Генуя

Провал военной интервенции показал правящим кругам империалистических держав, что свергнуть Советскую власть с помощью военной силы им не удастся. Однако и после понесенных поражений часть буржуазных деятелей продолжала оставаться на старых позициях. Другие же считали, что надо действовать иначе. Разбив лбы о крепость наших армий, они намеревались в новых условиях добиться победы над социализмом более гибкими экономическими методами. Между тем отказаться от военных действий и установить экономические связи с Советской страной их заставили и экономические трудности внутри самих капиталистических стран, а также требования широких масс. "Есть сила большая, чем желание, воля и решение любого из враждебных правительств или классов, эта сила - общие экономические всемирные отношения, которые заставляют их вступить на этот путь сношения с нами"², - отмечал В. И. Ленин.

² (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 44, стр. 304-305.)

28 октября 1921 г. Г. В. Чичерин направил правительствам США, Великобритании, Франции, Италии, Японии ноту, где отмечалось, что с первых же дней Советское правительство ставило одной из главных целей своей политики экономическое сотрудничество с другими державами. Тем самым подчеркивалась основная ленинская установка на мирное хозяйственное строительство в нашей стране, посредством которого советский народ оказывал свое главное воздействие на все мировое развитие.

Одновременно Советское правительство выражало готовность признать довоенные долги царской России, если будут созданы условия, обеспечивающие практическую возможность выполнения этих обязательств. Иными словами, РСФСР сможет взять на себя эти обязательства "лишь в том случае, если великие державы заключат с ней окончательный и всеобщий мир и если ее Правительство будет признано другими державами". В ноте говорилось, что Советское правительство предлагает скорейший созыв международной конференции, которая "рассмотрела бы требования других держав к Российскому Правительству, а также требования Российского Правительства к этим державам и выработала бы между ними окончательный мирный договор".

Нота от 28 октября расчистила путь к непосредственным переговорам капиталистических государств с РСФСР. В начале января 1922 г. Верховный совет Антанты постановил созвать экономическую конференцию и пригласить все европейские державы, в том числе Советскую Россию.

7 января глава итальянского правительства Бономи уведомил правительство РСФСР, что конференция состоится в Италии, и официально пригласил участвовать в ее работе. На следующий день Г. В. Чичерин отправил в МИД Италии телеграмму о том, что Советское правительство с удовлетворением принимает приглашение.

Конференция должна была собраться в Генуе 8 марта, но затем была названа новая дата - 10 апреля.

Сам факт приглашения Советской России на общеевропейскую конференцию означал признание ее как державы, без участия которой в международных делах нельзя уже больше обойтись.

Все предполагаемые участники конференции задолго начали усиленно готовиться к ней. Представители правительств держав Антанты совместно вырабатывали проекты решений, стремясь поставить советскую делегацию перед свершившимся фактом.

Обстоятельно готовилось к конференции и Советское правительство. В. И. Ленин лично руководил этим, ведь конференция в Генуе была первым крупным международным форумом, в котором участвовала Советская Россия.

27 января Чрезвычайная сессия ВЦИК утвердила состав делегации. Ее председателем был назначен В. И. Ленин, заместителем - Г. В. Чичерин со всеми правами председателя на тот случай, если обстоятельства исключат возможность поездки В. И. Ленина. Членами делегации являлись Л. Б. Красин, М. М. Литвинов, В. В. Воровский, А. А. Иоффе, Я. Э. Рудзутак, Н. Н. Нариманов и другие представители советских республик.

Огромную работу в связи с конференцией проделал Г. В. Чичерин. Ему было поручено возглавить комиссию по подготовке к Генуе, созданную Политбюро ЦК РКП(б) по предложению В. И. Ленина. В нее вошли также Г. М. Кржижановский, Н. Н. Крестинский, Л. Б. Красин, М. М. Литвинов, А. М. Лежава, А. А. Иоффе, Г. Я. Сокольников и С. С. Пилявский (секретарь). Однако сразу же возникло затруднение. Нечеловеческая физическая нагрузка, неустройство быта, постоянные недоедания, холод вызвали у Чичерина в конце 1921 г. обострение старой болезни. Георгий Васильевич нуждался в лечении и длительном отдыхе. В. И. Ленин настаивал на его уходе в отпуск до начала конференции. В двух письмах в Политбюро от 15 января 1922 г., ссылаясь на неналаженность работы из-за отсутствия достаточно подготовленных кадров и на то, что в НКИД нет человека, знающего весь круг вопросов, Чичерин отказывался от отпуска. Передача дел и введение кого-либо в курс всей работы наркомата, подчеркивал он, потребовали бы нескольких месяцев, что решительно невыполнимо в период напряженной работы по подготовке к Генуэзской конференции. "В настоящее время отпуск, - утверждал Чичерин, - равносилен для меня полному уходу..."¹ 16 января 1922 г. В. И. Ленин пишет В. М. Молотову для всех членов Политбюро:

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 54, стр. 596.)

"1) Бумажки Чичерина доказывают, что он болен. Надо спешно запросить лучших врачей, что лучше

а) отложить ли весь отпуск ему (полугодовой) до после Генуи?

