Глава первая. Зарождение древнерусской дипломатии VI - IХ вв.

1. Дипломатическая практика антов. "Полевые миры" древних руссов. Конец VIII - первая треть IX в.

К тому времени, когда на берегах Волхова и Днепра появились первые относительно стабильные восточнославянские государственные объединения, мировая дипломатическая практика проделала долгий и сложный путь. Рабовладельческие государства древнего Востока, Рим, греческие государства-полисы и их многочисленные колонии, Скифская держава, позднее Византийская империя, раннефеодальные государства Европы, Арабский халифат, государства Средней Азии и Закавказья, Хазарский каганат, государственные образования, возникавшие в Причерноморье и на Северном Кавказе, - весь этот разноязычный, этнически пестрый и разнообразный в социально-экономическом, политическом и культурном отношениях мир за долгие столетия уже выработал определенные дипломатические приемы, средства, формы, заимствуя и примеряя опыт веков к нуждам собственной рабовладельческой или феодальной государственности. Изменчивый, постоянно бурлящий, воюющий и мирящийся мир плотным кольцом обступал Среднерусскую равнину, где вдоль больших рек, на необозримых черноземах юга, на перекрестках древнейших торговых путей и в северных лесах происходило формирование федераций славянских племен, а позднее образование древнерусского государства. И точно так же, как долины рек, привольные степи, многочисленные городки были открыты товарам, хозяйственной сноровке, военному опыту других стран и народов, восточнославянское общество должно было неизбежно знакомиться с политическими традициями внешнего мира, примерять собственный опыт к уже сложившейся международной дипломатической практике, впитывать все то, что могло усилить основы раннефеодальной славянской государственности, укрепить позиции княжеской власти внутри страны, содействовать ее международному престижу.

Зарождение древнерусской дипломатии

Первые известия о дипломатической практике восточных славян относятся к V - VI вв. н. э. и содержатся в византийских источниках. Эта практика зарождалась в ходе длительного противоборства племенных союзов склавинов и антов с Византийской империей. Византийские авторы сообщают о постоянных набегах склавинов и антов на владения империи в V - VI вв., о начавшемся мощном давлении славянского мира на Балканы с начала VI в. У Прокопия Кесарийского имеются сведения о рейдах антов во Фракию, о регулярных вторжениях склавинов и антов за Дунай и о бедственном положении балканских владений Византии. Начиная с 527 г., по данным Прокопия, склавины и анты регулярно совершали набеги на владения империи, переходили Дунай, опустошали Иллирику, захватывали жителей в плен и т. п. Во время славяно-византийской войны 550 - 551 гг. славяне подступили к Константинополю. В конце VI в. они предприняли несколько попыток овладеть византийской столицей¹. Уже тогда Византия стремилась путем различного рода даров, уступок, откупов ослабить давление славянского мира.

К VI в. относятся и первые попытки империи поставить себе на службу военную мощь славянских племенных союзов, отгородиться при помощи славянских наемных отрядов и славянских пограничных поселений от натиска аваров, а позднее и болгар. Наем в императорскую армию славянских отрядов стал с VI в. обычным делом. В конце VII в. византийское правительство развернуло целую систему пограничных опорных поселений, куда расселило славян-колонистов. Эта мера не оправдала себя: натиск окружавших Византию "варварских" народов на границы империи продолжался. В ходе этой борьбы Византия заключает со славянами первые соглашения. Так, во времена Юстиниана I империя попыталась договориться со славянскими вождями о системе поселений. Для славян это были первые шаги на поприще дипломатических переговоров с неизменным политическим соперником².

