Работа в министерстве иностранных дел России

В мае 1895 г. Георгий Васильевич блестяще сдал выпускные экзамены и по решению "испытательной комиссии" был удостоен диплома первой степени. Перед ним открывалась возможность стать ученым-историком, но одно обстоятельство помешало осуществлению этого давнего намерения. "Я охотно остался бы при университете по кафедре русской истории, - вспоминал позже Г. В. Чичерин, - но в какой-то своей письменной работе я не без темперамента задел проф. С. Ф. Платонова, и он на меня очень обиделся". Правда, Георгий Васильевич не упомянул здесь, что его критика профессора за консервативные взгляды была довольно резкой. Так или иначе с мечтой об университетской кафедре пришлось расстаться.

Г. В. Чичерин с детства страдал болезнью горла, легко подвергался простудам. Напряженная учеба в университете, сырой петербургский климат сказались на его здоровье. Он понимал, что без отдыха и серьезного лечения нельзя поступать на работу. И Чичерин едет лечиться в Германию, где провел более года. В 1897 г., получив известие о тяжелой болезни матери, он спешно возвращается в Петербург.

В январе 1898 г. Г. В. Чичерин решает определиться на службу. Высокопоставленные родственники настойчиво советовали пойти на активную дипломатическую работу, где он мог сделать блестящую карьеру. Георгий Васильевич пренебрег этими советами и поступил в "тихое пристанище" - государственный и петербургский главный архивы МИД, чтобы "быть подальше от активной политики царизма".

Чичерин живо интересуется политической жизнью страны, стараясь разобраться в сути происходящих событий. "Газеты и журналы для меня совершенная необходимость, - писал он 5 ноября 1899 г., - так как через них я прихожу в соприкосновение с живой действительностью; это для меня тем более необходимо при моем одиночестве, а также при разрозненности и разбитости у нас интеллигентного общества; газеты выводят меня из себя самого в действительность целого и в интересы борьбы целого".

Большое влияние на формирование политических взглядов Чичерина оказало усилившееся в конце 90-х годов революционное рабочее движение, студенческие "беспорядки".

1897 год Чичерин считал переломным в своей жизни. Он говорил, что после двух лет почти полного внутреннего упадка вдруг "услышал голос живой жизни, зов к реальной политической работе". И все же, по его собственному признанию, "потребовалось еще семь лет внутреннего брожения и зигзагов, чтобы найти "свою революционную дорогу"".

В 1899 г. вспыхнули массовые волнения в Финляндии, вызванные царским указом, который сильно урезал ее автономию. В ответ правительство усилило репрессии. Г. В. Чичерин стоял на стороне тех, кто выступал против царского манифеста. Желая "везде, где возможно, спорить и сражаться против господствующей лжи о Финляндии", он начал изучать финляндский вопрос, совершать поездки, чтобы на месте познакомиться с обстановкой. Будучи сотрудником министерства иностранных дел, Георгий Васильевич не мог публично выступать против политики царского правительства в отношении Финляндии. Но в пространных письмах к Б. Н. Чичерину он обстоятельно излагал свои взгляды по этому вопросу, подкрепляя их обширными материалами (историческими документами, обзорами русской и иностранной литературы, переводами из шведской и финляндской печати и т. п.). "Я тебе достаточно посылаю для выяснения исторического и правового вопроса, - писал он 25 мая 1899 г., - но есть еще вопрос политики. У нас есть феннофобы, кричащие о необходимости порабощения Финляндии; с ними спор бесполезен, но есть многие, так сказать, частичные феннофобы, желающие частичной борьбы для устранения частичных обстоятельств, кажущихся им несправедливыми. Они основываются на фактах, как эти факты до них дошли, с ними можно и нужно спорить фактами". (Б. Н. Чичерин широко использовал в своей работе "Россия накануне XX столетия" материалы, которые посылал ему Георгий Васильевич.)

Положение чиновника при тогдашних порядках в министерстве тяготило Г. В. Чичерина. В одном из писем он сообщает: "В общем теперь все министерство охватило какое-то поветрие глупости и самодурства".

Нередко в письмах к родственникам он жалуется на здоровье. "В моем здоровье улучшений нет... Теперь осень, наихудшее время. В костях гниль, в голове вата. Не могу думать, с трудом двигаюсь", - писал он в ноябре 1899 г. Частые болезни мешали ему заняться активной деятельностью. Он видел, что "современность полна гадостей". Ему хотелось "схватиться и расправиться" с ними, но из-за болезни оказывался в положении человека, связанного по рукам и ногам.

Летом 1900 г. Чичерин вновь ездил лечиться. Письма из Германии свидетельствуют о широте его интересов. Своему брату, собиравшемуся тогда в заграничное путешествие, он сообщает: "Если будешь в Мюнхене, имей в виду, что в Kiefersfelden... даются по воскресеньям народные представления, существующие уже несколько столетий... Если будешь видеть Zauberflote¹, стань на точку зрения, с которой Пушкин говорил, что в русской сказке больше поэзии, чем во всей французской литературе, и сам Пушкин, чем дальше, тем проще, - точку зрения той высшей простоты и правды, которая на первый взгляд по-видимому может быть достигнута ребенком, и между тем составляет последнюю ступень художественности, где нет эффекта, титанизма, поразительного, блестящего, как нет их у Гомера или в Евангелии..."

¹ ("Волшебная флейта" - опера Моцарта.)

