Первое падение

Ламздорф не напрасно опасался отрицательной реакции "общественности" на соглашение от 26 марта 1902 г. Оно, как и дальневосточная политика в целом, сразу стало объектом острой критики. Такому восприятию способствовала общая обстановка экономического кризиса и надвигавшейся политической бури в стране.

Крайне правые круги обвиняли русскую дипломатию в капитуляции перед англо-японским блоком, сводившей на нет усилия и жертвы России в период "боксерского восстания"^*. В этой кампании активно участвовали "безобразовцы". В мае в Берлине была отпечатана и переслана в Россию для распространения в правящих кругах анонимная брошюра "Маньчжурский вопрос. Посвящается С. Ю. Витте", представлявшая пристрастный обзор дальневосточной политики МИД и Министерства финансов. "Безобразовец" егермейстер И. П. Балашов в письме к царю почтительно советовал ему лично приехать на Дальний Восток, чтобы убедиться в необходимости не медлить с присоединением Маньчжурии и взять под специальный контроль корыстное и некомпетентное железнодорожное предпринимательство Витте^**.

^* (Так именовали в то время восстание ихэтуанеи. )

^** (См. Романов Б. А. Россия в Маньчжурии.- С. 40 - 42; Русско-японская война. Из дневников А. Н. Куропаткина и Н. П. Линевича.- Л., 1925.- Приложения.- С. 133 - 135. )

Одновременно усилилась критика правительственной политики со стороны либерально-буржуазного лагеря. Его представители, еще недавно поддерживавшие начинания министра финансов, спешили отречься от "нереальной", "ошибочной", "утопичной" и даже просто "глупой", "авантюрной" линии на Дальнем Востоке. В особенности ставились под сомнение "дорогостоящие дальневосточные предприятия" Витте. Буржуазия и капиталистические помещики призывали переключить внимание на внутренний рынок, а также на Ближний Восток^*.

^* (См. Попов А. Кризис дальневосточной политики царизма накануне революции 1905 года//Историк-марксист.- 1935.- Кн. 12 (52).- С. 7 - 12. )

Ламздорфу и Витте приходилось обороняться от нападок. Министр иностранных дел взялся лично составить возражения против приведенных в брошюре "Маньчжурский вопрос" обвинений. Витте, в свою очередь, представил царю записки о ходе железнодорожного строительства на Дальнем Востоке, об активизации предпринимательской деятельности в Маньчжурии Русско-Китайского банка путем учреждения специального горнопромышленного товарищества и др. Он сумел также добиться разрешения Николая II на поездку в Маньчжурию с целью проверки состояния КВЖД и разрешения на месте вопросов, связанных с окончанием ее постройки и эксплуатацией. Замысел Витте был более широким, чем эта официальная задача. Он хотел получить от царя подтверждение принятой МИД и Министерством финансов дальневосточной политики в противовес действиям сторонников более агрессивной политики и тех, кто призывал остановить или замедлить движение к Тихому океану.

Поездка Витте состоялась в июле - сентябре 1902 года. Результаты ее министр суммировал в подробном докладе^*, где старался представить обстановку в выгодном для себя и Ламздорфа свете. Он выражал восхищение громадностью выполненной задачи, ставшей в ряд великих мировых событий и "славнейших деяний" царствования Николая II. Вновь подчеркивалось не только международное значение великого железнодорожного пути из Европы в Азию, позволяющего России играть в международных экономических отношениях выгодную роль посредника, но и исключительная важность дороги для внутреннего развития страны. Эти преимущества оправдывали, по мнению автора доклада, громадные жертвы, которые потребовались от русских финансов. Он вносил предложения об ускорении сооружения последнего и самого трудного участка Сибирской магистрали - Кругобайкальской железной дороги, чтобы закончить ее не в 1905-м, а еще в 1904 году.

^* (ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 711.- Л. 1 - 41. )

Затем Витте переходил к характеристике дальнейших задач. Первое место среди них он отводил колонизации района Сибирской дороги, особенно Уссурийского и Приамурского краев. По его мнению, здесь нужно было сосредоточить русское население таким образом, чтобы в случае необходимости оно могло стать достаточной силой для защиты русских владений и интересов империи. Другой важной задачей представлялось ему промышленное развитие Сибири. Министр не мыслил ее решение без привлечения в край иностранного капитала. В отношении будущего железнодорожного строительства он обращал особое внимание на сооружение линии Омск - Ташкент, которая имела бы серьезное экономическое и политическое значение.

Значительное место в докладе заняли вопросы международных отношений. Витте отмечал, что начало русскому влиянию в Маньчжурии было положено вполне мирным предприятием - постройкой дороги, которое не вызвало враждебности у Китая и подозрений Европы. Он противопоставлял этому насильственное занятие Порт-Артура, утверждение на Ляодунском полуострове и проведение ЮМЖД. Эти акты нарушили традиционно дружественные русско-китайские отношения, возбудили ревность и недовольство западноевропейских держав и особенно Японии. В результате началось распространение движения ихэтуаней в Маньчжурии, большая часть построенной железнодорожной линии была фактически разрушена, возникла ситуация, когда приходилось постоянно ожидать возможных осложнений на Дальнем Востоке.

Выход из положения Витте видел в восстановлении прежней открытости и ясности в отношениях с Китаем и Японией. Что касается Пекина, то первый крупный шаг уже был сделан соглашением о Маньчжурии. Нужно неукоснительно придерживаться принятых по соглашению обязательств и твердо следовать по пути примирения. Вывода войск не следует опасаться, так как с задачей охраны железной дороги вполне могут справиться усиленные подразделения корпуса пограничной стражи. Министр с сожалением отмечал, что местным властям направление русской дальневосточной политики "представляется неопределенным" и что существует разнобой в деятельности ведомств. Он, в частности, критиковал действия царских военных властей в Маньчжурии, пытавшихся сохранить чрезвычайные права, которыми они располагали до подписания соглашения с Китаем.

Отношения с Японией Витте характеризовал как темную точку на горизонте русской политики на Дальнем Востоке. Министр считал невозможным нормализовать их, пока Япония не перестанет считать Россию главным соперником в корейских делах. Отсюда делался вывод о необходимости пойти на уступки Японии в Корее и в крайнем случае "временно даже и совсем поступиться Кореею". Войну с Японией в ближайшие годы он считал бы для России "большим бедствием". Военный конфликт представлялся Витте опасным не только сам по себе, но и из-за тех последствий, которые имело бы ослабление России в Европе и на Ближнем Востоке. Если бы удалось нормализовать отношения, то в перспективе, после окончания сооружения КВЖД, он предвидел даже возможность сближения с Японией на почве торгово-промышленных интересов.

Доклад заканчивался призывом мирно завершить историческое поступательное движение России на Восток к океану, не прибегая к рискованным попыткам искусственного ускорения событий силой оружия. Витте, пожалуй, явно недооценивал аппетиты империалистической Японии и значение ее союза с Англией. Тем не менее пафос доклада заключался в обосновании необходимости осторожной и гибкой линии.

Доводы Витте не произвели, однако, ожидаемого впечатления. Николай II не пожелал выслушивать подробности о его поездке ни в сентябре, ни в октябре, а попросил прислать доклад в письменной форме. Витте объяснял такое невнимание тем, что его оппонент Безобразов "посредством великого князя Александра Михайловича снова вошел в полный фавор" к царю. Идеи доклада не получили, по свидетельству министра, "какого-нибудь реального осуществления"^*.

