфедерации, на заметные недостатки в организации армии федералистов.

Русский наблюдатель подполковник Романов обращал внимание на низкий уровень подготовки офицерского состава северян: "Мне указывали на гражданских чиновников и приказчиков магазинов.., принятых на службу прямо полковниками". Романов отмечал слабую дисциплину и недостаточную боевую выучку рядового состава федеральной армии. "В сражениях, - сообщал он, - солдаты действовали не столько по команде своих начальников, сколько по собственному соображению и убеждению: бродили, где кому вздумается, стреляли, когда кто находил нужным, словом, каждый вел войну сам по себе и сам от себя. Ни единства, ни порядка, ни дисциплины... ничего не было... Во время моей бытности в Вашингтоне войска ночью сошлись друг с другом, в темноте не различили своих, затеяли пальбу и убили у своих же 12 человек. Это уже случалось не один раз"^*.

^* (Центральный Государственный военно-исторический архив СССР, ВУА. ф. 453, д. 342, л. 1-5.)

Буржуазия и представители других состоятельных классов не стремились с оружием в руках сражаться на фронтах. Летом 1862 года Линкольн объявил конскрипцию - принудительный набор в армию. Закон о конскрипции, по существу, освобождал от призыва в армию состоятельных лиц, так как давал право каждому призываемому в армию направить вместо себя в вооруженные силы другое лицо или же уплатить 300 долл. Многие из состоятельных американцев на замедлили воспользоваться предоставленными им льготами. Русский журнал "Время" писал в связи с этим: "Ничего нет на свете более робкого, более осторожного и менее патриотичного, как капитал, как биржа"^*. О нежелании зажиточных слоев населения служить в армии сообщал русский посланник. Летом 1862 года Стекль писал в Петербург, что "новые рекруты должны быть набраны среди фермеров, промышленников и вообще среди зажиточных классов, которые не хотят идти в армию"^**.

^* (Время. - 1862. - № 6. - С. 31.)

^** (АВПР. Ф. Канцелярия, 1862 г., д. 152, л. 332.)

Аналогичной была и информация русского военного наблюдателя. Подполковник Романов делал вывод о том, что состоятельные слои населения "предпочитают ограничивать свой патриотизм и сочувствие к Союзу провозглашением силы, могущества, крепости и непобедимости северных штатов, подкрепляя это криками "ура", аплодисментами и маханием платков из окон при проходе по улице кучки солдат с полосатым флагом Союза"^*.

^* (Санкт-Петербургские ведомости. - 1862. - 5 февр.)

Июльские дебаты в британском парламенте имели необычный характер в силу того, что было внесено прямое предложение направить посреднические усилия Англии и других европейских держав на то, чтобы добиться раздела Соединенных Штатов. Эта лобовая атака, однако, не получила поддержки ни в парламенте, ни в правительстве. "Вигская клика" не переоценивала военных возможностей Великобритании в случае войны с США. Активные выступления английских рабочих в поддержку Севера уже не могли игнорироваться Уайт-холлом. В ходе дебатов в английском парламенте многие депутаты открыто выступили против вмешательства в американские дела. Общественность Англии все больше склонялась на сторону Севера, а в правящем лагере все более укреплялось мнение, что в одиночку Великобритания не сможет добиться успешного осуществления своих планов посредничества в интересах признания самостоятельности мятежных рабовладельческих штатов. На этот счет недвусмысленно высказался Рассел, который 4 августа 1862 г. в палате лордов заявил, что любому важному шагу Англии в американском вопросе должна предшествовать ее договоренность о взаимных действиях с другими европейскими державами, в первую очередь с Францией и Россией.

В Лондоне, впрочем, не питали никаких иллюзий в отношении позиции России по вопросам гражданской войны в США, которая не имела ничего общего с позицией Великобритании и была одним из важнейших препятствий на пути реализации планов посредничества. Суть этого посредничества сводилась к тому, чтобы добиться раскола США и признания независимости Конфедерации. Лондону пришлось делать главную ставку на Францию. 14 июня 1862 г. К. Маркс писал: "План таков: во время перерыва в заседаниях английского парламента Франция выступит в роли посредницы, а осенью, когда положение в Мексике будет упрочено, она начнет интервенцию"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 524.)

Еще весной 1862 года посол Англии в США начал переговоры с послом Франции в Вашингтоне Мерсье и русским посланником Стеклем. 6 августа 1862 г. Рассел писал Пальмерстону: "Мнение посла Франции, что нам необходимо в октябре проявить какую-то инициативу, полностью согласуется с вашей точкой зрения"^*. 8 августа 1862 г. Стекль сообщал из Вашингтона: "Дебаты в английском парламенте о Соединенных Штатах... успокоили страну относительно намерений Англии.

^* (Adams E. Op. cit. - Vol. 2. - P. 32.)

Что касается Франции, г-н Сьюард сказал мне, что трудно точно знать намерения Луи Наполеона, но он полагает, что император Франции будет придерживаться той же линии поведения, что и лондонский кабинет. По моему мнению, иностранное вмешательство в данный момент сделало бы больше зла, чем добра. Оно возбудило бы до последней степени страсти на Севере и способствовало бы продолжению войны.