К VI - VII вв. относятся и сведения о дипломатических контактах славянских племенных союзов между собой и с другими народами. Прокопий Кесарийский сообщает о совместных действиях против империи антов и склавинов. В 548 - 549 гг., во время военных действий готского военачальника Тотилы против империи, славяне вновь перешли Дунай. "Многие подозревали, - отмечает Прокопий, - что Тотила, подкупив этих варваров крупными денежными суммами, направил их на римлян, с тем чтобы императору было невозможно хорошо организовать войну против готов, будучи связанным борьбой с этими варварами". В свою очередь Византия искала возможности заключить "какой-либо договор" с гепидами, чтобы направить их против склавинов. Посольство гепидов прибыло в Константинополь, и военный союз был заключен и подтвержден клятвенными заверениями императора и послов³. Менандр Протиктор рассказывает о попытке антов в период противоборства с аварами в VI в. на время приостановить военные действия при помощи посольских переговоров для выкупа пленных. В 560 г. переговоры с аварами по этому вопросу вел ант Мезамир. Они окончились неудачей, а первый известный нам древнеславянский посол был убит⁴. Знаменательно, что Менандр сообщает о нарушении аварами посольского статуса Мезамира: "Авары уклонились от должного к лицу посланника уважения, пренебрегли правами и убили Мезамира". Видимо, права посла были хорошо известны и антам.

Маврикий Стратег упоминает о договорах антов и склавинов со своими соседями как о событиях ординарных. "В общем, - пишет он о дипломатической практике древних славян, - они коварны и не держат своего слова относительно договоров; их легче подчинить страхом, чем подарками". Показательно упоминание о подарках, которыми византийцы стремились откупиться от своих грозных и беспокойных соседей. Очевидно, в отношениях с антами использовались обычные для того времени приемы византийской дипломатии: подкуп, задаривание вождей "варварских" племенных союзов или государств и т. п. Автор первой половины VII в. Феофилакт Симокатта сообщает о том, что анты в VI в. стали "союзниками римлян" в борьбе против аваров⁵.

В VI в. во взаимоотношениях славян с империей прослеживается еще одна характерная черта: выплата антам крупных денежных сумм и предоставление им права расселяться в пределах империи в обмен на обязательство соблюдать мир и противодействовать набегам кочевников. В середине VI в. Юстиниан I, воспользовавшись распрями антов и склавинов, отправил к антам посольство, подтвердившее согласие Византии отдать им одну из крепостей на левом берегу Нижнего Дуная и выплатить деньги за обязательство соблюдать мир. М. Ю. Брайчевский считает, что обещанные антам деньги были не единовременным откупом за сохранение мира, а постоянной данью: "...империя обязалась выплачивать им (антам. - А. С.) дань". По мнению М. Ю. Брайчевского, в этом случае мог иметь место антско-византийский договор. В союзе с Византией славяне не раз выступали против персов, остготов, а в союзе со своими бывшими противниками наносили удары по византийским владениям⁶.

Во всех этих случаях речь может идти об устных соглашениях по какому-то одному конкретному вопросу. В пользу устного характера соглашений говорит и отсутствие в источниках каких-либо упоминаний о письменных соглашениях; и сам характер заключаемых соглашений (подкуп "варваров", разрешение им расселяться в пределах империи, их обещание помочь империи в борьбе против того или иного противника, выкуп пленных); и упоминание Маврикия Стратега о том, что славяне "не держат своего слова", т. е. не выполняют своих устных обещаний,

Таким образом, даже эти весьма ограниченные сведения о первых дипломатических контактах древних славян с Византией, аварами и готами, между древнеславянскими племенами и племенными союзами свидетельствуют о том, что и склавины, и анты находились в русле тогдашних восточноевропейских политических взаимоотношений. Вооруженные силы их межплеменных союзов прекрасно знали дорогу на Константинополь. Захват территории и богатой добычи, увод в плен мирных жителей, стремление вырвать у Византии подарки, золото в обмен на мир, участие в системе военных союзов, в охране имперских границ, служба в византийской армии антских отрядов, ведение мирных посольских переговоров с соседями, и в частности относительно одного из древнейших сюжетов дипломатических отношений - выкупа пленных, зарождение периодических платежей со стороны империи славянам за мир на ее окраинах, переговоры по поводу территориальных вопросов - со всеми этими внешнеполитическими акциями уже было знакомо тогдашнее древ- неславянское общество. Политические взаимоотношения славянских племен со своими соседями не представляли собой явления из ряда вон выходящего. Это были обычные для того времени взаимоотношения "варварского" мира с Византией и внутри этого "варварского" мира. Приемы и методы, с помощью которых устанавливались внешние отношения, возникли, конечно, не в VI в. Они восходят к глубокой древности - к традициям греко-римского, ближневосточного, византийского мира и племенным традициям Восточной Европы.

