1. Рекогносцировка из Белого дома

Стоит Англии дать согласие, как Франция и Россия тотчас же набросятся на Германию и Австрию. Англия не хотела бы совсем раздавать Германию, так как тогда она столкнулась бы один на один со своим старинным врагом - с Россией; но если Германия будет беспредельно увеличивать свой флот, у Англии не останется выбора.

(Э. Хауз - В. Вильсону)

Получив после ноябрьских выборов 1912 года 15 тыс. телеграмм с поздравлениями, В. Вильсон с неожиданной жесткостью удалил представителей демократической партии, прибывших в Белый дом со списками предлагаемых назначений. "Я должен подумать",- заявил новоизбранный президент.

Для этого он уединился в "открытый ветру и солнцу" коттедж на Бермудских островах. В поношенном костюме Вильсон сам ездил на велосипеде за едой, на берегу океана устраивались семейные пикники. Его здоровье не было достаточно крепким, поэтому он очень рассчитывал на благосклонность природы.

Множество сомнений одолевало Вильсона: сумеет ли он повести страну новым курсом? На память приходили слова Авраама Линкольна: "Бремя президентства столь велико, что у президента нет возможности укрепить, сделать более совершенной свою мускулатуру и он должен полагаться лишь на те ресурсы, которые у него есть".

Долгие годы Вильсон проводит за изучением международных дел. Оценить мировые проблемы президенту помогал его главный советник последних лет - "маленький мудрец" из Техаса полковник Эдвард Хауз.

Ни одну из сфер государственной политики Вильсон не считал окончательно зафиксированной. Везде было место эксперименту и маневру, особенно это касалось внешней политики, где американцы, по его мнению, еще не проявили себя. Сосредоточенные на своих мелких нуждах конгрессмены, полагал он, должны ощутить величие момента, мощь молодой Америки, ее новые безграничные возможности в мире. Те историки, которые считают, что Вильсон лишь позднее, сам того не желая, автоматически ввязался в мировой конфликт, должны познакомиться с документами этого периода, когда Вильсон, еще не принявший присягу, думал о своих возможностях как президента, о своем месте в истории, о положении Соединенных Штатов как крупнейшей мировой державы.

Из трех очевидных для США направлений мировой политики - европейского, латиноамериканского и азиатского - пока Вильсон мог всерьез обсуждать лишь два последних. Шесть великих держав Европы держали двери в свой мир закрытыми. Но президент считал изоляционизм по отношению к Европе устаревшей концепцией. Он был убежден, что в предстоящие годы Соединенные Штаты должны войти в контакт с ведущими европейскими странами, войти в этот контакт смело, полагаясь на свою мощь, принимая собственные решения и тем самым участвуя в определении судеб мира. В этом проявились определенная смелость президента, его готовность к риску, отсутствие у него комплекса неполноценности по отношению к европейским странам, установка на обрыв традиции, существовавшей в Соединенных Штатах уже более 100 лет. Президент Вильсон решительно не мог разделить точку зрения, которая так ясно была выражена в прощальном послании Джорджа Вашингтона - "отстоять от европейских конфликтов". Именно пришествием в Европу, по мнению Вильсона, Америка должна была завоевать контрольные рычаги, которые позволили бы ей быть не объектом, а субъектом всех основных мировых решений. По существу, это означало, что вековая традиция американской дипломатии попала под прицел энергичного президента, полного решимости с ней покончить. Но исторический шанс для Америки мог возникнуть лишь в одном случае - если мощь Европы как центра мирового притяжения резко ослабнет.

Основой "великого проекта" была идея о "трехстороннем согласии" между главными силовыми центрами мира - Соединенными Штатами, Англией и Германией. Вильсон полагал, что подобный союз решил бы самые острые проблемы XX века - привел бы в соответствие политическую и военную мощь в мире. Владычица морей, хозяйка четверти мировой суши Британия, вступившая в пору выхода из изоляции и поисков союзников, нашла бы такового в США. Только обеспечив реальный противовес Германии путем привлечения США в качестве контрбаланса, она могла бы пойти на примирение с растущей германской мощью. Таким образом США, чемпион индустриального развития, благодаря сохранению равновесия между Британией и кайзеровской Германией нашли бы адекватное своей мощи место в мировой иерархии. Выгоды: для США - вхождение в круг трех величайших политических сил, для Британии - подстраховка в соперничестве с Германией, для Германии - сужение круга лидеров, оставление "за бортом" мирового могущества старого противника - Франции, а также растущей России. Предполагалось, что дружественность Англии и Германии укрепит "доктрину Монро" и германская индустрия получит рынки, которые пока блокированы англичанами. Вильсон лелеял эту схему: она обещала достижение мирового значения буквально одним росчерком пера.

Вильсон в январские дни 1913 года думает о глобальном переустройстве мира, о новом блокостроительстве. С точки зрения президента, в Европе сложилось определенное равновесие между Антантой и союзом Центральных держав (Германией и Австро-Венгрией) и между возглавляющими обе коалиции Германией и Англией. Столкновение этих двух коалиций могло иметь непредсказуемые последствия. Вильсон полагал, что возможности для перераспределения сил есть, он верил в способность Соединенных Штатов возглавить коалицию трех великих держав.

Вильсон считал, что согласия можно было бы достичь, убедив Англию позволить Германии проникнуть на новые рынки. Нужно сделать Англию более терпимой к экспансионистским устремлениям Германии. Ради создания сверх коалиции, которая была бы самой мощной в мире и решала бы все основные проблемы, сами Соединенные Штаты были готовы пойти на уступки в нескольких районах мира и расширить рынки для Англии. Речь шла также о содействии германской промышленности в эксплуатации Латинской Америки, разработке богатств этого континента, переселении туда "избыточного" германского населения.

Беседуя 22 января 1913 г. с редактором журнала "Лайф" Мартином, главный советник президента Хауз сообщил ему "по секрету", что Вильсон рассматривает возможность установления взаимопонимания между Соединенными Штатами, Великобританией и Германией и что это его основная линия в мировой политике на ближайшее будущее.