В своей речи лорд Пальмерстон заявил, что он воспользуется первым же благоприятным случаем, чтобы предложить свое посредничество. Американские газеты, воспроизводя слова английского премьер-министра, единодушно добавляют, что если когда-нибудь страна окажется перед необходимостью принять посредничество одной из иностранных держав, таковым не будет, конечно, посредничество Англии"^*.

^* (АВПР. Ф. Канцелярия, 1862 г., д. 152, л. 328.)

Между тем обстановка для английской и французской дипломатии как будто бы складывалась благоприятно. Осенью 1862 года федеральная армия под командованием Макклеллана вновь потерпела поражение при очередной попытке взять столицу мятежников Ричмонд. Это резко дестабилизировало положение на фронте. Дипломатическая активность правительства Линкольна в этот момент была не очень высока, и в Лондоне, как и в Париже, надеялись, что их планы вмешательства не встретят сколь-либо серьезных препятствий на международной арене.

В этих условиях в Лондоне и Париже сочли, что наступил подходящий момент нанести удар по правительству Линкольна, выступив с инициативой посредничества. Ее выдвижение сопровождалось мощной кампанией в английской и французской прессе, направленной на то, чтобы убедить общественность в необходимости "проявить гуманизм" и добиться "скорейшего прекращения кровопролития в Северной Америке". Вновь подчеркивалось, что прекращение гражданской войны в США откроет для Англии и Франции американский рынок хлопка и тогда заработают на полную мощность текстильные предприятия европейских стран, прекратится массовая безработица, а с ней голод и лишения, которые переживают многие тысячи рабочих и членов их семей в Англии, Франции и в других европейских странах.

Идея посредничества (а на деле - вмешательства в дела США) открывала некоторые перспективы перед англо-французской дипломатией, но с ее реализацией надо было торопиться.

В сентябре 1862 года Линкольном готовилось опубликование предварительной Прокламации об освобождении с 1 января 1863 г. черных рабов. Реализация Прокламации лишала дипломатию Лондона и Парижа одного из важнейших идеологических аргументов, обеспечивавших политическое прикрытие враждебного по отношению к федеральному правительству внешнеполитического курса Англии и Франции.

14 июля 1862 г. в американские посольства за границей были направлены копии проекта Прокламации об освобождении рабов. В сопроводительном документе к проекту Прокламации говорилось, что если европейские державы пойдут на вмешательство в американские дела, то федеральное правительство вынуждено будет санкционировать "войну рабов". Данная оговорка свидетельствовала о том, что в Вашингтоне серьезно опасались возможного совместного выступления европейских держав на стороне Конфедерации.

Подобные опасения были оправданными. С середины сентября 1862 года, когда все сомнения по вопросу о принятии предварительной Прокламации об освобождении отпали, в Лондоне качали разрабатывать план вмешательства в гражданскую войну в США и признания Конфедерации.

Началась оживленная переписка между Лондоном и Парижем, послы Англии и Франции в Вашингтоне получили инструкции предпринять необходимые дипломатические акции, чтобы обеспечить "посредничество" европейских держав. Руководители английского правительства считали, что Англия и Франция должны предложить Северу и Югу заключить перемирие при условии признания отделения южных штатов, а если вашингтонская администрация откажется от этого предложения-ультиматума, Англии и Франции следовало официально признать Конфедерацию.

Неожиданное препятствие возникло в самом непредвиденном месте - в Париже. Английский посол во Франции Каули информировал Рассела, что французский министр иностранных дел Тувенель не проявил готовности к немедленной организации активных действий против правительства Линкольна. Тувенель не был столь безгранично оптимистичен, как его лондонский коллега, и предложил подождать результатов ноябрьских выборов в северных штатах. Министр не считал нужным скрывать, что главное препятствие на пути реализации англо-французских планов он видел в позиции России, отвергавшей все планы посредничества, направленного против интересов законного правительства США во главе с Авраамом Линкольном. Тувенель не без оснований считал, что посредничество может дать результат только при условии совместного выступления Англии, Франции и России. Французский министр при этом информировал Лондон, что правительство Франции давно уже запросило Россию о ее отношении к планам коллективного "посредничества" и "натолкнулось на фактически презрительный отказ"^*. Впрочем, Наполеон III был настроен более решительно, чем его министр иностранных дел, и готов был пойти на вмешательство в американские дела.

^* (Adams E. Op. cit. - Vol. 2. - P. 39.)

Что касается английской королевы Виктории, то она придерживалась более реалистической точки зрения и настаивала на совместных действиях с Австрией, Пруссией и Россией. Но к голосу королевы Пальмерстон и Рассел мало прислушивались.

В Петербурге внимательно следили за дипломатическими интригами Лондона и Парижа вокруг проблемы "посредничества". В русском министерстве иностранных дел хорошо понимали, что вмешательство Англии и Франции в гражданскую войну в США на стороне мятежных штатов могло иметь далеко идущие последствия, вплоть до раскола Соединенных Штатов на два государства. Нарушив всю систему мирового равновесия, это привело бы к резкому усилению международных позиций Англии и Франции, к возникновению нового призрака "крымской коалиции".

