Витте и венценосный "флюгер" [1989 Игнатьев А.В. - С. Ю. Витте

Описывая начальные шаги Витте на дипломатическом поприще, мы незаметно перешли грань двух царствований. Между тем смена монархов сыграла в его политической карьере, да и личной судьбе большую роль.

В октябре 1894 года царь Александр III, много способствовавший его выдвижению, скончался от нефрита. Если для передовых людей России покойный олицетворял мрачную реакцию и "контрреформы", то Витте искренне оплакивал "гатчинского пленника". И не только по причине привязанности к нему. Ушедший император представлялся Витте почти идеальным самодержцем. Таким делали Александра III в его глазах твердость характера, настойчивость в достижении целей и верный инстинкт, или, как говорил Витте, "ум сердца". Эти качества вполне искупали недостаток у царя государственного ума, способностей и образования. Более того, сами слабые стороны самодержца были небезвыгодными для ближайших советников...

Витте поддерживал политику Александра III, который сохранял в незыблемости экономический курс, содействовавший усилению могущества России, а также отказывался от внешнеполитических авантюр и захватов. Это позволило, как представлялось Витте, высоко поднять "международный престиж России без пролития капли русской крови" и сделать страну "главнейшим фактором мировой международной политики"^*.

Не случайно, когда Гирс сразу после смерти царя советовался с Витте о программном внешнеполитическом циркуляре, министр финансов предложил подчеркнуть полную преемственность линии: "Перемен в политике не будет. Те же принципы и начала, которыми руководствовался мой отец, остаются в силе, т. е. преследуема будет корректность отношений ко всем державам для поддержания общего мира"^*.

^* (Дневник В. Н. Ламздорфа. 1894 - 1896//Красный архив.- 1931.- Т. 3 (46).- С. 6. )

Если при Александре III Витте приобрел чувство уверенности в курсе политики страны и своем личном положении, то новый царь представлял в этих отношениях величину со многими неизвестными. Министр финансов ранее с ним мало сталкивался. Молодой император производил на него впечатление человека неглупого, но совсем неопытного, несколько более образованного, чем его отец, очень воспитанного, однако отличавшегося от родителя мягкостью характера. Неподготовленность и слабохарактерность Николая II внушали опасения, что он окажется подвержен различным влияниям. Кроме того, перемена царя, как обычно, влекла за собой персональные перестановки в правительстве.

С. Ю. Витте на церемонии открытия памятника Александру III на Знаменской площади в Петербурге. 1909 год. ЦГАКФД

Все же Витте надеялся сохранить и даже упрочить свое положение. Он рассчитывал на личный контакт, установившийся еще с Николаем-наследником в Комитете Сибирской железной дороги, на благоговение нового монарха перед памятью отца, на правительственные и придворные связи и, конечно же, на собственные способности политика и царедворца.

Поначалу оптимизм Витте как будто оправдывался. Новый царь выразил желание пользоваться и впредь услугами любимца покойного родителя в качестве распорядителя финансов. Он был с ним ласков и с видимой готовностью выслушивал советы. Николай сохранил за собой председательствование в Комитете Сибирской дороги, что предоставляло Витте дополнительные возможности для контактов с ним. Министр финансов не упустил случая заручиться благорасположением молодого царя, обеспечив быстрое получение им денежных средств, которые были помещены Александром III в одном из английских банков. В день коронации новой царствующей четы Витте был удостоен почетного звания статс-секретаря. В доверительной беседе с издателем "Нового времени" А. С. Сувориным министр высказал предположение, что у нового монарха "дело понемногу пойдет, в лет 35 - 36 он будет хорошим правителем"^*.

^* (Суворин А. С. Дневник А. С. Суворина.- М.- Петербург, 1923.- С. 339. )

Довольно скоро, однако, появились и тревожные симптомы. Молодой царь легко менял принятые решения. Так случилось, в частности, с выбором главной базы русского флота в Европе. Сначала Николай II в соответствии с волей отца и рекомендацией Витте хотел устроить ее в Екатерининской гавани на Мурмане, но затем под давлением другой группировки, возглавляемой великим князем Алексеем Александровичем, издал указ противоположного свойства - об устройстве главной военно-морской базы в Либаве.

Николай знал о своей податливости и старался преодолевать ее, то проявляя упрямство, то избавляясь от слишком назойливых советников. Он ревниво оберегал свои "богом данные" царские прерогативы, в чем его активно поддерживала молодая императрица. В придворно-правительственной среде развивались такие черты его характера, как хитрость, злопамятность, мистическая вера в помощь провидения, равнодушие к бедам страны. Царь не умел дорожить своими помощниками, быстро охладевая даже к тем, кто сначала был ему симпатичен.

Витте не нравилась слишком прямолинейная ориентация Николая II на дворянско-помещичий класс. По сравнению с политикой предшествующих самодержцев капиталистической эпохи это был шаг назад от милой сердцу сановника идеи "социальной монархии", претендовавшей на защиту интересов всех сословий.

В сфере внешней политики новый царь нередко проявлял авантюристические задатки, которые могли способствовать вовлечению России в опасные международные конфликты.

Витте некоторое время пытался выступать в роли ментора при молодом монархе. Но Николай чем дальше, тем больше отвергал этот тон. В случае разногласий с царем Витте большей частью удавалось настоять на своем, но это не могло нравиться самолюбивому монарху, отягощало их отношения, подготовляя почву для будущего разрыва. Откровенную антипатию к слишком настойчивому министру питала императрица Александра Федоровна.

Мы уже говорили о расхождении взглядов Витте и Николая в связи с Симоносекским миром. Нечто подобное произошло вскоре также в делах ближневосточной политики. В середине 90-х годов в этом регионе возник международный кризис: обострившаяся внутренняя борьба в Турции и массовое избиение армян вызвали вмешательство великих держав, преследовавших свои цели. В ходе кризиса вновь возник вопрос о Черноморских проливах.

В условиях потенциальной военной угрозы со стороны Германии и Австро-Венгрии, а также возможного появления британского флота в Дарданеллах русский Главный штаб стал настаивать, чтобы морское ведомство подготовилось к занятию выхода из Босфора в Черное море. Сторонником этой идеи оказался также посол в Константинополе А. И. Нелидов. Сама она имела в таком виде объективно оборонительный смысл, но все же была чрезвычайно рискованной, так как могла стимулировать несвоевременный для России раздел Оттоманской империи.

24 июня 1895 г., после совещания высших военных чинов, начальник Главного штаба Н. Н. Обручев представил царю записку, где доказывал, что только с занятием Верхнего Босфора Россия получит "действительную гарантию спокойствия на юге, а вместе с тем и возможность располагать лишними силами для противодействия могущественным западным соседям нашим - Германии и Австрии"^*.

^* (Цит. по Нарочницкий А. Л. Указ. соч.- С. 788 - 789. )

Николай II признал скорейшее завершение приготовлений на Черном море безусловно необходимым и велел рассмотреть этот вопрос на особом совещании, которое приступило к работе в ноябре 1895 года. На заседание 25 ноября, где обсуждались финансовые вопросы, был приглашен Витте. Морское и военное ведомства добивались срочных дополнительных ассигнований. Министр финансов выступил против предложения о строительстве трех специальных транспортов, добавочные же средства для подготовки сухопутных сил обещал предоставить постепенно в течение 1896 - 1897 годов.

