1. Пора успехов и надежд

Становление дипломата

Трехэтажное бурого цвета Министерство финансов, выходившее фасадом на набережную Мойки, располагалось в одном здании с Министерством иностранных дел,- факт достаточно символичный. Пожалуй, никакое другое царское ведомство, кроме военного, не имело более тесных контактов с МИД. Непосредственно в ведении Витте оказались внешнеэкономические вопросы: торговля с другими государствами, займы, иностранные концессии. Эти вопросы тесно переплелись с международными проблемами, поэтому министр финансов не мог не быть непременным участником особых (межведомственных) совещаний по важнейшим внешнеполитическим вопросам. От него главным образом зависели также все ассигнования.

Витте не был подготовлен предшествующей деятельностью к участию во внешней политике страны, и ему, естественно, понадобилось время для овладения новой областью. Сначала он проявлял осторожность и возвращал присылаемые из МИД для ознакомления документы, не высказывая каких-либо соображений. Впервые Витте дал интервью по внешнеполитическим вопросам осенью 1894 года, причем в письме министру иностранных дел маститому Н. К. Гирсу он фактически просил извинения за "вторжение" в чужую епархию, возлагая вину на навязчивых газетчиков^*.

^* (См. Архив внешней политики России.- Ф. Канцелярия.- 1894.- Д. 40.- Л. 89 - 90 (далее: АВПР).)

Скромной выглядела его роль и на особых совещаниях. Но так продолжалось недолго. Витте обладал способностью быстро входить в курс различных государственных вопросов, а к дипломатической деятельности испытывал влечение "по духу времени и вкусу". Начальные шаги в этой области он сделал в более близких ему железнодорожных и внешнеторговых делах. Эти шаги не всегда были достаточно обдуманными. Витте подчас допускал серьезные промахи. Однако в его подходе уже чувствовались размах и смелость будущего мастера.

Первая заявка Витте на активное участие в рассмотрении внешнеполитических вопросов связана с проектированием и постройкой транссибирского железнодорожного пути. Она касалась дальневосточного региона, значение которого в международных отношениях конца XIX - начала XX века значительно возросло. Главной ареной соперничества крупнейших государств мира оказалась Цинская империя. Европейские великие державы и Соединенные, Штаты проводили на Дальнем Востоке колониальную политику, используя как экономические, так и военные методы. Постепенно втягивалась в это состязание и царская Россия. Но русские дальневосточные владения были малоразвиты, слабо связаны с центральной частью страны и уязвимы в военном отношении. Серьезной мерой укрепления позиций России могло стать сооружение железной дороги, которая соединила бы дальнюю окраину с центром.

Идея постройки такой дороги выкристаллизовалась еще в 70 - 80-е годы, а в 1891 году были предприняты попытки начать ее осуществление. При этом целью ставилось прежде всего обеспечение обороны далеких Приамурья и Приморья. Александр III придавал сооружению Сибирской дороги большое значение, но некоторое время не мог найти человека, способного возглавить дело, так что оно продвигалось вперед черепашьим шагом.

Выдвижение Витте на министерский пост позволило, хотя и не сразу, добиться перелома. Он хорошо понимал, что от успеха предприятия во многом зависит его личная карьера. Всего через два месяца после вступления в должность управляющего Министерством путей сообщения Витте внес в Комитет министров первые предложения, где определялось окончательное направление западносибирского участка и испрашивалось разрешение начать работы на линии Челябинск - Омск в 1892 году. Эти предложения были одобрены правительством. Однако, когда дошло до утверждения технических условий и расценочных ведомостей участка, оказалось, что на 1892.год казначейством отпускается лишь 1,1 млн. рублей из запрашиваемых 22,3 млн. рублей^*. При таких ассигнованиях осуществление замысла предприятия могло затянуться на десятилетия.

^* (Пролог русско-японской войны. Материалы из архива графа С. Ю. Витте/Под ред. Б. Б. Глинского.- Петербург, 1916.- С. 9. )

Как только Витте возглавил Министерство финансов, Александр III велел ему изыскать источники для покрытия расходов по строительству дороги. В начале ноября 1892 года результаты проведенной работы были представлены царю в виде доклада "О способах сооружения Великого Сибирского железнодорожного пути"^*. Значительное место в докладе заняло обоснование важности задуманного дела. Витте утверждал, что оно имеет "все права занять одно из первых мест в ряду самых крупных и самых важных предприятий XIX столетия не только в нашем отечестве, но и в целом мире". По его мнению, речь шла о событиях, "какими начинаются новые эпохи в истории народов и которые вызывают нередко коренной переворот установившихся экономических отношений между государствами".

^* (Там же.- С. 10 - 17; Романов Б. А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны.- С. 23 - 24; его же. Россия в Маньчжурии (1892 - 1906). Очерки истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма.- Л., 1928.- С. 59 - 61, 85 - 86. )

Такое значение магистрали определялось прежде всего "вовлечением в общерусскую жизнь" (читай: капиталистическим освоением) огромной территории - минимум 1420 тыс. кв. верст, то есть большей, чем Германия, Австро-Венгрия, Бельгия, Голландия и Дания вместе взятые. Это должно было значительно увеличить емкость рынка сбыта для промышленной продукции Центральной России, расширить производство дешевого хлеба на экспорт и создать условия для широкой земельной колонизации, призванной разрядить опасную напряженность аграрных отношений в европейских российских губерниях.

Значение проектируемой дороги не ограничивалось развитием экономических связей европейской части России с Сибирью. "Сибирский путь,- заявлял Витте,- установит непрерывное рельсовое сообщение между Европой и Тихим океаном и, таким образом, откроет новые горизонты для торговли не только русской, но и всемирной". При этом Россия сможет воспользоваться как "всеми выгодами посредника в торговом обмене произведений Востока Азии и Западной Европы", так и "выгодами крупного производителя и потребителя, ближе всех стоящего к народам азиатского Востока". Речь шла о рынке с почти полумиллиардным населением (Китай, Япония, Корея) и полумиллиардным (в рублях) оборотом международной торговли, из которого на долю России приходилось пока едва 3,5 %.

Витте не упускал из виду и стратегическую сторону дела. Он указывал, что Сибирская дорога "обеспечит русскому военному флоту все необходимое и даст ему твердую точку опоры в наших восточных портах", причем "с открытием дороги этот флот может быть значительно усилен и, в случае политических осложнений как в Европе, так и на азиатском Востоке, получит в высокой степени важное значение, господствуя над всем международным коммерческим движением в тихоокеанских водах".

Приведенные аргументы позволяли автору доклада сделать вывод о государственном в широком смысле слова значении задуманного дела, которое "должно быть признано задачей первостепенного значения".

Как видим, расписывая любезное сердцу царя предприятие, Витте не пожалел красок. При всем действительно большом значении Сибирской дороги нарисованная им картина страдала заметными преувеличениями. Конкурентоспособность новой магистрали с мировыми линиями морской торговли была все же проблематичной. Оставалось спорным, достаточно ли будет железной дороги, чтобы уравнять шансы России и более развитых соперников. Еще менее обоснована была претензия на господство над международным коммерческим движением на Тихом океане. Сама мысль об особой роли России в отношениях между Европой и Азией имела славянофильский привкус.

Кроме общей постановки вопроса в докладе содержались некоторые более конкретные соображения международного плана. Витте представлялось, что у России и Китая есть общие интересы в борьбе с английской экономической экспансией. Он высказывал ошибочное предположение, будто более непосредственные отношения с Соединенными Штатами обнаружат "солидарность политических интересов" двух держав.