Вынесет ли он?

б) или тотчас отдых на месяц, на пять недель, с 18.1. до 22.11., и остается две недели до 8.III., а после Генуи особо? (казалось бы, что б единственно правильное).

2) Дела в НКиделе, видимо, в опасном развале. Не опасно ли сослать все лучшие силы НКидела в Геную, а здесь в НКиделе оставить пустое место?

Надо взять этот вопрос под ближайшее, непосредственное наблюдение Политбюро.

3) Надо возложить на кого-либо (может быть, Литвинов + Боровский + Иоффе + П. П. Горбунов?) специальную ответственность за то, что при отъезде Чичерина и всей делегации в Геную все дела НКидела будут сданы в полном порядке таким-то лицам.

Кого-либо из опытнейших дипломатов надо оставить во главе НКидела на весь период Генуи.

4) Тотчас найти лучших и вполне надежных шифреров, поручив им подготовить к Генуе самые надежные шифры (с ключами, меняющимися каждый день) на весь период Генуи"¹.

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 54, стр. 118.)

Вопрос об отпуске Чичерину рассматривался на нескольких заседаниях Политбюро ЦК РКП(б). Было решено отправить его отдыхать после окончания Генуэзской конференции. Политбюро поручило А. А. Иоффе, Я. С. Ганецкому и П. П. Горбунову подготовить Комиссариат иностранных дел к тому, чтобы ко времени отъезда Чичерина и Литвинова "он находился бы в состоянии полной ясности и точности работы... Иметь в виду, - говорилось далее в постановлении Политбюро, - возможность вызова т. Карахана² на время отсутствия Чичерина и Литвинова, а равным образом возможности того, что один или два товарища из дипломатической части делегации должны будут, сменяясь, оставаться в Москве для ведения дел"¹.

² (Л. М. Карахан был в то врем полпредом в Польше.)

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 54, стр. 596-597.)

С первых же дней работы комиссия Чичерина вошла в контакт со всеми ведомствами. По ее поручению наркоматы готовили разного рода материалы, главным образом по экономическим и финансовым вопросам. Большое количество справок вместе с выводами и обобщающими записками поступало из комиссариатов в Госплан, который объединял всю эту работу и передавал материалы в комиссию.

Комиссия собиралась два раза в неделю и почти за три месяца провела 22 заседания. Руководитель того или иного ведомства (нарком или его представитель) докладывал о ходе подготовительной работы к конференции. Обсуждение рассматривавшихся вопросов проходило весьма оживленно, иногда дискуссии продолжались по 5-6 часов и заканчивались глубокой ночью.

К участию в работе комиссии были привлечены также соответствующие научно-исследовательские институты Москвы и Петрограда, видные ученые и специалисты в разных областях науки и народного хозяйства.

Георгий Васильевич старался все предусмотреть. От него исходили самые различные указания, связанные с Генуей. Секретарю комиссии С. С. Пилявскому он писал: "Наша делегация должна будет иметь с собой памятные записки по всем вопросам, и к ним должны быть приложены материалы исторические, юридические и прочие. Необходимо, чтобы наши делегаты могли в любой момент положить на стол любой документ, необходимый для обоснования своей позиции". Н. Н. Крестинскому, полпреду в Берлине, он поручает приобрести необходимую иностранную литературу по вопросам мировой политики, истории, права и т. п. Профессор Н. Н. Любимов, бывший экспертом советской делегации на Генуэзской конференции, приводит в воспоминаниях, написанных совместно с другим ее участником, А. Н. Эрлихом, такую деталь: "Очень скоро после приглашения Советской России на Генуэзскую конференцию на входной двери в кабинет Г. В. Чичерина появился картонный плакат с надписью: "С наркомом запрещено говорить о Генуе". Бесконечные вопросы едва ли не всех приходивших к Г. В. Чичерину по самым разным делам: "Ну как идет подготовка к Генуе?", "Что Вы, Георгий Васильевич, думаете о перспективах Генуи?" - без нужды отвлекали его от той огромной работы, которую он вел".

27 января для рассмотрения вопроса об участии советских республик в Генуэзской конференции была созвана чрезвычайная сессия ВЦИК. Г. В. Чичерин выступил с речью. "Мы стремимся, - говорил он, - к деловым целям, мы хотим экономического восстановления России, мы хотим участвовать тем самым в урегулировании хозяйственных отношений всего мира, мы хотим чисто деловым образом осуществлять совместно с деловыми кругами Запада хозяйственные задачи, но при этом мы должны стоять на страже независимости России, не допускать нарушения ее суверенных прав или вмешательства в ее внутренние дела".

На XI съезде РКП(б) В. И. Ленин говорил: "Сейчас наиболее злободневным вопросом политики является Генуя... Должен сказать, что нами в ЦК были приняты самые тщательные меры для того, чтобы создать делегацию из лучших наших дипломатов..."¹

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 69.)

Вопрос о возможной поездке В. И. Ленина в Геную обсуждался всесторонне и тщательно. С беспокойством восприняли известие о ней трудящиеся нашей страны. Опасаясь возможных покушений на жизнь В. И. Ленина, они категорически высказались против поездки. ЦК РКП(б) принял специальное решение, во исполнение которого Ленин в Геную не поехал.