Отдых на Бермудах был окончен. Политические задачи определены. 3 марта 1913 г. президент с семьей покинули Принстон, бывший его домом на протяжении 22 лет. Никогда больше он не вернется сюда. Впереди был Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет.

Вильсону было 56 лет. Волосы начали седеть. Выше среднего роста, худощавый, быстрый в движениях. Бросались в глаза крепко сжатые губы и резко выдвинутый подбородок. Никто никогда не видел президента без галстука, с закатанными рукавами или неряшливо одетым. Более того, никто не видел его занимающимся делом "ниже президентского" - он не имел простецкого хобби, банальных увлечений.

Всякий, кто сближался с ним, знал, что Вильсон в совершенстве владеет искусством "очаровывать", но может быть несгибаемым и нечеловечески упрямым. В раздольном море американской карикатуры есть множество его изображений, но никогда - с улыбкой. Ему очень несвойственна была "покоряющая болтовня" ни о чем, которую позволяли себе другие президенты XX века, скажем, Франклин Рузвельт. Он не был пессимистом, но его отличительной чертой всегда была неистребимая, ни на минуту не изменяющая ему серьезность.

Перечисляя в своей книге "Конституционное правление" качества, которые должны быть присущи президенту, одним из основных он назвал "неисчерпаемые жизненные силы". Вудро Вильсон знал, что избытка этих сил у него нет. Он стремился расходовать свою энергию предельно экономно, избегая, если это возможно, эмоционального напряжения. После микроинсульта в 1906 году он нанял постоянного секретаря, стал ежегодно брать дополнительные выходные дни для отдыха зимой (обычно на Бермудских островах). Постепенно он отказался от продолжительных поездок на велосипеде и других прогулок, перейдя к более спокойному гольфу. Заняв президентское кресло, Вильсон стал еще внимательнее относиться к своему здоровью. Его личный врач Грейсон предложил "режим релаксации": вместо лекарств - диета, ежедневные автомобильные прогулки, несколько рейсов в году на яхте, раз в неделю - визит в театр (Вильсон больше всего любил водевили). С целью экономии энергии он отказывался от многих встреч и бесед и не терпел пустого времяпрепровождения. Порядок в словах, делах и вещах отмечался всеми, пунктуальность считалась естественным правилом.

Вильсон удивил Вашингтон тем, что "сократил" расходы на традиционный бал по поводу вступления в должность и отменил новогодние приемы. Вашингтонское общество президента попросту не интересовало. У него был довольно узкий круг друзей и знакомых. За обеденным столом никогда не говорили о политике. Исключение в отношении бесед о политике составлял только Э. Хауз, самый близкий друг президента.

В те времена еще не было четко обозначенного понятия "национальная безопасность", не было соответственно и помощника президента по этим вопросам. Но если бы такой пост существовал, его, несомненно, занял бы полковник Хауз, фактически игравший при Вильсоне эту роль. Выходец из Техаса, Хауз имел самый "нетехасский" облик. Его манеры горожанина, хрупкая конституция, нервность и любовь к нюансам были вовсе не типичны для жителей самого крупного американского штата.

У Хауза был талант привлекать к себе людей. И в нью-йоркской квартире, и на своей массачусетской вилле "Магнолия" он неутомимо принимал политиков и журналистов: это помогало ему следить за процессами, происходящими в политической жизни. И там и тут телефон связывал его с ключевыми центрами страны. Его приемный сын Г. Очинклос служил в государственном департаменте и держал Хауза в курсе забот этого ведомства. Хауз импонировал Вильсону еще и тем, что был своеобразным политиком-одиночкой, несклонным отождествлять себя с той или иной группировкой демократической партии, но при этом он являлся своеобразным фокусом, центром взаимодействия различных фракций этой партии. Известный американский историк Р. Хофштедтер весьма убедительно доказал, что полковник Хауз был своего рода связующим звеном между крупнейшими американскими корпорациями и президентом.

Маленький человек, внешне напоминавший мышонка (президент иногда называл его "полковник Маус"), Э. Хауз был очень влиятельной фигурой. Хауз по старой привычке звал Вильсона "губернатором", а Вильсон неизменно обращался к нему "мой дорогой друг". Это был человек, которому более всего доверял Вильсон, у которого открыто просил совета, с ним он делился и своими внешнеполитическими замыслами. Официально У. Брайан, двукратный претендент от демократической партии на пост президента, занял должность главы дипломатического ведомства - пост государственного секретаря. Но фактически все решения принимали Вильсон и Хауз вдвоем, в беседах с глазу на глаз.

В круг друзей президента входил уже упоминавшийся доктор Грейсон, его личный врач. На инаугурационном балу сестра президента поскользнулась на мраморных ступенях, а у молодого лейтенанта-врача оказались под рукой инструменты. С этого дня и до последнего вздоха Вильсона Г. Грейсон был с ним.

Личному секретарю Вильсона Дж. Тьюмалти было 32 года, когда Вильсон воцарился в Белом доме. Именно он стал главным связующим звеном между президентом и тремя важнейшими средами - конгрессом, прессой и партийной верхушкой. Он докладывал президенту о состоянии общественного мнения, только через него можно было добиться личной аудиенции у президента. Сам он имел право прямого доступа к президенту, его кабинет был рядом с Овальным.