Далее Витте переходил к организационно-техническим и финансовым вопросам. Он предлагал разделить постройку отдельных участков дороги на три очереди, осуществить параллельно с прокладкой пути ряд важных вспомогательных мероприятий (расширение и строительство новых железоделательных заводов, содействие развитию пароходных сообщений на встречных реках, организацию переселенческого движения), поставить во главе всего дела особое высшее государственное учреждение - Комитет Сибирской железной дороги.

Одной из самых сложных была проблема финансирования. Бюджетные возможности страны в начале 90-х годов представлялись недостаточными. Мысль о передаче предприятия французской компании была отвергнута исходя из его государственной важности, что, правда, не означало отказа от использования иностранного капитала вообще. Первой идеей Витте было выпустить для строительства дороги бумажные деньги - "сибирские кредитные билеты". Но скоро он отказался от нее, опасаясь отрицательного влияния необеспеченной бумажной эмиссии на денежную систему страны. Вместо этого Витте предложил использовать на 92,7 млн. рублей кредитные билеты, которые были переданы казначейством Государственному банку в уплату долга военных лет и подлежали уничтожению. Остальные 60 млн. рублей, нужные для сооружения участков первой очереди, он предполагал получить постепенно, в течение 8 лет, из бюджетных поступлений и путем займов. Маневр Витте фактически представлял собой скрытый заем, осуществляемый не без расчета на финансовую поддержку Парижа.

Предложения министра финансов были одобрены царским правительством и приобрели характер официального плана. 14 января 1893 г. последовал рескрипт о назначении председателем Комитета Сибирской железной дороги наследника престола. Эта идея была подсказана Александру III Витте. Она обеспечивала новому учреждению высокое положение, а заодно позволяла ловкому сановнику установить личный контакт с будущим императором, что было весьма своевременно, ибо здоровье царствующего монарха серьезно пошатнулось. Помимо комитета был учрежден специальный исполнительный орган - Управление по сооружению Сибирской железной дороги.

Витте официально не возглавлял ни комитет, ни управление, но фактически сумел сосредоточить руководство делом в своих руках. Он не только ассигновал средства, но и, подбирая людей, сколотил группу способных железнодорожных инженеров (К. Я. Михайловский, Н. Н. Меженинов, Б. И. Савримович, Е. Ю. Подруцкий, Н. А. Белелюбский и др.), находил предприимчивых и всегда жадных до наживы подрядчиков. Витте внимательно следил за ходом строительства, изыскивал рычаги его ускорения, контролировал сооружение подсобных предприятий.

Вместе с тем министра по-прежнему занимала внешнеполитическая сторона дела, о чем свидетельствует эпизод, который он позднее не любил вспоминать. В начале 1893 года Витте через издателя "Санкт-Петербургских ведомостей" Э. Э. Ухтомского познакомился с доктором тибетской медицины и дельцом П. А. Бадмаевым. В феврале того же года последний составил записку о положении и задачах России на азиатском Востоке и просил министра поддержать ее перед царем. Смысл авантюристических предложений Бадмаева состоял в том, чтобы продлить Сибирскую железную дорогу от Байкала не только к Владивостоку, но и на юг, в глубь Китая, а затем, используя личные связи и деятельность возглавленного им частного общества, создать в провинции Ганьсу предпосылки для организации восстания тибетского, монгольского и китайского населения против маньчжурской династии. Предполагалось, что после свержения власти маньчжур эти народы будут просить "белого царя" принять их в свое подданство.

Даже недалекому Александру III этот проект показался фантастичным. Витте же в сопроводительном докладе писал, будто Бадмаев "высказывает весьма серьезные взгляды", "новую точку зрения в практических вопросах политики", особенно злободневную в связи с сооружением Сибирского пути. Он подозревал Европу в намерении натравить Китай на Россию для захвата восточного участка новой дороги и русского Приморья. Если же осуществится замысел Бадмаева, то "Россия с берегов Тихого океана и высот Гималая будет господствовать не только в азиатских, но и европейских делах". "Полного внимания" заслуживал, по его словам, "вопрос о питательных ветвях в китайские пределы"^*.

^* (За кулисами царизма (Архив тибетского врача Бадмаева)/Под ред. B. П. Семеникова.- Л., 1925.- С. 78, 80. )

Правда, увлечение Витте проектом, представлявшим, по существу, аферу, быстро прошло. Когда в том же 1893 году Бадмаев стал добиваться крупной правительственной ссуды на свое сомнительное предприятие, министр финансов принялся тормозить выдачу средств, предлагая отсрочку. Лишь под давлением царя, увлекшегося проектом Бадмаева, Витте крайне неохотно пошел на ассигнование запрашиваемой суммы по частям. Позднее, во время японо-китайской войны, Бадмаев предпринял новую попытку "подоить" казну, апеллируя теперь к Николаю II. На этот раз Витте решительно отказал в средствах. От первоначальной феерии остались лишь идеи "питательных ветвей" в Китай и противостояния английской экспансии в Тибете^*.

^* (Там же.- С. 81 - 87, 101 - 102, 106 - 107, XX - XXIV. )

В 1893 году строительные работы развернулись на всем протяжении западносибирской линии. Продолжалась постройка южноуссурийского участка, а на второочередных линиях начались предварительные изыскания. Весной 1894 года выявилась возможность довести рельсовый путь до Иркутска через четыре года, то есть на два года раньше намеченного срока. Быстрее, чем ожидалось, шли работы и на других участках. В апреле Витте представил в Комитет Сибирской железной дороги записку о сокращении сроков окончания участков второй и третьей очередей и магистрали в целом. Сущность его предложений сводилась к тому, чтобы открыть смешанное железнодорожно-пароходное сообщение с Владивостоком уже в навигацию 1899 года. Амурскую дорогу предполагалось сомкнуть с остальной магистралью не позже 1901 года. Царское правительство спешило утвердиться на побережье Тихого океана, и в мае предложения Витте были одобрены^*.

^* (Одновременно с запиской об ускорении постройки Сибирской дороги Витте представил проект нового рельсового пути от Перми до Котласа на Северной Двине, что позволяло вывозить сибирский хлеб прямо за границу. Этот план также был утвержден (см. Пролог русско-японской войны.- С. 20 - 21). )

Дальнейшее участие министра финансов в решении восточноазиатских вопросов тесно связано с ситуацией, которую создала для России японо-китайская война 1894 - 1895 годов. Но еще раньше Витте приобрел известность в международных делах благодаря успешному заключению торгового договора с Германией и урегулированию в этой связи русско-германских отношений.

В начале 90-х годов они заметно ухудшились. Их обострение происходило как в политической области (отказ Берлина от продления "договора перестраховки", досрочное возобновление Тройственного союза, заключение русско-французского союза), так и в сфере экономических связей. Капитализм перерастал в империализм с характерным для него увеличением роли вывоза капитала и сменой свободной торговли на политику крайнего протекционизма. Берлинский рынок с конца 1887 года оставался закрытым для русских займов. В том же году Германия снова увеличила пошлины на ввозимый хлеб. За 1879 - 1887 годы обложение продуктов русского сельскохозяйственного ввоза было доведено до 100 % их стоимости. Принятие в Германии тарифа 1891 года закрепило, а частично увеличило эти повышения, нанеся чувствительный ущерб интересам русских экспортеров.