Г. В. Чичерин ежедневно самым обстоятельным образом информировал В. И. Ленина о ходе подготовки к конференции и получал от него указания для дальнейшей работы. "Хотя зимой 1921/22 года, - писал Чичерин, - Владимир Ильич долгое время жил за городом, но вопросами, связанными с созывом Генуэзской конференции, он близко и горячо интересовался. По этому поводу им был написан ряд записок, и общее содержание наших выступлений в Генуе было установлено на основании его личных записок. Его инициативе принадлежала мысль связать разрешение вопроса о долгах с предоставлением нам кредитов".

В написанных В. И. Лениным 1 и 6 февраля директивах заместителю председателя и всем членам генуэзской делегации содержались подробные указания относительно подготовки к конференции. Главное внимание уделялось программе, с которой должна была выступить наша делегация. В. И. Ленин, которому принадлежит эта идея, назвал ее "широчайшей программой".

Георгий Васильевич работал над ней самым тщательным и добросовестнейшим образом. Однако в начале февраля он высказал Владимиру Ильичу ряд опасений относительно возможности договориться на Генуэзской конференции с капиталистическими кругами. В. И. Ленин ответил 7 февраля: "Все Ваши многочисленные предположения, по-моему, в корне неправильны и вызваны, так сказать, полемическим усердием.

В директивах не сказано, что мы не пойдем ни на какую форму покрытия нашими контрпретензиями каких угодно претензий противника.

Председатель делегации (а в данном случае и зампред) имеет, кажись, тьму прав, дающих ему власть почти самодержца.

Ваше (и еще более Красина) письмо показывает - показывало, вернее, - панику. Это всего опаснее. Ни капли нам не страшен срыв: завтра мы получим еще лучшую конференцию. Изоляцией и блокадой нас теперь не запугаешь, интервенцией тоже.

Мы предлагаем широкий порядок дня, намекаем на свою "паллиативную" программу общих мер.

Отклоняют?

Как угодно! (мы печатаем нашу широкую программу eventuell¹ от имени какого-либо члена делегации, который может быть даже уходит в отставку (с согласия ЦК, конечно).

¹ (При случае возможно (нем.).)

Не хотите широкой, давайте более узкую: Wir nehmen auch Abschlagszahlung!¹.

¹ (Мы берем также платежи в рассрочку (нем.).)

Пойдем и на самую даже узенькую, но только ни на что невыгодное для нас не пойдем. Ультиматумам не подчинимся. Если желаете только "торговать", - давайте, но кота в мешке мы не купим и, не подсчитав "претензий" до последней копейки, на сделку не пойдем.

Вот и все.

Надо приготовить и расставить все наши пушки, - а решить, какие для демонстрации, из каких стрелять и когда стрелять, всегда успеем"².

² (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 44, стр. 385-386.)

12 февраля Чичерин писал В. И. Ленину: "Выработать "широчайшую программу" не так легко. Принципы международного регулирования политической и экономической жизни уже достаточно эксплуатировались правящими кругами в качестве фиговых листков... "Широчайшая программа" справедливого урегулирования мировых отношений во всех областях составляла сущность идеологии Жореса, за которым вряд ли нам удобно идти. Я убедительно просил бы поэтому дать нам более точные указания относительно "широчайшей программы" и относительно литературы и вообще источников, которыми можно было бы руководствоваться".

В тот же день в письме к Г. М. Кржижановскому он высказывает свое неудовлетворение по поводу узости мышления некоторых ученых, участвовавших в созванном им совещании: "Ученые на нашем совещании обнаружили необычайную робость мыслей... склонность оперировать исключительно существующими отношениями и прецедентами, неумение мыслить широко и творчески открывать новые перспективы. В результате никакой "широчайшей программы" у нас нет. Приходится прибегнуть к Госплану, чтобы воплотить в нечто конкретное "широчайшую программу"".

Далее Георгий Васильевич подробно пояснял Г. М. Кржижановскому, чего ждет от него. "Перед нами, - писал он, - мировая разруха. Правительство, свободное от гнета акционерных и т. п. интересов, может одно выступить с программой санации мирового хозяйства, хотя бы в пределах существующего строя. Если акционерные и другие существующие эгоистические интересы этого не допустят, это будет ударом по ним и может только повысить наш престиж. Настоятельно необходимы две вещи:1. Нам нужно получить анализ, картину мировой разрухи. Недопроизводство или перепроизводство, откуда валютный хаос; как действует распределение золота... нам нужна картина нынешнего распределения производства, экспорта и импорта. Вообще нужна картина мирового хозяйства. 2. После этого мы должны получить в свои руки картину мировой санации, программу восстановления и урегулирования мировых финансов, производства и транспорта".

Это был только набросок экономической части "широчайшей программы", еще не воплощенный в "нечто конкретное". Работу над программой Георгий Васильевич продолжал изо дня в день. 15 февраля он снова обращается к В. И. Ленину: "Как мы справимся с "широчайшей программой", не знаю. Всю жизнь я ругал мелкобуржуазные иллюзии, и теперь на старости лет Политбюро заставляет меня сочинять мелкобуржуазные иллюзии. Никто у нас не умеет сочинять таких вещей, не знаем даже, на какие источники опираться. Не дадите ли более подробные указания?"¹

¹ (См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 54, стр. 615.)