4 марта 1913 г. ландо с двумя президентами - уходящим Тафтом и приходящим Вильсоном - отправилось от Белого дома к Капитолию. Текст инаугурационного выступления видели и обсуждали кроме Вильсона только двое - его жена Эллен Эксон Вильсон и Хауз. Полковник Хауз не любил толпу и во время инаугурации сидел у себя в клубе. Э. Вильсон, напротив, не могла пропустить момент триумфа, она даже сошла со своего места на трибуне и встала прямо перед мужем и председателем Верховного суда Уайтом, который принимал присягу президента. Речь Вильсона была многозначительна: "США,- говорил президент,- вступили в наиболее важный со времен гражданской войны период, наступает переломное время". Он характеризовал свои задачи не как узкопартийные, а как вовлекающие "силы всего человечества". Не забудем, что речь шла о державе, смело вступившей в век империализма, владеющей колониями, склонной отринуть мир, в котором господствовала Европа, и установить свои правила мирового общения. Выступая через некоторое время в Филадельфии, Вильсон призвал присутствующих "посмотреть за рубежи, за горизонт". Он публично провозгласил, что сам несет ответственность за внешнюю политику США и "бремя" важных решений и задачи выработки стратегии не передоверит никому. 11 марта 1913 г. на заседании кабинета министров президент зачитал заранее подготовленный текст заявления, из которого явствовало, что внешняя политика - сфера его персонального интереса и ответственности.

Новому президенту предстояло сделать важнейшие дипломатические назначения. Политик с авантюрной жилкой, с амбициями и претензиями на место в истории, Вильсон был менее всего склонен отдать кому бы то ни было лавры руководителя выхода Америки в мир.

Дипломатический корпус в 1913 году был очень немногочисленный и чрезвычайно консервативный по своим взглядам. Зарплата дипломатов была столь низка, что позволить себе служить в госдепартаменте мог лишь очень обеспеченный человек. Из мемуаров этого времени: "Существует целая категория важных постов, которые могут занимать лишь люди особого сорта, имеющие большие личные состояния". Эта элита сформировалась в предшествующий 16-летний период господства республиканцев и была политически и идейно далека В. Вильсону. Между 1913 и 1918 годами президент Вильсон сменил 37 американских послов из 41, и нужно заметить, что из новой плеяды дипломатов лишь двое имели некоторый дипломатический опыт.

Выбор главы дипломатического ведомства был по видимости прост: Вильсон не мог себе позволить отказаться от услуг своего главного конкурента в демократической партии - Уильяма Дженнингса Брайана. Любой, кроме госсекретарского, пост был мал для этого крупнейшего политика среди демократов за последние 20 лет. Так диктовали объективные обстоятельства, но в те времена мало кто знал о муках, которые испытал Вильсон, соглашаясь на неминуемое. Четыре раза спрашивал президент своего ближайшего советника, настаивает ли тот на кандидатуре Брайана. Еще и еще раз Хауз убеждал президента: оставить Брайана вне кабинета будет политическим самоубийством. Лишь 21 декабря 1913 г. Вильсон предложил пост государственного секретаря Брайану.

Назначение Брайана на пост госсекретаря было политической услугой. Брайан не стремился к этому посту, он получил его как второй по влиянию демократ в стране и позволил себе "по сопротивляться" назначению, говоря, что, "возможно, непреодолимым препятствием станет ограничение в горячительных напитках". Презирая профессионализм, он считал, что "человек с подлинно добрым сердцем в состоянии создать выдающийся закон даже в финансовом деле". Всезнание не почиталось им как достоинство. За границей с удивлением наблюдали за колоритной фигурой воинствующего обскуранта, возглавившего американское внешнеполитическое ведомство. Но и там очень скоро разобрались, что подлинным проводником американской внешней политики является сам Вильсон.

В те времена не было заместителей государственного секретаря. Их функцию выполняли так называемые советники государственного секретаря. К одному из них, Роберту Лансингу, чаще всего Вильсон обращался в случае необходимости воздействовать на дипломатическую службу.

Вильсон поставил задачу обновления всей дипломатической службы. Он хотел отойти от существовавшей до него практики назначений на решающие посты тех, чья заслуга заключалась в крупных чеках, выписанных кандидату на президентский пост. Нужно было отказаться от услуг целой когорты миллионеров, уверенных, что их "финансовые жертвы" гарантируют дипломатические миссии в самых крупных из столиц. В закулисной тени полковник Хауз начинает создавать сеть доверенных лиц, задача которых - напрямую связать Вашингтон с силовыми центрами мира. Дело осложняла необходимость тактично обойти сторонника традиционных методов - Брайана с громоздким и неуклюжим аппаратом его госдепартамента. Следовало наладить каналы связи с главными столицами, минуя закостенелую дипломатическую службу. Нужно представить миру новую плеяду дипломатов, непохожих на прежних доморощенных Талейранов. Пусть Вашингтон представляют в мировых столицах не "стальные" и "свиные" короли, а цвет американской университетской интеллигенции. В. Вильсон предлагает пост посла в Англии или Китае президенту Гарварда Ч. Элиоту, президенту Принстонского университета Г. Файну - пост посла в Берлине. Более сговорчивыми оказались профессор Э. Кеппе, занявший пост посла в Афинах, и профессор Г. Ван Дейк, возглавивший посольство в Голландии.

В результате небывалой активности президента за шесть месяцев его первого срока смененными оказалось более половины глав миссий США в разных странах мира. Америка выдвигала на дипломатические посты более способных, более современно мыслящих и готовых эффективно работать кандидатов. Вильсон жаловался Ч. Элиоту, что дипломаты старой школы "просто не понимают нашей точки зрения и наших целей" и что заминка с заграничными назначениями происходит "из-за нехватки способных людей". В результате послами оказались Уолтер Пейдж и Томас Пейдж, занявшие посты соответственно в Лондоне и Риме. Но все же в ряде случаев и Вильсону не удалось расшатать традицию: щедрый в отношении нужд демократической партии предприниматель из Огайо У. Шарп получил назначение в Париж, по тем же мотивам Г. Моргентау оказался в Стамбуле. Главой посольства США в Берлине был назначен ставленник политической мафии Нью-Йорка Дж. Джерард. Он черпал политическую значимость из своих связей с "Таммани-холлом", организацией политиканов-демократов в Нью-Йорке. Чек, выписанный им в ходе кампании 1912 года, не был забыт.