О событиях, связанных с англо-французскими планами "посредничества", регулярно информировал Петербург русский посланник в Вашингтоне. Стекль сообщал, что попытки такого посредничества вызывали повсеместные протесты на Севере. Еще 20 мая 1862 г. русский посланник писал из Вашингтона, что факты свидетельствуют "о вмешательстве Англии и Франции в американский кризис... Более чем когда-либо я убежден, - продолжал Стекль, - что... если вмешательство будет мирным, они (федералисты. - Р. И.) отклонят его, если же, напротив, оно будет решительным и сопровождено угрозами признания южной Конфедерации, последствием будет война. В данном случае я выражаю не только мое мнение, но и мнение послов Франции и Англии"^*.

^* (АВПР. Ф. Канцелярия, 1862 г., д. 152, л. 219-220.)

В правящих кругах Англии не было единства по проблемам американской политики, но еще в большей степени были расколоты по вопросам политики в отношении США французские правящие круги. В Лондоне сторонники силового давления на администрацию Линкольна считали, что противоречия между Наполеоном III и министром иностранных дел Тувенелем в вопросах американской политики приведут к торжеству жесткого курса императора, который поддержит интервенционистскую политику Англии. Эта уверенность имела веские причины: французская интервенция в Мексике нуждалась в активной поддержке со стороны Великобритании. И самой лучшей поддержкой была бы совместная интервенционистская политика против федерального правительства Линкольна.

Все попытки оказать давление на Россию оказались безрезультатными. Горчаков 15 октября 1862 г. сообщал Стеклю, что Россия не намеревается изменить свою "исключительно дружественную политику к Соединенным Штатам"^*. Россия категорически отказалась присоединиться к посредничеству. Застопорилось дело и с Францией, которая увязла в итальянских делах и помимо этого переживала острый политический кризис.

^* (Там же. - Л. 533, 534.)

Англо-французское согласие подрывалось и неуемным аппетитом Наполеона III в отношении Мексики. Пока агрессия против этой страны имела четко выраженную антиамериканскую направленность и контролировалась участием Англии в ее осуществлении, Лондон поддерживал мексиканскую авантюру. Однако осенью 1862 года стали очевидными планы французской колонизации Мексики, что вызвало серьезную обеспокоенность руководителей Великобритании.

Осенью 1862 года многие факторы подталкивали Англию к реализации планов "посредничества", целый ряд факторов действовал в прямо противоположном направлении.

7 октября канцлер казначейства (министр финансов) Гладстон, один из лидеров либеральной партии, выступил с заявлением, что "общий интерес наций требует, чтобы никакое государство не принимало размеров материка".

Руководители внешнеполитического ведомства Англии прилагали немалые усилия, чтобы вовлечь в "посредничество" Австрию, Пруссию, Испанию. Но даже в случае удачи все это не могло бы компенсировать отказ России участвовать в акциях, направленных против законного федерального правительства.

Позиция России была твердой несмотря на то, что осенью 1862 года стало очевидным назревание новой кризисной ситуации в Польше. В Петербурге, исходя из опыта Крымской войны, не строили никаких иллюзий в отношении позиции Англии и Франции в случае резкого обострения положения в Польше. Не питая никаких симпатий к подлинно демократическим силам Польши, в Лондоне и Париже проявляли немедленную готовность использовать события в Польше во вред России, Этот кризис мог стать зародышем крупной европейской войны.

В Петербурге обоснованно считали, что царское правительство может рассчитывать на благожелательную позицию правительства Линкольна в связи с назревшим кризисом в Европе. И руководители внешней политики России, как показали последующие события, не ошиблись в своих ожиданиях. Но для того, чтобы заручиться поддержкой со стороны федерального правительства, надо было продолжать оказывать ему политическую поддержку. Этот курс последовательно проводил в жизнь канцлер Горчаков.

Внешнеполитические проблемы были важным, но не решающим фактором, сорвавшим интервенционистские планы союзников мятежных рабовладельцев в Лондоне и Париже. 17 сентября 1862 г. федеральные вооруженные силы сумели добиться улучшения своего положения. Войска Конфедерации под командованием генерала Роберта Ли вынуждены были отойти на старые оборонительные рубежи, прикрывавшие подступы к Ричмонду.

В Лондоне вновь задумались о целесообразности "посредничества". Пальмерстон в который уже раз заговорил о важности совместной "миссии доброй воли" Англии, Франции и России в интересах мирного урегулирования в Америке. Все большие сомнения одолевали и Рассела, который заявил Пальмерстону, что необходимо еще раз тщательно изучить и взвесить ситуацию в Северной Америке. Министр иностранных дел писал в те дни премьер-министру, что Россия и на этот раз вряд ли поддержит идею "посредничества", а отказ России присоединиться к этим планам "неизбежно поведет к отклонению наших предложений"^*.

^* (Adams E. Op. cit. - Vol. 2. - P. 45.)