Сквозь призму антских политических традиций представляется возможным рассмотреть вопрос о первом контакте между Русью и Византией, сведения о котором записаны в русской летописи в виде легенды о Кие⁷. Заметим, что ряд ученых давно обратили внимание на внешнеполитический аспект этой записи⁸. Большое значение для изучения этой части древнейшей русской летописи имеют работы Б. А. Рыбакова. Еще в 1939 г. он высказал мнение, что многие явления Киевской Руси уходят корнями в антскую эпоху и "отзвуком древних антских походов к границам Византии является комментарий автора "Повести временных лет" к рассказу о Кие, Щеке и Хориве"⁹.

Первые сведения о дипломатической практике древних руссов относятся к концу VIII - первой трети IX в. и дошли до нас в двух житиях - Стефана Сурожского и Георгия Амастридского, памятниках византийской агиографической литературы¹⁰. В них нашли отражение факты нападения руссов на византийские владения, расположенные вдоль Черноморского побережья, и последующие переговоры руссов с греками. Эти сведения получили широкий отклик в отечественной и зарубежной исторической литературе. Правда, историков в основном интересовал вопрос: были ли походы руссов реальными событиями дорюриковой поры, описанными по их следам в конце VIII - IX в., или они происходили значительно позднее и поэтому не могли свидетельствовать о военных и политических успехах Руси в первой трети IX в. Среди аргументов, которыми оперировали историки, были наблюдения и социально-экономического и политического характера. При исследовании хронологии и содержания этих походов до сих пор не был внимательно рассмотрен лишь один аспект - дипломатический, а именно: как проходили описанные в житиях переговоры руссов с греками, каковы были их условия, о каком уровне развития русской государственности они свидетельствовали.

"Житие св. Стефана Сурожского" повествует о том, как на Крымское побережье обрушилась новгородская рать, которую привел князь Бравлин. Рать была "велика", а князь "силенъ зело". Руссы повоевали византийские владения от Херсонеса до Керчи и "с многою силою" подступили к Сурожу. Десять дней продолжалась осада города. Наконец, проломив железные ворота крепостной стены, руссы "вниде" в город и начали грабить его. Бравлин попытался захватить богатства местного храма св. Софии, где находилась гробница Стефана Сурожского, а в ней "царьское одеяло", и "жемчуг", и "злато", и "камень драгий", и "кандила злата". Но Бравлина постигла неудача. У гробницы святого он был поражен внезапным недугом: "обратися лице его назад". Тогда Бравлин отдал приказ прекратить разграбление города, вернуть сурожанам все отнятое у них добро и отпустить пленных, захваченных во время похода. И лицо князя вновь приняло нормальное положение. Потом состоялось крещение Бравлина. Согласно житию, акт крещения совершил над ним архиепископ Филарет, преемник св. Стефана в Суроже¹¹.

По наблюдениям В. Г. Васильевского, "Житие св. Стефана Сурожского" написано ранее конца X в., а события, описанные в нем, относятся к первой трети IX в. Об этом говорит и упоминание в житии исторического лица - Филарета (первая треть IX в.), и утверждение автора, что руссы появились, когда после смерти св. Стефана "мало лет миноу"¹².

В советских обобщающих трудах 50 - 60-х годов набег руссов на Сурож датируется концом VIII или первой четвертью IX в.²³

Обратимся еще раз к данному источнику и оценим его с точки зрения дипломатической истории.

Житие сообщает, что, когда лицо Бравлина "обратися назад", князь согласился выполнить все необходимые для выздоровления условия. Что же это были за условия? Во-первых, сказали ему, "сии възвратите все елико пограбихом священныя съсоуды и церковныя в Корсоуни и в Керчи и везде"; во-вторых, "выжнете рать изъ града сего, да не възметь ничтоже рать и излезе из града"; в-третьих, "еси взялъ пленникы моужи и жены и дети, повели възвратити вся"²⁴. Очевидно, автор жития отразил в этом отрывке следы каких-то конкретных устных переговоров, какого-то довольно узкого соглашения о мире, заключенного между захватившими город руссами и местными властями.