Последние назначения ввели Вильсона в депрессию и несколько остудили его пыл. Он все чаще начинает поручать дипломатические назначения незаменимому полковнику Хаузу. Решая эту задачу, Э. Хауз постарался иметь в главных столицах людей, так или иначе связанных с ним, тем или иным ему обязанных. Хауз начинает патронировать У.Пейджа в его подготовке к миссии в Лондон, стремится наладить тесные личные отношения с отбывающим в Берлин Дж. Джерардом. Постепенно вырисовывалась структура американского внешнеполитического механизма.

Вильсон, по существу, первым из американских президентов создал у себя мини-госдепартамент, с помощью Хауза установив прямые связи с послами США в ключевых странах. Это было ему тем более несложно, что он, как уже говорилось, способствовал назначениям на эти посты и послы отчасти были обязаны ему лично. Находясь в Вашингтоне, Хауз путем переписки мог получать те сведения, которые не всегда попадали в государственный департамент и которыми не всегда могли оперировать американские дипломаты. Наиболее важным каналом получения информации стала тесная и регулярная переписка с послом Джерардом в Берлине и послом Пейджем в Лондоне. В частности, полковник Хауз обязал Джерарда писать ему каждые 10 дней. В своих письмах Хауз требовал от посла меньше осуществлять типичные дипломатические функции, меньше встречаться с второразрядными германскими чиновниками, а пытаться найти личные отношения с кайзером и канцлером. Хауз создавал для президента Вильсона эффективную внешнеполитическую службу. Посредством связи с посольской службой через Хауза президент Вильсон, как это ясно сейчас, был весьма точно осведомлен о тех процессах, которые происходили в еропейских столицах.

Политика США вершилась прежде всего в двух европейских столицах - в Берлине и Лондоне. Как оказалось, кайзер Вильгельм весьма отчетливо представлял себе новую значимость Америки в мировых делах. Он принял американского посла без промедления. В присланной за ним придворной карете с лакеями в напудренных париках и форейторами Джерард, одетый в цивильный костюм, являл собой довольно нелепое зрелище. Кайзер долго расспрашивал посла о состоянии дел в Вашингтоне, о взглядах нового президента. Канцлера Бетмана-Гольвега, с его бородой и рублеными чертами лица, Джерард нашел похожим на президента Линкольна. Канцлер не говорил по-английски, и ознакомительная беседа велась на французском языке. Довольно тесные отношения завязались вскоре у американского посла с Циммерманом, заместителем Бетмана-Гольвега.

Американский посол купил в Берлине огромное здание, принадлежавшее прежде банку, и представительство США в этой европейской столице стало выглядеть внушительно даже внешне. Оно могло, пожалуй, посоревноваться с огромным домом, приобретенным в Лондоне на Гросвенорсквере послом Пейджем.

Как и Джерард, посол У. Пейдж часто и регулярно писал из Лондона. По профессии журналист, У. Пейдж обладал оригинальным стилем. (Опубликованные в 1922 г. его письма сразу стали бестселлером. Президент нередко читал их в кругу семьи.) Через Пейджа была протянута прямая нить от британских правящих кругов к президенту Вильсону. Послу была поставлена конкретная задача - сблизить американскую и британскую дипломатию в это критическое время, когда борьба за главенство в Европе вступила в решающую фазу. У. Пейдж предпринял целую кампанию по завоеванию симпатий и по установлению дружеских связей с ведущими аристократическими семьями Англии. Американское посольство в Лондоне стало своеобразным центром салонной жизни английской столицы.

Щедрость и общительность посла Пейджа создали ему лестную репутацию. По прошествии лет стало отчетливее видно, что он весьма демонстративно подчеркивал свою ненависть к германскому милитаризму. Он понимал, что открытое выражение подобных взглядов было манной небесной для англичан. Посол Пейдж любил повторять своим английским слушателям, что англо-американская дружба - это основа мировой стабильности, что только эти две страны могут сохранить современную цивилизацию.

Аппарат Хауза был связан не только с ведущими посольствами за границей, но и с послами этих стран в Вашингтоне, прежде всего с послом Англии сэром Сесилом Спринг-Райсом, послом Германии Бернсторфом, послом Франции Жюсераном и послом Австро-Венгрии Думбой.

Хауз и граф Бернсторф постоянно упражнялись в комплиментах друг другу, и, судя по всему, американец оказался хитрее: до последних дней пребывания в США Бернсторф верил, что Хауз - единственный из советников президента, кто "всегда был безусловно нейтрален".

Посол Спринг-Райс был типичным представителем викторианской школы дипломатов с тем отличием, что не всегда в нем преобладало хладнокровие. "Невысокая фигура в сером, аккуратная седая бородка, очки в металлической оправе, мелкие черты лица",- так описывал его один из журналистов. Как и его коллега в Лондоне У. Пейдж, Спринг-Райс был отличным стилистом, и его письма многими читались с охотой, нравился его сарказм. Спринг-Райс негативно относился к евреям и иезуитам. Он признавал лишь белых англосаксонских протестантов. Связи с неанглосаксонским капиталом Спринг-Райс считал порочащими Британию. У Вильсона вызывали неприязнь отношения Спринг-Райса с вождями республиканской партии - Т. Рузвельтом и сенатором Дж. Лоджем: это осложняло его контакты с послом. Хауз также не испытывал симпатий к Спринг-Райсу.

В результате большой предварительной работы при президенте был создан собственный внешнеполитический штаб с хорошо налаженными связями, со своей информационной службой, с прямыми контактами и собственным аналитическим центром. В. Вильсон хотел, чтобы его дипломатия с самого начала не имела ничего общего с рутиной прежних лет. В эти месяцы первого года правления Вильсон, Хауз и государственный секретарь Брайан обсуждали внешнеполитические проекты. Один из них - создание наднационального органа, который разбирал бы претензии одной страны к другой. Согласно этому проекту, в случае международного конфликта созывались по два представителя от конфликтующих сторон, пятый член арбитражного органа избирался дополнительной процедурой. Стороны не могли вступать в конфликт до истечения годичного "охлаждающего" периода. Вильсон пояснял это членам своего кабинета следующим примером: "Школьный учитель вызывает готовых подраться воспитанников и говорит им: "Каждый мальчик может побить другого, если чувствует обиду, но, перед тем как приступить к драке, он должен прийти ко мне и изложить свою жалобу. Борьба же должна происходить по специально выработанным правилам". В результате,- объяснял коллегам президент,- не будет несанкционированной борьбы".