Решив взять инициативу в свои руки, Наполеон III направил в Лондон неофициального агента Манна, чтобы побудить английское правительство к совместному вмешательству в американские дела. Реализации этих планов помешала не только уклончивая позиция Рассела, но и итальянские события в сентябре 1862 года. Гарибальди, стремясь освободить остававшиеся еще вне итальянского государства Рим и Венецию, летом 1862 года предпринял очередную попытку похода на Рим. Итальянский король Виктор Эммануил II под давлением Наполеона III, выступавшего на стороне папы, двинул против добровольцев Гарибальди свои войска. В завязавшемся бою Гарибальди был ранен и взят в плен. (Знаменитый русский хирург Н. И. Пирогов, лечивший борца за освобождение Италии, спас Гарибальди от ампутации ноги.)

Нападение на отряд Гарибальди вызвало возмущение во многих странах мира, в том числе и в Англии, где в сентябре 1862 года прошли многочисленные митинги и демонстрации в его поддержку. 28 сентября 1862 г. из места своего заключения Гарибальди обратился к английскому народу с посланием, в котором, в частности, призывал англичан выступить в поддержку антирабовладельческой борьбы северных штатов. Так создавался единый фронт движения против рабства в США и демократического движения в Европе.

В Лондоне и в других европейских столицах все больше понимали, что намерения правительства Линкольна ликвидировать рабовладение приумножат силы Севера, военный потенциал которого и так уже возрос, и теперь федералисты стояли на пороге окончательного захвата инициативы. Некоторые надежды британская реакция, впрочем, еще связывала с недовольством сторонников рабовладения на Севере, которое вместе с усталостью народа от войны могло сказаться на результатах предстоящих выборов. Если позиции Линкольна пошатнутся и военная удача изменит федералистам, то можно будет вернуться к идее посредничества-вмешательства, рассуждали в Лондоне.

Однако реальная перспектива осуществления этих планов была более чем сомнительна. Правительство Линкольна добивалось все большей политической стабилизации в стране.

20 мая 1862 г. после долгой и упорной борьбы в конгрессе президент Линкольн подписал закон о гомстедах. По этому закону любой гражданин США или иностранец, выразивший желание принять американское гражданство и уплативший 10-долларовый регистрационный сбор, получал из государственного земельного фонда гомстед - земельный участок в 160 акров (65 га). После пяти лет проживания на этом участке и обязательной обработки его гомстедер становился собственником земли^*.

^* (Commager H. (ed.). Documents of American History. Vols. I-II. - N. Y., 1958. - Vol. I. - P. 410-411.)

Закон о гомстедах имел важное значение в борьбе за полное уничтожение рабства, так как он закрывал рабовладению путь на огромные земельные просторы Запада, а без непрерывного распространения на новые, неистощенные земли рабство не могло существовать.

Весной и летом 1862 года президент санкционировал ряд законов, подготовивших принятие решения об освобождении рабов^*. Определяя значение этих законов, К. Маркс писал 4 августа 1862 г.: "Таким образом, как бы ни выпал жребий военной удачи, можно уже теперь с уверенностью сказать, что рабство негров ненадолго переживет гражданскую войну"^**.

^* (Collected Works. - Vol. V.- P. 114-116, 192; The Statutes at Large of the United States. - Boston, 1863. - Vol. XII. - P. 354, 432, 589- 598.)

^** (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 543.)

Законодательные акты 1862 года завершились принятием предварительной Прокламации президента, гласившей, что с 1 января 1863 г. освобождаются все рабы мятежных рабовладельцев^*. Опубликование президентом Линкольном 22 сентября 1862 г. предварительной Прокламации об освобождении явилось крупнейшим событием второй американской революции 1861 -1865 годов, ее значение было огромным. Она коренным образом изменяла цели войны: конституционная война за восстановление единства Союза переросла в войну за уничтожение рабства и приобрела революционный характер.

^* (Collected Works. - Vol.V. - P. 433-436.)

Качественное изменение характера войны, методов ее ведения повлияло и на дипломатию Линкольна, на внешнюю политику федерального правительства, которые теперь еще более становились ориентированными на получение поддержки со стороны радикальных кругов Англии, Франции и других европейских стран. Они и раньше оказывали всемерную поддержку дипломатическим усилиям Линкольна, направленным на создание наиболее благоприятных внешнеполитических условий для решения задач, стоявших перед Севером в гражданской войне. Теперь эти усилия получили новый мощный стимул: война отныне велась не только за восстановление Союза, но и за уничтожение рабства.

Исключительно высоко оценивал значение предварительной Прокламации К. Маркс. Он писал, что это был "важнейший документ американской истории со времен основания Союза... В истории Соединенных Штатов и в истории человечества, - продолжал К. Маркс, - Линкольн займет место рядом с Вашингтоном!"^*.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 570.)

Переход к ведению войны "по-революционному" создал качественно новую ситуацию в стране. Впереди еще были многие тяжелые и кровопролитные сражения, но становилось очевидным, что поражение мятежных рабовладельцев неизбежно.