На следующем заседании, 13 февраля 1896 г., Витте развил аргументацию в отношении не оправданных, по его мнению, расходов на задуманное предприятие. Он доказывал, что приобретение новых транспортов не обеспечивает успеха дела. При отсутствии полной внезапности, добиться которой невозможно, русский флот неизбежно встретится с более сильным английским. Министр финансов ссылался также на напряженность бюджета страны, необходимость для поддержания мощи государства удовлетворять не только военные нужды, но и экономические, и культурные потребности^*. Он, таким образом, продемонстрировал свое скептическое отношение к генеральским планам.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп 1.- Д. 1.- Л. 1 - 2 об.; Д. 2.- Л. 1 - 8. )

Осенью 1896 года обстановка на Ближнем Востоке вновь обострилась. Угроза вторжения английского, австрийского и итальянского флотов в Дарданеллы приобрела реальные очертания. Турция переживала тяжелый внутренний кризис, делавший ее мало способной к сопротивлению. Не исключена была возможность установления коллективной опеки держав над Портой, включая контроль за режимом проливов.

Непросто складывались у царского правительства отношения по турецкому вопросу с союзной Францией. Обе державы объединяло стремление сохранить целостность Оттоманской империи. Но средства достижения этой цели они представляли себе по-разному. Царская дипломатия стремилась к укреплению власти султана, французское же правительство стояло за расширение иностранной финансовой опеки со стороны Управления оттоманского долга.

Во время пребывания Николая II и управляющего МИД Н. П. Шишкина в Париже в конце сентября 1896 года французский министр иностранных дел Г. Аното уговорил царя направить послам двух держав в Константинополе аналогичные инструкции, отвечающие интересам. Франции. Его проект предусматривал расширение компетенции Управления оттоманского долга с введением туда русского представителя, а также совместные действия с Англией, если удастся достигнуть соглашения с ней по египетскому вопросу.

Привезенные из Парижа инструкции встретили возражения как в дипломатическом ведомстве, так и со стороны министра финансов. Директор канцелярии МИД В. Н. Ламздорф предлагал рассматривать их как проект, требующий предварительного выяснения соответствия местным условиям. Витте не одобрял ни фиктивного участия в Управлении оттоманского долга, ни кооперации с Лондоном, могущей положить начало разделу Турции. Приехавший в то время из Константинополя посол А. И. Нелидов заявлял, что скорее уйдет в отставку, чем согласится следовать парижским инструкциям. Николай сначала надеялся переубедить Нелидова и Витте, но под влиянием доводов записки первого пошел на попятную. "Молодой государь меняет свои точки зрения с ужасающей быстротой"^*,- записал по этому поводу Ламздорф.

^* (ЦИТ. ПО Хвостов В. М. История дипломатии.- Т. II.- Изд. 2.- М., 1963.- С. 340 - 342. )

В октябре 1896 года английское правительство обратилось к другим державам с предложением поручить их послам в Константинополе выработать проект реформ уже не только для армянских вилайетов, но для Оттоманской империи в целом. В случае отказа султана предполагалось навязать ему волю держав мерами принуждения. В Петербурге были встревожены. Вновь активизировались сторонники военных мер на Босфоре. Николай II колебался между присоединением к Англии и продолжением собственной линии.

Тогда Витте предпринял попытку со своей стороны воздействовать на царя. 12 ноября он представил записку "По поводу турецкого вопроса", где рекомендовал не прибегать в отношении Турции ни к каким мерам, связанным с применением силы.

Приезд военного министра А. Н. Куропаткина в Маньчжурию. 1903 год. ЦГАКФД

Записка Витте представляет интерес не только в связи с ближневосточным кризисом, но и с точки зрения формирования его внешнеполитических взглядов, а потому заслуживает специального внимания. Она начинается с обоснования права и обязанности министра финансов высказывать соображения по вопросам международного характера. Далее Витте развивал мысль, что Турция, при всех ее внутренних пороках, может прозябать еще десятки лет - нужно только, чтобы Европа этого твердо пожелала и Англия оставила свои происки. За это время Россия, которая развивается, несомненно, быстрее других держав, неимоверно увеличит свое могущество. Необходимо лишь не втягиваться в "военные компликации". Поэтому искусство русской дипломатии должно быть направлено к тому, чтобы всеми силами поддерживать статус-кво и выигрывать время. "Лучший и вернейший союзник России есть время,- утверждал Витте.- Каждый год, прожитый спокойно Вашим народом, равносилен выигрышу хорошего и полезного сражения".

Окончательная развязка турецкого вопроса представлялась автору записки невозможной без большой войны, к которой Россия не готова. Он специально предупреждал против таких мер, как взятие Босфора или занятие Константинополя, которые европейская дипломатия может допустить в провокационных целях. По его убеждению, в турецком вопросе надлежало действовать следующим образом:

1) ни в коем случае не брать на себя инициативу занятия силой какого-либо клочка земли Оттоманской империи;

2) в согласии с континентальной Европой поддерживать существующий режим в Турции, стараясь делать в нем возможные улучшения [здесь Витте впервые формулирует свою идею континентального союза: "При такой и только такой политике мы будем находиться в возможном спокойствии. Сей концерт континентальных держав (курсив мой.- А. И.) основывается главнейше на наших отношениях к Франции, к Германии и Австрии, а посему адлежит сохранять строгое равновесие в наших отношеиях к сим державам..."];

3) если указанный способ окажется неэффективным потребуются более согласованные и решительные действия, то нужно, отнюдь не прибегая к единоличным мерам, собрать международную конференцию, определив за ранее ее задачу - обсудить способы устранения внутренних волнений при безусловном поддержании статус-кво;

4) опыт японо-китайского столкновения подсказывает целесообразность обсуждения главнейших пунктов, касающихся жгучих политических вопросов, в особом совещании^*.

Николай прореагировал на записку Витте уклончивой резолюцией о намерении переговорить с ним при следующем докладе. Раньше, чем этот доклад состоялся, Нелидов, в свою очередь, обратился к царю с запиской, советуя прямо противоположное - предупредить действия других держав занятием Верхнего Босфора, для чего привести в готовность флот и десант. Попытка Шишкина, видимо, по наущению Ламздорфа и Витте открыть Николаю глаза на опасность такой инициативы успеха не имела. Царь самоуверенно полагал, что другие державы "не посмеют" вмешаться. Он вынес записку Нелидова на обсуждение особого совещания под своим председательством, косвенно ответив тем самым и Витте^*.

^* (См. Хвостов В. Проект захвата Босфора в 1896 г.//Красный архив.- 1931.- Т. 4 - 5 (47 - 48).- С. 55 - 64; его же. Проблемы захвата Босфора в 90-х годах XIX века//Историк-марксист.- 1930.- Т. 20.- С. 117. )

Совещание в Царском Селе 23 ноября началось с обоснования Нелидовым своего проекта. Посла энергично поддержали Ванновский и Обручев. Управляющий МИД Шишкин отмалчивался или отделывался незначащими фазами. Управляющий морским ведомством П. П. Тыртов отметил нехватку пароходов и необходимость значительного времени на погрузку, однако прямо отвергнуть проект не рискнул. Николай II не торопился высказывать свое мнение. Открыто возражал, "весьма настоятельно и резко", один Витте. Министр финансов заключил, что эта затея, будь она осуществлена, "приведет в конце концов к европейской войне и поколеблет то прекрасное политическое и финансовое положение, в котором оставил Российскую империю император Александр III"^*.