В обрисованном идеале было одно слабое место: "мальчики" мировой политики еще не признали Америку своим учителем и арбитром.

Исходя из новой внешнеполитической концепции, послы Америки начали искать уязвимые места европейского расклада сил. Особый интерес представляли письма посла из Лондона. Он предлагал Вильсону не терять времени и прибыть в английскую столицу. "Ничто не оказало бы более благоприятного воздействия на весь мир, чем прибытие президента сюда,- писал посол Пейдж Э. Хаузу 25 августа 1913 г.- Старый Свет протер бы свои глаза и увидел бы, кому он принадлежит".

Президент Вильсон испытывал исключительный соблазн поддаться этому совету, ему явно хотелось показать, "кому принадлежит мир". Лишь важные внутренние соображения предотвратили этот визит: пока еще решение американского президента покинуть страну было бы беспрецедентной сенсацией, на данном этапе он не мог рисковать, пускаясь в грандиозные авантюры. Вильсон ответил Пейджу, что в настоящее время он должен "осуществлять постоянное руководство в делах правительства. Стремление положить начало практике визитов в другие страны может завести нас довольно далеко".

Резонно предположить, что не только боязнь нарушить традицию сдержала порыв Вильсона. Появление президента в Лондоне рядом с английским королем слишком прямолинейно афишировало бы американо-английский союз. А это могло вызвать недовольство в Германии. Следовало уравновесить мощь морского гиганта сильнейшей сухопутной державой. 9 мая 1913 г. полковник Хауз обедал в ресторане "Дельмонико" в Нью-Йорке с германским послом графом фон Бернсторфом. Полковник Хауз описал преимущества такого союза, призванного довлеть над всем миром: раскрытие всех стран для торговли, координирование развития естественных богатств в этих странах, проведение общей линии Запада по отношению ко всем колониальным народам. Полковник Хауз запускал пробный шар, зная о приверженности Германии Тройственному союзу в Европе, то есть союзу с Австро-Венгрией и Италией, и тем большим было его удивление, когда он обнаружил явную заинтересованность посла кайзеровской Германии. Нужно сказать, что в то время в Германии шла борьба двух фракций - сторонников жесткой антианглийской военно-морской политики и приверженцев компромисса с Лондоном. Посол Бернсторф не принадлежал к той фракции правящей элиты Германии, которая непременно хотела низвергнуть могущество "британского льва". Политика Тирпица, строителя флота, бросившего вызов англичанам, казалась ему близорукой. Бернсторф считал, что интересам Германии на данном этапе начатого Бисмарком пути служило бы частичное разрешение германо-английских противоречий. Полем общей деятельности германский посол видел прежде всего Китай. Именно там, как он считал, еще не заполнен до конца вакуум, и Германия и Англия могли бы "работать параллельно", а Соединенные Штаты - найти общий язык не только с Англией, но и с Германией.

Изложенные послом Бернсторфом идеи произвели большое впечатление на американское политическое руководство. Никогда ранее политикам не предлагалось обсуждать ничего подобного. Речь шла уже не только о контактах с европейскими странами, о связях с Европой,- речь шла о совместном с крупнейшими европейскими странами осуществлении контроля над обширными районами мира.

В июле 1913 года посланный в Лондон Э. Хауз обсуждал эти идеи с послом США в Англии У. Пейджем. Посол был полностью за активизацию американской политики: "Наступило время для конструктивной идеи - идеи действия. Ах, если б можно было по благоприятному стечению обстоятельств и счастливой комбинации объединить великие силы мира". Но, приняв саму идею вступления США в сверхкоалицию, Пейдж высказал целый ряд сомнений. Он считал, что противоречия в Европе столь остры, что одним махом заставить европейцев забыть о них и обратиться к более широким горизонтам чрезвычайно сложно. Но возможно. Нужно только найти государственных деятелей, которые могли бы "помечтать" и увидеть преимущества гигантского мирового союза.

По мнению Пейджа, в Англии таким человеком широких взглядов был министр иностранных дел сэр Эдуард Грей, а в Германии следовало найти подходы к кайзеру Вильгельму, который мог бы увлечься подобными предложениями. Следуя рекомендациям Пейджа и с санкции Вильсона, полковник Хауз 3 июля 1913 г. завтракал в отеле "Кобург" с английским министром иностранных дел. Грей осуществлял практическое руководство внешней политикой Англии. Премьер-министр Асквит, его близкий и старый друг, полностью ему доверял. В 1914 году Грею было 52 года.

Беседа полковника Хауза с послом Бернсторфом вызвала живейший интерес Грея. То, что немцы верили в возможность улучшения двусторонних отношений Англии и Германии и в переключение их на другие, более конструктивные задачи в составе широкой коалиции, в определенной мере обещало выход из тупика англо-германского антагонизма. Представляла интерес и готовность американцев служить посредниками в процессе примирения на основе "разработки незанятых частей мира". Реальность подобного сотрудничества, по мнению англичан, американскими энтузиастами преувеличивалась. Но идеи, посеянные в Лондоне во время беседы Хауза с английским министром, не пропали зря. Грей был настолько заинтересован высказанными доверенным лицом американского президента идеями, что в ноябре 1913 года послал в Вашингтон своего секретаря сэра Уильяма Тиррела с полномочиями обсудить перспективы создания указанной коалиции. Тиррел лично с симпатией относился к идее Вильсона. Он полагал, что если позволить гонке вооружений продолжаться безостановочно, то она в конечном счете неизбежно приведет к катастрофе. Тиррел внимательно слушал аргументы полковника Хауза относительно "разработки незанятых частей мира" и в конце разговора сделал резюме: "У идеи есть шансы на Успех". Были видны и заинтересованность, и скептицизм англичанина. Он не отрицал в идеале возможность такого широкого союза, но, с другой стороны, было ясно, что общий процесс соперничества главных мировых держав идет своим путем и надуманные схемы пока стоят весьма далеко от исторической реальности Европы.