В Лондоне понимали, что освобождение рабов станет прологом скорого падения Конфедерации, предпринимать в этих условиях акции, открыто направленные против правительства Линкольна, было бы необдуманным. Руководители внешнеполитического ведомства Англии в этой обстановке так и не сумели добиться поддержки своей инициативы не только со стороны России, но и Франции. Планы "посредничества" не получили поддержки и на внутреннем фронте, со стороны консерваторов.

Пальмерстон и Рассел оказались в полной изоляции. Перспектива была мрачная - в одиночку пойти на принятие решения, последствия которого могли быть резко негативными для внешнеполитических интересов страны. Необходимость отказа от плана "посредничества" стала очевидной. Рассел вынужден был выступить с заявлением, что возможно лишь "коллективное посредничество". Он подчеркнул, что особенно важно участие в этой акции России^*.

^* (Adams E. Op. cit. - Vol. 2. - P. 54.)

Интервенционистские планы Великобритании вмешаться в ход гражданской войны в США на стороне мятежной Конфедерации потерпели серьезное поражение. Некоторые попытки осуществить планы "посредничества", однако, предпринимались Лондоном и позже.

24 октября 1862 г. Друэн де Люис сменил на посту министра иностранных дел Франции Тувенеля. Развязавшись с итальянскими делами, Наполеон III, искавший выхода из внутреннего кризиса во внешнеполитических авантюрах, теперь сам решил стать инициатором объединенного вмешательства европейских держав в американские дела. 31 октября 1862 г. император направил в Лондон и Петербург официальные предложения выступить инициатором заключения в США между воюющими сторонами шестимесячного перемирия, на это же время предусматривалось снятие блокады рабовладельческой Конфедерации. Это был план, направленный на спасение мятежных рабовладельцев, которые в случае его осуществления могли бы получить из-за границы все, что им было необходимо для продолжения войны.

На возобновление попыток вмешательства в американские дела "друзей сецессионистов" в Англии и во Франции воодушевляли результаты выборов в США в ноябре 1862 года. Республиканцы на этих выборах в конгресс одержали победу в большинстве штатов Севера, но потеряли значительное число голосов по сравнению с предыдущими выборами. В Лондоне и в Париже это было истолковано как ослабление позиций Линкольна.

Однако результаты выборов 1862 года оказались для правительства Линкольна не больше чем неприятным эпизодом. К. Маркс писал о причинах неудачи республиканцев на выборах 1862 года: "Прежние лидеры демократической партии умело использовали недовольство, вызванное промахами в финансовых делах и несуразностями, которые были допущены в военных вопросах". На результатах голосования, указывал К. Маркс, сказалось и то, что "большая часть мужчин, пользующихся правом голоса, находится на фронте"^*. Переход к революционным методам ведения войны дал свои положительные результаты, положение на фронте стало постепенно меняться в пользу федералистов.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 15. - С. 584.)

Планы Пальмерстона и Наполеона III встретили резкое сопротивление в Петербурге. Политика России создавала Линкольну достаточно широкие возможности для дипломатического маневрирования на международной арене в целях формирования благоприятных внешнеполитических условий для реализации политики воссоединения страны и уничтожения рабства.

Американские газеты писали, что Россия действовала, как союзник правительства Линкольна. Близкая к республиканской партии пресса призывала хранить с Россией "прочную и взаимную дружбу". "Нью-Йорк дейли трибюн" опубликовала статью, которая называлась "Наш настоящий великий союзник". Газета писала: "Никто не забыл приветствие, которое послала нам Россия, когда началась война, и с тех пор Россия ни словами, ни делами не сделала ничего, что изменило бы ее позицию, занятую в начале войны". Официоз республиканской партии призывал хранить с Россией "прочную и взаимную дружбу". "Трудно переоценить важность дружественных отношений с этой великой и растущей державой", - заявляла газета^*.

^* (New York Daily Tribune. - 1862. - Aug. 7.)

Благожелательное отношение России к США проявлялось не только в сфере официальной дипломатической деятельности. Немногочисленные русские, которые посещали США в годы гражданской войны по личным или служебным делам, высказывали готовность оказать всемерную помощь федеральному правительству. Полковник генерального штаба России Петр Лебедев, находившийся в США, обратился 21 сентября 1861 г. с письмом к Стеклю: "В настоящих обстоятельствах я... воспользовался моим отпуском, чтобы испросить через посредничество вашего превосходительства позволения осмотреть перевязочные пункты и военно-походные госпитали армии Союза и поделиться в этом отношении теми опытами, которые успели мы вынести из последней войны"^*.

^* (АВПР. Ф. Посольство в Вашингтоне (входящие), 1861 г., д. 77, л. 350.)