^* (См. Витте С. Ю. Указ. соч.- Т. 2.- С. 227; Пролог русско-японской войны.- С. 242. )

27 октября 1902 г. в Ялте состоялось совещание по вопросу о заселении полосы вдоль КВЖД. К участию в нем царь пригласил кроме обычной троицы министра внутренних дел Плеве. Куропаткин настаивал на необходимости в интересах охраны линии вообще приостановить заселение Маньчжурии китайцами. Витте возражал, доказывая, что гарантию спокойствия дороги нужно искать в ее охране и особенно в установлении добрых отношений с местным населением. Обсуждение вышло за рамки частной темы и коснулось политики в Маньчжурии вообще. Военный министр считал, что чем дольше будет откладываться радикальное решение маньчжурского вопроса, тем труднее будет осуществить его. Витте, напротив, полагал желательным дать событиям развиваться естественным образом, не форсируя их. Он говорил, что нужно дать уравновеситься положению вещей на Дальнем-Востоке после недавних приобретений России, потребовавших от нее неимоверного напряжения сил. На этот раз ему не удалось выйти победителем. Плеве поддержал Куропаткина. Даже Ламздорф готов был пойти на уступки военному министру, занявшись выяснением вопроса, насколько можно замедлить, а то и приостановить заселение китайцами северной части Маньчжурии^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 718.- Л. 2 - 3 об. )

Несмотря на неблагоприятные признаки, Витте продолжал отстаивать свою линию. В октябре он выступил против уловок военного ведомства, за точное исполнение принятых обязательств о выводе войск из Маньчжурии^*. В декабре министр финансов принял участие в обмене мнениями по вопросу о возможности соглашения с Японией. Посланник в Токио Р. Р. Розен в специальной записке доказывал бесполезность подобного соглашения и предлагал ускоренно готовиться к войне в целях утверждения в Маньчжурии и Корее. Несколько менее воинственной выглядела позиция посланника в Сеуле А. И. Павлова, допускавшего возможность временного соглашения с Японией. Но и он предлагал не эвакуировать войска из Маньчжурии и, во всяком случае, сохранить их в более важных стратегических пунктах. Витте не оспаривал взглядов Розена и Павлова на конечные цели русской политики на Дальнем Востоке. Однако он решительно отказывался присоединиться к некоторым посылкам и выводам посланника в Токио, а предлагаемую тем практическую линию считал не соответствующей современным государственным интересам и задачам России^**.

^* (См. АВПР.- Ф. Канцелярия.- 1902.- Д. 69.- Л. 219 с об. )

^** (Там же.- Д. 47.- Л. 95 - 100 об. )

Между тем противники Витте консолидировали свои силы и принимали меры к подрыву его влияния в правительстве. Чтобы эффективнее парировать доводы министра финансов, Безобразов по поручению царя отправился в Маньчжурию для изучения обстановки на месте. В декабре он выехал в Порт-Артур. Незадолго до этого Николай II распорядился выделить из Министерства финансов Главное управление торгового мореплавания, поставив во главе его великого князя Александра Михайловича. Это было лишь первым шагом к наметившемуся ограничению компетенции Министерства финансов. В конце 1902 года у осведомленного А. С. Суворина даже сложилось впечатление, что "Витте едва держится. Он уступил уже Александру Михайловичу морскую торговлю, уступает учебн. завед. мин. нар. просвещения, Плеве уступает фабричный надзор..."^*.

^* (Суворин А. С. Указ. соч.- С. 298. )

Не способствовала упрочению позиций Витте и деятельность созданного по его инициативе Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Предварительная работа местных органов совещания - губернских и уездных комитетов - вопреки желанию самого министра финансов активизировала либеральную оппозицию, а в отдельных случаях стимулировала радикальные выступления представителей крестьянства. Это вызвало сильное недовольство дворянско-крепостнических кругов. "Карьерист полицейский Плеве", как характеризовал его Витте, не поколебался прибегнуть к репрессиям против наиболее оппозиционно настроенных участников местных совещаний. Он также добился разрешения царя разработать положение о крестьянах на особом совещании при Министерстве внутренних дел, изъяв этот коренной вопрос из ведения виттевской комиссии. Витте примирился, утешая себя надеждой, что полицейское ведомство все равно "ничего не выработает"^*.

^* (Витте С. Ю. Указ. соч.- Т. 2.- С. 533 - 534.)

Казалось, почва для избавления от "непременного министра финансов" достаточно подготовлена. Великий князь Александр Михайлович, Плеве и их единомышленники уговорили Николая II дать отставку давно тяготившему его сановнику. По некоторым сведениям, был уже подготовлен указ и намечена дата - 1 января 1903 г. Но интригу не удалось сохранить в тайне. Императрица-мать Мария . Федоровна и наследник престола великий князь Михаил Александрович вступились за министра финансов. Под их влиянием Николай II переменил свое решение, и в день десятилетия пребывания Витте на министерском посту последовал "высочайший рескрипт" с перечислением его заслуг перед двумя императорами, изъявлением благодарности и пожеланием, чтобы он продолжал столь полезную государству и царю службу во главе Министерства финансов^*. Хотя гроза пронеслась мимо, реальная опасность падения произвела на Витте большое впечатление. Он сделался подозрительным и еще более осторожным. Стремление укрепить личные позиции все чаще стало брать в нем верх над политическими соображениями.

^* (См. Глинский Б. Указ. соч.- Т. CXLI.- № 8.- С. 570 - 571. )

Между тем тучи на дальневосточном горизонте быстро сгущались. Соглашение 1902 года предусматривало вывод русских войск из Маньчжурии в три этапа. Первый из них - очищение юго-западной части Мукденской провинции - был осуществлен в срок. К 26 марта 1903 г. предстояло вывести войска из остальной части Мукденской и из Гиринской провинций. В это время, по свидетельству Витте, в правящих кругах России стало складываться мнение, что простое выполнение обязательства будет иметь следствием утрату русского влияния. Крайние элементы "безобразовского" толка предлагали не только не очищать Маньчжурию, но закрепиться в ней, особенно в южной ее части. Военное министерство, в свою очередь, хотело бы утвердиться в северной части Маньчжурии, и считало нужным обусловить второй этап вывода войск предварительными гарантиями: сохранением за собой нескольких населенных пунктов по правому берегу Амура с окрестной трехверстной полосой, прекращением заселения китайцами Северной Маньчжурии и особенно местностей, соседствующих с КВЖД, и др. Неразрешенными оставались спорные вопросы с Японией, проводившей интенсивные военные приготовления.

В такой обстановке Витте и Ламздорф решили добиться принятия если не осторожных, то хотя бы умеренных решений. 11 января 1903 г. состоялось предварительное совещание в МИД, в котором участвовали Ламздорф, товарищ министра В. С. Оболенский, директор первого департамента Н. Г. Гартвиг, а также дипломатические представители России в дальневосточных странах Р. Р. Розен, П. М. Лессар и А. И. Павлов.