В. И. Ленин ответил Чичерину: "С пацифизмом и Вы и я боролись как с программой революционной пролетарской партии. Это ясно. Но где, кто, когда отрицал использование пацифистов этой партией для разложения врага, буржуазии?"²

² (Там же, стр. 171.)

В одном из писем в Центральный Комитет Чичерин изложил свои мысли о линии поведения советской делегации в Генуе: "Мы сохраняем наше миросозерцание (вкратце напомним о нем в речи), вы (т. е. капиталисты. - Авт.) сохраняете ваше миросозерцание, и то и другое в данном случае остается в стороне, ибо мы встречаемся как купцы с купцами. Но к этой основной линии мы, пользуясь мировой трибуной, прибавим надстройку: огорошим весь мир и привлечем симпатии широких буржуазных и рабочих масс, страдающих от разрухи, блестящими планами хозяйственного восстановления мира при существующем строе".

28 февраля ЦК РКП (б) принял с небольшими дополнениями написанный В. И. Лениным проект постановления Центрального Комитета, где обстоятельно были изложены задачи советской делегации. ЦК РКП (б) поручал делегации детально разработать программу, с которой она должна выступить на Генуэзской конференции. В постановлении учитывалась возможность того, что "буржуа попытаются не дать нам развить своей программы". В этой связи предлагалось "все усилия направить на то, чтобы в первой же речи эту программу если не развить, то изложить или указать или хотя бы наметить (и тотчас опубликовать ее подробнее)"¹.

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 44, стр. 407.)

ЦК РКП(б) подтвердил, что за Чичериным сохраняются все права председателя делегации. В постановлении предусматривалось также, что "на случай болезни или отъезда т. Чичерина его права передаются по очереди одной из двух троек: а) Литвинов, Красин, Раковский; б) Литвинов, Иоффе, Боровский"².

² (Там же, стр. 406.)

10 марта в соответствии с директивами ЦК РКП(б) Г. В. Чичерин направил В. И. Ленину обстоятельное письмо, затрагивающее ряд очень важных проблем. "Многоуважаемый Владимир Ильич, - писал он, - убедительно прошу Вас прочесть нижеследующие предложения и дать Ваши указания. Мы должны выступить с "пацифистской широчайшей программой", это один из главнейших элементов предстоящего выступления, однако ее у нас нет. Есть только отдельные отрывочные моменты в первых директивах ЦК. Я тут впервые пытаюсь подступиться к этой задаче...

Мы должны ввести в привычные современные международные формы что-то новое, чтобы помешать превращению этих форм в орудие империализма. Это новое дается как нашим опытом и творчеством, так и творчеством самой жизни в процессе растущей разрухи и ломки империалистического мира. В результате мировой войны усилилось освободительное движение всех угнетенных и колониальных народов. Мировые государства начинают трещать по швам. Наша международная программа должна вводить в международную схему все угнетенные колониальные народы. За всеми народами должно признаваться право на отделение или на гомрули¹... Новизна нашей международной схемы должна заключаться в том, чтобы негритянские, как и другие колониальные народы, участвовали на равной ноге с европейскими народами в конференциях и комиссиях и имели право не допускать вмешательства в свою внутреннюю жизнь. Другое новшество должно заключаться в обязательном участии рабочих организаций... Эти два новшества, однако, недостаточны для ограждения угнетенных народов и гонимых стран от засилья империализма, ибо верхушки колониальных народов легко могут оказаться марионетками, точно так же, как предательские рабочие лидеры... Надо еще установить принцип невмешательства международных конференций или конгрессов во внутренние дела отдельных народов. Должно быть применяемо добровольное сотрудничество и содействие слабым со стороны сильных без подчинения первых воле вторых.

¹ (Самоуправление (англ.).)

В результате у нас получится очень смелое и совсем новое предложение: ВСЕМИРНЫЙ КОНГРЕСС с участием всех народов земного шара на почве полного равенства, на основе провозглашения права самоопределения, права на полное отделение или на гомрули за всеми угнетенными народами, а также с привлечением к участию, в размере одной трети всего конгресса, рабочих организаций. Конгресс будет иметь целью не принуждение меньшинства, а полное соглашение... Одновременно мы предложим всеобщее сокращение вооружений...

Выделяемые всемирным конгрессом технические комиссии будут руководить проведением широчайшей программы мирового восстановления..."¹

¹ (См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 35-38.)

В. И. Ленин дал высокую оценку предложениям Чичерина.

"Прочел Ваше письмо от 10/III., - писал он. - Мне кажется, пацифистскую программу Вы сами в этом письме изложили прекрасно.

Все искусство в том, чтобы и ее и наши купцовские предложения сказать ясно и громко до разгона (если "они" поведут к быстрому разгону).

Это искусство у Вас и нашей делегации найдется.

По-моему, у Вас вышло уже около 13-ти пунктов (посылаю отметки на Вашем письме), превосходных.