Политика царского правительства - "политика доброжелательности" - допускала оказание политической и даже военно-политической помощи федералистам. Эта политика отражала и чувства демократической общественности России. А вот к тому, что в федеральных войсках наряду с другими иностранцами сражались и русские официальные царские чиновники, относились явно отрицательно. 24 февраля 1862 г. Стекль сообщал, что в армии Севера сражался "русский офицер, некий Турчанинов, который, как я полагаю, покинул Россию без разрешения". Стекль выражал явное неодобрение по этому поводу: "Весь командный состав, не исключая окружения главнокомандующего, - сообщал русский посланник, - состоит из революционеров и авантюристов, которым здесь, кажется, назначено свидание со всех уголков земли. Здесь не место офицеру, который имел честь служить под знаменами нашего августейшего монарха" (замечание Горчакова: "Нет, конечно")^*.

^* (АВПР. Ф. Канцелярия, 1862 г., д. 152, л. 96.)

Речь шла о русском артиллерийском офицере, полковнике генерального штаба Иване Васильевиче Турчанинове, человеке демократических взглядов, который эмигрировал из России. По пути в США Турчанинов встречался в Англии с А. И. Герценом. В США Турчанинов сражался за освобождение рабов, предоставлял им убежище и работу в расположении своего полка, выступал за призыв негров в армию Союза. За это реакционный генералитет федеральной армии отдал Турчанинова под военный суд и уволил из армии. Линкольн отменил приговор суда и присвоил русскому офицеру звание бригадного генерала; позднее Турчанинов командовал бригадой и успешно сражался на многих фронтах гражданской войны.

Федеральное правительство подробно информировало русское посольство в Вашингтоне о важнейших внутренних и внешнеполитических проблемах гражданской войны, что также являлось свидетельством признания благожелательной позиции России.

Об укреплении дружественных отношений между США и Россией сообщал из Петербурга С. Камерон, новый посланник США в России. Камерон писал о заявлении Александра II, что он "всегда питал сердечные симпатии к Северу и стремится к тому, чтобы силе и влиянию США не был нанесен никакой ущерб". Александр II отметил, что интересы двух держав во многом совпадают, и указал на важное значение строительства подводного телеграфа, который соединит две страны. Рассказав о реформах, связанных с освобождением крепостных, царь проявил большой интерес к решению вопроса об уничтожении рабства в США.

Новый американский дипломатический представитель заверил императора в дружеских чувствах руководителей США к России и от имени своего правительства отвечал Александру II, что "миру и материальному благополучию народов наилучшим образом будут содействовать сохранение сильной и процветающей России в Старом свете и сохранение системы, созданной в США, в Новом свете". Посланник США оптимистично смотрел в будущее: "Очень важно, что Россия и США - две единственные великие державы, дружбе которых никогда не будет нанесен ущерб путем столкновения их интересов"^*.

^* (House Executive Documents (Diplomatic Correspondence) 1862- 1867.- Wash., 1863-1868. - No 2, Part I. - P. 447, 448 (далее: House Executive Documents).)

Камерон восторженно отзывался о приеме, оказанном ему: "Мне доставила глубочайшее удовлетворение предоставленная возможность получить практические подтверждения симпатии России к США, которые эта страна проявляет в настоящее время, как и прежде, и которые не только не ослабли, но и окрепли после известий о наших трудностях".

Сьюард, отметив удовлетворение приемом, оказанным американским дипломатам, выразил желание Линкольна, чтобы правительство и народ России получили уверения в сердечной дружбе США.

Американская пресса отмечала, что беседа Камерона с Александром II - еще одно доказательство дружественного отношения России к США. "В соответствии со строгим этикетом русского двора император не принимает посла раньше, чем пройдет некоторое время после его прибытия, но в данном случае аудиенция была предоставлена почти немедленно". В корреспонденции отмечался дружеский характер беседы и делался вывод: "...Не может быть ошибки в отношении сердечных чувств и теплых симпатий императора... Нет причин, препятствующих тому, чтобы Россия и Соединенные Штаты объединились в искреннем и прочном союзе и оказывали непреодолимое влияние не судьбы мира"^*.

^* (New York Daily Tribune. - 1862. - July 27.)

Пребывание Камерона в Петербурге укрепило его убеждение в том, что "ни в одной из столиц Европы не встречают лояльных американцев с такой всеобщей симпатией, как в Петербурге". Камерон отмечал также, что в России с исключительной доброжелательностью относятся к сообщениям об успехах дела Союза. Однако американский посланник выражал серьезную обеспокоенность тем, что, по его мнению, существовала реальная возможность вмешательства европейских держав в американские дела в ущерб делу Союза. "Европа, - сообщал Камерон, - теряет терпение, так как наша борьба приносит ей большие убытки. В число друзей мятежников входят не только их специальные агенты, но и влиятельная группа тех, кто с неприязнью и страхом следит за быстрым ростом нашей страны. Эти лица тайно изыскивают предлоги, чтобы в глазах народа оправдать вмешательство в американские дела"^*.

^* (House Executive Documents. 1862/63. - No 4. - P. 449-450.)

Камерон с полным основанием неоднократно обращал внимание государственного секретаря, правительства Линкольна на то, что ход военных действий в США порождает в России и в других европейских странах сомнения в возможности федералистов подавить мятеж. Корреспонденции Камерона на этот счет убедительно свидетельствовали о том, что в военное время самый мощный и действенный аргумент для дипломатии воюющей стороны - военные победы.