Совещание рекомендовало освободить Маньчжурию в установленные сроки, но с предъявлением требований о дополнительных гарантиях, то есть пошло на уступки становившейся теперь "средней" линии ведомства Куропаткина. Правда, сами условия были несколько смягчены по сравнению с пожеланиями Военного министерства. Предполагалось разделить выдвижение гарантий на две очереди. На втором этапе эвакуации предусматривалось потребовать сохранения существующего административного строя в Монголии, неотчуждаемости освобождаемых русскими войсками земель и устранения в пограничных с Россией областях Китая влияния иностранцев. Перед наступлением же срока эвакуации Цицикарской провинции (26 сентября 1903 г.) - выставить дополнительные условия в целях обеспечения безопасности плавания по Амуру и воспрещения китайцам заселять местность вдоль КВЖД. Проект такой инструкции поручили разработать Лессару.

Совещание признало возможным, если обстоятельства потребуют, заключить новое соглашение с Японией по корейскому вопросу, которое должно явиться продолжением и развитием существующих договоров и базироваться на принципе целостности и неприкосновенности соседней империи^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 718.- Л. 4 - 10. )

Подготовленный Лессаром документ был препровожден на заключение трех министров - Ламздорфа, Куропаткина и Витте. 25 января его рассматривало особое совещание под председательством министра иностранных дел с участием Витте, Куропаткина, а также управляющего Морским министерством П. П. Тыртова, посланников в дальневосточных странах и некоторых высших чинов МИД. Проект инструкций в Пекин обсуждался в связи с общим положением на Дальнем Востоке. Характеризуя его, Ламздорф должен был констатировать определенную напряженность в отношениях с Японией на почве корейских и маньчжурских дел и желательность установления с ней по возможности дружественных отношений.

Витте, в свою очередь, отметил, что соглашением с Японией нужно будет установить известный модус вивенди и проложить путь к общему успокоению, столь важному для русских экономических интересов и дальнейшего укрепления русского могущества на Дальнем Востоке. Здесь России предстоит еще весьма серьезная работа. Только для окончательного формирования охраны КВЖД требовалось по крайней мере полтора года. Признав претензии, сформулированные Японией осенью минувшего года, чрезмерными, Витте выразил надежду, что в ходе переговоров их удастся смягчить. Он считал бы важным, в частности, добиться от Токио обязательства о нейтрализации Корейского пролива. Идею урегулирования отношений с Японией путем переговоров поддержали и другие участники совещания. При этом, однако, было высказано опасение, что заинтересованность России в соглашении будет истолкована как признак слабости. Отсюда последовал вывод о желательности предоставить инициативу возобновления переговоров японцам.

Карикатуры из юмористических журналов периода первой русской революции. Без слов

При обсуждении проекта Лессара Витте солидаризировался с его основными положениями, но высказал мнение, что не следует включать в гарантии обязательство остановить стихийное заселение китайцами Маньчжурии и Монголии. Посланник в Пекине с этим согласился.

Тогда в дискуссию решительно вмешался Куропаткин. Он утверждал, что общим целям русской политики должно служить установление "непосредственного контроля" за Цицикарской и северной частью Гиринской провинций - войдут ли они в состав Российской империи или образуют полунезависимое формирование наподобие Бухары. Военный министр предлагал затягивать вывод войск, ограничившись очищением к 26 марта одной Мукденской, а к последнему сроку - южной части Гиринской провинции. В случае эвакуации в дальнейшем всей Маньчжурии необходимо было, по его мнению, оставить воинские части вдоль железных дорог, а также сохранить небольшие посты по Амуру и Сунгари.

Витте выступил против "решительного метода" Куропаткина и присоединения Северной Маньчжурии. Он с полным основанием утверждал, что ни Китай, ни другие державы на это добровольно не согласятся и в лице Цинской империи Россия наживет себе врага на долгие годы. Равным образом отверг он идею протектората, который встретит самое упорное противодействие китайцев. "Упрочение могущества России на Крайнем Востоке находится, по глубокому убеждению министра финансов, в ближайшей зависимости от спокойного и последовательного течения событий, возможного только при правильном отношении к нашим собственным обязательствам". Это не помешало Витте согласиться, в качестве компромисса, с идеей Куропаткина об оставлении военных постов по Амуру, Сунгари и цицикарскому тракту.

Ламздорф поддержал министра финансов, указав, что присоединение Северной Маньчжурии трудно осуществимо и вызовет сильное противодействие Японии. Такой шаг не позволит нормализовать русско-японские отношения. В отношении постов вдоль КВЖД он предложил не выдвигать этого условия сейчас, а предоставить улаживание касающихся дороги вопросов главе финансового ведомства. Точку зрения Витте разделил также Лессар.

Совещание одобрило проект инструкции поверенному в Пекине, по которому эвакуация из Маньчжурии обусловливалась гарантиями, разделенными на две очереди. Вторая из них включала осуществление идеи Куропаткина - сохранить военные посты вдоль стратегически важных коммуникаций, а также ограничить заселение китайцами местностей вдоль железнодорожной линии^*. Совещание, следовательно, рекомендовало компромиссную линию поведения, учитывающую настояния военного министра.

^* (См. Красный архив.- 1932.- Т. 3 (52).- С. 110 - 120. )

На практике также осуществлялся курс на затягивание вывода войск, который предлагал Куропаткин. Только 24 марта, когда второй срок эвакуации истек, русский поверенный Г. А. Плансон сделал китайскому правительству заявление о необходимости дополнительных гарантий.

В чем причины наметившегося смещения прежней линии и уступчивости Витте и Ламздорфа военной группировке? Первое и более общее объяснение состоит, как уже говорилось, в усилении авантюристических экспансионистских тенденций царского правительства. Это проявилось, в частности, в позиции самого Николая II, которому казалось, что он "только теперь забирает силу". Царь развивал перед некоторыми приближенными разухабистые аннексионистские планы, смущавшие даже Куропаткина. Ближайшим же побудительным мотивом к изменению позиций Витте и Ламздорфа послужила активизация "безобразовской клики". Давление этой безответственной группировки побуждало ее оппонентов в правительстве к сплочению, ради которого приходилось идти на уступки военному министру.

Зимой 1902/03 года состоялась поездка Безобразова в Маньчжурию с официальной целью налаживания лесного дела на Ялуцзяне. Предприятию этому, по его свидетельству, "придано было значение: 1) как естественному оборонительному охранению всего нашего положения в Маньчжурии со стороны Корейского полуострова; 2) как средству для успешного перехода в наступление на полуострове, когда обстоятельства этого потребуют или позволят; 3) как созданию реального крупного торгово-промышленного интереса на Дальнем Востоке, где вообще пока отсутствует русская предприимчивость". Сама постановка задач свидетельствовала о неудовлетворенности верховной власти деятельностью в регионе военного и финансового ведомств. Царь приказал Безобразову также собрать по возможности верные сведения о положении России на далекой восточной окраине, что свидетельствовало о недоверии к информации уже не только Витте, но и Ламздорфа. Хотя командировка формально носила частный характер, главный начальник Квантунской области Алексеев был уведомлен царским письмом о ее целях и получил предписание оказывать содействие. Витте по настоянию Николая II должен был финансировать деятельность Безобразова из открытого тому в 1902 году двухмиллионного фонда.

Безобразов сумел найти общий язык с карьеристом Алексеевым. В результате эвакуация войск из Мукденскои провинции приостановилась и было создано военное прикрытие для лесного предприятия на Ялуцзяне.

По возвращении в марте из поездки Безобразов представил доклад, где расхваливал состояние предпринимательских дел на Ялуцзяне и организованную там военную охрану "не для леса, а для нашего престижа, как действительной крупной силы, перед которой азиаты преклоняются..." Единственное, чего, по мнению докладчика, недоставало предприятию, это масштабной финансовой поддержки государства.