Совещание рекомендовало продолжать вместе с другими державами поиски средств для восстановления порядка и поддержания Оттоманской империи. Эти средства не должны были использоваться для замены турецких правительственных учреждений общеевропейскими и установления международного контроля на проливах. В то же время в случае необходимости мер принуждения и военно-морской демонстрации предполагалось обусловить согласие России на появление международной эскадры в Дарданеллах занятием ею Верхнего Босфора. Та же мера намечалась и в случае внезапной конфликтной развязки и появления в Константинополе иностранных военных судов для защиты своих подданных и христианского населения.

При оформлении протокола Витте настоял на включении своего особого мнения, что "занятие Верхнего Босфора, без соглашения с великими державами, по настоящему времени и при настоящих условиях, крайне рискованно и потому может иметь гибельные последствия^*. Он предпринял попытку уберечь царя от опрометчивых решений через близких к тому К. П. Победоносцева и великого князя Владимира Александровича. Тем не менее Николай утвердил журнал совещания, сделав пометку о согласии с мнением большинства.

Но прошло всего две недели, и царское правительство было вынуждено вовсе отказаться от проекта Нелидова. Одна из причин этого заключалась во вновь подтвердившейся неподготовленности морских и сухопутных средств. "Новая" политика России вызвала также недовольство союзной Франции. По ее предложению царское правительство согласилось занять позицию, которая исключала какие-либо сепаратные действия великих держав. Осторожная линия, за которую выступал Витте, все же победила.

Ближневосточный кризис 90-х годов оказал заметное влияние на международную политику. Он привел к некоторому охлаждению отношений России с Францией и заключению русско-австрийского соглашения 1897 года о поддержании статус-кво на Балканах, а также к обострению противоречий с Англией.

Сложно складывались отношения и с другим главным соперником - Германией. В политической области правительство канцлера X. Гогенлоэ и лично кайзер старались заигрывать с Петербургом. Делались попытки возобновить договор "перестраховки", а в период ближневосточного кризиса - разжечь аппетиты царизма в отношении проливов. Но за все это Россия должна была бы заплатить неприемлемую для нее цену - разрушить русско-французский союз. Одновременно с помощью "малых средств" германское правительство настойчиво стремилось подправить в свою пользу торговый договор 1894 года.

Витте, исходя из недавнего опыта, считал правильным занять в отношении этих ревизионистских тенденций твердую позицию. Еще в феврале 1895 года он предлагал направить в Берлин ноту по поводу отступлений от договора. В тот момент Министерство иностранных дел по политическим соображениям не решилось это сделать. Все же в августе 1896 года протест против стеснительных для русской торговли мер был заявлен. Он подкреплялся циркуляром Министерства финансов о временной отмене всех льгот по договорному тарифу, которые по буквальному смыслу договора не могли считаться со стороны России обязательными^*. Германия ответила протестом и ужесточением своих репрессивных мер, что привело к "малой таможенной войне".

^* (См. АВПР.- Ф. Посольство в Берлине.- Оп. 509а.- Д. 4202.- Л. 4, 18 - 20 об. )

Разгар ближневосточного кризиса представлялся, однако, мало благоприятным моментом для распрей с Германией. Уже во время пребывания Николая II и Шишкина в Берлине осенью 1896 года были предприняты попытки сгладить напряженность в экономической области. На скорейшем урегулировании отношений с соседней империей настаивал и царский МИД. В таких условиях Витте выступил за незамедлительное проведение переговоров в Петербурге. Германия согласилась, но сочла для себя более выгодным проведение конференции в Берлине. Она состоялась в ноябре - декабре 1896 года. Программа действий русской делегации была предварительно обсуждена на особом совещании при Министерстве финансов. Витте лично инструктировал главу делегации В. И. Тимирязева и постоянно поддерживал с ним связь по телеграфу. В напряженной международной обстановке пришлось в январе 1897 года подписать соглашение, которое во многом не удовлетворяло русскую сторону. Витте сознательно пошел на маловыгодный компромисс, руководствуясь политическими соображениями.

Граф В. Н. Ламздорф - министр иностранных дел в кабинете Витте. 1902 год. Из официального издания 'Очерк истории Министерства иностранных дел. 1802 - 1902' (СПб., 1902)

Еще летом 1895 года германский посол в Петербурге Г. Радолин писал о нем как о главе антигерманской группировки в русских правящих кругах, за которым шел Лобанов. А в мае 1897 года тот же Витте в беседе с Радолиным винил Лобанова в слепой любви к французам, выражал радость по поводу установления между Россией и Германией тесных дружественных отношений и предстоявшего визита в Петербург кайзера Вильгельма. (Это, правда, не помешало министру финансов тут же предостеречь собеседника против тенденции полностью закрыть германский рынок для ввоза русского скота^*.)

^* (Die Grosse Politik der Europaischen Kabinette. 1871 - 1914.- Bd. 9.- Berlin.- 1924.- S. 357 - 358; Bd. 13.- Berlin.- 1924.- S. 69 - 70 (далее: GP). )

В Берлине перемена настроений влиятельного сановника обратила на себя внимание, и была предпринята попытка воспользоваться этим. Во время пребывания в России в конце июля 1897 года Вильгельм II постарался завоевать симпатии Витте: пригласил его к себе для личного знакомства и пожаловал высоким германским орденом Черного Орла. Кайзер и сопровождавшие его канцлер X. Гогенлоэ и статс-секретарь по иностранным делам Б. Бюлов вели с ним переговоры по вопросам русско-германских экономических отношений, а также заключения европейского таможенного союза против Соединенных Штатов^*.

^* (Весной 1897 года США приняли протекционистский таможенный тариф, сильно затруднивший доступ на американский рынок германских товаров. )

Немецкая сторона добивалась дополнительных льгот в торговле с Россией по сравнению с договором 1894 года и соглашением 1897 года. Николай II легко поддался на уговоры и обещал в интересах укрепления отношений с Германией дать указание министрам решать эти вопросы в примирительном духе. Более твердую позицию занял Витте. Он соглашался рассмотреть конкретные пожелания правительства Германии. В то же время министр финансов предупредил Бюлова, что уступчивость последнего все более растущим требованиям немецких аграриев может привести к экономической войне между двумя странами^*.

Если объяснения с Николаем II позволили Вильгельму думать, что континентальная блокада против США - "дело решенное", то у Витте германская идея европейского таможенного объединения с целью помешать Америке наводнять Европу своими товарами не получила поддержки. Министр финансов легко разгадал, что она выгодна прежде всего Германии, конкурирующей с Соединенными Штатами в промышленной сфере, но не соответствует экономическим интересам России и грозит повредить традиционно дружественным русско-американским отношениям. Он предложил взамен совместные таможенные меры государств Европейского континента против всех заморских стран, включая Англию. На это германские политики, опасавшиеся сближения Соединенных Штатов и Англии, идти не хотели. Вопрос на некоторое время повис в воздухе. Но когда три месяца спустя кайзер прислал царю меморандум "О необходимости образовать против САСШ торгово-политическую коалицию европейских государств", Витте дал категорически отрицательное заключение, а Николай II наложил резолюцию: "Дело сие предать забвению"^*.

^* (См. Витте С. Ю. Указ. соч.- Т. 2.- С. 121 - 124; Фурсенко А. А. Борьба за раздел Китая и американская доктрина открытых дверей. 1895 - 1900.- М.-Л., 1956.- С. 102 - 103, 209 - 215. )

Обмен мнениями с германскими государственными деятелями дал Витте повод выступить с идеей европейского континентального союза. Напомним, что еще в 1894 году он затруднялся примирить союзные связи с Францией и добрые отношения с Германией и видел выход в строго оборонительном толковании русско-французских обязательств. Теперь министр пошел дальше и развил проект установления между Россией, Германией и Францией прочных союзных отношений.