Отвечая на вопрос, какие меры желательно было бы принять для осуществления американского проекта, Тиррел указал, что следует найти средства убеждения Германии. Следует провести переговоры непосредственно с импульсивным кайзером, а также с министром иностранных дел и министром финансов, которые, с точки зрения Тиррела, наиболее расположены к американской идее. Оппозицию составит влиятельный военно-морской министр фон Тирпиц. Хауз спроил Тиррела, какие полномочия ему необходимы для встречи с высшими государственными деятелями Германии. Тот ответил, что американскому послу в Германии следует шепнуть кайзеру, что в США Хауз - это "власть позади трона", и предупредить официально Берлин о нелюбви Хауза к Лондону. Тогда к приезду Хауза весь Берлин устелят коврами.

Английским дипломатам было любопытно, как отреагирует кайзеровская Германия на предложение Вильсона. Ведь две коалиции в Европе стремительно шли к насильственному разрешению своих противоречий. У Англии были основания сомневаться в том, что конфликт разрешится в пользу Антанты быстро и безболезненно. Поэтому "новый глобализм" Вильсона здесь восприняли как своего рода пробный шар. Сэр Уильям Тиррел пообещал американскому руководству познакомить его с перепиской между Великобританией и Германией по важнейшим вопросам. По-видимому, президент Вильсон был доволен увертюрой. Избранным послам было сообщено, что он удовлетворен начальным зондажем. Осуществление дальнейших дипломатических шагов было намечено на конец весны 1914 года.

Зная, что ход его мыслей совпадает с идеями президента, полковник Хауз в начале рокового 1914 года предложил президенту Вильсону обратиться в Лондон и Берлин с идеей организации прямых англо-германских переговоров по проблемам военно-морского строительства. Хауза несколько сдерживали "побочные" соображения, он безусловно боялся, что разрешение военно-морских противоречий Англии и Германии отрицательно скажется на положении США,- ведь в конечном итоге именно эта вражда позволяла Америке неутомимо и безнаказанно наращивать свою мощь, не боясь европейского противодействия. Но игра в данном случае, с точки зрения Хауза, стоила свеч: как арбитр и примиритель двух величайших сил мира, Англии и Германии, президент Вильсон сразу вывел бы Америку в высшую сферу мировой политики. Полковник Хауз желал также, чтобы президент Вильсон подготовил обоих антагонистов к обсуждению судьбы колониальных народов. Именно в эти месяцы полковник Хауз выработал принципы создания подмандатных территорий и многое другое, что было впоследствии воплощено в жизнь Лигой наций.

Чтобы осуществить свои грандиозные планы, полковник Хауз по указанию президента с присущим ему тщанием и острым чувством цели принялся изучать идеи и настроения, господствующие в Берлине, расстановку внутренних сил.

Послу Джерарду был сделан запрос о планах и распорядке дня кайзера. Выяснилось, что в конце весны Вильгельм II будет на острове Корфу, потом возвратится в Потсдам, оттуда поедет в Киль на парусные гонки, а затем собирается путешествовать в норвежских водах.

Вильсон полагал, что наиболее подходящим будет время в июне, по возвращении кайзера с острова Корфу. Именно в этот момент его следовало уведомить об американских предложениях. Вильсон и Хауз приступили к непосредственному изучению психологии немцев, в особенности характера Вильгельма II. Полковник Хауз встретился с американцами, имевшими опыт общения с германским кайзером. Хаузу было интересно услышать объяснения исторического пессимизма кайзера: западноевропейские народы тратят свою энергию во внутренних междоусобицах, в то время как в будущем основные противоречия развернутся между европейскими и азиатскими народами. Европейцам остается примерно 20 лет, чтобы это осознать. И они должны создать "коалицию белых", если не желают потерять мировое влияние.

Переданная информация только укрепила уверенность президента в том, что ситуация благоприятствует его стратегическим замыслам. Если самый рьяный милитарист современного мира - германский кайзер - видит опасность внутренних междоусобиц европейских народов, то идея сплочения авангарда наиболее развитых капиталистических стран может оказаться нечуждой ему. Американская администрация готова была подкрепить притягательность своей концепции доводами относительно возможных материальных выгод от ее реализации. Намечалось, что Германия получит специальную зону влияния в Малой Азии и в Иране. Американское руководство было готово предоставить Берлину значительно большую зону влияния в Латинской Америке, Южной и Центральной Азии.

28 апреля 1914 г. президент Вильсон заявил, что нельзя больше откладывать, время не ждет. В мае 1914 года, имея с собой личное послание президента Вильсона, полковник Хауз отправился в Берлин.

Столкновение с реальностью оказалось жестоким испытанием для американских стратегов. После бесед Хауза с министром военно-морского флота Германии фон Тирпицем у полковника поубавилось оптимизма в отношении американского проекта сверхкоалиции. Единственным способом добиться мира Тирпиц и его единомышленники считали следующий: "поселить страх в сердцах своих врагов". Он увидел, что основные политические силы Европы слишком завязаны на европейский конфликт и что инициатива американской стороны едва ли сможет отвлечь их с этой дороги. В полном пессимизма письме он пишет президенту Вильсону: "Положение - исключительное. Это милитаризм, дошедший до полного безумия. Если только кто-нибудь с полномочиями от вас не добьется установления иных отношений, то в один прекрасный день произойдет ужасный катаклизм. Тут слишком много ненависти, слишком много подозрительности". Долго вынашиваемая дипломатическая схема стала разрушаться на глазах. В этой обстановке Хауз постарался показать немцам, что недооценка Америки и ее президента чревата для них политическими просчетами. В Берлине, полагал Хауз, недооценивали Вильсона, и Хауз хотел, по его словам, "чтобы официальная Германия знала, что, если между двумя нашими странами появятся какие-либо осложнения, она будет иметь дело с человеком железного мужества и несгибаемой воли".