Одновременно Безобразов постарался в неприглядном свете представить деятельность в Маньчжурии финансового, военного и дипломатического ведомств, которые не знают и неправильно оценивают ситуацию, увлечены фикциями, конкурируют между собой и т. п. Он утверждал, что положение России на Дальнем Востоке "весьма неблагоприятно" и что она находится "накануне поражения экономического, а может быть, и военного"^*. Напрашивался вывод о необходимости изъять этот важный регион из ведения "некомпетентных" министерств, передав управление им чрезвычайному органу с участием "сведущих" лиц. Вывод последовал немного позже, а прежде царь выразил одобрение взглядов Безобразова и даровал ему царский портрет с собственноручной надписью "Благодарный Николай".

^* (Пролог русско-японской войны.- С. 260 - 264.)

"Безобразовцы", впрочем, не дремали и в отсутствие своего "идеолога". С начала 1903 года они настойчиво внушали царю, что в связи с новой постановкой вопроса об эвакуации войск из Маньчжурии устройство "заслона" в бассейне Ялуцзяна приобретает особое значение. Он нужен для предотвращения столкновения с Японией, а в случае такого столкновения - дабы затруднить возможность одновременного нападения японцев и китайцев на КВЖД. Легальным прикрытием для устройства "заслона" должна стать деятельность лесопромышленного общества. Под влиянием этих внушений Николай II повелел созвать 26 марта особое совещание по вопросу образования, с целью усилить стратегическое положение России в бассейне реки Ялуцзян, частного общества для эксплуатации русских концессий в Маньчжурии и Корее. Он пригласил на него помимо Витте, Ламздорфа и Куропаткина генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича, Плеве и "безобразовца" контр-адмирала А. М. Абазу. Председательствовать на совещании царь решил лично.

Основой для обсуждения послужила записка Абазы о деятельности инициаторов Восточно-Азиатской компании на Дальнем Востоке. Автор документа возлагал вину за неудачи компании на центральные правительственные органы, не оказавшие ей необходимой поддержки. Подчеркивалась важность "заслона" на Ялуцзяне, расхваливались якобы успешно начатые там лесоразработки и, наконец, предлагалось учредить для развития предприятия особую русскую компанию с привлечением американского и французского капиталов. Ввиду государственного значения концессии ее должен был возглавить особый статс-секретарь, облеченный доверием правительства. Инициаторы домогались также прямой поддержки министерств иностранных дел, военного и финансов. От ведомства Витте требовалось поставить общество в исключительно благоприятные экономические и финансовые условия.

В записке Абазы отмечалось появление на Ялуцзяне нескольких тысяч японцев, а также образование китайской компании для эксплуатации лесов на маньчжурском берегу. Автор считал желательным использовать эти нарушения "прав" русских концессионеров как предлог к приостановке эвакуации войск из Маньчжурии. Он предлагал выступить с твердыми требованиями, которые побудят Японию отозвать своих людей, а Китай - утвердить концессию. Всякая уступка с русской стороны была бы, по его мнению, отступлением перед силой и лишь придала бы дерзости японцам^*.

^* (Там же.- С. 277 - 279. )

Открывая совещание, царь высказал мнение, что образование общества для разработки лесных богатств по обеим берегам Ялуцзяна желательно в целях создания противовеса японскому влиянию в Корее, которое постоянно растет и грозит проникнуть в Маньчжурию.

Главным оппонентом Абазы выступил на заседании Витте. Он начал с исторического обзора русской дальневосточной политики последнего времени, сделав вывод, что задача России в ближайшие 5 - 10 лет должна заключаться в завершении уже начатых дел и в смягчении политической напряженности в регионе. Предстоит окончательно оборудовать КВЖД, наладив ее эксплуатацию и охрану, закончить сооружение Порт-Артура, наладить быт русского населения в полосе отчуждения дороги. В такое время важно прежде всего восстановить добрые отношения с Китаем и Японией, а также доверие Америки и западноевропейских держав, многие из которых с беспокойством следят за деятельностью России на берегах Тихого океана. Поэтому всякие предприятия на Дальнем Востоке, преследующие хотя бы и скрытые агрессивные цели, в особенности же предприятия, пренебрегающие чужими правами и основанные не на почве мирных соглашений, а на праве сильного, могут иметь самые пагубные последствия.

Министр финансов не рискнул, однако, сделать из своих посылок категорически отрицательный вывод. Он допускал образование лесопромышленного общества на Ялуцзяне при условии придания ему исключительно коммерческого характера. Витте даже соглашался с тем, что для обеспечения преобладающего влияния русского правительства в этом предприятии потребуется некоторое участие казны, но по необходимости ограниченное. При этом он настаивал, чтобы общество занималось только лесной концессией. Все другие коммерческие предприятия в Маньчжурии должны функционировать без государственных затрат.

Ламздорф поддержал Витте, указав на малую юридическую обоснованность прав инициаторов дела на концессии в Маньчжурии и Корее. Японцы уже убедились, что за концессионерами стоит русское правительство. Угроза приостановить из-за возникших экономических разногласий эвакуацию войск из Маньчжурии вызвала бы противодействие других держав и более решительные меры со стороны японцев. Даже Куропаткин, опасаясь несвоевременного столкновения с Японией, признал лучшим выходом приостановить активную деятельность предприятия на Ялуцзяне и, во всяком случае, не допускать какого-либо участия в нем военнослужащих.

В пользу проекта "безобразовцев" выступил Плеве. Он, правда, не отрицал желательности экономии государственных средств, выяснения юридической стороны вопроса и осторожности в принятии военных мер, но твердо высказался за образование общества и объединение деятельности учреждений, работающих на Дальнем Востоке. Великий князь Алексей Александрович также поддержал организацию лесопромышленного предприятия при условии придания ему частного характера.

Совещание наметило оказать содействие утверждению концессионных прав на лесоразработки в бассейне Ялуцзяна. С окончательным вступлением первой же из концессий в законную силу намечалось образовать русское акционерное общество с привлечением иностранных капиталов, предпочтительно американских, французских и бельгийских, и ограниченным участием казны. Деятельность будущей компании должна была вестись на строго легальной основе и носить коммерческий характер. Общество предполагалось включить в сферу служебного влияния главного начальника Квантунской области^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 683.- Л. 1 - 6 об. Царь утвердил рекомендации совещания, за исключением пункта об ограничении деятельности общества разработкой лесных богатств на Ялуцзяне. )

"Безобразовцы" были не довольны половинчатыми рекомендациями совещания, обвиняя в случившемся Витте, Ламздорфа и Куропаткина. Дополнительную почву для атак на линию "паршивого триумвирата", как они стали именовать трех министров, дала неудача с маньчжурскими "гарантиями".

Уже при вручении заявления Плансона 24 марта китайские министры частным образом указали на незаконность дополнительных претензий. 14 апреля последовал наконец официальный ответ - пространный и уклончивый. Китайская дипломатия явно тянула в расчете на вмешательство других держав. Оно не замедлило последовать. В Петербург обратились с запросами Соединенные Штаты и Англия. Ламздорф в ответ уверял, будто Россия не выдвигает новых условий, а хочет лишь получить некоторые гарантии выполнения прежних договоренностей. Одновременно решено было отказаться от части ранее выдвинутых пожеланий, но (по настоянию Куропаткина) не связывать себя новыми сроками эвакуации. Китайское правительство, ободренное поддержкой соперничавших с Россией держав, не согласилось рассматривать какие-либо новые предложения, пока соглашение об эвакуации из Маньчжурии не будет выполнено целиком.