Россия, со своей стороны, ввела в том же году новый торговый тариф, в разработке которого Витте принимал активное участие. Этот тариф превосходил по части таможенной охраны все, что было сделано в странах Европы и США. Он повысил обложение некоторых товаров в 3 - 4 раза. Таможенные ставки составили в среднем 33 % стоимости ввозимых товаров, а для некоторых из них - 100 % и больше^*.

^* (Лященко П. И. История народного хозяйства СССР.- Изд. 3.- Т. 2.- М., 1952.- С. 192 - 193. )

Особенно обострились экономические отношения, когда Германия в 1892 году заключила на принципе наибольшего благоприятствования торговые договоры с Австро-Венгрией, Италией, Швейцарией и Бельгией, а затем и с некоторыми другими странами, исключая Россию. Введенные ею после этого дифференцированные пошлины поставили русский экспорт в более невыгодное положение по сравнению с остальными государствами.

Поскольку Германия являлась вторым по важности торговым партнером России, с русской стороны была предпринята попытка урегулировать отношения с соседней империей путем заключения специального договора. Германия, заинтересованная в русском рынке, поддержала эту идею, но выдвинула условием фактический отказ России от таможенного тарифа 1891 года. Царское правительство было склонно пойти на некоторые уступки и просило Германию сообщить ее конкретные предложения, с чем немецкая сторона, однако, не спешила. На этой стадии обсуждения Министерство финансов возглавил Витте - убежденный сторонник протекционизма. Он сразу привнес в переговоры новый, боевой дух.

Витте исходил из того, что Германия, добиваясь от России уступок, уже применила к ней максимальные ставки таможенного обложения и поставила ее в худшее положение, чем большинство других государств. В таких условиях успешно бороться можно было, лишь приняв на вооружение тот же самый метод. 20 октября 1892 г. на заседании особого совещания по вопросу о торговом сближении с Германией он предложил срочно провести через Государственный совет постановление о двух таможенных тарифах - минимальном, каковым считать тариф 1891 года, и максимальном, который должен применяться к странам, отказывающим России в режиме наибольшего благоприятствования. Но его поддержал только министр внутренних дел И. Н. Дурново. Большинство членов совещания либо склонялось к уступкам Германии, либо призывало занять осторожную позицию, предупредить Берлин о возможности введения двойного обложения. Последняя точка зрения восторжествовала^*.

^* (АВПР.- Ф. II департамента.- Оп. 403.- Д. 6.- Л. 188 - 194. )

Получив предупреждение о предполагаемых переменах, германская сторона просила не вводить новую систему обложения или не применять максимального тарифа к Германии до окончания переговоров. Александр III увидел в замешательстве Германии доказательство правоты министра финансов. На новом заседании особого совещания прошло предложение Витте отсрочить проведение намеченных мер при условии представления подробного перечня германских пожеланий до 1 февраля и окончания переговоров к 1 апреля 1893 г^*.

^* (Иванюков И. К истории русско-германских таможенных договоров. Договор 1894 года//Вестник Европы.- 1914.- Кн. 7.- С. 198. )

В феврале Германия представила наконец свои предложения в полном объеме. Она соглашалась положить в основу отношений принцип наибольшего благоприятствования, но одновременно добивалась очень значительного понижения ставок тарифа 1891 года (на 40, 60, 80 % и более) почти по 80 пунктам, а также понижения ставок финляндского тарифа. Согласие на это, по оценке Витте, было бы равносильно "совершенной отмене покровительственного тарифа 1891 г.". Витте сознавал, однако, что "торговое соглашение с Германией имеет, помимо экономического, первостепенное политическое значение". Он предлагал поэтому пойти на уступки в пределах, которые не угрожали бы "потрясением коренным и вполне упрочившимся отраслям отечественной промышленности". Вместе с тем он настаивал на срочном внесении предложения о двойном тарифе в Государственный совет.

В марте вновь собралось особое совещание, которое одобрило позицию Витте. Намечено было дать согласие на понижение германских пошлин по 56 пунктам на общую сумму свыше 30 млн. рублей. Царь одобрил это мнение, о чем через посла П. А. Шувалова было сообщено Германии^*.

^* (Там же.- С. 199 - 200. )

Встречные предложения русской стороны не нашли положительного отклика в Берлине. Тогда 18 мая 1893 г. Государственный совет одобрил представление министра финансов о введении двойного тарифа. Прибавки к минимальному тарифу 1891 года составляли для колониальных товаров 15%, для сырья и полуфабрикатов - 20 и для готовых изделий - 30 %. Новый порядок предполагалось ввести с 1 июня 1893 г. Правда, максимальный тариф вступал в силу не автоматически, а по мере необходимости, на основе соглашения министров иностранных дел и финансов и с санкции царя.

На очередную просьбу Германии об отсрочке царское правительство по инициативе Витте выдвинуло условие о созыве торговой конференции в ближайшее время.

Немцы продолжали торговаться и заявили о неприемлемости созыва конференции ранее сентября. Шувалов советовал подождать. На это Витте отвечал Гирсу, что Россия уже полтора года как поставлена Германией в неблагоприятное положение и не может откладывать дела ради проблематичного изменения позиции Берлина. В качестве компромисса он предлагал заключить временный договор о взаимном предоставлении принципа наибольшего благоприятствования^*. Отказ Берлина привел к введению двойного тарифа с 20 июля (1 августа) 1893 г.

^* (Там же.- С. 207 - 212. )

Принимая это решение, царское правительство сознавало, что оно приведет к дальнейшему обострению экономической борьбы с соседней империей. Действительно, в ответ на двойной тариф Германия сразу же повысила на 50 % пошлины на хлеб, лес и другие главные статьи русского экспорта. Тогда Витте с согласия царя вполовину увеличил обложение германских товаров и ввел дополнительный сбор с грузов, доставляемых из Германии морским путем^*. Словом, началась таможенная война. Острый период обоюдных мероприятий такого рода продолжался до середины августа. Для воздействия на Германию Петербург использовал условия торгового соглашения с Францией и переговоры о торговом договоре с Австро-Венгрией.

^* (Копелова Ю. И. О таможенной войне между Россией и Германией в начале 90-х годов XIX века//Труды Горьковского педагогического института им. М. Горького.- Т. XVIII.- Исторический сборник.- Горький, 1956.- С. 261. )

Обе стороны апеллировали к мнению буржуазно-помещичьих кругов в своих странах. В России в официальном органе Министерства финансов было опубликовано сообщение Витте о ходе русско-германских переговоров, в котором необходимость чрезвычайных мер оправдывалась интересами экономического развития страны^*. Поначалу помещичьи и буржуазные круги поддерживали взятый твердый курс. Скоро, однако, начали сказываться тяготы таможенной войны. Заметно возросла напряженность в дипломатических отношениях с Германией. Это повлияло на настроения "общества" и правящих кругов, в том числе придворных, где были сильны прогерманские симпатии.

^* (Вестник финансов, промышленности и торговли.- 1893.- № 31.- C. 252 - 259. )

Витте вспоминает: "Всюду шли толки о том, что вот я, с одной стороны, благодаря своему неудержимому характеру, а с другой стороны - молодости и легкомыслию втянул Россию чуть ли не в войну с Германией..."^*. Поверенный в делах в Берлине М. Н. Муравьев высказывал опасение, как бы на почве экономических недоразумений не произошло с Германией политического столкновения. Министр финансов тем не менее держался стойко. Он исходил из предположения, что Россия как менее развитая в экономическом и торговом отношении страна способна легче вынести этот бескровный бой, чем нация с развитой промышленностью и торговым оборотом. Среди коллег-министров главной опорой Витте в те тяжелые месяцы был руководитель военного ведомства П. С Ванновский. Но особенно его выручала позиция Александра III, считавшего, что "с немцами надо говорить твердо и требовательно". Как раз в это время русская эскадра посетила Тулон, чем была продемонстрирована близость с Францией.