Наиболее существенным эпизодом миссии была встреча Хауза с кайзером с глазу на глаз. Хауз настоял именно на таком характере встречи, хотя добиться этого было нелегко. Германские политики настороженно следили за попытками Хауза установить прямой контакт между Вильсоном и кайзером Вильгельмом II. Хаузу пришлось прибегнуть даже к блефу, в котором он позднее сознался публично: если не будет встреч с глазу на глаз, то он вовсе отказывается от аудиенции. Не известно, какими мотивами руководствовался кайзер, но блеф достиг своей цели, и Хауз был приглашен в Потсдам 1 июля 1914 г.

После завтрака в компании военного министра фон Фалькенхайна (и других военных) император и Хауз удалились на террасу. Кайзер говорил об ошибке Англии, вступившей в союз с латинскими народами и со славянами - колеблющимися и ненадежными союзниками. Он говорил о них как о полуварварах, а об Англии, Германии и Соединенных Штатах - как о единственной надежде победоносной христианской цивилизации. Оба собеседника высоко оценили дипломатические качества В. Вильсона: он, мол, совмещает решимость и мужество с гибкостью подобно самому Бисмарку. Теперь Америка вступает в мировую игру, она может быть полезной и для внутриевропейских контактов. Хауз согласился осуществлять посреднические функции в контактах Берлина и Лондона.

Американская сторона была заинтересована в том, чтобы мощное германское военно-морское строительство не обесценило принятые программы развития флота США. Поэтому, выполняя волю президента, Хауз постарался выяснить пределы военно-морских амбиций кайзера. Рассуждать о владычестве в Мировом океане было любимым коньком Вильгельма. Американскому визитеру объяснили, что целью Германии является создание флота, по меньшей мере равного объединенным флотам Франции и России. Полковник Хауз понял, что война стучится в ворота Европы: кайзер Вильгельм, видя в своей откровенности доблесть, говорил, что лучшей гарантией безопасности Германии является ее способность быстро нанести поражение противостоящей коалиции. Надежда Германии, говорил кайзер, заключается в очевидной невозможности для Великобритании долгое время поддерживать постоянный союз с Россией и Францией.

Но Хауз был в Берлине не для того, чтобы убедиться в красноречии кайзера. У него было предложение о тройственном союзе. Полковник Хауз проникновенно говорил об общности интересов Англии, Германии и Соединенных Штатов. Если эти три страны будут держаться вместе, то ничто в мире не сможет им противостоять. Объясняя смысл своей миссии в Европу, полковник сказал своему германскому собеседнику, что в Вашингтоне именно Берлин рассматривают в качестве важнейшего центра современной политики.

Подробное сообщение о встрече Хауз немедленно послал в Вашингтон. Вильсон был удовлетворен заинтересованностью кайзера в том, чтобы великие народы - немцы, англичане и американцы - взяли на себя задачу управления миром. "Ваши письма бросают меня в дрожь радости",- отвечает президент полковнику Хаузу 16 июня 1914 г.

Но эйфория быстро уступила место трезвым оценкам. Из Лондона Хауз пишет Вильсону, что в Англии "все перегружено приемами и ничего нельзя сделать быстро, в Германии же люди поглощены одной мыслью - мощным развитием и прославлением войны". Лишь 17 июня Хауз встретился с Тиррелом. Полученные через последнего сообщения о берлинских встречах вызвали живой интерес Грея. У американской стороны складывалось впечатление, что англичане готовы продолжить диалог. Наступила пора конкретных решений. Предстояло определить место и время англо-германской встречи. Хауз предложил Грею встретиться с кайзером во время регаты в Киле. Он стремился придать дипломатической операции более конкретный характер, поэтому предложил англичанам разрешить Германии участвовать в экономической эксплуатации Ирана.

Отметим попутно, что американская дипломатия, будучи поглощенной идеей "союза трех", фактически списала со счетов другие силовые центры современного мира. Так, она не смотрела в это время на Францию как на великую державу. По численности населения Германия уже превосходила Францию вдвое, и эта разница будет увеличиваться с каждым годом.

Россия практически никогда не рассматривалась в качестве участника проектируемой грандиозной коалиции. Заметим еще раз: коалиция строилась по расовому принципу, исходя из мнимой близости народов - членов "германской семьи народов". Обозначалась начальная стадия нового передела мира, теперь уже между тремя крупнейшими державами: Соединенными Штатами, Англией и Германией.

Совместное с англичанами заседание происходило 3 июля 1914 г. Прежде всего американская сторона предложила англичанам держать дело в полной тайне. Несомненно, что англичане также были заинтересованы избежать дискредитации со стороны своих союзников по Антанте. Ведь речь шла практически о смене союзнической принадлежности. Под вопросом оказалась репутация Англии как лояльного члена Антанты.

Желая привлечь на свою сторону премьер-министра Англии Асквита, полковник Хауз 2 июля 1914 г. беседует с ним с глазу на глаз и пытается доказать ему схожесть программ английской либеральной партии, руководимой Асквитом, и демократической партии США. Ведь если бы консерваторам обеих стран (т. е. тори в Англии и республиканцам в США) была дана воля, то в конце концов "многие из них лишились бы своих богатств и висели бы на фонарных столбах. Асквит с этим согласился". Посланник Вильсона стремился в эти дни наиболее оптимистически оценить шансы англо-германского примирения. Он не знал, как мало времени у него осталось, но интуитивно спешил. 7 июля 1914 г. Хауз послал кайзеру письмо, в котором говорил, что Грей "симпатизирует идеям в крайней степени". Позже, уже в изгнании, кайзер скажет, что визит Хауза "едва не предотвратил мировую войну". Но это утверждение следует воспринимать скептически, как и многое сказанное кайзером Вильгельмом II.