Еще более важным фактором обострения ситуации явилась позиция Японии. Токийский кабинет усмотрел в демарше русской дипломатии удобный повод отказаться от политики "бдительной сдержанности" и перейти к таким переговорам с Россией, в которых "всякая отсрочка" будет только "провоцировать войну"^*. Витте не мог знать об этом, но политическое чутье подсказывало ему, откуда грозит опасность. Контактируя с царем, он видел, что тот все более склоняется на сторону авантюристического курса Безобразова и его присных. Тогда Витте решил предпринять попытку воздействовать на Николая II через близкого к нему князя В. П. Мещерского. Последний по его настоянию написал царю письмо, предупреждая против "безобразовских увлечений". Николай не согласился с доводами князя и закончил ответную записку словами: "6 мая увидят, какого мнения по этому пункту я держусь"^**.

^* (См. The British Documents on the Origins of the War. 1898 - 1914.- Vol. II.- P. 237 - 240 (далее: BD). )

^** (Цит. по Витте С. Ю. Указ. соч.- Т. 2.- С. 239. )

6 мая царь сделал Безобразова статс-секретарем, а другого участника клики военного агента в Китае К. И. Вогака - генералом свиты. На следующий день он вновь созвал особое совещание по вопросу о концессиях на Ялуцзяне, теперь уже с участием Безобразова и Вогака. Настрой царя был настолько очевиден, что противоречить ему было небезопасно. "Безобразовцы", имевшие к тому же большинство на совещании, заранее чувствовали себя победителями. Позиция Витте и Ламздорфа ослаблялась еще отсутствием военного министра, отбывшего на Дальний Восток.

Совещание 7 мая началось с выступления Безобразова, который говорил об истории и значении ялуцзянского предприятия. Новый статс-секретарь утверждал, что коммерчески дело начато успешно, однако в военном отношении сделано пока немного. Он подверг критике постановления совещания от 26 марта за существенные пробелы. Николай II сразу поддержал Безобразова, заявив, что эти постановления нуждаются в дополнениях, и предложил ему зачитать проектируемые изменения. Таким образом, инициатива дискуссии при прямом содействии царя оказалась в руках авантюристской клики.

Ламздорф попытался поставить под сомнение претензии организаторов общества на монопольное получение концессий. Безобразов в ответ указал на "право первенства", подкрепляемое фактической деятельностью. Он выразил уверенность, что права общества будут расти, опираясь на организацию "действительно сильной охраны русских интересов на Дальнем Востоке". Николай и на этот раз поддержал Безобразова. Витте, желая помочь Ламздорфу, информировал участников об образовании китайской компании для лесоразработок на Ялуцзяне. Царь заметил, что эти сведения ему уже известны и разъяснены.

Ободренные высочайшим поощрением, "безобразовцы" стали без стеснения излагать свои взгляды и замыслы. Вогак зачитал записку, в которой утверждалось, что положение России в Маньчжурии, несмотря на все принесенные жертвы, хуже, чем в 1900 году. Спасти его может лишь реализация планов утверждения на Ялуцзяне. Обиженный такой оценкой Ламздорф обещал представить письменные возражения.

Безобразов фактически предлагал идти в дальневосточной политике напролом. По его мнению, необходимо было "обойтись без сложных и малообещающих переговоров в Пекине". Он предостерегал против политики уступок, которая в Азии всегда приносит одни отрицательные результаты, и предлагал рассмотреть вопрос о достаточности войск на Дальнем Востоке. Николай, не колеблясь, подтвердил, что уступки всегда влекут за собой новые уступки.

Плеве в основных вопросах поддержал "безобразовцев". Он лишь предлагал укреплять влияние в Маньчжурии с некоторой осторожностью, пока русский штык на Дальнем Востоке не приобрел необходимую силу.

Витте еще пытался сопротивляться. Он говорил об особой ответственности царя, который один правомочен решить вопрос, оправдывает ли задуманное предприятие связанный с ним огромный риск. Министр утверждал, что политический и стратегический характер дела уже разгадан в Китае, Японии и других странах. Дальнейшие необдуманные шаги имеют все шансы привести к войне. Позиция России в правовом отношении, как и ее международное положение, совсем иная, чем в 1895 году. Война на Дальнем Востоке представляла бы для нее во всех отношениях огромное бедствие. Витте внес замечания и поправки по пяти из семи пунктов безобразовских "дополнений".

Чтобы ослабить впечатление от доводов Витте и положить конец дискуссии, Безобразов по указанию Николая ознакомил совещание с царскими телеграммами уехавшему на Дальний Восток Куропаткину и главному начальнику Квантунской области Алексееву. В них предлагалось принять срочные меры, чтобы не допустить проникновения в Маньчжурию иностранного влияния, и выяснить, что требуется для приведения боевой готовности России на Дальнем Востоке в соответствие с ее политико-экономическими задачами. Сущность этих задач в Маньчжурии и на Тихом океане, а также план их целесообразной постановки эти сановники должны были установить и составить совместно с Безобразовым. Царские инструкции явно соответствовали духу "решительного метода" клики и отводили ее представителям особую роль.

В заключение царь заявил, что смотрит на дополнения "как на уничтожающие прежние постановления в части, мешающей развитию и преуспеянию полезного дела, выяснившегося по новым полученным данным".

Ламздорф, а затем и Витте вынуждены были признать свое поражение. Министр финансов заявил, что после разъяснений Безобразова "он по существу дела не состоит с ним в разногласии". Его оговорка о необходимости окончательного выяснения вопроса после возвращения Куропаткина мало что меняла. По свидетельству Безобразова, Витте имел к концу заседания жалкий вид: "бледный, с опущенной головой, с блуждающим взглядом..."

Граф С. Ю. Витте в последние годы жизни. Из журнала 'Исторический вестник' (1915)

Совещание приняло рекомендации, существенно менявшие предыдущие почти по всем пунктам. В новом постановлении прямо указывалось на желательность включить Маньчжурию в сферу русского политико-экономического влияния. Было признано излишним стеснять деятельность будущего общества эксплуатацией лишь лесных богатств на Ялуцзяне. Участие казны не лимитировалось, а должно было соответствовать действительным интересам и потребностям страны на Дальнем Востоке (в их "безобразовском" понимании). Допущение иностранных капиталов предполагалось отложить по крайней мере до времени достаточного упрочения политико-экономического положения России в регионе. Государственный надзор за деятельностью будущего общества и содействие его правильной организации возлагались на главного начальника Квантунской области Алексеева, что означало изъятие компании из ведения Министерства финансов. Совещание 7 мая ознаменовалось, таким образом, несомненным успехом "безобразовской клики".