Всех заинтригуем, сказав: "мы имеем широчайшую и полную программу!". Если не дадут огласить, напечатаем с протестом.

Везде "маленькая" оговорка: мы-де, коммунисты, имеем свою коммунистическую программу (III Интернационал), но считаем все же своим долгом как купцы поддержать (пусть 1/10000 шанса) пацифистов в другом, т. е. буржуазном лагере (считая в нем II и II¹/₂ Интернационалы).

Будет и ядовито и "по-доброму" и поможет разложению врага.

При такой тактике мы выиграем и при неудаче Генуи. На сделку, невыгодную нам, не пойдем"².

² (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 34.)

Основываясь на указаниях В. И. Ленина, Чичерин подготовил проект своей речи при открытии конференции. Этот проект был подробно обсужден с В. И. Лениным и одобрен им.

Георгий Васильевич вспоминал впоследствии: "Когда перед нашим отъездом в Геную мы обсуждали текст нашего выступления при открытии конференции и когда при этом предлагались обличительные фразы в духе наших прежних выступлений, Владимир Ильич написал приблизительно так: "Не надо страшных слов"".

Поскольку В. И. Ленин не поехал в Геную, он передал полномочия председателя делегации Г. В. Чичерину. 25 марта он подписал специальный документ, в котором говорилось: "Нижеподписавшийся, Председатель Совета Народных Комиссаров Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, председатель русской делегации на Европейскую конференцию, настоящим сообщает, что перегрузка государственными делами и недостаточно удовлетворительное состояние здоровья делает невозможным его отъезд из России, и передает на основании резолюции экстренного заседания Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета 27 января 1922 г. все права председателя русской делегации гражданину Г. В. Чичерину - заместителю председателя русской делегации"¹.

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 453.)

В интервью представителям газет "Правда" и "Известия" накануне отъезда в Геную Чичерин сказал, что делегация будет отстаивать неприкосновенность советского строя и суверенных прав Российского государства и те экономические основы Советской власти, отступление от которых грозило бы существованию советского строя и вело бы к закабалению трудящихся масс нашей страны.

27 марта делегация во главе с Г. В. Чичериным выехала в Геную. Ее путь пролегал через Ригу и Берлин.

29 марта делегаты прибыли в латвийскую столицу. В тот же день в Риге открылось совещание Г. В. Чичерина с представителями Латвии, Эстонии и Польши. Представитель Литвы отказался прибыть на совещание из-за конфликта с Польшей. Финляндия была представлена наблюдателем.

Рассмотрев некоторые экономические вопросы, интересовавшие их страны, участники совещания в заключительном протоколе, подписанном 30 марта, констатировали, что "являлось бы желательным согласование действий их представителей" на Генуэзской конференции в отношении этих вопросов.

Делегаты Эстонии, Латвии и Польши высказали мнение, что "юридическое признание Российского Советского правительства отвечало бы делу экономического восстановления Восточной Европы".

Как показало рижское совещание, несмотря на стремление многих деятелей прибалтийских государств договориться до Генуи по некоторым вопросам с РСФСР и обеспечить себе ее поддержку, из-за страха перед Антантой и давления внутренних реакционных кругов они не пошли на какие-либо конкретные соглашения с Советской Россией. "То, что принималось, - отмечал Чичерин, - являлось общей констатацией принципов, а не конкретным соглашением для немедленного исполнения".

В Берлине, куда делегация прибыла 1 апреля, Г. В. Чичерин встречался с рейхсканцлером Виртом, министром иностранных дел Ратенау, известным финансистом Дейчем и другими видными деятелями Германии. Во время бесед обсуждался вопрос о заключении договора между двумя государствами. "Все это мы делали только для того, - сообщал Чичерин в НКИД о своих переговорах в Берлине, - чтобы к моменту Генуэзской конференции иметь прецедент в форме образца договора об отказе от компенсации за национализацию собственности иностранцев".

Переговоры с Виртом и Ратенау были трудными. Явно опасаясь вызвать недовольство Антанты, германское правительство предпочитало выждать и отложить соглашение с Советской Россией. "Несмотря на крайне тяжелую для Германии репарационную ноту, - писал Чичерин, - правительство Вирта все еще возлагает надежды на возможность умаслить или умилостивить Англию".

Немцы были исключительно любезными. Ратенау, по словам Георгия Васильевича, говорил нескончаемо долго, очень красиво, приятным баритоном и с явным наслаждением прислушивался к собственному голосу, изливался в дружественных чувствах к Советской России. Финансист Феликс Дейч, высказывавшийся в пользу советско-германского экономического сотрудничества, устроил для Чичерина пышный завтрак, на который были приглашены литературные и другие знаменитости. Но на подписание соглашения немцы тогда не пошли. Правда, удалось договориться, что в Генуе советская и германская делегации продолжат переговоры, будут информировать и поддерживать друг друга. "Таким образом, - писал Чичерин о результатах своих переговоров в Берлине, - нечто конкретное было сделано, несмотря на срыв германским правительством переговоров о соглашении".

