Петербург

В Петербурге начинается новая страница жизни Г. В. Чичерина. "Для меня лично, - писал он в 1924 г., - самые неизгладимые воспоминания были?

порождены старым Петербургом, той лабораторией, где я сформировался со всеми своими мыслями и стремлениями, где все грандиозные и неисчислимые противоречия нашей эпохи меня обступили. Его дома и улицы, его небо и широкая Нева - все это стало как бы частицами меня самого. Нет в нем уголка, который не был бы мне близок".

После "мира провинциальных полей и тихих палестин" Г. В. Чичерин не сразу свыкся с новой обстановкой. Первые два года он больше проводил в одиночестве, хотя в городе жили богатые родственники. Охотнее всего посещал Юра свою бабушку, любил слушать воспоминания этой подвижной и остроумной женщины, дочери крупного дипломата, участника Венского конгресса. Приходилось бывать ему и в семье тетки, жены известного царедворца Э. Д. Нарышкина. Однако роскошная обстановка этого дома угнетала его. "Мы были на положении бедных родственников в среде богатой и знатной родни, что на меня действовало самым отталкивающим образом".

Светская жизнь не увлекла глубокую и жаждущую знаний натуру молодого Чичерина. По его словам, именно в Петербурге он научился презирать и ненавидеть высокомерное, брезгливое, выхоленное барство. Свободное время Юра посвящал чтению. "Бесконечно тянущийся вечер среди безграничной тьмы с едва мерцающими огоньками, и перед глазами книга, и над книгой роятся в голове мысли... большие, как мир". С жадностью поглощал он сочинения французских просветителей, древнегреческих и древнеримских авторов, и, конечно, русских писателей. Да и сам сочинял стихи и, великолепно владея латынью, с увлечением переводил Горация.

Значительное место в жизни гимназиста Чичерина по-прежнему занимала музыка. Его переписка с самым близким другом Михаилом Кузминым, будущим поэтом, прозаиком, переводчиком и композитором, была посвящена в основном музыке. В тот период Юра увлекался музыкой Вагнера, в которой ему слышалась "мощь героической личности и бурная революционная энергия". В своей любимой опере "Валькирия" он видел "ослепительно яркое изображение трагедии бунтовщиков, погибающих в результате своего бунта, но оставляющих наследие для будущих поколений".

Блестяще закончив гимназию, Георгий Васильевич в 1891 г. поступает на историко-филологический факультет Петербургского университета, где преподавали такие видные ученые, как Н. И. Кареев, И. М. Гревс, С. Ф. Платонов. Неизгладимое впечатление произвели на Чичерина лекции В. О. Ключевского, труды которого по русской истории были новым словом в буржуазной исторической науке. Они привлекали обилием фактического материала, ярким описанием событий, тонким анализом социальных и экономических явлений, меткими и образными характеристиками исторических личностей. Среди деятелей прошлого студент Чичерин больше всего интересовался Петром I. В одной из бесед с профессором Петербургского университета К. П. Бестужевым-Рюминым он спросил, действовал ли Петр I на основании осознанной планомерной идеи о культурном перерождении России или же его мероприятия диктовались военными и финансовыми потребностями. Бестужев ответил одним словом: "Академия". Вспоминая как-то об этом разговоре, Чичерин писал: "Создание Петром Великим Академии Наук было ясным проявлением его сознательной культурно-исторической мысли. Культурный перелом от Московской Руси к Петербургской России имел своим увенчанием создание регулятора научной мысли, Академии Наук".

Круг научных интересов молодого Чичерина не ограничивался историей. Он "жадно впитывал разнообразнейшие впечатления, изучал языки вплоть до ирландского, древности вплоть до иероглифов и клинописи, восточные литературы, слушал юристов, некоторых естественников, политическую экономию"¹. Часами просиживал Чичерин с друзьями в публичной библиотеке. Через много лет, вспоминая занятия в ее тихом огромном зале, он писал: "Выходим оттуда и так бодро идем по морозной улице, когда кругом огни и огни, и энергия жизни и энергия мысли оживляет все существо... Сколько мыслей, сколько искания, какие призывы и к далеким горизонтам и к близкой борьбе... Сколько тут было различных переживаний: и наслаждение наукой, и старое и новое искусство, и бурно охватывающая зарождающаяся жизнь нового мира".

¹ (К сожалению, до нас не дошли старые тетради, стихи, сочинения, заметки, записные книжки, относящиеся к гимназическому и университетскому периоду жизни Чичерина. В 1903 г. Георгий Васильевич просил Н. Д. Чичерину все это уничтожить. По-видимому, его просьба была исполнена.)

Поиски пути в этот "новый мир" были мучительны и сложны. В студенческие годы Чичерин то находился под влиянием философии Шопенгауэра с ее крайним пессимизмом, то увлекался культом сверхчеловека другого немецкого философа Ницше, то изучал гностиков и зачитывался древнеримским писателем Юлианом. Все это навевало тоску и уныние, порой доходившие до отчаяния и ненависти к жизни. В борьбе с самим собой Чичерин преодолевал упадочнические настроения, все чаще размышлял о выборе пути в жизни. Его энергичной натуре необходима высокая цель, ради которой готов был пожертвовать всем. И Чичерин обратился к произведениям русских просветителей, прежде всего к "неистовому Виссариону". Читая Белинского, он чувствовал, будто именно ему адресованы слова: "Отрекись от себя, подави свой эгоизм, попри ногами твое своекорыстное я, дыши для счастия других, жертвуй всем для блага ближнего, родины, для пользы человечества, люби истину и благо не для награды, но для истины и блага..." Творчество Белинского оставляет глубокий след в душе Чичерина, который возвращается к нему вновь и вновь. 1 мая 1894 г. он пишет дяде: "Я предпочел бы несчастную жизнь с истинными страстями тому серому филистерскому существованию, к которому меня вело мое "я" расслабленного матушкиного сыночка и изнеженного барчонка... Читать (например) Белинского так завидно и горько, когда сам погружен в мелочный водоворот своего глупого эгоистического "я". Я не могу жить так просто, без смысла".