^* (Витте С. Ю. Указ. соч.- Т. 1.- С. 376. )

Упорству царского правительства способствовала благоприятная экономическая конъюнктура. В 1893 году в России собрали хороший урожай. Промышленность вступила в фазу нового циклического подъема. В таких условиях сокращение германского импорта удалось возместить импортом из других стран. Правительство приняло специальные меры к облегчению положения владельцев хлеба. В частности, Министерство финансов ввело в интересах помещиков более льготные условия выдачи ссуд под хлеб.

3 октября 1893 г. в Берлине наконец открылась русско-германская конференция по выработке торгового договора. Русскую делегацию возглавлял вице-директор департамента торговли и промышленности Министерства финансов В. И. Тимирязев. Общую линию на переговорах и пределы возможных уступок немцам определило особое совещание. Накануне отъезда делегатов Витте добился от царя разрешения сделать некоторые дополнительные уступки, о которых сообщил только Тимирязеву для его личного сведения.

Министр финансов руководил действиями русской делегации из Петербурга, для чего была образована специальная комиссия экспертов. Представители России на переговорах не принимали сколько-нибудь важных решений без его указания^*.

^* (См. Центральный государственный исторический архив.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 1017 (Переписка и обмен телеграммами Витте с Тимирязевым в сентябре 1893 г.- январе 1894 г.) (далее: ЦГИА). )

Основная борьба развернулась вокруг тарифов на металлические изделия, машины, химические продукты и ткани. Занимая твердую позицию, русская делегация в то же время предложила дополнительный список товаров, по которым считала возможным понизить ставки обложения, то есть добровольно пойти на уступки. Германская сторона прибегла к иному маневру: неожиданно внесла на рассмотрение целый комплекс новых пожеланий.

Когда в результате трех чтений соглашение так и не было достигнуто, начались доверительные совещания глав делегаций. В ходе их Тимирязев предложил те дополнительные уступки, которые царь через Витте уполномочил его сделать. Теперь остались несогласованными главным образом тарифы на машины и ткани. Царский посол П. А. Шувалов советовал на время прервать переговоры. Витте избрал, однако, другую тактику - принятия таможенных ставок по частям по мере их согласования. Одновременно он пустил слух, что в случае неудачи переговоров правительство запретит выход польских сельскохозяйственных рабочих из России в Восточную Пруссию^*. Такая мера могла серьезно задеть интересы прусского юнкерства, с чем канцлер Л. Каприви не мог не считаться. В течение месяца (6 декабря 1893 г.- 4 января 1894 г.) удалось утвердить четыре списка тарифов и завершить наконец выработку таможенного соглашения.

^* (Глинский Б. Указ. соч.- С. 256. )

В январе делегации обсуждали уже текст договора, регулировавшего юридические основы русско-германской торговли. При этом удалось несколько ограничить права, которых Германия добивалась для своих подданных в России. В вопросе о сроке действия договора победила германская точка зрения (10 лет)^*. На заключительной стадии переговоров немцы неожиданно потребовали значительного понижения финляндского тарифа. Витте категорически отказался пойти на эту уступку, противоречившую позиции царского правительства. Он послал телеграмму Каприви, пригрозив даже отзывом русской делегации^**. Через 5 дней напряженного ожидания Германия отказалась от своего требования.

^* (Витте предлагал вообще не устанавливать срока, а предоставить каждой из сторон право денонсировать соглашение, предварительно уведомив друг друга за один-два года. )

^** (Там же.- С. 255. )

24 января Шувалов сообщил, что соглашение достигнуто и трактат будет вскоре подписан. Посол считал заключаемый договор "событием первостепенной важности" и не без основания объяснял успех твердым и искусным руководством берлинскими переговорами со стороны министра финансов^*. Действительно, 29 января (10 февраля) 1894 г. договор о торговле и мореплавании между Россией и Германией был подписан, а с 8 (20) марта того же года после ратификации вступил в силу.

^* (Иванюков И. Указ. соч.- С. 216. )

Договор представлял собой компромисс между первоначальными пожеланиями сторон. Германия добилась некоторых уступок по сравнению с тарифом 1891 года, но не смогла склонить Россию к отказу от усиленного протекционизма. Та, со своей стороны, существенно понизила ставки на русский хлеб, лес, продукты животноводства и некоторые другие товары. По стоимости уступки России и Германии примерно уравновешивали друг друга (при условии поддержания прежнего объема торговли). Царское правительство сохранило свободу рук в отношении финляндского тарифа. Правовые условия товарообмена базировались на принципах взаимности и наибольшего благоприятствования.

Договор с Германией послужил образцом для последующих торговых соглашений России с другими государствами, в частности с Австро-Венгрией. Он имел также политическое значение, так как смягчил напряженность русско-германских отношений. На эту сторону дела обратил внимание Государственный совет при утверждении документа. Министерство иностранных дел в отчете за 1894 год специально отметило, что заключенные с Германией, а затем с Австро-Венгрией торговые трактаты значительно способствовали улучшению отношений с обоими государствами и упрочению общеевропейского мира.

Успешный исход экономического конфликта с Германией укрепил доверие Александра III к своему избраннику и его позиции в правящих кругах. Министр финансов был едва ли не более всего доволен тем, что обратил на себя внимание тогда уже отставного Бисмарка, перед способностями которого как государственного деятеля он преклонялся.

Витте постарался использовать улучшение русско-германских отношений в целях их дальнейшей нормализации. Через агента Министерства финансов в Берлине он предложил германскому МИД восстановить статус-кво в экономических отношениях двух стран, существовавший до ноября 1887 года, то есть вновь открыть берлинский рынок для русских займов в обмен на возобновление льгот немецким торговцам, отмененных в 1892 году как ответная мера. Министр повторил это предложение в беседе с редактором "Берлинер бёрзен курир" в сентябре 1894 года.

Не желая, чтобы союзные отношения с Францией послужили препятствием к поставленной цели, Витте в том же интервью объяснил, что их улучшение имеет строго оборонительное значение. "Было бы грубою ошибкою думать,- заявил он,- что Россия готова ради Франции нарушить мир или одобрить нарушение мира. Если Франция начнет войну или вызовет ее, то Россия не будет на ее стороне. Точно так же,- предупредил министр,- Россия никогда не стала бы на сторону Германии, если бы последняя вызвала войну или начала бы ее"^*.

^* (Московские ведомости.- 1894.- 4 сент.- № 242.)

Апелляция Витте к Германии не встретила отклика в Берлине. Ликвидировать трещину в отношениях двух империй при новой расстановке сил в Европе было если не безнадежным, то, во всяком случае, очень трудным делом. Вариант решения этого вопроса появился у министра несколько позже. Пока же он отдавал себе отчет в германской опасности, о чем свидетельствовали, в частности, его предложения о создании военного порта на Мурмане. Обосновывая предпочтительность Мурманска как главной базы строящегося русского флота перед Либавой (сейчас - Лиепая), Витте в докладе царю летом 1894 года высказывал мнение, что в случае войны Германия, видимо, окажется противником России и тогда базирующийся в Либаве русский флот будет парализован. Незамерзающий же порт на Мурмане, соединенный железной дорогой с внутренними районами, облегчил бы при этом связь с Англией, английским флотом^*. Показательно, что точка зрения министра совпала с мнением выдающегося русского флотоводца адмирала С. О. Макарова.