Можно ли назвать это соглашение мирным договором?

Думается, что употребление в данном случае этого понятия было бы преждевременным. Здесь можно говорить лишь о местном соглашении. К понятию "договор", по нашему мнению, допустимо относить межгосударственные соглашения, как устные, так и письменные, обнимающие широкий круг проблем и посвященные мирному урегулированию отношений между двумя государствами на сравнительно долгий срок. Причем в исследуемом случае прослеживаются черты именно неразвитого соглашения, типичного "полевого мира", последовавшего после кровопролитного сражения или опустошительного похода. Нет ни одной детали, которая указывала бы на дипломатическую практику X в. с ее письменными договорами и длительными посольскими переговорами по крупным межгосударственным проблемам, которые старались решить великие князья киевские. Зато многое из практики сурожских переговоров роднит их с "военной демократией", с практикой аналогичных походов антов, аваров, хазар, протоболгар в период формирования их государств.

Мы не знаем, да, наверное, никогда и не узнаем, что произошло в Суроже в действительности, почему руссы вынуждены были пойти на переговоры. Житие объясняет это вмешательством святого, влиянием чудодейственных сил, но были, видимо, какие-то реальные причины, определившие начало переговоров и вызвавшие уступки руссов. Они вернули все, что награбили, вывели рать из города, ничего не взяв с собой, и отпустили пленных. Перед нами характерные черты мирного соглашения времен не только "дорюриковой", но и "додоговорной" Руси. Это было типичное соглашение с местными византийскими властями, которое было заключено, возможно, в трудных для руссов обстоятельствах. Важно отметить и факт участия в событиях архиепископа Филарета. В делах государственных, в том числе внешнеполитических, византийские церковные иерархии имели большое влияние. Филарет, как уже говорилось, крестил Бравлина. Не исключено, что он же участвовал в переговорах с руссами, настояв на вышеупомянутых условиях соглашения, где на первом месте стояло возвращение церковных ценностей.

Обращает на себя внимание условие о возвращении пленных - одно из древнейших в дипломатической практике всех народов, в том числе и антов.

В VII - X вв. обмен и выкуп пленных как одно из условий или единственное условие мирных соглашений неоднократно встречались в практике дипломатических отношений Византии с Персией, Арабским халифатом и арабскими эмиратами, Болгарией, уграми, с Русью. Так, в июне 628 г. император Ираклий заключил мир с только что взошедшим на престол персидским шахом Шероем. Освобождение персами пленных греков явилось одним из условий соглашения. На протяжении столетий серию соглашений, включавших условие об обмене пленными или их выкупе, заключила Византийская империя с Арабским халифатом. В 678 г. Константин IV установил мир с халифом Моавией, условием которого был выкуп византийцами пленных греков. В 781 г. обмен пленными входил в условия трехлетнего мира, заключенного Константином IV с халифом Гаруном аль-Рашидом. В 831 г. Михаил II предложил на пять лет перемирие халифу ал-Мансуру на следующих условиях: арабы отдадут грекам их пограничные города, возвратят пленных византийцев, прекратят военные действия, а в обмен получат 100 тыс. золотых монет. Спустя девять лет Феофил направил в Багдад посольство с предложением произвести обмен пленными²⁵.

Эта практика продолжалась и в X в. В 924 г. император Роман I Лакапин послал в Багдад халифу Мухтадиру дорогие подарки в благодарность за прекращение арабами военных действий и согласие произвести обмен пленными. А в 938 г. он направил к багдадскому халифу посольство с предложениями мира и обмена пленными. В 987 г. Византия заключила на семь лет мир с фатимидскими арабами. Его условием была выдача греками всех пленных арабов²⁶.

В IX в. условие об обмене пленными дважды входило в мирные межгосударственные договоры Византии с Болгарией. В 814 г. оно стало составной частью соглашения о 30-летнем мире, заключенного Львом V с болгарским ханом Омортагом, а в 893 г. явилось одним из условий мира, заключенного между Львом VI и Симеоном. Первое же крупное столкновение империи с уграми в 934 г. закончилось тем, что византийское посольство обратилось к ним с просьбой приостановить военные действия и произвести обмен пленными²⁷. В X в. этот пункт включался в договоры Руси с греками.