В другом письме он сообщает: "В Кёльне (зрелая готика in matematischen Formen erstarrt², будто система Гегеля) не забудь походить по галерее наверху, чтобы понять грандиозность системы... Hauptman, Jbsen, Suderman - вот что главное нужно стараться видеть".

² (Застывшая в математических формах (нем.).)

По возвращении на родину Чичерину предложили участвовать в создании "Очерка истории министерства иностранных дел России", который было решено издать в связи с исполнявшимся в 1902 г. 100-летием МИДа. Это должно было быть описание "устройства ведомства иностранных дел с древнейшего времени и общий обзор главных событий русской внешней политики XIX столетия, с изложением важнейших договоров, заключенных Россиею с иностранными державами".

Хотя предложение было заманчивым, Георгий Васильевич вначале не дал согласия, поскольку опасался, что частые болезни будут мешать работе. Однако по настоянию непосредственного начальника и друга - известного историка Н. П. Павлова-Сильванского, возглавившего работу над очерком, Чичерин взял на себя раздел о политике России в период, когда министром иностранных дел был А. М. Горчаков. Еще в детстве Г. В. Чичерину многое рассказывал о нем отец, который лично знал и почитал этого дипломата. Теперь представилась возможность осуществить давнюю мечту - написать монографию о Горчакове.

Чичерин энергично взялся за дело. Над очерком он работал вместе с Павловым-Сильванским, причем Георгию Васильевичу пришлось участвовать в подготовке и остальных разделов. Целыми днями Чичерин знакомился с архивными документами, исторической литературой, мемуарами государственных деятелей и дипломатов. Он пользовался частными архивами и библиотеками крупных русских дипломатов, и прежде всего своих родственников. Из-за болезни Чичерин подолгу жил в имении своей тетки в Монрепо (возле Выборга). Павлова-Сильванского он постоянно информировал о ходе работы. В сентябре 1901 г. Георгий Васильевич писал: "Во всех эпохах есть пункты, требующие специальных выяснений. Например, 1830-31 гг. - 1-ое свидание Горчакова с Louis Napoleon. 30-е годы, из Вены - mеmoires Горчакова против нашей тогдашней системы... Для многих эпох еще нет основных материалов из архива, а есть только литературные (противоречивый, дисгармоничный хор врущих болтунов)... Покончив со сложным, важным и в литературе совершенно не выясненным 1867 годом, я пошел дальше... Но я еще остановился на переговорах о конференции 1868-1869 гг. Sybel пишет о ней: Nichts naheres daruber bekannt¹. Я убедился, как внимательно нужно распутывать лабиринты переговоров. Петербург и Париж скрещиваются, причем каждый факт из каждого города повторяется два раза, летит быстро в телеграмме и плетется медленно в депеше. Одновременно скрещиваются Петербург и Берлин, Берлин и Париж и т. д., хитрые французы путают нарочно, Gramont в Вене врет, Beust увлекается собственною болтовнёю, каждый факт отражается в разных столицах в разное время разным образом... Теперь мне предстоит закончить 1870 г. и разобрать содержание и степень помощи от Горчакова Франции. Так будет закончен целый Zeitabschnitt². 70-е годы я оставлю на самые последние дни и перескочу на 1856 г."

¹ (Подробности об этом неизвестны (нем.).)

² (Период (нем.).)

В другом письме говорится: "Я посылал Вам выписки из писем Матушевича о раммоллименто³ Поццо ди Борго. Остальные письма его полны главным образом сведений о внутренних делах Швеции. Они написаны прекрасным английским языком, изящным, строгим, но и живым, сжаты, содержательны, умны, полны ясной и точной мысли, очень интересны. Видно, что он был выдающийся политик. Любопытная в них черта: оказывается, что дипломатов второстепенных постов (Stockholm, Copenhagen) Нессельроде оставлял подолгу без всяких сведений об общем ходе политики, la grande politique⁴, и они пользовались личными связями, чтобы узнавать, что делается в Петербурге и что мы делаем в мире политики".

³ (Старческий маразм (ит.).)

⁴ (Большая политика (фр.).)

15 октября 1902 г. Чичерин передал Павлову-Сильванскому раздел, посвященный деятельности министра Н. К. Гирса - преемника А. М. Горчакова. Работа над историей МИД приближалась к концу, а Чичерин продолжал трудиться над монографией о Горчакове⁵.

⁵ (Незадолго до отъезда за границу в 1904 г. Георгий Васильевич передал рукопись о Горчакове на хранение в один из банков Петербурга. В 1964 г. о находке этой рукописи в Центральном государственном историческом архиве СССР в Ленинграде сообщил старший научный сотрудник ЦГИАЛ И. Ф. Ковалев.)

Занимаясь историей МИД и монографией о Горчакове" Георгий Васильевич основательно изучил внешнюю политику русского царизма за XIX столетие. (Впоследствии Чичерин не раз прибегал к своим запискам о русской дипломатии XIX в., в частности при написании статей "Четыре конгресса", "Россия и азиатские народы" и др.) Перед ним раскрылись многие закулисные стороны царской дипломатии. Однако ни служба в министерстве, ни занятия историей, ни философия Канта (ею в тот период он увлекался) не могли дать ответ на вопросы, решения которых он так мучительно искал. Ужасы российской действительности - жестокое подавление царским правительством стачечного движения рабочих, бедственное положение крестьянства, свирепые полицейские расправы со студентами - все более приводили Г. В. Чичерина к осознанию "невозможности дальнейшей пассивности", будили в нем "жажду борьбы за общественные цели".