^* (См. ЦГИА.- Ф. 560.- Оп. 26.- Д. 39.- Л. 1 - 14. )

Осенью 1894 года Витте воспользовался случаем изложить свои взгляды также по балкано-ближневосточным делам. Речь идет о его беседе с редактором венской "Нойе фрайе прессе". В вопросах и рассуждениях австрийского журналиста звучало беспокойство по поводу "наступательных тенденций" в политике России в регионе. В них усматривалось стремление распространить границы русского влияния до Адриатики и поделить "турецкое наследство". Редактора встревожила, в частности, демонстрация русско-французского сближения, выражавшаяся в обмене визитами эскадр двух стран. Такое сближение могло бы, по его мнению, усугубить опасные тенденции.

Витте стремился рассеять эти опасения. Он подчеркивал миролюбивый характер политики Александра III, воля которого уже не раз удерживала Европу от войны. В обмене визитами французских и русских кораблей, по его словам, проявились взаимные симпатии двух народов, а сближение России и Франции даже способствовало улучшению международной обстановки. "Но никогда со времени окончания франко-германской войны в 1870 году мир не был столь обеспечен и положение в Европе не было столь спокойно, как в настоящее время". Витте не скрывал недовольства царского правительства "незаконным и не соответствующим трактатам" воцарением в Болгарии Фердинанда Кобургского, но категорически утверждал, что мир не будет из-за этого нарушен, если другие державы станут следовать той же политике воздержания, что и Россия.

Единственным спорным вопросом между Россией и Турцией, создающим почву для конфликтов, Витте считал свободу прохода военных судов через проливы. Он утверждал, однако, что Россия добивается такой свободы не только для себя^* и что ее стремление никак не задевает статус-кво Турции.

^* (Министр, очевидно, имел в виду черноморские страны. )

Витте закончил интервью словами, подчеркивающими его личную причастность к урегулированию международной ситуации: "В настоящее время, со времени заключения торгового договора с Германией, я считаю положение Европы значительно улучшившимся и мир обеспеченным"^*.

^* (Московские ведомости.- 1894.- 4 сент.- № 242.)

Взгляды министра на европейскую, в частности балканскую, политику получили дальнейшее развитие в период ближневосточного кризиса 90-х годов. Но прежде ему суждено было сыграть важную роль в политике России на Дальнем Востоке.

К 1894 году, когда было принято решение об ускорении строительства Сибирской железной дороги, выяснилось, насколько большое значение в смысле сокращения расстояния и ресурсов могло бы иметь проведение части магистрали через территорию Маньчжурии. В этом случае Владивосток, по расчетам Витте, стал бы главным портом для большей части этого края, что содействовало бы развитию русско-китайской торговли. Открылась бы заманчивая возможность для проведения в дальнейшем ответвлений дороги в глубь Китая. Словом, министр финансов хотел взнуздать своего любимого конька - железнодорожное строительство - в целях экономической экспансии.

В начале февраля 1895 года Витте представил в МИД записку, в которой предлагал воспользоваться предстоявшим приездом чрезвычайного китайского посольства, чтобы добиться от Пекина разрешения проложить линию от Ново-Цурухайтуйского караула через Мергень до Благовещенска. Речь пока шла о варианте, предусматривавшем минимально возможное отклонение от русской границы. Имелась в виду не аннексия территории, а покупка в той или иной форме права проведения дороги по чужой земле. МИД поддержал предложение Витте и включил его в список других насущных вопросов русско-китайских отношений^*.

^* (Романов Б. А. Россия в Маньчжурии.- С. 83.)

Международная обстановка позволяла на сей раз рассчитывать на благоприятное отношение пекинских властей. Китай потерпел тяжелое поражение в войне с Японией. Оказав Цинской империи содействие в смягчении условий мира, можно было надеяться на ее ответную признательность.

Вопрос о позиции России в отношении японо-китайской войны обсуждался царским правительством несколько раз. На особом совещании 9 августа 1894 г. под председательством Гирса было решено воздержаться от вмешательства и добиваться совместно с другими державами сохранения статус-кво в Корее. Считалось, что, подпав под владычество одной из воюющих держав, соседняя Корея могла быть использована во враждебных России целях. Особенно опасным представлялось утверждение в южной части Корейского полуострова Японии, которая получила бы возможность запереть почти единственный выход из русских восточносибирских портов в Тихий океан. Витте присоединился к общему мнению и, в свою очередь, высказал мысль о необходимости приготовлений на случай возможного своекорыстного вмешательства в дело мирного урегулирования со стороны Англии. Его опасения разделил военный министр П. С. Ванновский, в результате чего было намечено усилить войска Южно-Уссурийского края.

Ко времени следующего особого совещания (20 января 1895 г.) определились военный успех Японии и вероятность того, что будущие мирные условия могут существенно нарушить интересы России на Дальнем Востоке. В этой ситуации встал вопрос, целесообразно ли сообща с другими державами пытаться склонить Японию к умеренности или же вести обособленную линию, добиваясь для себя территориальных гарантий свободного плавания через Корейский пролив. Витте высказался за первую из альтернатив. Он считал необходимым выиграть время для окончания строительства Сибирской железной дороги, что позволит России "выступить во всеоружии наших материальных средств и занять соответствующее положение в делах Тихого океана". Он полагал также целесообразным увеличить морские силы России на Дальнем Востоке как средство оказать давление на Японию и побудить Англию вместе с другими державами содействовать скорейшему прекращению войны. Совещание пришло к заключению о желательности увеличить тихоокеанскую эскадру и проводить политику коллективного воздействия держав на Японию^*.

^* (См. Попов А. Л. Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке (1888 - 1903 гг.)//Красный архив.- 1932.- Т. 52.- С. 62 - 67.)

К третьему совещанию (30 марта 1895 г.) стали известны предъявленные Японией Китаю крайне тяжелые мирные условия. Равновесие сил держав на Дальнем Востоке и интересы в этом регионе России в наибольшей мере затрагивало намерение Японии утвердиться на Ляодунском полуострове с Порт-Артуром (сейчас - Люйшунь), откуда она могла бы держать под постоянной угрозой как Пекин, так и Сеул. В связи с японо-китайским примирением встал вопрос о дальнейшем характере русской дальневосточной политики. Более осторожный, выжидательный вариант подсказывал желательность развивать отношения с Китаем, которые постепенно стали бы союзными. Ускоренный переход к активной политике побуждал, напротив, искать сближения с Японией, которая могла бы стать партнером в борьбе с главным противником России - Англией.

Союзная Франция, также задетая японскими условиями мира, не проявляла тем не менее желания прибегнуть к совместным мерам принуждения против Токио, опасаясь вмешательства на стороне победительницы Англии. Французская дипломатия была склонна пойти скорее по пути получения компенсаций. Эта идея пришлась по душе молодому Николаю II, мечтавшему о внешнеполитических успехах. Ознакомившись с докладами нового министра иностранных дел А. Б. Лобанова-Ростовского, он склонился к решению не ссориться с японцами, а постараться получить взамен незамерзающий порт в Корее.