6 апреля делегация прибыла в Геную. Советских представителей разместили в курортном местечке Санта-Маргерита (пригород Рапалло, находящийся примерно в 30 км от Генуи), в отеле "Палаццо империале". Один из номеров был отведен Г. В. Чичерину. Большую его часть он занял своей библиотекой. Среди других книг там были многочисленные тома договоров и соглашений, заключенных на протяжении всей истории России, начиная с Ивана Грозного и Бориса Годунова. Эти сборники представляли не только огромную историческую и даже музейную ценность, но были крайне необходимы для практической работы.

Размещение советской делегации на расстоянии часа езды от Генуи преследовало определенную цель - помешать ее непосредственному общению с трудящимися. Кроме того, имелось в виду "скомпрометировать" в глазах масс представителей рабоче-крестьянского государства атрибутами роскоши самого дорогого отеля.

Удаленность от Генуи создавала для членов советской делегации большие неудобства: затрудняла их общение с другими участниками конференции и прессой, отнимала много времени на поездку в город и обратно.

Советскую делегацию тщательно "оберегали". Санта-Маргерита кишела карабинерами и сотрудниками тайной полиции. В заливе против отеля стоял на приколе крейсер. Сообщая в НКИД о первых днях пребывания в Генуе, Георгий Васильевич писал: "Итальянское правительство проявляет величайшую внешнюю любезность. Вообще с новым министерством у т. Воровского установились дружественные отношения. Но обилие мер предосторожности против нападений имеет явной целью и изолирование нас от контактов, внушающих опасения правительству. В первые дни доступ к нам был почти совершенно невозможен даже для журналистов. Тов. Боровский поднял скандал, и уже на второй день журналисты и фотографы к нам хлынули, и стала приходить разнообразная публика... Газетных интервью я дал большое количество, имея в виду подготовлять настроение для нашего пацифистского выступления".

Загадочные "большевики русси" вызывали всеобщий интерес. Огромным потоком шли в секретариат делегации приветствия от рабочих организаций Италии. Трудящиеся выражали свои симпатии посланцам Страны Советов.

10 апреля в старинном генуэзском дворце Сан-Джорджио состоялось торжественное открытие конференции.

Около трех часов дня. Председательское место в "Зале сделок" занимает премьер-министр Италии Луиджи Факта, затем появляется английская делегация во главе с Ллойд Джорджем. Ровно в три часа во главе с Г. В. Чичериным в зал входит делегация Советской России. Места для делегатов конференции заняли представители 34 государств. Среди многочисленной публики обращал на себя внимание своей красной кардинальской мантией и громадным бриллиантовым нагрудным крестом неофициальный представитель Ватикана. Хоры были переполнены журналистами, съехавшимися в Геную со всех частей света.

Один за другим на трибуне появляются руководители делегаций: Италии (Факта), Франции (Барту), Великобритании (Ллойд Джордж), Японии (Исии), Бельгии (Тёнис), Германии (Вирт)...

Все ораторы, разумеется, каждый на свой лад, произносили общие фразы об идеалах мира, всемирной справедливости, о необходимости экономического восстановления Европы. Казалось, ничто не могло нарушить гнетущее однообразие речей.

Но вот в половине шестого вечера, после речи Вирта, наступил долгожданный момент. Председательствующий Факта предоставил слово члену Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, народному комиссару по иностранным делам, руководителю российской делегации Георгию Чичерину. Впервые представитель Страны Советов появлялся перед таким большим международным форумом. Огромная толпа дипломатов и журналистов замерла от любопытства.

В воцарившейся тишине Г. В. Чичерин начал свою знаменитую речь. Буржуазно-империалистический мир слушал рабочую Россию.

Страстная речь главы советской делегации, вспоминал потом известный американский дипломат Джордж Кеннан, была "полным контрастом вкрадчивым банальностям выступавших перед ним ораторов". С блеском и неопровержимой логикой Г. В. Чичерин изложил основные принципы ленинской внешней политики.

В начале своего выступления он сказал:

- Оставаясь на точке зрения принципов коммунизма, российская делегация признает, что в нынешнюю историческую эпоху, делающую возможным параллельное существование старого и нарождающегося нового социального строя, экономическое сотрудничество между государствами, представляющими эти две системы собственности, является повелительно необходимым для всеобщего экономического восстановления.

Российская делегация, заявил он, явилась на конференцию "ради вступления в деловые отношения с правительствами и торгово-промышленными кругами всех стран на основе взаимности, равноправия и полного безоговорочного признания".

Далее он сказал, что все усилия, направленные к восстановлению мирового хозяйства, останутся тщетными до тех пор, пока над Европой и над миром будет висеть угроза новых войн, быть может, еще более разорительных и опустошительных, чем пережитые в последние годы. Российская делегация намерена в течение дальнейших работ конференции предложить всеобщее сокращение вооружений и поддержать все предложения, имеющие целью облегчить бремя милитаризма, при условии сокращения армий всех государств и дополнения правил войны полным запрещением ее наиболее варварских форм, как ядовитых газов, воздушной войны и других, в особенности же применения средств разрушения, направленных против мирного населения... "Считаю нужным подчеркнуть еще раз, - говорил Чичерин, - что, как коммунисты, мы, естественно, не питаем особых иллюзий насчет возможности действительного устранения причин, порождающих войну и экономические кризисы при нынешнем общем порядке вещей, но, тем не менее, мы готовы принять участие в общей работе в интересах как России, так и всей Европы и в интересах десятков миллионов людей, подверженных сверхчеловеческим лишениям и страданиям, вытекающим из нынешней хозяйственной разрухи, и поддержать все попытки, направленные хотя бы к паллиативному улучшению мирового хозяйства и к устранению угрозы новых войн. Мы готовы поддержать все прогрессивные предложения других стран, идущие в этом направлении".