В то время как отношения между США и Россией укреплялись, в Лондоне и в Париже никак не хотели расстаться с планами "разъединения Штатов" и с идеей "посредничества". Как уже говорилось, 31 октября 1862 г., когда Наполеон III предложил Англии и России осуществить совместное вмешательство в американские дела, канцлер Горчаков ответил отказом, заявив, что подобное посредничество имело бы характер враждебной акции по отношению к правительству Линкольна, с которым Россия поддерживает дружественные отношения. Соответствующая инструкция была направлена в США Стеклю. Причем, Горчаков ознакомил с текстом этого документа сотрудника американской дипломатической миссии Тейлора, который в это время исполнял обязанности посланника США.

Ответ Горчакова поставил Англию и Францию в очень трудное положение. Первым отступило правительство Великобритании, которое вынуждено было отклонить предложение Наполеона III. Очередная попытка открытого вмешательства в гражданскую войну в США была сорвана.

Официальные круги и пресса США с большим удовлетворением комментировали заявление канцлера Горчакова: "Ответ князя Горчакова на предложение Наполеона о посредничестве расценивается здесь как новое доказательство дружеских чувств России по отношению к нашей стране"^*.

^* (New York Daily Tribune. - 1862. - Nov. 29.)

В борьбе против англо-французского вмешательства в американские дела, закамуфлированного заявлениями о "посредничестве", правительство Линкольна сталкивалось с серьезными трудностями и внешнеполитического, и внутреннего характера. Против федерального правительства сложился альянс, в который входили авторы идеи о "посредничестве", находившиеся за океаном, мятежники и их сторонники в северных штатах. 7 декабря 1862 г. Стекль сообщал: "Консерваторы (консервативные республиканцы. - Р. И.) не отказались от иностранного вмешательства в дружественной форме. Они даже рассматривают его как средство для той и для другой партии приступить к переговорам, когда время для этого наступит...

Франция и Англия внимательно следят за ходом событий. Возможно, что какая-либо из этих держав предпримет новые демарши перед императорским двором, когда они сочтут момент благоприятным для переговоров"^*.

^* (АВПР. Ф. Канцелярия, 1862 г., д. 152, л. 448.)

Пресса России подвергла резкой критике англо-французский план посредничества, и в первую очередь политику Наполеона III. Русская газета подчеркивала, что на всех направлениях внешнюю политику Луи Наполеона характеризует архиреакционная направленность. Он "поддерживает в Риме светскую власть папы, в Северной Америке - дело невольничества, а в Мексике Франция приобрела... только всеобщие упреки в нарушении прав независимого народа"^*.

^* (Современное слово. - 1862. - 28 нояб.)

Резкой критике планы вмешательства в американские дела подверг "Современник", разоблачая лицемерные утверждения Наполеона III о том, что в основе посредничества лежит якобы забота о ланкаширских и руанских рабочих и необходимость прекратить кровопролитие в США. Эти лживые заявления об озабоченности положением "меньшой братии прикрывали корыстные расчеты хлопчатобумажных фабрикантов"^*. С критикой интервенционистских планов Франции и Англии выступал демократический журнал "Русское слово". Показывая полную несостоятельность притязаний Луи Наполеона на то, что его политика отражает принципы французской революции, журнал делал вывод, что вся политика императора Франции, как внутренняя, так и внешняя, ясно доказывает, что он боится этих принципов^**.

^* (Современник. - 1863. - С. 335, 343.)

^** (Русское слово. - 1863. № 4. - С. 10.)

В октябре 1862 года канцлер казначейства Гладстон публично заявил, что "Джефферсон Дэвис и другие южные вожди сформировали армию, снаряжают флот и, что еще важнее, создали нацию"^*. От подобной постановки вопроса до официального признания Англией Конфедерации был всего один шаг. И естественно, что в мятежных штатах заявление Гладстона было встречено бурей восторга. Английская пресса восприняла речь канцлера казначейства с горячим одобрением и выступила с резкими критическими оценками предварительной Прокламации об освобождении. По мнению английских газет и журналов, президент обнародованием этого документа нарушал законы США и провоцировал на Юге войну рабов. И, разумеется, ни одна газета или журнал не вспомнили о том, что совсем недавно английская пресса дружно порицала Линкольна за то, что он не выступает за освобождение рабов.

^* (Санкт-Петербургские ведомости. - 1862. - 4 окт.)

Крайне болезненная реакция на предварительную Прокламацию со стороны просепаратистских кругов Англии, Франции и других европейских стран, взрыв негодования в стане мятежников, негативные оценки этого документа прорабовладельческими силами Севера - все говорило о том, что Линкольн нанес мощный и хорошо рассчитанный удар по рабовладению.

Франция, союзник Англии по американским авантюрам, погрязла в итальянских и мексиканских делах, переживала тяжелый внутренний кризис и не была готова трубить большой сбор для похода против США. Правящие круги Англии, тщательно взвесив все аргументы "за" и "против" признания Конфедерации, не рискнули сделать этот роковой шаг, который означал бы начало войны между Великобританией и США.