Сама по себе эта мысль не была столь уж оригинальной. О желательности объединения европейских континентальных держав с целью поддержания статус-кво говорил Бюлову Обручев. "Что-то вроде континентальной коалиции" виделось и новому министру иностранных дел М. Н. Муравьеву^*. В основе их рассуждений лежало уже упомянутое обострение антагонизма с островной державой - Англией.

^* (См. GP.- Bd. 13.- S. 89; Красный архив.- 1931.- Т. 4 - 5 (47 - 48).- С. 86. )

На стороне замысла Витте было преимущество во времени (записка от ноября 1896 г. по турецкому вопросу). Министр финансов рассматривал вопрос шире, чем его коллеги по правительству. По его мнению, именно соперничество европейских континентальных держав между собой, их военное противостояние ослабляли Европу в экономическом и политическом отношении по сравнению с заморскими странами. Новый тройственный союз, к которому должны были бы примкнуть другие государства континента, избавил бы Европу от взаимного соперничества, восстановил и укрепил бы ее доминирующее положение в мире. Фактически речь шла об обеспечении сильнейшим европейским континентальным державам свободы рук для международных акций в других частях света, причем, как показал опыт Симоносеки, не исключалась возможность их кооперирования.

Витте рассчитывал, что намеченный союз "гарантирует Россию от наиболее опасной для нее войны с Германией. Морских держав - Англии и Японии - он не боялся: завоевательные их экспедиции против России невозможны, а на них Россия тоже никогда не нападет. Следовательно, состоя в Азии в союзе с Китаем, а в Европе - в союзе с Францией и, в будущем, с Германией, Россия может не бояться никаких внешних опасностей"^*.

Важен, наконец, подход Витте к структуре предполагаемого союза: три главных члена, а не пять, как у Обручева,- Австрия и Италия мыслились лишь как возможные второстепенные участники. При такой комбинации могущество Германии уравновешивалось бы сотрудничеством с более близкой России Францией, причем Петербург сохранял возможность играть на франко-германских противоречиях. Что касается Австро-Венгрии, то Витте отнюдь не принадлежал к политикам, жаждавшим ее распада, который грозил бы, по его мнению, несвоевременной для России второй войной за габсбургское наследство^*.

^* (Lieven D. С. Russia and the Origins of the First World War.- L.- Basingstoke, 1983.- P. 76. )

Мысли Витте о возрождении значимости Европы показались кайзеру интересными и оригинальными. Остальным Вильгельм был недоволен, тем более что он не сумел заручиться поддержкой Витте предложения о европейском таможенном союзе против Америки.

Высказанная в академической форме идея Витте не получила тогда дальнейшего развития. Заметим, что она была, как показали дальнейшие события, весьма уязвима из-за франко-германского антагонизма. Однако в 1896 - 1897 годах, когда противоречия Франции с Англией были близки к кульминации, возможность присоединения первой к антибританской группировке представлялась достаточно реальной.

Выдвижение проекта континентального союза в основном завершило формирование взглядов Витте на принципиальные основы политики России. Такими основами, по его мнению, были: а) осторожность и постепенность в решении международных задач, уклонение от "военных компликаций" в расчете на более быстрый экономический рост и связанное с ним укрепление могущества России по сравнению с другими державами; б) использование русско-французского союза и новых тенденций германской политики для создания лиги европейских континентальных держав, которая бы укрепила безопасность России и расширила ее возможности на других театрах в соперничестве с морскими державами; в) поддержание до времени существования и целостности Оттоманской империи коллективными усилиями прежде всего европейских континентальных держав, сохранение ситуации на Балканах, Ближнем Востоке и в проливах; г) проведение политики особо близких, союзных отношений с Китаем, позволяющих эффективнее противостоять экспансии там ругих держав и осуществлять собственное проникновение мирными, экономическими и дипломатическими, редствами.

На подходе Витте к вопросам средневосточной политики мы остановимся немного позже. Пока отметим, что система его воззрений, рассчитанная на постепенное мирное упрочение международного влияния России, отвечала тогдашним условиям развития страны. В 90-е годы царизм еще чувствовал твердую почву под ногами, а промышленность переживала невиданный подъем. В этой ситуации политика правительства, формировавшаяся под большим влиянием Витте, пользовалась определенной поддержкой буржуазно-помещичьей общественности. Не случайно сам Николай II не только терпел строптивого министра финансов, но и в большинстве случаев в конечном счете соглашался с ним.

В то же время в системе Витте нашла отражение классовая ограниченность ее автора. Он не мог предвидеть, что развитие революционного движения в России, вступившее в середине 90-х годов в новый, пролетарский период, довольно скоро выльется в острый социально-политический кризис, недооценивал болезненной реакции экономического организма страны на циклические спады производства. Но это выявилось позднее.

Важнейшим направлением внешнеполитической деятельности Витте оставалось в конце XIX века дальне-восточное. Здесь, как помнит читатель, удалось серьезно улучшить отношения с Китаем и упрочить позиции России путем антияпонского союзного договора и соглашения о КВЖД.

Витте связывал дальнейшие надежды с приходом к руководству МИД М. Н. Муравьева, который еще более, чем Лобанов, был склонен заморозить ближневосточный вопрос и перенести центр тяжести русской политики на Дальний Восток.

Добиваясь ограничения аппетитов японского соперника, Витте считал вместе с тем важным стабилизировать отношения с Токио по крайней мере до тех пор, пока Россия с проведением КВЖД не утвердится на Дальнем Востоке. Поэтому он поддержал усилия царской дипломатии договориться с Японией о Корее, завершившиеся подписанием меморандума (Вебера - Комуры) и соглашения (Лобанова - Ямагаты). Этими документами две державы фактически ставились в Корее в равное положение.

Позднее у царского правительства возник соблазн укрепить свои позиции в Сеуле. Корейское правительство просило Петербург о присылке русских советников по военной и финансовой части, а также о предоставлении ему займа для расчетов с Японией. В июне 1896 года Корее был дан в основном положительный ответ. Витте, однако, не спешил с выполнением обещаний, касавшихся его ведомства. Он не без оснований опасался осложнений с Японией и Англией. Русская политика в Корее не имела реальной экономической опоры. Кроме того, для Витте пока оставался нерешенным вопрос, где следует добиваться выхода КВЖД к незамерзающему порту - в Корее или Маньчжурии.

Для выяснения позиции Пекина он направил туда директора Русско-Китайского банка князя Э. Э. Ухтомского, который должен был провести переговоры с Ли Хунчжаном, используя известный "особый фонд". Ухтомскому предстояло добиваться разрешения на проведение КВЖД по более южному направлению и выяснить, как отнесется китайское правительство к строительству русской ветки, которая соединила бы КВЖД с проектируемой китайской дорогой от Тяньцзина до Цзиньчжоу, а также не согласится ли Китай на сооружение ветки от КВЖД до одного из портов Кореи. Но миссия посланца Витте не принесла ожидаемых результатов^*.

Тогда в мае 1897 года министр финансов рекомендовал царю кандидатуру К. А. Алексеева на пост финансового советника в Корее. Он тем не менее продолжал тянуть с осуществлением этого предприятия, подготовляя почву для русской экономической деятельности в отдаленной стране (речь шла о создании специального банка). Алексеев отбыл к месту назначения только летом, а прибыл в Сеул в сентябре.