В связи с нападением руссов на Сурож в истории древнерусской дипломатической практики появляется новый эпизод, которому впоследствии было суждено стать неотъемлемой частью нескольких дипломатических переговоров древней Руси с Византией. Речь идет о крещении Бравлина - факте, по-видимому, достоверном, поскольку он связан с историческим лицом - архиепископом Сурожским Филаретом, причем эпизод о крещении знатного русса можно трактовать либо как определенную политическую уступку с его стороны, либо, напротив, как определенную привилегию, предоставленную ему побежденной стороной - греками. Так, руссы-победители приняли христианскую миссию, а возможно, частично и крестились после успешного похода на Константинополь в 860 г.; крещение Ольги в Византии рассматривалось русским летописцем как честь, оказанная княгине императором и патриархом. Владимир Святославич крестился после победоносного похода на Херсонес. В случае с Бравлиным можно предположить, что крещение русского князя было частью дипломатического соглашения между победителями - руссами и побежденными - греками. Возможно, что крещение Бравлина самим архиепископом рассматривалось как значительная политическая привилегия, вырванная у могущественной православной державы, ради которой можно было приостановить военные действия, возвратить церковную утварь, отпустить пленных. Думается, что нападение Руси на Сурож в конце VIII или в начале IX в., как и переговоры, проведенные там руссами, отражают тот этап в истории русской государственности, когда древние руссы, не создав еще сильного и единого государства, не осмеливались атаковать столицу Византии, а нападали лишь на ее окраины.

Другим свидетельством дипломатической практики руссов в первой половине IX в. является упоминание в "Житии св. Георгия Амастридского" о переговорах с греками во время нападения русской рати на главный город Пафлагонии - Амастриду.

По мнению В. Г. Васильевского, "Житие св. Георгия Амастридского" было создано до 842 г. Одним из основных аргументов в пользу этой датировки источника он считал отсутствие в нем упоминаний об иконах, что ясно указывает на "иконоборческий" период его появления, который, как известно, закончился со смертью императора "иконоборца" Феофила в 842 г. В. Г. Васильевский пришел к выводу, что житие принадлежит перу дьякона Игнатия, автора заметных церковных сочинений той поры. "Если мы будем относить амастридский рассказ к первой половине IX в., - писал В. Г. Васильевский, - то отсюда будет следовать, что имя Руси уже в это время было не только известным, но и общераспространенным, по крайней мере на южном побережье Черного моря". Точку зрения В. Г. Васильевского поддержал И. Шевченко, который привел дополнительные аргументы об авторстве Игнатия и указал на дату смерти Георгия - 825 г., что уточняет дату русского похода - между 825 и 842 г.²⁸. Исследование В. Г. Васильевского "Введение в житие св. Георгия Амастридского" нанесло серьезный удар по концепциям норманистов - А. А. Куника и его школы, которые приурочивали поход на Амастриду к 860 г., ко времени нападения "норманно-русского вождя" Аскольда на Константинополь, а также тех историков, которые относили поход к 941 г., ко времени нападения на Византию Игоря (Макарий, Д. И. Иловайский). Вслед за В. Г. Васильевским поход на Амастриду датировал до 843 г. Ф. И. Успенский. Этой же точки зрения придерживались Е. Е. Голубинский, В. С. Иконников, В. А. Пархоменко, В. И. Ламанский, Н. Полонская, М. Д. Приселков²⁹.

Особо следует сказать о небольшой, но чрезвычайно интересной статье Е. Э. Липшиц, которая, анализируя и сопоставляя церковную византийскую литературу первой половины IX в., биографические данные и творчество ряда авторов того времени, пришла к твердому выводу, что житие было создано Игнатием ранее 842 г.³⁴. Эта точка зрения нашла отражение и в позднейшей советской литературе³⁵.