Витте и Ламздорф отказались подписать составленный Безобразовым и Абазой журнал совещания. Это не помешало царю утвердить его. Николай был доволен, что проявил твердость и сломил наконец сопротивление непокорного министра финансов. В резолюции он отмечал необходимость и впредь обсуждать дела Дальнего Востока на подобных совещаниях, причем председательствование на них возлагал в свое отсутствие на Абазу^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 685.- Л. 2 - 8; Д. 686.- Л. 1 - 5 об. )

"Безобразовцы" стремились закрепить свой успех. Вогак был послан на Дальний Восток сопровождать Куропаткина в его поездке, а фактически следить за военным министром и корректировать его донесения. Безобразов и Абаза на основании рекомендаций особого совещания добивались от Ламздорфа и Витте практических мер по осуществлению намеченного курса. Из объяснений с Ламздорфом Безобразов, по его словам, "вынес очень тяжелое настроение" и "совершенно ясное сознание необорудованности у нас целого ведомства для жизни и тех возрастающих трудностей, которые она представляет". Витте не оспаривал рекомендаций совещания в принципе, но "высказал крайнюю нежелательность выходить из пределов ассигнованных на новые военные потребности добавочных средств..."^*.

^* (Русско-японская война.- С. 138 - 139. )

31 мая инициаторы ялуцзянского проекта подписали и оформили предварительный договор об учреждении Русского лесопромышленного товарищества на Дальнем Востоке. Вопреки названию оно должно было заниматься не только лесом, но и эксплуатацией рудных богатств, рыбных и зверобойных промыслов, организацией судоходства и всякого рода промышленных и торговых предприятий. За образец принималась деятельность Российско-Американской компании XIX века, пользовавшейся монопольными правами и государственным покровительством.

В число пайщиков товарищества вошли влиятельные придворные и представители родовитой аристократии по выбору царя (граф А. П. Игнатьев, генерал-адъютант П. П. Гессе, граф В. А. Гендриков, князь Ф. Ф. Юсупов), а также "безобразовцы" Абаза, Вонлярлярский, Матюнин, Серебряков. В начале июня Безобразов вторично отбыл на Дальний Восток, на этот раз специальным поездом и с целой свитой помощников.

Витте и Ламздорф тяжело переживали свое поражение. Министр иностранных дел даже подал в мае прошение об отставке, которое царь уговорил его взять обратно. Видный юрист А. Ф. Кони вспоминал, что в июне встретил Витте на курорте в Сестрорецке: "Я едва узнал в этом согнувшемся, мешковатом, с потухшим взором и тревожным лицом человеке самоуверенную и энергичную фигуру министра финансов". Видно было, что он оглушен "шумом внутренней тревоги" среди злобного торжества многочисленных врагов и что над ним нависла грозовая туча^*. Все же Витте сумел оправиться и принять дальнейшее участие в принимавшей все более драматический оборот борьбе.

^* (См. Кони А. Ф. Указ. соч.- С. 27. )

18 - 28 июня в Порт-Артуре состоялось совещание по вопросу о выводе войск из Маньчжурии. Решение этого важнейшего вопроса государственной политики переносилось из столицы, где "безобразовцам" мешали Витте и Ламздорф, на место действия. В собрании помимо Безобразова и Вогака приняли участие Куропаткин и Алексеев. Дипломатическое ведомство было представлено Лессаром и Павловым. Работники министерства Витте привлекались только для представления справок и объяснений. Самым крупным из них был представитель Русско-Китайского банка и Общества КВЖД в Пекине Д. Д. Покотилов.

Совещание, как и следовало ожидать, пошло еще дальше по пути политики авантюр. Было признано, что образ действий Китая и некоторых других держав дает основания отступить от точного исполнения договора от 26 марта 1902 г. В этой связи намечалось в решительной форме предъявить Пекину длинный список требований о гарантиях. В случае их принятия предполагалось обещать эвакуацию из всех трех провинций в течение 1903 - 1904 годов. Нарушение гарантий влекло за собой формальный отказ от прежнего договора и сохранение за Россией свободы действий в Маньчжурии. Совещание не решилось, правда, рекомендовать в этом случае присоединение Маньчжурии или хотя бы ее части. Оно имело в виду продлить оккупацию края еще на три года для завершения мер по усилению обороноспособности России на Дальнем Востоке.

По вопросу о намечаемой политике Покотилов по указанию Витте представил Алексееву особую записку. В ней отмечалось, что ни Китай, ни другие державы в действительности не подали России повода к неисполнению договора 1902 года. Равным образом нет оснований выдвигать новые требования, а тем более рассчитывать на их принятие. Обеспечения экономических интересов России в Маньчжурии скорее и лучше можно было добиться, по мнению автора записки, путем частных соглашений с пекинским правительством и местными китайскими властями. Не исключая в принципе размещения нескольких русских отрядов вне полосы отчуждения КВЖД и ограничения численности китайских войск, Покотилов рекомендовал проявить при осуществлении этих мер большую осторожность и гибкость. Он предупреждал также против малейшего нарушения интересов иностранцев в порту Инкоу. Резюмируя, он высказывался за выполнение обязательств договора, считая это вполне совместимым с обеспечением действительных интересов России. Нарушение принятых на себя обязательств помимо весьма серьезной опасности внешних осложнений создало бы, по мнению автора, едва ли преодолимые трудности при устройстве администрации в Маньчжурии^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 718.- Л. 21 - 24. )

Витте рассчитывал, что Алексеев воспользуется аргументами записки против Безобразова, деятельность которого главный начальник Квантунской области сначала воспринял как подкоп под себя. Однако Безобразов сумел склонить Алексеева на свою сторону обещанием поста наместника на Дальнем Востоке. В результате рекомендации Покотилова нашли только ограниченное применение при решении более частных вопросов.

Особая подкомиссия совещания, которую возглавил Безобразов, рассмотрела до сих пор находившиеся в безусловной компетенции Витте аспекты экономической политики в Маньчжурии. Были вынесены рекомендации, касавшиеся достижения бездефицитности КВЖД и скупки земельных участков в полосе дороги. По этому поводу Витте позднее представил объяснительную записку, где доказывал, что предложения подкомиссии не содержат каких-либо новых выводов или идей, которые бы уже не осуществлялись Министерством финансов или не имелись в виду.

Совещание в Порт-Артуре наметило не только общий курс, но и тактическую линию. Требования о гарантиях предполагалось предъявить в тот момент, когда в Читу прибудут головные части бригад, направленных из европейской России. В отношении Японии большинство участников, сознавая неподготовленность к войне, склонялось к уступчивости. Безобразов, настаивавший на вреде уступок, фактически остался в одиночестве. Правда, решено было дать отпор домогательствам Японии об открытии для иностранной торговли порта на Ялуцзяне, но и здесь ни в коем случае не доводить дела до риска военного столкновения. В вопросе сохранения русских военных постов Куропаткин подчеркивал важность позиций в Северной Маньчжурии, Безобразов же требовал оставить отряд на Ялуцзяне. Компромиссное решение состояло в том, что деятельность лесопромышленного товарищества будет носить внешне исключительно коммерческий характер, но охранная стража (фактически из регулярных подразделений) сохранится.

Безобразов отбыл в столицу 1 июля экстренным поездом. Он пригласил для сопровождения одного из чиновников Министерства финансов, которому дорогой подробно изложил свои взгляды, вероятно, для передачи Витте. Суть их сводилась к необходимости перестройки всего управления на Дальнем Востоке, при которой самому Безобразову отводилась особая роль верховного контролера, который будет стоять выше не только местных дальневосточных начальников, но и глав центральных ведомств. Статс-секретарь ругал Куропаткина за нерешительность и узкий подход. Он развивал обширные, хотя и несколько туманные планы дальневосточной экспансии, средства на которые думал почерпнуть путем внешних займов. Это выглядело как приглашение Витте к сотрудничеству, но уже в роли проводника линии авантюристической клики.