Эта тенденция могла бы возобладать, если бы не Витте, его авторитет и умение убеждать. На первых двух совещаниях он мало выделялся своими взглядами и активностью из числа других сановников, но на особом совещании 30 марта 1895 г. повел себя по-иному. Председательствовавший генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович в духе настроений царя обосновал линию на сговор с Японией и получение компенсаций. В противоположность ему военный министр Ванновский предложил потребовать от Японии обязательства очистить Корею и побудить ее отказаться от Маньчжурии, не останавливаясь в случае надобности перед угрозой применения силы. Лобанов высказал серьезные сомнения в возможности и перспективности сближения с Японией. После этого Витте решился взять на себя ответственность, заявив о своем праве министра финансов иметь первый голос в деле, неудачное решение которого может свести на нет результаты всей предшествовавшей финансово-экономической политики.

Он считал, что японо-китайская война является, по существу, реакцией на строительство Сибирской дороги и что враждебные действия империи микадо фактически направлены главным образом против России. Нельзя допустить утверждения Японии на Ляодунском полуострове, так как это создаст угрозу России и, вероятно, позднее повлечет за собой присоединение к Японии всей Кореи. Получив 600-миллионную контрибуцию, японцы укрепятся на континенте, привлекут на свою сторону монголов и маньчжур и начнут новую войну. При таком развитии событий Страна восходящего солнца, возможно, уже через несколько лет подчинит Китай. Если допустить японцев в Маньчжурию, то для охраны русских дальневосточных владений и Сибирской дороги потребуются сотни тысяч солдат и значительное увеличение флота, причем рано или поздно это неизбежно приведет к столкновению.

Исходя из этих соображений, Витте предлагал отбросить мысль о каких-либо захватах, что позволит сохранить добрые отношения с Китаем и соблюсти корректность по отношению к Европе. Одновременно нужно решительно заявить, что Россия не может допустить занятие Японией Южной Маньчжурии и в случае неисполнения ее требования вынуждена будет принять необходимые меры. Витте считал весьма вероятным, что при такой твердой политике России, да еще поддержанной Францией и Германией, дело не дойдет до войны. Если же, паче чаяния, Япония не прислушается к дипломатическим настояниям, придется использовать военно-морские силы, а быть может, и армию. Для России важен не только прямой, но и косвенный результат подобного вмешательства - она выступит в роли спасителя Китая, который за эту услугу добровольно пойдет на уступки ей и, в частности, разрешит проведение Сибирской дороги через Маньчжурию.

Оппоненты Витте - великий князь Алексей Александрович и маститый начальник Главного штаба Н. Н. Обручев - высказали опасение, что при таком образе действий Россия наживет себе в лице Японии вечного врага, который будет искать поддержки у Англии. Была выдвинута идея компенсаций за счет Китая. Министр финансов, признавая чрезвычайную нежелательность войны, полагал тем не менее столкновение с Японией рано или поздно неизбежным. Он считал бы в крайнем случае предпочтительным рискнуть теперь, пока соперник еще недостаточно окреп и не имеет союзников. Витте возражал против захвата какой-либо части китайской территории, опасаясь, что за этим последовали бы дележ Китая между державами и новые столкновения на этой почве.

С. Ю. Витте - министр финансов. 1902 год. Из официального издания 'Министерство финансов. 1802 - 1902 (СПб., 1902)

Хотя единодушия на совещании не было, Витте сумел при помощи Ванновского и управляющего Морским министерством Н. М. Чихачева склонить участников к принятию своей точки зрения. Было намечено добиваться сохранения статус-кво на севере Китая и предложить Японии отказаться от захвата южной части Маньчжурии, в случае же ее отказа объявить, что Россия оставляет за собой свободу действий. Одновременно предполагалось сообщить об этой позиции европейским державам и Китаю, указав, что Россия не стремится, со своей стороны, ни к каким захватам^*.

^* (См. Докладные записки Лобанова от 25 марта и 2 апреля с царскими резолюциями//Там же.- С. 78 - 83. )

Последнее слово оставалось, однако, за царем, который, как отмечалось, придерживался иной точки зрения. Выслушав доклад генерал-адмирала, Николай II пригласил 4 апреля главных участников особого совещания к себе. Витте в присутствии царя повторил свои аргументы. Его поддержал Ванновский. Лобанов осторожно отмалчивался. Великий князь Алексей Александрович возражал. В конце концов Николай II согласился с доводами Витте - Ванновского и утвердил рекомендации совещания^*.

^* (Витте С. Ю. Указ. соч.- Т. 2.- М., 1960.- С. 583. )

Позиция Витте в отношении японо-китайской войны и Симоносекского мира свидетельствовала о его традиционном недоверии к Англии и понимании глубины русско-японских противоречий. В то же время давление на Японию он предлагал как раз в надежде избежать конфликта с ней. Правда, элемент риска здесь был. Царь записал в дневнике после совещания: "Дай Бог только не втянуться в войну!"^*. Русский флот в Тихом океане получил приказ находиться на всякий случай в боевой готовности. Но расчет на то, что Япония не решится пойти на столкновение с Россией, позицию которой поддержали также Франция и Германия, целиком оправдался.

^* (Дневник императора Николая II.- Берлин, 1923.- С. 115. )

Инициатива России в частичной ревизии Симоносекского мира привела к улучшению ее отношений с Цинской империей. Способствовала этому и другая услуга Петербурга Китаю, который остро нуждался в займе для выплаты Японии первой половины контрибуции. Банкиры Берлина, Лондона и Парижа, к содействию которых сначала решило прибегнуть цинское правительство, обусловили свое согласие установлением международного контроля над китайскими финансами по образцу уже существовавших Управления оттоманского долга и Кассы египетского долга. Французские финансисты предложили России участие в этой операции, с тем чтобы она могла послать своего делегата в предполагаемую администрацию китайского долга фактически без денежных затрат. Витте сделал вид, будто изучает этот вариант. В действительности он за спиной европейских банкиров предложил Пекину гораздо более выгодный заем с гарантией российского правительства.

Министру финансов удалось перехватить инициативу у западных конкурентов, сохранив добрые отношения с парижским рынком. Он держал все нити переговоров в своих руках и с успехом противостоял попыткам английской и германской дипломатии расстроить комбинацию. В Париж был направлен для предварительных переговоров директор Петербургского международного банка А. Ю. Ротштейн, а затем Витте пригласил группу французских банкиров в Петербург. Здесь их всячески обхаживали и даже устроили аудиенцию у царя. Одновременно министр финансов в присутствии Лобанова предложил гостям принять участие в новом масштабном предприятии - в создании банка, который под покровительством русского правительства работал бы "в странах восточной Азии на самых широких началах". После этого французские финансисты Ж. Готтингер, Э. Нецлин и Р. Брис отбросили свои колебания.

Министр финансов С. Ю. Витте сопровождает императорскую чету на Нижегородской всероссийской выставке. 1896 год. ЦГАКФД

24 июня Витте и Лобанов подписали с китайским посланником декларацию об условиях заключения цинского займа. Одновременно был подписан контракт между посланником и французскими банкирами. В результате Китай не только избежал иностранного финансового контроля. Он получил крупный заем у синдиката французских и русских банков на условиях, которые представлялись настолько благоприятными, словно страна не потерпела поражения^*.

^* (Министерство финансов. 1802 - 1902.- Ч. 2.- СПБ, 1902.- С. 391. )

Царскому правительству теперь предстояло извлечь выгоду из улучшения русско-китайских отношений. Витте предлагал заключить соглашение между двумя державами о проведении Сибирской дороги кратчайшим путем через Северную Маньчжурию. Министерство финансов разработало соответствующий проект. К нему был приложен меморандум, где разъяснялись преимущества предполагаемого строительства для самого Китая, который по финансовым и техническим условиям не смог бы самостоятельно с ним справиться.