В середине октября он был назначен главным советником королевского финансового ведомства и главноуправляющим таможнями вместо агента Англии Дж. Броуна. Началось формирование нового кабинета из лиц прорусской ориентации. Вскоре за этим в Петербурге был утвержден устав Русско-Корейского банка, и Витте принял решение избрать в качестве незамерзающего порта для КВЖД Йчжу (сейчас - Синыйджу) в устье Ялуцзяна (Корея). Он рассчитывал, что Китай не станет возражать, видя в этом известную гарантию против захвата Кореи Японией^*.

^* (См. Романов Б. А. Витте как дипломат.- С. 159. )

Очередной зигзаг царской дипломатии помешал, однако, закреплению успехов в Корее. В ноябре 1897 года Германия, давно стремившаяся приобрести военно-морскую базу в дальневосточных водах, воспользовалась как предлогом убийством двух германских миссионеров в Китае и захватила бухту Цзяочжоувань на Шаньдунском полуострове. Незадолго до этого кайзер Вильгельм зондировал позицию Николая II в отношении предполагаемой акции. Хотя ответ царя был уклончив, в Берлине решили не упускать удобного повода, который дала гибель миссионеров. Царское правительство после некоторых колебаний предпочло не ссориться с Германией и "компенсировать" себя получением незамерзающего порта на юге Ляодунского полуострова. Ответственность за такое решение непосредственно несли министр иностранных дел Муравьев и Николай И. Чтобы избегнуть при этом обострения отношений с Англией и Японией, решено было сделать им уступки в Корее.

Англичанин Броун отказался передать Алексееву руководство таможенным делом, и царский МИД вопреки мнению Витте решил не настаивать. Этой уступкой был подорван престиж России в глазах корейского правительства. А в декабре 1897 года японский посланник в Петербурге, ссылаясь на соглашение Лобанова - Ямагаты, возбудил вопрос о пересмотре контракта Алексеева с корейскими властями. Царский МИД и тут занял примирительную позицию. Тогда в начале февраля 1898 года японская сторона представила памятную записку с изложением своих условий, которые включали замену русского финансового советника посланцем микадо.

Витте, считавший самым вредным в политике непоследовательность, пытался сопротивляться перемене курса. Получив от МИД на заключение японские предложения, он отвечал, что при всей желательности примирения интересов двух держав с поставленными условиями согласиться нельзя. Назначение Алексеева состоялось по желанию корейского правительства, советник уже приступил к исполнению своих обязанностей, и его отзыв нанесет ущерб престижу России на Дальнем Востоке; русское правительство будет лишено в этом случае возможности контролировать корейские финансы и оказывать Корее денежную помощь в погашении японского займа, а Русско-Корейский банк, который рассчитывал на содействие и покровительство российского финансового советника, вынужден будет прекратить свое существование. При сохранении на посту Броуна и назначении финансовым советником японца все экономическое влияние в Корее перейдет к главным соперникам России на Дальнем Востоке, утверждение же Японии в Корее чревато в будущем русско-японским конфликтом^*.

^* (См. Пролог русско-японской войны.- С. 66 - 67. )

Несмотря на возражения Витте, победила точка зрения Муравьева: для России в момент ее утверждения на юге Маньчжурии главное - сохранить хорошие отношения с Англией и Японией. Корейское правительство, почувствовав перемену в соотношении сил, сообщило в феврале 1898 года, что не нуждается более в русских советах по военным и финансовым делам. Алексеев и военные инструкторы России были отозваны. Одновременно прекратилась деятельность Русско-Корейского банка. В апреле в Токио между Россией и Японией был подписан новый протокол по вопросу о Корее. Если предыдущие соглашения ставили две державы в равное положение, то теперь царское правительство признавало преимущественные экономические интересы Японии в этой стране. Назначение советников или посылка инструкторов в Корею требовали отныне предварительного взаимного согласия^*.

^* (См. Сборник договоров России с другими государствами.- С. 313 - 314. )

После такого чувствительного ослабления позиций в Сеуле Витте отказался рассматривать вопрос о предоставлении Корее русского займа. Он разочаровался в Муравьеве, которого стал за глаза называть "сыном Ивана Александровича Хлестакова" и говорить о нем "как о человеке, который ничего не делает и ничего не понимает"^*. Объективности ради нужно признать, что свою роль в неблагоприятном повороте дел в Корее сыграла медлительность Министерства финансов в исполнении ее просьб о посылке советника и займе.

Иное направление получил вскоре вопрос о незамерзающем порте для КВЖД. Еще 14 ноября 1897 г. на особом совещании под председательством царя обсуждалась ситуация, созданная в результате захвата Германией Цзяочжоуваня. Муравьев, заручившись предварительным одобрением Николая II, предлагал не упускать благоприятного случая приобрести незамерзающую базу для русского флота на Тихом океане за счет Китая. Для Витте принятие такого плана было равносильно не только обесценению усилий, затраченных в Корее. Еще более неприемлемым представлялся ему отказ от широкого замысла постепенного утверждения России в благожелательно настроенном, союзном Китае, да еще в то время, когда строительство КВЖД было далеко от завершения. Накануне особого совещания он тщетно пытался убедить германского посла переменить объект репрессалий в Китае: уйти из Цзяочжоуваня куда-либо на юг страны. На совещании же министр финансов пустился в полемику, не оставив от доводов Муравьева камня на камне.

Ли Хунчжан - китайский государственный деятель, подписавший в 1896 году вместе с А. Б. Лобановым и С. Ю. Витте союзный договор между Россией и Китаем

Прежде всего Витте напомнил о союзном договоре с Китаем и соглашении о КВЖД, которые обусловливали невозможность присоединения России к политике захватов в этой стране. Смысл московского договора состоял, по его мнению, в том, чтобы спасти "азиатский континент от нового иностранного вторжения". Но даже если подойти к этому документу строго формально, исключительно как к антияпонскому, пример Германии и России, несомненно, послужит предлогом для аналогичных действий Японии, создающих казус федерис (повод для вступления в действие союзных обязательств). Он советовал поэтому приложить все усилия, не исключая морской демонстрации, чтобы побудить Германию покинуть Цзяочжоувань. В крайнем случае Россия может занять нейтральную позицию, но отнюдь не искать для себя компенсаций в неприязненных действиях против Китая.

На возражения Муравьева, что по московскому договору Россия не обязана защищать Китай от европейских держав и что по особым обстоятельствам^* она не может в данном случае воспрепятствовать Германии, Витте вновь подчеркнул исключительную рискованность предлагаемого министром иностранных дел образа действий. Япония не преминет обратить свои вожделения на Китай или Корею со всеми вытекающими для России по союзному договору последствиями. Занятие порта на Ляодунском полуострове потребует от России новых громадных финансовых жертв, а сам этот порт будет в течение ряда лет, потребных на железнодорожное строительство, отрезан от нее.

^* (Намек на то, что царь был предварительно информирован Вильгельмом II о германском замысле и не высказывался категорически против. )

В дальнейшем в дискуссию вступили военный министр Ванновский, поддержавший Муравьева, и глава морского ведомства П. П. Тыртов, выразивший сомнение в пригодности южноляодунских бухт Даляньвань (сейчас - Дальний) и Порт-Артур в качестве незамерзающей базы для Тихоокеанского флота. Витте соглашался с необходимостью приобрести в конечном счете незамерзающий порт, завершив таким образом Великий сибирский путь и движение России к Тихому океану. Он настаивал, однако, что для этого нужны иные методы и больше времени.