В "Житии св. Георгия Амастридского" за флером церковных сентенций прослеживается живая историческая ткань. Руссы, не осмелившись напасть на Константинополь, начали разорение византийских владений от Пропонтиды, т. е. от входа в Босфор на восток, и нанесли удар по Малоазиатскому побережью Черного моря. Здесь лежала богатая Пафлагония с главным городом края - Амастридой, куда приходили торговцы со всех концов тогдашнего света. Пышные постройки, богатые базары, прекрасная естественная гавань делали город притягательным для предприятий не только торговых, но и военных. Сюда-то и направилась русская рать. Уже в самом выборе пути сказывается и знание обстановки в крае, и знакомство с местными богатыми городками. В IX в. Русь определила два направления для своих военных походов на юг - Крым (Херсонес, Керчь, Сурож) и Малоазиатское побережье Черного моря. И едва ли не первым военным предприятием руссов был амастридский поход.

Прибытие Аскольда и Дира в Киев

Языческий идол на берегу реки

Основание укрепленного городка

Оборона русского города

Бой между княжескими дружинами

Наем варягов за морем

Пир у киевского князя

Объявление войны киевским князем

Одним из аргументов в пользу древности факта, изложенного в житии, является, на наш взгляд, характер достигнутого в Амастриде соглашения. Здесь, как и в Суроже, имел место неразвитый локальный мир.

Е. Е. Голубинский полагал, что в Амастриде был заключен "союз мира и дружбы"³⁶. Однако такой договор обычно заключался не в ходе локальных военных кампаний или пограничных инцидентов, а в результате крупных межгосударственных столкновений. Завершая, как правило, полосу военного противоборства, он устанавливал мирные или даже союзные отношения между государствами. Имеем ли мы дело именно с таким договором? По-видимому, нет, так как в житии четко прослеживаются следующие условия дипломатического соглашения: во-первых, освобождение пленных; во-вторых, "сохранение почтения к храмам", т. е. прекращение разграбления православных церквей и монастырей; в-третьих, "вольность и свобода христианам" (вероятно, речь шла о прекращении режима насилий и оскорблений, который руссы установили на захваченной территории). В итоге переговоров "устраивается некоторое примирение и сделка их (руссов. - А. С.) с христианами": руссы прекращают оскорбление святынь и не трогают более "божественных сокровищ"³⁷. Таким образом, перед нами типичное, как и в случае с нападением на Сурож, "полевое" перемирие между вторгшейся во владения империи "варварской" ратью и местными византийскими властями.

В житии заметны следы и самого хода переговоров: вождь руссов пригласил к себе одного из христиан, который и сформулировал условия мира. О том, что получили руссы взамен, ничего не известно, как не известно и то, куда они затем направили свой путь. Возможно, взаимные условия существовали, но житие объясняет покладистость "варваров" лишь вмешательством чудодейственных сил.

С точки зрения дипломатической практики, в определенной мере отражавшей уровень развития государственности древней Руси тех лет, амастридское примирение было типичным примером локального мира "военно-демократического" характера. Но амастридский поход в отличие от сурожского затронул области, расположенные неподалеку от Константинополя. Мир был заключен не в отдаленных крымских владениях, а на территории самой метрополии, в нескольких переходах от столицы. Поэтому прав был В. Г. Васильевский, когда утверждал, что нападение на Амастриду было своего рода "рекогносцировкой перед большим общерусским походом на Константинополь"³⁸. Поход на Амастриду отразил более высокий уровень объединительных тенденций древнерусского общества и возросшие материальные возможности Руси, так как только значительному войску было под силу совершить такой рискованный и далекий поход.

Амастридский мир ("сделка", "примирение") - фактически первый официально отмеченный в источнике договор Руси с греками.

О нападении Руси на Амастриду молчат и византийские хроники, и русские летописи, сведения которых пополнялись зачастую за счет греческих хронографов. Нам представляется, что причину этого умолчания правильно объяснил В. Г. Васильевский: "Нашествие на Амастриду и берега Пафлогонии могло быть местным и частным фактом, разбойничьим набегом, о котором жителям Константинополя не было необходимости много заботиться"³⁹. Действительно, русская гроза прошла стороной для столицы империи и вылилась в опустошительный, но "частный" набег на побережье. Амастридский поход не поколебал устоев Византийской империи, не повлиял решительным образом на ее внешнюю или внутреннюю политику. Он был обыденным событием для Византии и отразился, как и сурожский, в локальном памятнике агиографического характера.