Когда Чичерин кончил речь, которую произнес на французском языке, а затем повторил по-английски, грянул гром аплодисментов. "Надышанный толпою воздух зала, где в продолжение четырех часов не смолкали речи, словно прорезал электрический разряд", - писал очевидец этого события Эрнест Хемингуэй, в то время корреспондент канадской газеты "Торонто стар" в Европе.

Мирное сосуществование государств с различными социальными системами, всеобщее сокращение вооружений, созыв Всемирного конгресса и другие предложения, изложенные в речи Георгия Васильевича Чичерина, сразу же оказались в центре всеобщего внимания.

"Широчайшая программа", выработанная под руководством В. И. Ленина, была оглашена перед всем миром "громко и ясно".

Едва Георгий Васильевич успел вернуться на свое место, как в ответ на вопрос председателя конференции, есть ли еще желающие выступить, поднялся руководитель французской делегации Луи Барту. Он резко возражал против советских предложений, и прежде всего против сокращения вооружений. "...Я говорю просто, - негодовал Барту, - но очень решительно, что в тот час, когда, например, российская делегация предложит первой комиссии рассмотреть этот вопрос (т. е. вопрос о разоружении. - Авт.), она встретит со стороны французской делегации не только сдержанность, не только протест, но точный и категорический, окончательный и решительный отказ".

Чичерин тут же парировал:

- Что касается вопроса о разоружении, я не знаю официального отношения к нему правительств держав, от которых исходит приглашение. Французскую точку зрения мы знаем лишь по декларации, сделанной г. Брианом в Вашингтоне, в которой говорится, что причиной, по которой Франция отказывается от разоружения, является вооружение России. Поэтому мы предполагаем, что, если Россия согласится на разоружение, причина, указанная г. Брианом, окажется устраненной.

Более гибкий Ллойд Джордж пытался смягчить выступление Барту и силу выдвинутых Чичериным предложений. "Ллойд Джордж долго убеждал меня отказаться от симпатичных, но опасных новых предложений, при этом незаметно издеваясь над Барту", - сообщал Георгий Васильевич в Москву о речи английского премьера.

Но и Ллойд Джордж и председатель Факта, не выступая открыто против советских предложений, воспротивились их обсуждению конференцией. Советская делегация имела инструкцию не выдвигать ультимативно своей большой программы и поэтому согласилась остаться в рамках, намеченных большинством конференции.

Атака Барту против советских предложений еще ярче оттенила их громадное политическое значение.

В письме НКИД о первом заседании Георгий Васильевич отмечал: "Разговоры с массою людей, с которыми приходится встречаться, показывают, что эта пацифистская программа произвела самое сильное впечатление".

Видавшие виды иностранные журналисты в один голос признавали, что дуэль Чичерин - Барту подняла престиж советской делегации, которая, покидая зал конференции после первого заседания, успела завоевать общие симпатии. Итальянский журналист Эдмонд Пелузо писал: "Буржуазный мир послал в Геную наиболее выдающихся государственных деятелей, рассчитывая, что они приведут к молчанию представителей пролетариата. Но в первых же схватках красные дипломаты показали свое превосходство над противником. Буржуазия почувствовала себя в положении черепахи, с которой сорвали панцирь".

Г. В. Чичерин сообщал Карахану: "Мы в центре всемирного внимания, и все нас ругают, потому что не можем удовлетворить посетителей, журналистов, создать достаточный контакт с другими делегациями".

Английская газета "Дейли ньюс" подчеркивала, что "декларация Чичерина, заключающая конкретную программу, поражает своей ясностью и определенностью".

Попытка французского делегата, действовавшего по указке парижских банкиров и монополистов, сорвать конференцию на первом советском выступлении осталась безрезультатной, и конференция, разбившись на комиссии, приступила к работе.

Было создано 4 комиссии: политическая (первая), финансовая (вторая), экономическая (третья) и транспортная (четвертая). Главной была политическая комиссия, в которую входили руководители всех делегаций и которая должна была сказать свое мнение по основному вопросу, касающемуся взаимоотношений Советской России и капиталистической Европы.

В политической комиссии РСФСР представляли Г. В. Чичерин и два его советника - Л. Б. Красин и М. М. Литвинов.

Согласно принятому конференцией принципу, во все комиссии входили делегаты каждой из пяти держав - организаторов конференции, а также представители РСФСР и Германии. От всех остальных государств избиралось несколько делегатов. На первом же заседании финансовой комиссии (11 апреля) французские делегаты предложили низвести Советскую Россию и Германию на положение "остальных государств".