Прежде чем затевать новое предприятие, надо закончить сооружение КВЖД. Когда оно будет завершено и если при этом удастся сохранить дружественные отношения с Китаем, то выход к Тихому океану можно будет найти путем не насилия, а удовлетворения взаимных экономических интересов. В заключение он противопоставил китайскую политику России и западноевропейских держав. Европейцы в Китае - лишь пришельцы, а русские - исконные соседи. Политика России на Востоке, утверждал он, всегда отличалась справедливостью, и продолжение такой линии в будущем обеспечит лучшие результаты, чем европейская захватническая политика.

Хотя логика возражений Витте была неприятна царю, он не решился открыто поддержать Муравьева. Особое совещание рекомендовало не занимать Порт-Артур и Даляньвань, признав важность дружественного договора с Китаем и последовательности политики для поддержания престижа России на Востоке вообще^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 119.- Л. 1 - 4 об.; Д. 120.- Л. 4 - 7; Романов Б. А. Указ. соч.- С. 159 - 160. )

Успех Витте оказался, однако, лишь кратковременным. Мнение особого совещания было необязательно для царя, которому больше импонировала позиция Муравьева. Да и сам министр финансов, чувствуя недовольство монарха, попытался вернуть себе его благорасположение. А произошло следующее.

Всего через неделю после особого совещания уже известный читателю Ли Хунчжан обратился к Витте с настоятельной просьбой посодействовать в размещении нового китайского займа для уплаты второй половины контрибуции Японии. Тогда-то министр финансов решил продемонстрировать преимущества своего, "экономического" метода проникновения в Китай. Он обусловил согласие царского правительства не только концессией на сооружение железнодорожной ветки от КВЖД до гавани на берегу Желтого моря, где правление дороги выберет место для строительства своего порта, но и целым рядом других пожеланий - экономических привилегий в Маньчжурии и Монголии^*.

^* (См. Красный архив.- 1932.- Т. 3 (52).- С. 108; Пролог русско-японской войны.- С. 47. )

Цинское правительство было неприятно поражено столь обширными претензиями со стороны союзного государства. Особое недовольство вызвало главное условие о постройке ветки к Желтому морю. Тем не менее заем был настолько необходим, что оно вступило в переговоры с царскими дипломатами. Одновременно свои услуги Пекину предложила Англия, также добивавшаяся для себя широких привилегий и перемежавшая посулы с угрозами. Русский посланник в Пекине А. И. Павлов отстаивал преимущественное право его страны на финансовую операцию и предостерегал против какого-либо соглашения с Англией, где упоминалось бы о Даляньване, Северном побережье Желтого моря или Маньчжурии вообще. Китайское правительство, лавируя между двумя соперниками, сделало попытку выйти из положения с помощью внутреннего займа.

Окончательный провал замысла Витте предопределило новое решение царя. В начале декабря Николай II вопреки мнению особого совещания приказал русской эскадре войти в Порт-Артур и Даляньвань. Он пошел на такой шаг, вняв доводу Муравьева об опасности занятия гавани англичанами.

Витте узнал о состоявшемся решении от самого Николая II на одной из очередных аудиенций. Он не стал вступать в бесплодные пререкания, а свою горечь излил случайно встретившемуся великому князю Александру Михайловичу: "Вот, ваше императорское высочество, припомните сегодняшний день,- вы увидите, какие этот роковой шаг будет иметь ужасные для России последствия". Из Царского Села министр направился прямо в германское посольство и просил поверенного Г. Чиршки передать Вильгельму II свой совет - уйти из Цзяочжоуваня, наказав виновных в убийстве германских миссионеров и взыскав, если нужно, контрибуцию. Кайзер, разумеется, не внял обращению Витте и в телеграфном ответе указал, что тому неизвестны некоторые весьма существенные обстоятельства дела (намек на разговор между монархами о Цзяочжоуване^*).

Китайскому правительству сначала сообщили, будто русские суда останутся в Порт-Артуре и Даляньване до ликвидации шаньдунского конфликта, чем постарались придать акции видимость антигерманской меры. Вскоре, однако, выяснилось, что Берлин и Петербург действуют по взаимному согласию. Это нанесло русско-китайскому союзу и связанной с ним дальневосточной политике итте тяжелый удар.

Между тем в январе 1898 года обострились отношения России с Англией из-за конкуренции в Китае. Муравьев обвинял в этом Министерство финансов, которое вело переговоры с Пекином о займе. Витте, со своей стороны, видел причину в муравьевской "политике захватов". В ходе обмена мнениями двух министров родилась идея компромисса с Англией: уступки ей китайского займа и связанных с ним выгод в обмен на утверждение России в Порт-Артуре и Даляньване^*.

Форин оффис, в свою очередь, сформулировал далеко идущее предложение о разграничении сфер интересов на Ближнем и Дальнем Востоке и союзе двух держав. К такому повороту в отношениях с "исконным врагом" царское правительство оказалось неготовым. Витте также считал всеобъемлющее соглашение с Англией преждевременным. Были предприняты дипломатические шаги, чтобы сузить рамки такого соглашения до одних дальневосточных вопросов. В первой декаде февраля Муравьев после консультаций с Витте достиг желаемой договоренности с английским послом Н. О'Конором. 17 февраля Китай заключил заем с группой английских и германских банков во главе с Гонконг-Шанхайским банком, причем Англия выговорила себе целый ряд экономических привилегий.

Теперь царскому правительству предстояло реализовать свою часть сделки. Для обсуждения намечаемых условий и методов их достижения 24 февраля собралось особое совещание под председательством генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича. Тон на нем задавали представители военного и морского ведомств. В заседании впервые участвовал новый военный министр А. Н. Куропаткин, с которым Витте предстояло долго сотрудничать, находиться какое-то время в приятельских отношениях, а затем решительно рассориться. Надежда министра финансов, что, быть может, новый коллега поддержит более осторожную линию, не оправдалась. Куропаткин настаивал на аренде всего Квантунского полуострова (сейчас - Гуаньдунский) и скорейшем проведении железной дороги к проектируемой там морской базе.

Большинство на совещании вопреки позиции Витте высказалось за аренду южной части Ляодунского полуострова, проведение туда ветки КВЖД, создание к северу от арендуемой территории "нейтральной зоны" и рекомендовало поддержать эти притязания путем переброски в Порт-Артур в дополнение к флоту отряда русских войск. Царь не только утвердил заключение совещания, но почти одновременно велел министру финансов отпустить дополнительно 90 млн. рублей на нужды военного судостроения, имея в виду прежде всего усиление тихоокеанской эскадры^*.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 133.- Л. 2 - 3; Д. 19.- Л. 1 с об. )

Витте считал намеченную программу чрезмерной, забегающей вперед, а предложенный способ военного давления неприемлемым. В состоявшейся вслед за совещанием беседе с германским послом Г. Радолиным он отозвался о намеченной линии дальневосточной политики как о "большом ребячестве", которое "очень дурно кончится". Словесная фронда чуть не кончилась дурно для самого Витте. На ближайшей аудиенции уязвленный Николай II был к нему демонстративно холоден и на прощание посоветовал быть осторожнее в разговорах с иностранными послами. На следующем докладе Витте даже посчитал себя вынужденным просить об отставке. Царь, однако, не отпустил его, успокоив тем, что оказывает ему полное доверие как министру финансов, а вопрос о Порт-Артуре и Даляньване - плохо ли, хорошо ли - уже решен^*.