Вернувшись из Порт-Артура, Безобразов представил царю доклад, в котором набросал общую схему внешней политики страны, как она виделась представителям наиболее реакционных шовинистических кругов. "Концепция" эта, естественно, оказалась традиционно антианглийской и довольно откровенно прогерманской.

Автор утверждал, будто интересы России, "по сплошному протяжению ее территории, интенсируются прогрессивно от запада к востоку". В Европе они минимальны. Здесь главная задача - противостоять интригам Англии и добиваться по возможности искренних и добрых отношений континентальных держав, "чтобы иметь свободные руки на Востоке". Единственная опасность столкновения России с другими континентальными державами кроется на Ближнем Востоке. Но здесь же лежит ключ к желаемому соглашению между ними. Оно возможно, если отказаться от инспирируемой англичанами политики угроз Турции. Эту политику следует заменить дружественной в отношении европейских континентальных держав линией непротивления расширению их торгово-промышленной деятельности на Ближнем Востоке. Континентальные же государства, в свою очередь, дадут согласие на свободный доступ русского флота в Средиземное море. "Путем континентального соглашения Россия создает себе могучий рычаг, который она может прилагать на Западе, чтобы облегчить себе исключительно трудную работу на Дальнем Востоке, при решении назревающего вопроса о судьбах Китайской империи". В заключение Безобразов в основном поддерживал рекомендации порт-артурского совещания, стремясь придать им еще более решительный характер^*.

^* (См. Пролог русско-японской войны.- С. 264 - 268. )

На первый взгляд, склонность "безобразовцев" к континентальному блоку^* могла проложить мостик между ними и Витте. Однако авантюристический курс клики на Дальнем Востоке оставался неприемлемым для министра финансов, так как грозил России несвоевременной тяжелой войной. Витте и Ламздорф попробовали дать противнику еще один бой в расчете на поддержку военного министра.

^* (См. Романов Б. А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны.- С. 295. )

Информацию о решениях совещания в Порт-Артуре они получили в начале июля от Куропаткина и Алексеева. 6 июля Ламздорф представил царю записку о гарантиях, выработанных этим совещанием. Он доказывал, что сформулированные в Порт-Артуре новые условия в большинстве случаев не вызываются необходимостью, способны усилить противодействие китайского правительства и вызвать протест других держав. Настаивая на этих пунктах, императорское правительство рискует натолкнуться либо на отказ Пекина, либо в случае поддержки их силой даже на вооруженный конфликт с державами.

Витте, со своей стороны, представил царю записку по дальневосточным делам. В ней министр финансов подверг критике политику правительства за последние месяцы и рекомендации порт-артурского совещания, впрочем, не ссылаясь на них прямо. Он обвинял "новый курс" в непоследовательности и узости подхода. Подобно тому как режим проливов служит только частью турецкого вопроса, положение в Маньчжурии должно рассматриваться лишь как часть огромного китайского вопроса. Решение маньчжурских проблем сопряжено не только с возможностью внешних осложнений, но и с громадными затруднениями чисто внутреннего административного характера.

Витте рассматривал три различных варианта будущей политики в крае. Первые два (формальное присоединение и фактическое сохранение русского управления наряду с подчиненным китайским) он отвергал, так как они были способны привести к непредвиденным международным осложнениям и взвалили бы на Россию новые непомерные тяготы. Оставалось третье решение, соответствовавшее обязательствам по договору от 26 марта 1902 г.,- вывод войск с некоторыми гарантиями обеспечения русских интересов и сохранением ограниченного военного присутствия на территории КВЖД, в Приамурье и Квантунской области^*. Главнейшая задача России должна была, по его мнению, заключаться в том, чтобы дать решиться маньчжурскому вопросу естественным путем, не ускоряя событий, не предпринимая никаких несвоевременных шагов и не делая территориальных захватов, дабы не побудить другие заинтересованные державы к преждевременному разделу Китая^**.

^* (Как видим, Витте уже не пытался отойти от "средней линии" Куропаткина. )

^** (См. АВПР.- Ф. Канцелярия.- 1903.- Д. 35.- Л. 85 - 90 об.; Пролог русско-японской войны.- С. 338 - 340. )

Если записку докучливого Витте Николай II позволил себе фактически проигнорировать, то предупреждение министра иностранных дел произвело на него более сильное впечатление. Он наложил на доклад Ламздорфа резолюцию, что возражения и поправки последнего заслуживают серьезного внимания и что все дело надо будет окончательно обсудить по приезде Куропаткина^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 224.- Л. 1. )

Новое обстоятельство позволило Ламздорфу возобновить свое ходатайство об уточнении курса дальневосточной политики в более настойчивой форме. 15 июля японский посланник С. Курино передал ему вербальную ноту с предложением "войти в рассмотрение положения дел на Дальнем Востоке, где встречаются их, России и Японии, интересы". Этот согласованный с Англией демарш с самого начала касался как корейского, так и в целом дальневосточного вопроса.

В докладе Николаю II от 26 июля Ламздорф просил царских указаний, чтобы совместно с Куропаткиным и Витте "выработать проект окончательной программы действий по всем возбужденным ныне на Дальнем Востоке вопросам..."^*. Самодержец реагировал со свойственной ему неискренностью. Он согласился на очередное совещание в составе трех министров с участием и Безобразова, но накануне заседания принял некоторые меры, послужившие "триумвирату" серьезным предупреждением.

^* (Там же.- Д. 718.- Л. 26 с об. )

30 июля "Правительственный вестник" сообщил о назначении Алексеева наместником на Дальнем Востоке с задачей объединения работы всех ведомств и правом вести дипломатические сношения с Токио, Пекином и Сеулом. Центром нового наместничества становился Порт-Артур. Во внешнеполитическом плане этот акт свидетельствовал о намерении царизма закрепиться в Маньчжурии всерьез и надолго. С точки зрения внутриправительственной борьбы он означал очередной успех "безобразовцев". В части механизма управления наместничество вносило параллелизм и неразбериху, особенно опасные в период назревания войны. На собрание "триумвирата", таким образом, опустилась тень торжествующей "безобразовщины", и, хотя представитель клики не явился, решения Витте, Куропаткина и Ламздорфа стали как бы проверкой их способности приладиться к "новому курсу".

Совещанию, которое состоялось 1 августа, предстояло также принять во внимание новый важный внешнеполитический документ. В день провозглашения наместничества С. Курино вручил Ламздорфу проект дальневосточного соглашения, свидетельствовавший о далеко идущих притязаниях Японии.

Вопрос о присоединении маньчжурской области или какой-либо ее части три министра признали окончательно отвергнутым и не подлежащим дальнейшему обсуждению. В то же время совещание склонилось к тому, чтобы "не придерживаться буквального смысла договора 26 марта" и в ходе дальнейшей эвакуации войск отводить их не на территорию России, а в полосу отчуждения КВЖД. Предполагалось также продолжать занятие Хунчуня, расположенного близ корейской границы. Министры по-прежнему исходили из необходимости дополнительных гарантий, но считали желательным сократить список требований, выработанных в Порт-Артуре, с 10 до 5, сделав представление о них до истечения срока соглашения. В обмен на гарантии намечалось отменить в Маньчжурии военное положение, передать управление всеми тремя ее провинциями китайской администрации и обещать закончить эвакуацию войск в течение года.