Проект Витте породил определенные сомнения в российских правящих кругах. Оппоненты (приамурский генерал-губернатор С. М. Духовской, директор Азиатского департамента МИД Д. А. Капнист) обвиняли его как в исключительно экономическом подходе, игнорировании "громадного политического риска" и вероятных в будущем осложнений, так и в недостаточном соблюдении интересов русского капитала.

Витте отвечал им специальной запиской, в которой обосновывал политическое и стратегическое значение проектируемой дороги для усиления влияния России в Китае и в целом на Дальнем Востоке. "...Между главнейшими европейскими державами, а также и Японией идет напряженное соперничество из-за экономического и политического влияния над странами Востока". Соперники России - Англия, Франция, Германия и Япония - "напрягают все усилия к тому, чтобы прочно утвердить свое влияние в Китае" посредством получения в нем различных привилегий, железнодорожных концессий и подрядов. "При таком положении дела,- доказывал министр финансов,- Россия по необходимости должна следовать образу действий своих экономических соперников", если она не хочет, чтобы в их руки попали "главнейшие железнодорожные линии северных провинций Китая, не исключая и Маньчжурии"^*. Нельзя не признать, что Витте правильно оценивал сущность нового этапа борьбы держав, из чего, однако, не следовало, будто его план не был рискованным.

^* (Красный архив.- 1932.- Т. 52.- С. 83 - 102. )

В октябре 1895 года Витте в докладе царю возобновил вопрос о проведении конечного участка Сибирской дороги через Маньчжурию, на этот раз не на Благовещенск, а прямо на Владивосток, то есть значительно дальше в глубь китайской территории. Новый вариант объяснялся желанием, с одной стороны, укоротить путь, а с другой - подорвать возникшую среди части правящих кругов авантюристическую идею "выпрямления границы" до Благовещенска. Витте доказывал, что проведение магистрали позволит России утвердить свою торговлю в Маньчжурии и Северном Китае и добиться перехода железных дорог Северного Китая в свои руки. Предложение министра финансов имело успех. Николай II поручил Витте и Лобанову согласовать между собой условия переговоров о железнодорожной концессии в Маньчжурии.

Граф С. Ю. Витте - председатель Совета министров. 1905 год. ЦГАКФД

21 ноября эти условия получили царское одобрение^*. Начались русско-китайские дипломатические переговоры. Продвигались они, однако, крайне медленно - отчасти из-за бюрократической рутины, отчасти из-за обоснованного недоверия китайского ведомства иностранных дел к каким бы то ни было зарубежным проектам железнодорожного строительства в Маньчжурии. Привходящее обстоятельство позволило Витте взять ведение переговоров на себя.

^* (Нарочницкий А. Л. Указ. соч.- С. 791 - 792. )

14 мая 1896 г. в Москве ожидалась торжественная коронация новой царствующей четы, где по традиции присутствовали высокопоставленные представители зарубежных государств. Правительство богдыхана в знак уважения к дружественной России направило одного из своих главных сановников - первого канцлера Ли Хунчжана. Помимо России он должен был посетить ряд западноевропейских стран и прозондировать возможности получения Китаем финансовой и политической помощи. Витте решил воспользоваться пребыванием Ли Хунчжана, чтобы закрепить русско-китайское сближение и, в частности, разрешить вопрос о железной дороге через Маньчжурию.

По указанию из Петербурга посланник в Пекине А. П. Кассини и агент Министерства финансов Д. Д. Покотилов убедили канцлера начать европейскую поездку не с Франции, как тот первоначально намечал, а с России. Витте послал за Ли Хунчжаном в Порт-Саид специальный пароход, который доставил его прямым рейсом в Одессу. Навстречу высокопоставленному сановнику в Порт-Саид был, по докладу Витте, направлен член правления Русско-Китайского банка востоковед и журналист Э. Э. Ухтомский, выступавший в качестве личного представителя царя. На Ухтомского возлагалась задача следить за организацией поездки канцлера и вступить с ним в предварительный обмен мнениями о развитии русско-китайских отношений. Миссия Ухтомского носила совершенно секретный характер. О ней знали только Николай II и Витте. Последний руководил всеми действиями царского представителя: дал ему подробные инструкции накануне отъезда, а в дальнейшем сносился с ним по телеграфу специальным шифром^*. По согласованию между Витте и Ухтомским все на русском пароходе было устроено так, чтобы понравилось восточному гостю. В Одессе, как и во время других остановок канцлера, ему оказывались воинские почести. Демонстрировалось традиционное русское гостеприимство. Во всем этом нетрудно увидеть стремление Витте расположить китайского сановника к России.

^* (ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 936.- Л. 39 - 43 об. )

Ли Хунчжан прибыл в Петербург 18 апреля - за три недели до коронации, которые министр финансов использовал для переговоров. Перед их началом канцлер вручил Витте знаки отличия мандарина и другие подарки от богдыхана, видимо, в благодарность за содействие при заключении займа. Ответный подарок Ли Хунчжан выбрал сам. Это был изумруд, выставленный на Нижегородской всероссийской выставке, которым он пополнил свою коллекцию драгоценностей.

Несмотря на эти жесты дружеского расположения, переговоры протекали отнюдь не просто. Канцлер, по признанию Витте, "показал себя человеком чрезвычайно твердым и в некоторых пунктах малоуступчивым". С самого начала он категорически отказался от предоставления концессии русскому правительству, сославшись на суверенные права богдыхана и намерение китайского правительства взять строительство железных дорог в Маньчжурии в собственные руки. Витте предложил замаскировать фактически государственный характер предприятия выдачей концессии официально частному Русско-Китайскому банку, в доходах которого участвовало бы цинское правительство. Канцлер долго не соглашался и на это. Тогда Витте вместе с министром иностранных дел оказал на сановника давление. Они напомнили о недавних услугах России и подчеркнули, что Китай не сможет противостоять претензиям других держав без российской поддержки: "ему было выражено твердое и бесповоротное желание", чтобы концессия в той или иной форме "была предоставлена России". В целях давления была организована беседа Ли Хунчжана с царем^*.

^* (Пролог русско-японской войны.- С. 36; ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 936.- Л. 40 об. )

Переговоры продолжались в Москве, где проходили коронационные торжества. Успеху переговоров помогло заключение 22 мая 1896 г. русско-китайского оборонительного союза, направленного против японской агрессии на Дальнем Востоке. Витте прибег также к подкупу китайского сановника, пообещав ему за удачное осуществление железнодорожного предприятия 3 млн. рублей^*. В результате Ли Хунчжан согласился на сооружение железнодорожной линии через Северную Маньчжурию до Владивостока, что официально аргументировалось необходимостью облегчить русским войскам выполнение союзных обязательств. Постройка и эксплуатация железной дороги предоставлялись Русско-Китайскому банку. Эти условия вошли в союзный договор, который Витте по праву подписал с русской стороны вместе с министром иностранных дел^**.

^* (Витте решил основательно поставить дело подкупа китайских сановников, создав особый фонд "на покрытие расходов, связанных с выдачею концессии на КВЖД",- "лихунчжанский" фонд (Романов Б. А. Россия в Маньчжурии.- С. 49 - 50, 115 - 117). )

^** (Сборник договоров России с другими государствами. 1856 - 1917.- М., 1952.- С. 292 - 294. )

Московский договор в своей политической части был взаимовыгодным. Экономическая часть (статьи 4 и 5) служила своего рода компенсацией царскому правительству за помощь с займом. Решение экономических вопросов было результатом напряженной борьбы и некоторого компромисса между первоначальными позициями сторон.