В сложившейся ситуации оппортунист в Витте взял верх над реалистом. Желая вернуть благорасположение царя, он не только примирился с намеченным курсом, но и приложил свои старания, чтобы способствовать его осуществлению. Переговоры в Пекине продвигались с большим трудом. В царском МИД родилась идея прибегнуть по примеру англичан к подкупу влиятельных китайских сановников. Витте сразу подхватил ее и взял реализацию в свои руки. По его указанию агент Министерства финансов Д. Д. Покотилов предложил крупные взятки Ли Хунчжану и другому ответственному за переговоры вельможе, а также сделал ценные подарки верхушке китайской администрации в Порт-Артуре и Даляньване^*. Это оказало нужное воздействие.

15 марта 1898 г. состоялось подписание конвенции об аренде Россией на 25 лет Порт-Артура и Даляньваня и распространении концессии Общества КВЖД на соединительную ветку до Даляньваня, а также в случае необходимости до другого более удобного пункта на побережье Ляодунского полуострова^*. 24 июня представителем правления общества КВЖД и китайским посланником в Петербурге был подписан контракт на сооружение и эксплуатацию Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД). Министр финансов выступил также инициатором учреждения обществом КВЖД собственного морского пароходства с коммерческим портом в Даляньване, которое рассматривал как необходимое завершение великого пути из Европы через Россию на Дальний Восток^**.

^* (См. Сборник договоров России с другими государствами.- С. 309 - 312. )

Николай II испытывал большое удовлетворение от успешного исхода рискованного предприятия, в которое он оказался втянутым при содействии "кузена Вилли". На докладе Витте о подписании конвенции с Китаем он написал: "Это так хорошо, что даже не верится"^*. Министр финансов, как и другие главные участники последних событий, был осыпан царскими милостями. На Новый год он получил почти высший по табели о рангах чин действительного тайного советника. Витте писал Муравьеву, что, "как всякий русский", может только радоваться благоприятному завершению дела^**.

На самом деле конвенция об аренде Ляодунского полуострова шла вразрез с отстаиваемой Витте тактикой. Экспансионистские шаги царского правительства в Маньчжурии лишь отчасти удалось замаскировать видимостью добровольной сделки и сохранением терминологии договора 1896 года. Витте сумел, правда, предотвратить высадку на полуострове русского десанта, ослабив тем самым впечатление военного давления.

Министр финансов предвидел неизбежность если не угрожающих, то, во всяком случае, весьма серьезных последствий. Обстановка в регионе обострилась, а русская политика лишилась важной, с его точки зрения, опоры. Великие державы стремились не отстать одна от другой при дележе на сферы своих интересов Цинской империи. Примеру Германии и царской России последовали Франция и Англия, захватившие у Китая Гуанчжоувань и Вэйхайвэй. Особые отношения Петербурга с Пекином оказались нарушенными, русско-китайский союз фактически перестал существовать. Чтобы выиграть время для закрепления на новых позициях, желательно было сгладить противоречия хотя бы с главным соперником - Англией.

Строительство КВЖД. ЦГАКФД

Вопрос о соглашении с ней по дальневосточным проблемам возник, как отмечалось, еще в ходе переговоров о китайском займе. Идея разграничения сфер влияния в Китае исходила от кабинета Р. Солсбери. Царское правительство не отвергло ее в принципе, надеясь в результате такой сделки отстранить Англию от вмешательства в дела Северного Китая.

Летом 1898 года переговоры с Англией возобновились. Их стимулировала активность английского капитала в железнодорожном строительстве в Китае^*. Цинское правительство, ранее обещавшее России, что на железных дорогах к северу от Шанхайгуаня, а впоследствии также от Тяньцзиня будет устранено всякое иностранное участие, кроме русского, теперь изменило свою позицию.

^* (По размаху железнодорожного предпринимательства в этой стране Англия стояла на первом месте, далеко опережая следующую державу - Россию.)

В начале сентября английский посол в Петербурге Ч. Скотт предложил России проект соглашения о Шанхай-гуаньской дороге и разграничении сфер железнодорожных интересов двух держав в Китае. Проект предусматривал: а) постройку упомянутой линии с помощью займа Гон-конг-Шанхайского банка, но с условием, что она останется под китайским контролем и не может быть отдана в залог какой-либо иностранной компании; б) разграничение на будущее сфер железнодорожных концессий: Англии - область реки Янцзы, а России - Маньчжурию; в) отказ от введения преимущественных железнодорожных тарифов в своих сферах; г) согласование действий заинтересованных английского и русского банков с этими условиями.

Английские предложения в случае их принятия грозили свести на нет достижения и перспективы маньчжурской политики России последних лет и подорвать возможности Русско-Китайского банка за пределами северо-восточной провинции. Не удивительно, что Витте, находившийся в то время за границей по делам о займах, приказал официально передать в МИД, что "в виду наших обязательств перед французскими банками и Русско-Китайским банком" он находит английский проект с экономической точки зрения "невозможным" и "гибельным"^*.

^* (См. Романов Б. А. Россия в Маньчжурии.- С. 217. )

При дальнейшем рассмотрении английского предложения Муравьев выступил в пользу разграничения сфер железнодорожных интересов, исходя преимущественно из политических соображений. Сначала, правда, он надеялся, что линию разграничения железнодорожных интересов удастся провести через Пекин. Витте находил, что России экономически выгоднее не ограничивать свободу своих действий на Дальнем Востоке, тем более что она уже связала себя соглашением с Японией по Корее. Он новь ссылался на обязательства правительства перед Русско-Китайским банком и интересы французских финансовых кругов. Если, однако, министр иностранных дел находит, что без такого соглашения Англия не успокоится, го лучше, считал Витте, не отклонять его, чем подвергать риску международное положение России.

Одновременно министр финансов раскритиковал условия английского проекта, который лишь на первый взгляд осил примирительный характер, а на деле преследовал цель расширить права Англии и ограничить права России, не давая ей взамен никаких существенных выгод. По проекту территория железнодорожных интересов Англии более чем вдвое превышала русскую по площади, была более экономически развита и гуще населена. Пункт о неприменении премущественных железнодорожных тарифов свел бы на нет льготы, уже приобретенные Россией по контракту о сооружении КВЖД. Обещание Англии не искать концессий в Маньчжурии не представляло большой ценности, поскольку на этот счет существовали определенные обязательства со стороны Китая. Кроме того, проект предусматривал хотя и в замаскированном виде, контроль англичан над Шанхайгуаньской дорогой. Условия предполагаемого соглашения сужали территориальную сферу деятельности Русско-Китайского банка до Маньчжурии, что противоречило обязательствам царского правительства перед участвовавшими в этом предприятии французскими банковскими домами^*.

^* (Красный архив.- 1927.- Т. 6 (25).- С. 122 - 123; Пролог русско-японской войны.- С. 84 - 86. )

В ходе дальнейших переговоров Витте вступил в контакт с британским посольством в Петербурге. Стремясь сохранить право Русско-Китайского банка действовать на всей территории Китая, он доказывал англичанам, что это учреждение якобы независимо от правительства.

В ноябре Англия сформулировала новые предложения, в которых не настаивала на разграничении сфер железнодорожных интересов, но добивалась отказа от преимущественных тарифов и официального признания политики "открытых дверей" в Китае. Витте нашел эти предложения столь же неприемлемыми, как и полученные в сентябре. Уступая Муравьеву, настаивавшему на крайней необходимости заключения соглашения, он 25 ноября сформулировал свой проект:

1) обе стороны признают желательным сохранение независимости Китая;

2) они взаимно обязуются уважать заключенные договоры;

3) соблюдать при перевозке грузов и пассажиров по своим линиям цринцип наибольшего благоприятствования;

4) не устанавливать в районах, находящихся под их преобладающим влиянием, запретительных мер в отношении подданных другой стороны;

5) обоюдно рассматривать и решать железнодорожные дела в Китае, в которых они заинтересованы, в примирительном духе^*.