Дипломатия Линкольна была построена на учете главного фактора: несмотря на все свои симпатии к мятежным плантаторам Юга, правящие круги Великобритании не рискнут начать военные действия против Соединенных Штатов. Международная обстановка была явно неблагоприятна для такой войны. Россия категорически выступила против военного вмешательства в американские дела^*. Она была заинтересована в существовании мощных и единых Соединенных Штатов. В Лондоне понимали, что русское правительство не забыло, какой позиции придерживалась Англия в период недавней Крымской войны.

^* (См. АВПР. Ф. Канцелярия, 1862 г., д. 152, л. 448.)

Главным козырем Великобритании, владычицы морей, был мощный военно-морской флот. Но за годы гражданской войны в Соединенных Штатах был создан свой, оборудованный по последнему слову техники, флот. Успешные рейды "Алабамы" и других каперских судов мятежников свидетельствовали о том, что в случае начала войны, действуя на растянутых морских коммуникациях Великобритании, американский флот сумеет нанести тяжелейшие удары по английскому судоходству, что парализует торговлю и всю экономику Великобритании. В осеннее время, в период океанских штормов, начать военные действия против США значило обречь английские войска на серьезные трудности со снабжением. Кроме того, англичане ставили на карту судьбу фактически беззащитной Канады.

Федеральные вооруженные силы приобрели большой опыт военных действий на протяжении полутора лет гражданской войны, и английская экспедиционная армия в борьбе с ними оказалась бы в очень трудном положении.

Текстильные фабриканты Англии, выступавшие за войну с США, были влиятельной экономической и политической силой. Однако они не представляли интересов всего класса буржуазии, в среде которой было немало противников дальнейшего обострения отношений с США. Что же касается позиции британского рабочего класса и радикалов, то их активные выступления в защиту правительства Линкольна не оставляли ни малейших сомнений на тот счет, что, если начнется война с США, они будут мощной и исключительно активной оппозиционной силой. Как показали события первого периода гражданской войны в США, игнорировать эту силу было невозможно.

В гражданской войне участвовали многие тысячи ирландцев. В случае начала войны между Англией и США ирландцы использовали бы ее для активной борьбы за освобождение своей родины. Ирландская "пороховая бочка" могла взорваться в любой момент, и правящие круги Англии постоянно учитывали это, определяя свою внутреннюю и внешнюю политику.

История англо-американских отношений также давала убедительные аргументы против военного вмешательства в дела США. Во время войны за независимость 1775- 1783 годов, в ходе англо-американской войны 1812- 1814 годов слабые Соединенные Штаты, фактически не имевшие флота, сумели добиться победы над самой мощной в мире морской державой. Не учитывать этот опыт было невозможно.

Таким образом, в создавшихся условиях обострение конфликта между США и Великобританией и доведение его до вооруженного столкновения было весьма опасным. А в случае признания Лондоном Конфедерации такой конфликт был бы неизбежен. Все более нереальной становилась и политика "посредничества", направленная на раскол США. Однако европейской реакции, в первую очередь в Лондоне и Париже, трудно было расстаться с идеей вмешательства в американские дела.

Важнейшая стратегическая задача авторов идеи вмешательства европейских держав в американские дела на стороне мятежной Конфедерации по-прежнему заключалась в том, чтобы мобилизовать силы европейской реакции с целью окончательного раскола Союза. И действительно, попытки англо-французского вмешательства в гражданскую войну в США неоднократно повторялись.

Гражданская война ставила перед правительством Линкольна все новые внешнеполитические проблемы, разрешение которых представляло серьезные трудности, вызванные и сложным положением на фронтах, и тяжелой борьбой на Севере между революционными и контрреволюционными силами. Внешнеполитический фронт второй американской революции был важным участком борьбы между сторонниками и противниками рабства в США. Главное значение имел все же внутренний фронт: судьба революции решалась в первую очередь в самих Соединенных Штатах, в ходе ожесточенной вооруженной борьбы между рабовладельческими и антирабовладельческими силами.

Линкольн правильно оценивал и учитывал внутренние и внешнеполитические факторы, обусловившие возможность коренного поворота в ходе гражданской войны. Дипломатия Линкольна обеспечила в 1861-1862 годах успешное выполнение главной задачи, которая стояла перед ней, - не допустить создания блока европейских держав с целью осуществления политики прямого вмешательства в гражданскую войну в США на стороне мятежной Конфедерации.

Правительство Линкольна сумело выиграть важную внешнеполитическую битву: открытое вмешательство европейских держав в американские дела на стороне мятежных рабовладельцев было сорвано. Взвешенный внешнеполитический курс администрации Линкольна способствовал расколу единого фронта зарубежных противников антирабовладельческих сил Соединенных Штатов.

Важнейшим результатом второй американской революции было принятие Линкольном решения о ликвидации рабовладения. Подписанная президентом 22 сентября предварительная Прокламация об освобождении рабов стала крупнейшим внутриполитическим фактором. Этот поистине революционный документ сыграл историческую роль и в развитии гражданской войны, и в обеспечении условий на международной арене для победы Севера.