Попытки некоторых ученых объединить оба похода в один, а также свести историю, описанную в "Житии св. Стефана Сурожского", к простому повторению амастридской версии не увенчались успехом⁴⁰. Попутно заметим, что авторы не утруждали себя аргументами, отстаивая версию о единой реальной основе сведений обоих житий.

Нам представляется, что при анализе сведений обоих житий о нападениях руссов на владения империи следует фиксировать не только расхождения, но и общие черты. Приметы сходства, как это ни парадоксально, на наш взгляд, ярче всего подчеркивают самостоятельный характер обоих походов. Они были направлены вдоль Черноморского побережья: один - вдоль Малоазиатского, другой - вдоль Крымского. Территориальные рамки походов четко очерчены: один - от Пропонтиды до Амастриды, другой - от Херсонеса до Керчи. В обоих военных предприятиях руссы берут с бою провинциальные византийские города, не осмеливаясь нанести удар по столице империи. И в том и в другом случае объектом грабежа становятся городские храмы, куда стекались золотая и серебряная утварь, драгоценные камни и дорогие ткани и где стояли богато отделанные раки святых. Наконец, оба похода закончились мирными соглашениями, условия которых весьма схожи: прекращение военных действий, освобождение пленных, возвращение награбленного, "почтение к храмам", вывод рати из города. Несмотря на некоторые различия в статьях, в этих соглашениях отразился весь комплекс тогдашних представлений о мирных договорах с противниками как руссов, так и греков.

Стремление объединить два похода в один предполагает отрицание повторяемости событий, отраженных в обоих житиях, многократности нападений руссов на византийские границы в VI - IX вв. и их явной целенаправленности на районы, близлежащие к Константинополю, Херсонес и Крымское побережье. Сколько раз еще русские дружины пройдут по этим знакомым дорогам в IX - XI вв.! Объединять оба похода - значит признать нападение руссов на храмы чуть ли не уникальным явлением, что совершенно неверно, так как захват каждого христианского города язычниками неминуемо заканчивался разграблением церковных ценностей. Наконец, такие кампании нередко завершались мирными соглашениями с жителями прибрежных городов, что также нашло отражение в обоих житиях.

Таким образом, перед нами не исключительные явления в истории VIII - IX вв., а характерный тогдашний стереотип, и в этом стереотипе свое прочное место находят начала дипломатических традиций руссов. Локальные мирные соглашения, обмен пленными как одно из первых известных Руси условий мира, крещение знатного русса видным византийским церковным иерархом как определенная политическая привилегия - вот тот путь, по которому шла дипломатическая практика руссов в те подернутые дымкой легенды времена. Что касается хронологии сурожского и амастридского походов, то ее, как мы видели, историки определяли по-разному: поход на Сурож - конец VIII - начало IX в.; поход на Амастриду - между 820 и 843 г., вторая четверть IX в., 840 г., между 825 и 842 г.

Представляется целесообразным в этой связи обратить внимание на факт постройки хазарами в устье Дона крепости Саркел в середине 30-х годов IX в. при участии византийских инженеров, а также на посольство Руси в Византию в 838 - 839 гг. На наш взгляд, правы те ученые, которые считают, что Саркел был построен не столько против угров и печенегов, сколько ввиду растущей опасности со стороны Руси⁴¹. Поэтому мысль, высказанная М. А. Алпатовым, будто русское посольство 838 - 839 гг. явилось следствием возникновения общего фронта Византии, Хазарии и Руси против печенегов⁴², не кажется нам правомерной. Император Феофил дружески встречал в 838 г. в Константинополе своих недавних противников с целью заполучить их в союзники. С этой позиции, по нашему мнению, можно точнее определить хронологические рамки амастридского похода и переговоров: они произошли в промежутке между началом 30-х годов (незадолго до постройки Саркела) и 838 - 839 гг. (появление русского посольства в Византии и Ингельгейме). Постройку Саркела в таком случае можно расценить как реакцию союзников - Византии и Хазарского каганата на растущую русскую опасность.