Вслед за союзным договором была разработана специальная конвенция о сооружении дороги, названной по желанию канцлера Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД). В документе предусматривалось создание с этой целью Русско-Китайским банком специального акционерного общества. Устанавливались срок концессии (80 лет), а также право китайского правительства выкупить дорогу досрочно - через 36 лет после открытия движения. Условия такого выкупа были, впрочем, весьма тяжелыми. Министр финансов добился согласия на русскую, а не западноевропейскую ширину колеи дороги. Но ему не удалось договориться о строительстве ветви от основной линии к одному из портов Желтого моря, и решение этой задачи было отложено на будущее. Ли Хунчжан настоял на обязательстве России не ввозить в мирное время войска по железной дороге в Маньчжурию, а в случае транзитной перевозки не останавливать эшелоны по пути следования. Почти одновременно было заключено соглашение Министерства финансов с Русско-Китайским банком, обеспечивавшее полный контроль правительства над сооружением и эксплуатацией КВЖД.

Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 г. в честь его столетия. Картина Я. Е. Репина

Конвенция стала основой проекта концессии, который сначала подвергся обсуждению в Пекине, а затем уточнялся в ходе переговоров Ухтомского, представлявшего Русско-Китайский банк, и чиновника Министерства финансов с китайским посланником при берлинском и петербургском дворах Сюй Цзюньчэном. Витте руководил действиями русских делегатов по телеграфу. Здесь пригодились его мастерство как железнодорожного специалиста и характер дельца. После одобрения Петербургом и Пекином окончательной редакции концессионный договор был наконец подписан 27 августа 1896 г.

Он обеспечивал России немаловажные выгоды и преимущества: понижение на целую треть китайских таможенных пошлин за товары, ввозимые или вывозимые по КВЖД; свободу правления общества устанавливать железнодорожные тарифы; освобождение доходов дороги от всяких сборов и налогов; освобождение от всяких пошлин и налогов пассажирского багажа и грузового транзита. Идея Витте лично заинтересовать Сюй Цзюнь-чэна в судьбе предприятия^* помогла решить занимавший русскую сторону вопрос о праве эксплуатации каменноугольных залежей в районе линии. Хотя горные промыслы представляли в Китае государственную монополию, посланник дал письменное обязательство ходатайствовать перед своим правительством, чтобы обществу были предоставлены самые выгодные условия для разработки угольных копей в районе дороги. Кроме того, разрешался беспошлинный ввоз каменного угля для нужд дороги из России. Последнее (но не по важности) условие гласило, что администрация железной дороги будет целиком находиться в руках общества КВЖД. Это позволяло обществу, в частности, организовать вдоль линии свою охранную стражу^**.

^* (Сюй Цзюньчэн, отозванный с заграничного поста в Пекин, был избран номинальным председателем правления Общества КВЖД, которому поручалось отстаивать его интересы перед китайским правительством. )

^** (ЦГИА.- Ф. 1622.- Оп. 1.- Д. 118.- Л. 1 - 3 об.; Пролог русско-японской войны.- С. 38 - 42. )

Соглашение о КВЖД знаменовало крупный успех политики Витте. Создание нового общества расширяло экономические и политические возможности царизма на Дальнем Востоке. Проведение первой трассы через бездорожную Северную Маньчжурию предоставляло некоторые выгоды и для развития Китая, стимулируя рост торговли и переселенческого движения. Кроме того, по условиям договора цинское правительство должно было получить, как только откроется движение, денежную компенсацию в 5 млн. таэлей (около 7,6 млн. рублей золотом).

Более полное представление о взглядах Витте на дальневосточную политику России и средства ее проведения дает эпизод, происшедший как раз в момент утверждения новых, союзных отношений с Пекином. Япония ответила на ревизию Симоносекского мира принятием планов энергичного наращивания вооружений, особенно морских. Возник вопрос о необходимых контрмерах с русской стороны., Шурин царя великий князь Александр Михайлович, мнивший себя знатоком флота, составил записку, где рекомендовал ежегодное значительное увеличение бюджета Морского министерства специально для усиления тихоокеанской эскадры. С этим не были согласны генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович и управляющий Морским министерством Н. М. Чихачев, предпочитавшие наращивать силы на европейских морях. Идея Александра Михайловича пришлась, однако, по вкусу Царю, который защищал ее в объяснениях с генерал-адмиралом и Чихачевым.

Большое значение для исхода разгоревшейся борьбы имела позиция министра финансов, от которого зависело субсидирование новых военных программ. Великий князь Александр Михайлович обратился к Витте, направив ему свою записку "с надеждой на беспристрастный отзыв". Министр финансов догадывался о личной подоплеке вопроса (интрига против генерал-адмирала) и, вероятно, слышал о царских симпатиях, но позволил себе подойти к делу с точки зрения экономических возможностей страны. Он ответил запиской от 30 июня 1896 г.^*.

^* (ЦГИА.- Ф. 560.- Оп. 22.- Д. 201.- Л. 53 - 57. )

Витте начал с того, что великий князь недооценивает размеры ассигнований, которые потребовались бы для состязания в морских вооружениях с Японией. Кроме того, последняя вряд ли выступит против России одна, а скорее - в союзе с европейскими морскими державами. Поэтому, следуя логике записки великого князя, следовало бы параллельно разработать и осуществить программы, рассчитанные на борьбу на море с Англией, Германией и др. Но такая задача заведомо непосильна для страны.

Разбив доводы оппонента, Витте перешел затем к изложению собственной программы. По его мнению, континентальная Россия в своих мероприятиях должна не следовать за островной Японией, а сообразовывать их со своими географическими условиями и стремиться к обеспечению возможно быстрой мобилизации сухопутных сил на Дальнем Востоке. Лучшим средством обезопасить дальневосточные владения России и поднять ее значение в регионе будет строительство Великой Сибирской железной дороги, требующее значительного финансового напряжения. Аналогичным образом обстоит дело с другими морскими противниками России. Так, вместо того чтобы состязаться в гонке морских вооружений с Англией, целесообразно иметь возможность атаковать на суше ее владения в Южной Азии, наиболее уязвимой области Британской империи. Затем министр доказывал, что необходимые мероприятия по развитию сухопутных сил России, в том числе в Восточной Азии, осуществляются уже в течение нескольких лет и связаны с немалыми финансовыми издержками для страны.

Мысль Витте о непосильности и нецелесообразности для России вести гонку вооружений одновременно на суше и на море, о важности отдать предпочтение именно развитию сухопутных сил была, как показала история, верной. Его трезвый подход позволил на время ограничить в правящей верхушке аппетиты "моряков", подобных великому князю Александру Михайловичу. Но этим откровенным выступлением министр финансов нажил себе врага в лице мстительного царского родственника.

Таможенная война и торговый договор с Германией, вмешательство в японо-китайское мирное урегулирование на стороне Пекина, союзный договор с Китаем и соглашение о КВЖД были первыми ступенями становления Витте как дипломата. Уже в эти годы он проявил недюжинные способности: аналитический ум, прозорливость, умение не только видеть благоприятные стороны ситуации, но и в некоторой степени создавать их, решительность в отстаивании своей линии перед оппонентами, гибкость в переговорах с зарубежными деятелями. Вместе с тем нет оснований идеализировать картину. Витте вошел в новую для него область не сразу, иногда допускал просчеты. Он не был щепетилен в средствах, что, впрочем, вполне соответствовало поведению современных ему политиков. Первые шаги министра финансов в области внешней политики оказались в целом успешными и создали ему авторитет, особенно в дальневосточных вопросах.