В корейском вопросе министры присоединились к мнению большинства порт-артурского совещания о необходимости воздерживаться от всякой активной политики, могущей привести к опасному столкновению с Японией. Этот подход распространялся и на Русское лесопромышленное товарищество. Было единодушно признано, что с военной, финансовой и политической точек зрения безусловно необходимо прекратить его активную деятельность и перевести предприятие "на совершенно иные, чисто коммерческие начала" без каких-либо государственных субсидии^*.

^* (См. АВПР.- Ф. Канцелярия.- 1903.- Д. 35.- Л. 108 - 118 об. )

В отношении проекта Японии Витте предложил занять примирительную позицию, согласившись на ее политическое и коммерческое преобладание в Корее в обмен на признание особой заинтересованности России в Маньчжурии^*.

^* (См. Романов Б. А. Витте как дипломат.- С. 170. )

Рекомендации совещания и позиция Витте в отношении японских притязаний вызвали раздражение сторонников "нового курса". Николай II, прежде чем утвердить журнал совещания, распорядился запросить мнение Алексеева. После этого он скрепя сердце дал было согласие на часть рекомендаций, касавшихся Маньчжурии, но позднее отказался санкционировать и их выполнение^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 718.- Л. 27, 34 - 39 об. )

Царь был в особенности не доволен ролью министра финансов, которого считал вдохновителем неугодных решений. Он утешал Безобразова, что теперь можно считать Витте "очень кратковременным деятелем", а тот отвечал: " "Дай бог!" - ведь главарь "тройственного министерского союза" "в дышле со мной искренно никогда не пойдет""^*.

^* (Цит. по Русско-японская война.- С. 157 - 159. )

Все же деятели клики решили предпринять последнюю попытку договориться с Витте, способностями и связями которого им хотелось воспользоваться. С этой целью к министру в начале августа пришел Безобразов. Он как бы между прочим сообщил о намерении Николая II посетить Путиловский завод и посоветовал Витте в определенный час приехать к заводу встретить царя. За безобидным на первый взгляд предложением скрывался серьезный смысл. Клика как бы бралась восстановить добрые отношения Витте с царем в обмен на поддержку министра в вопросе об интересовавшем "безобразовцев" Путиловском заводе, которому грозил переход в казну, и в других вопросах.

Витте отвечал, однако, что будет встречать царя лишь в том случае, если получит официальное уведомление от соответствующих лиц, по собственной же инициативе или по указке Безобразова не поедет^*. Примирение не состоялось, и механизм на этот раз хорошо подготовленной интриги против Витте пустили в ход.

^* (См. Витте С. Ю. Указ. соч.- Т. 2.- С. 240. )

Подкоп был произведен с разных сторон. Безобразов обвинял министра финансов в последних неудачах на Дальнем Востоке, объясняя их некомпетентностью Витте и его креатур, а также желанием того устроить в Маньчжурии как бы свое особое государство. Великий князь Александр Михайлович утверждал, что Витте забрал себе слишком много власти, возглавив фактически несколько министерств, чем обезличивает не только другие ведомства, но и самого венценосца. В этом его активно поддерживала императрица Александра. Федоровна. Наконец, Плеве проталкивал идею, что деятельность Витте вредна для внутреннего спокойствия империи. У него якобы находят поддержку и опору все недовольные элементы - студенты, евреи, "инородцы"...

Министра финансов выручало лишь то обстоятельство, что царь выжидал отъезда вдовствующей императрицы Марии Федоровны в Данию. Когда же выяснилось, что ее поездка откладывается, Николай прибег к другому средству. Он решил вместо прямой отставки Витте перевести его на почетную, но не дающую реальной власти должность председателя Комитета министров, который занимался преимущественно согласованием второстепенных межведомственных вопросов.

15 августа Витте должен был явиться к царю с очередным еженедельным докладом. Накануне он получил от Николая II письмо, где тот информировал его о желании видеть после министерского доклада управляющего Государственным банком Э. Д. Плеске^*. Это указание вызвало у Витте недоумение. Он сознавал шаткость своего положения, но ожидал, что император по крайней мере посоветуется с ним о кандидатуре преемника. Плеске царь лично не знал и видел его кроме официальных приемов только при посещении Путиловского завода как раз тогда, когда Витте не внял совету Безобразова и не поехал.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 33.- Л. 1. )

Николай встретил министра финансов внешне очень милостиво. Желая проверить основательность своих опасений, Витте построил доклад своеобразно: сообщал главным образом различные предположения относительно будущего и даже просил разрешения предпринять в скором времени поездку по России с целью проверки осуществления на местах винной монополии^*. Царь со всем соглашался.

^* (В числе других бумаг Витте представил отчет, из которого явствовало, что Безобразов израсходовал за 1903 год предоставленный ему двухмиллионный кредит почти полностью (см. ЦГИА.-. Ф. 560.- Оп. 38.- Д. 183.- Л. 197 - 198). )

Когда доклад был закончен и министр уже поднялся, чтобы проститься, Николай неожиданно обратился к нему со словами: "У меня к Вам, Сергей Юльевич, просьба - я хочу Вас просить принять пост председателя Комитета министров". От неожиданности Витте не знал, что отвечать, но выражение его лица было красноречивее слов. "Я вижу, Вы, Сергей Юльевич, недовольны,- продолжал Николай,- но ведь это важнейший в государстве пост". Тогда Витте заявил, что, прикажи ему государь быть дворником при царском доме, он и тогда употребил бы все старания, но, если ему будет позволено выразить свое мнение, он просил бы совсем уволить его от всех должностей. "Зачем это Вам?" - спросил Николай в недоумении. Витте отвечал, что жизнь в столице, где жена и дочь его подвергаются остракизму, ничего ему не дает. До призыва на государственную службу он получал 60 тыс. рублей в год. Казна никогда не могла дать ему такого обеспечения. И сейчас он просит вернуть его в первоначальное положение.

Однако полное удаление Витте от дел не входило в расчеты царя уже потому, что обещало вызвать неудовольствие его матери и брата-наследника. Возможно, и сам Николай в глубине души чувствовал себя увереннее, имея на всякий случай под рукой такого опытного и энергичного сановника. Он стал успокаивать Витте, говоря, что назначает его преемником Плеске - его близкого сотрудника, о котором министр хорошо отзывался. Таким образом, все увидят, что царское доверие к нему не поколеблено. Затем Николай стал советоваться, не стоит ли облегчить функции Плеске, выделив из Министерства финансов Управление строительством КВЖД, железнодорожный департамент, технические учебные заведения и пограничную стражу.

Витте позволил себя уговорить, заявив, что если новое назначение не связано с неблаговолением к нему венценосца, то он его принимает с благодарностью. Он категорически отсоветовал разукрупнять Министерство финансов, и царь не стал настаивать. После этого Николай пригласил Плеске и объявил о его новом назначении.

Дома у Витте известие об отставке было воспринято болезненно. Матильда Ивановна со слезами говорила: "Разве можно так поступать с министром, прослужившим 11 лет? Так не поступают даже с лакеями. И тех предупреждают об увольнении"^*. Предстояло не только менять квартиру, вносить изменения в привычный бюджет семьи, но и перестраивать весь образ жизни.

^* (Красный архив.- 1922.- Т. 2.- С. 55; Витте С. Ю. Указ. соч.- Т. 2.- С. 242 - 244. )