Об этом инциденте Георгий Васильевич писал:

"На сегодняшнем заседании финансовой комиссии выяснилось, что вызывающая тактика Барту повела к изоляции Франции и вызвала сильное настроение против нее. Инцидент, вызванный выступлением французской делегации в финансовой комиссии, был особенно замечателен тем, что положительно все объединились против французского предложения, причем вся Европа, таким образом, признала Россию снова великою державою, ибо французское предложение, требовавшее низведения России и Германии на степень всех остальных государств при выборе делегатов в подкомиссию, было единогласно отклонено".

Первые же деловые встречи и обсуждение взаимных претензий показали, что в центре спора, как и предполагала советская делегация еще в Москве, будет вопрос о национализированной и секвестрированной собственности иностранцев в Советской России. Империалисты требовали также уплаты 18 млрд. руб. Это были поистине чудовищные претензии.

На первом заседании политической комиссии (11 апреля) была избрана подкомиссия. В тот же день на ее заседании Ллойд Джордж предложил заняться рассмотрением доклада экспертов Англии, Франции, Италии, Бельгии и Японии, принятого ими на совещании в Лондоне 20-28 марта 1922 г.

Смысл доклада сводился к тому, что Советская Россия должна добровольно отказаться от всех завоеваний Октябрьской социалистической революции. Ее хотели принудить уплатить все долги царского и Временного правительств, возвратить национализированную собственность иностранных государств в России, отменить монополию внешней торговли и т. п. Принятие этих требований привело бы к полному закабалению Советской России иностранным капиталом. В то же время в докладе ни слова не говорилось о приемлемых для советской стороны путях участия западных держав в восстановлении хозяйства России.

Вечером 13 апреля англичанин Уайз и итальянец Юнг сообщили Чичерину, что утром следующего дня с ним хочет поговорить Ллойд Джордж и что с британским премьером будут Барту, итальянский министр иностранных дел Шанцер и руководитель бельгийской делегации Тёнис. Эта встреча, как заявил Уайз, имела целью найти основу для соглашения.

На следующее утро Чичерин, Красин и Литвинов направились на виллу Альбертис - резиденцию Ллойд Джорджа, где была назначена встреча с руководителями других делегаций. В начале беседы британский премьер подчеркнул "совершенно неофициальный" характер переговоров и тут же предложил перейти к обсуждению меморандума союзных экспертов, попросив Чичерина изложить свои соображения на сей счет.

Чичерин сказал, что если бы этот документ был принят, то русский народ был бы поставлен в невыносимое положение. Россия только что прошла через самую глубокую революцию, какая только известна в истории.

Ллойд Джордж. Кроме революции в стране Барту сто лет назад...

Барту. Каждая страна имела свою революцию.

Чичерин. То обстоятельство, что страна Барту пережила сто лет назад революцию, облегчит ему, возможно, понимание всех трудностей нынешнего положения вещей. Что ответили бы великие люди Конвента, если бы, после Жемапа и Вальми, Питт и Кобург потребовали возмещения за какую-либо собственность во Франции... В России революционное чувство было еще глубже, чем во французской революции. В России у всякого создалось впечатление, что со старым миром покончено и все, что к нему относится, исчезло навсегда.

Чичерин заявил также, что он не может подписаться под документом, который обязывал бы к возвращению частной собственности и накладывал бы на Россию бремя долгов. Ни один местный совет, а эти учреждения принимают живейшее участие во всех внутренних и внешних делах, не дал бы центральной власти полномочий одобрить его.

Совещание на вилле Альбертис 15 апреля было посвящено главным образом обсуждению вопроса о контрпретензиях Советской России к державам Антанты за ущерб, причиненный интервенцией. Общая сумма этих контрпретензий, составившая 39 млрд. золотых рублей, была названа членом советской делегации на заседании экспертов еще утром того же дня.

Союзники наотрез отказались признать советские контрпретензии. Разгорелась острая дискуссия. Глубоко аргументируя свои предложения, Чичерин опроверг мнение Ллойд Джорджа о неосновательности советских требований. Он указал на ответственность Антанты за огромный ущерб, который нанесли нашей стране интервенция и гражданская война. Чичерин отметил, что белогвардейцы были полностью разгромлены вскоре после революции и только помощь Антанты деньгами и оружием возродила их военную силу.

Необходимо учесть, продолжал он, что наши контрпретензии намного превышают сумму военных долгов. Союзные державы "стремились сокрушить новую Россию, которая возникла из Революции, и потерпели неудачу. Тем самым они освободили новую Россию от всяких обязательств Антанте".

Г. В. Чичерин отверг также требования империалистических держав о возврате национализированной в России собственности иностранцев.

Совещание закончилось тем, что Ллойд Джордж фактически предъявил от имени Антанты ультиматум: союзные страны отказывались признать советские контрпретензии и настаивали на удовлетворении прав иностранных собственников, имущество которых было национализировано в России, на обязательной выплате им довоенных долгов. Но они изъявляли готовность сократить военный долг России и рассмотреть вопрос об отсрочке выплаты процентов по ним. Советская делегация должна была дать ответ на эти требования 20 апреля.