Этот вариант не удовлетворил Муравьева, считавшего все же необходимым выделить районы преобладающих интересов обеих сторон.

Витте предпринял еще одну попытку вывести переговоры из тупика. Он "конфиденциально и неофициально" предложил Скотту заменить региональное соглашение общим договором двух сторон по типу консультативного пакта^*. На сей раз его инициатива не нашла отклика в Лондоне.

^* (См. Романов Б. А. Витте как дипломат.- С. 163 - 164. )

26 января 1899 г. английскому послу была передана нота, которая представляла компромисс между точками зрения МИД и Министерства финансов, достигнутый при участии царя. В документе намечались контуры возможного соглашения на Дальнем Востоке: Россия не будет препятствовать никаким железнодорожным предприятиям Великобритании в районе Янцзы, а Великобритания, в свою очередь, не будет мешать аналогичным предприятиям России к северу от Великой Китайской стены.

Кавалерийский отряд корпуса пограничной стражи. ЦГАКФД

Соглашение двух держав о разграничении сфер железнодорожных интересов было в конечном счете подписано 16 апреля 1899 г^*. Если сравнить его с первоначальными английскими условиями, то помимо расширения русской зоны на весь "застенный" Китай^** царскому правительству удалось благодаря настойчивости Витте сохранить право на льготные железнодорожные тарифы в Маньчжурии. Признав английскую заинтересованность в Шанхай-гуаньской линии, царская дипломатия резервировала также за Россией возможность "потребовать от китайского правительства концессию на сооружение ветки от одного из пунктов Китайской Восточной дороги по направлению к Пекину"^***.

^* (См. Сборник договоров России с другими государствами.- С. 315 - 318. )

^** (Часть страны к северу от Великой Китайской стены. )

Осуществить этот замысел, однако, не удалось. Отношения России с Китаем, явно изменившиеся уже после аренды Ляодуна, теперь еще более ухудшились. По признанию Витте, "состоявшееся соглашение между Россией и Англией сильно восстановило китайцев против России"^*. Когда текст его был доведен до сведения правительства богдыхана, китайские министры заявили в ответ, что не могут признать его для себя обязательным. Сделка России и Англии даже побудила Пекин обратить взоры к недавнему врагу - Японии. В такой обстановке инспирированное Витте ходатайство Общества КВЖД о концессии на железную дорогу к Пекину было истолковано как намерение России вступить во владение предоставленным ей будто бы по соглашению Северным Китаем.

Китайские министры под различными предлогами уклонялись от его рассмотрения, тянули время и искали выхода в иных комбинациях, например в проекте выкупа Шанхайгуаньской дороги. К тому же царское правительство не имело средств для практической реализации проекта до окончания постройки КВЖД и ЮМЖД. В конечном счете ему пришлось удовлетвориться условным признанием Китаем преимущественного права Общества КВЖД на сооружение линии от Пекина в северном или северо-восточном направлении^*.

Вступив на путь соучастия в разделе Цинской империи, царское правительство должно было следовать логике этой империалистической политики, и министр финансов при всем его влиянии на дальневосточные дела мог лишь вносить в нее коррективы частного характера. Существовала, конечно, и иная альтернатива - последовательное сопротивление, вплоть до разрыва и ухода в отставку. Но она была не для Витте - властолюбца и прагматика. Он предпочитал оставаться на капитанском мостике и плыть по течению, подправляя курс корабля и оправдываясь тем, что без него катастрофа наступит скорее, а так, может быть, удастся предотвратить крушение. Он даже примирился с Муравьевым, с которым после пререканий о захвате Порт-Артура и Даляньваня был в крайне натянутых отношениях.

В 1898 - 1899 годах Витте столкнулся еще с одним международным вопросом, подавшим ему повод высказать свои внешнеполитические взгляды другим министрам и царю. Речь идет о Гаагской "конференции мира". Инициатива ее созыва исходила от России, с трудом поспевавшей в гонке вооружений за более развитыми державами. Витте оказался среди сторонников созыва конференции еще и потому, что опасался, с одной стороны, ослабления стонущей под бременем военных расходов континентальной Европы по сравнению с заморскими державами, а с другой - успеха социалистической пропаганды на почве борьбы с милитаризмом. В этой связи он писал Муравьеву: "В настоящее время центр политических стремлений и взаимного соперничества держав находится вне Европы... Континентальные державы, соперничая между собой, довели свои армии до грандиозных размеров и несут по их содержанию тяжелые расходы. Между тем Англия и Соединенные Штаты Северной Америки, не нуждаясь благодаря своему географическому положению в содержании значительного контингента сухопутных сил, не участвуют в громадных затратах на организацию и расширение армий. Благодаря этому названные державы развивают свой флот и пользуются значительными преимуществами перед континентальными державами"^*.

^* (См. К истории первой Гаагской конференции 1899 г.//Красный архив.- 1932.- Т. 1 - 2 (50 - 51). )

Витте принял участие в обсуждении программы будущей конференции. Материалом для дискуссии послужила записка члена совета МИД, известного юриста-международника Ф.Ф.Мартенса. Он предлагал вынести на рассмотрение конференции следующие меры: 1) не увеличивать в течение 5 лет существующий личный и материальный состав вооруженных сил; 2) установить процентное соотношение между численностью населения и численным составом армии, а также между общегосударственным и военным бюджетами. Мартене считал, кроме того, желательным "торжественно заявить" об уменьшении в 1899 году обычного призыва новобранцев. Военный министр Куропаткин и возглавлявший морское ведомство Тыртов соглашались с основными рекомендациями Мартенса, но возражали против последней меры. Витте отнесся к его предложениям еще более негативно. Он вовсе отвергал ограничение морских вооружений, могущее закрепить преимущества Англии и Соединенных Штатов нa море и помешать континентальным державам охранять иx внеевропейские права и интересы. Министр финансов считал невыгодным для России установление процентного соотношения между общегосударственным и военным бюджетом. Сокращение же набора в армию он рекомендовал заменить предоставлением более широких льгот от призыва. Витте, со своей стороны, выступил в пользу принятия государствами мер для мирного разрешения международных споров^*.

Конференция состоялась в мае 1899 года. В части ограничения вооружений она свелась к не обязывающим участников пожеланиям. Была заключена конвенция о мирном разрешении международных споров и принят ряд конвенций и деклараций, регулировавших правила ведения войны.

Вскоре после окончания конференции Витте имел случай беседовать о ее результатах с Николаем II. Он принес царю свои поздравления с почином в столь важном благородном деле. Министр, правда, скептически относился к практическим последствиям принятых решений ближайшем будущем, полагая, что потребуются столетия, пока идея мирного разрешения международных споров войдет в обиход. Сказанное не умаляло, по его мнению, великой исторической заслуги русского монарха. "...Но, конечно, будет еще большая заслуга,- продолжал Витте,- если в дальнейшем царствовании своем он своими действиями покажет, что мирное предложение, им сделанное, представляет не только внешнюю форму, но и содержит практическую реальность"^*.

Это был довольно откровенный призыв к Николаю II следовать осторожному внешнеполитическому курсу его отца. Царь вежливо поблагодарил за поздравление, к совету же, как показали дальнейшие события, отнесся без должного внимания.