В углу кабинета Вильсона стоял большой глобус, и президента не раз видели в задумчивости вращающим его. Не только подозрительность и неготовность Англии и Германии к компромиссу мешали планам Вильсона. Несколько региональных проблем стояло на пути выхода США на глобальную орбиту. Главные проблемы исходили из Латинской Америки и с Дальнего Востока. И когда президент в первые дни своего пребывания на посту пригласил в Белый дом комиссию по иностранным делам американского сената, он постарался пройтись по всему горизонту мировых дел, но события завязывали его на двух указанных регионах.

Вильсон был скептиком в отношении прежней политики США в Китае. Представление о том, что замученный феодалами Китай якобы готов обратиться к христианству и демократии американского образца, было, с его точки зрения, полностью фальшивым. Наивный стереотип прежних дней мог лишь завести в тупик. Вильсон не мог не видеть влияния, оказываемого на Китай четырьмя европейскими державами - Англией, Францией, Германией и Россией - плюс всегда готовой к броску Японией, чтобы верить в "дипломатию доллара", широкие американские инвестиции в Китае, которые мистическим путем отвратят китайцев от связей с европейцами и бросят их в объятия американцев. В марте 1913 года президент Вильсон не поддержал консорциума американских банков, намеренных увеличить свои капиталовложения в Китае. Это был не "нокаут Уолл-стрита", как писали газеты, а более трезвое восприятие возможностей американской дипломатии в Азии.

Ревнители старой дипломатической практики (прежде всего "дипломатии доллара", выдвинутой президентом Тафтом) реагировали панически, считая, что США упускают крупнейший куш современной политики. Так, заместитель госсекретаря X. Вильсон демонстративно подал в отставку. Президент холодно ее принял и "посоветовал" Брайану держать мятежного дипломата подальше от государственного департамента.

Почему Вильсон бескомпромиссно выступил по отношению к инвестициям в Китае? На заседании кабинета министров президент пояснил свою позицию: "Если мы подключимся к займу совместно с другими, мы получим лишь долю влияния в Китае". Он хотел найти способ получить влияние во всем Китае в целом. С его точки зрения, оставаясь в стороне, можно было надежнее укрепить американские позиции. Вильсон следил за динамикой развития этого гигантского государства. В Китае после революции 1911 года росло возмущение действиями колониальных держав, и важно было быть начеку, когда гигант Востока расправит плечи и поставит на место своих европейских опекунов. Вильсон не просто готовился к будущему, он искал каналы влияния на силы, которым принадлежало будущее в Китае. Торговлю, а не инвестиции видел Вильсон более эффективным орудием здесь. После контактов с представителем Сунь Ятсена - послом Ри президент Вильсон получил заверения китайского правительства, что американцы получат в Китае предпочтительные права. В Китай стали поступать американские промышленные товары.

Успехи американской дипломатии в Китае выходят за рамки события локального, имеющего лишь региональное значение. В неповторимом мире 1913 года любая дипломатическая акция вызывала немедленный резонанс в европейских столицах, поделивших мир. Усиление влияния США в Китае означало удар по интересам пяти империалистических держав, четыре из которых (Германия, Англия, Франция и Россия) уже поделили его на зоны предпочтительного влияния, а пятая - Япония - лишь ожидала раздора между европейскими соперниками, чтобы утвердиться в соседней азиатской стране. Менее всего Япония хотела видеть новой доминирующей силой в Китае Соединенные Штаты. Именно поэтому шаги американской дипломатии в Китае вызвали бурную реакцию в Европе и Японии. Германский посол в Вашингтоне выразил удивление по поводу "дипломатии сюрпризов". Японские дипломаты специально посетили Белый дом и расспрашивали резидента о его планах в Китае. Проглядывался подтекст: и США, и Япония "страдают" от европейского засилья в Китае, а совместными усилиями изменить положение было бы легче. Но, хотя такое определение общих целей отражало реальность, на данном этапе важнее была тактика. Япония хотела бы проникнуть в раздробленный Китай, американская же сторона видела шанс в связях с центральным правительством. Японские демарши были приостановлены признанием Вашингтоном 2 мая 1913 г. нового китайского правительства Юаня Шикая. Стало ясно, что президент Вильсон, первым признавая буржуазное центральное китайское правительство, идет сепаратным курсом, полагается на свои силы и верит в свои возможности.

На японском фронте вильсоновской дипломатии резкое обострение двусторонних отношений вызвал вопрос о японской иммиграции в США. Посол Японии Чинда посетил Белый дом, прощупывая возможности изменения принятых штатом Калифорния законов, лишивших переселенцев-японцев возможности покупать в штате землю. Складывается впечатление, что Вильсон "понимал" и поддерживал действия калифорнийцев. Еще в ходе предвыборной кампании он говорил сан-францисским политикам, что предпочел бы изгнать неассимилированных иностранцев.

Для Японии этот вопрос был чрезвычайно острым. Растущий гигант Азии реагировал ощутимым для Вашингтона образом. На огромном митинге в Токио протестующая толпа потребовала послать к берегам Калифорнии японский тихоокеанский флот. Американские христианские миссионеры, находившиеся в Японии, заклинали правительство США отменить дискриминационное законодательство. Японское правительство заявило, что калифорнийские законы подрывают основу американо-японского договора. Но президент не оказал ожидаемого от него давления, и калифорнийская ассамблея приняла 19 мая 1913 г. закон, запрещающий японцам землевладение.

Японский посол Чинда обратился к президенту с протестом, в котором калифорнийские законы были названы недружественными, нечестными, дискриминационными и нарушающими существующий двусторонний американо-японский договор. В середине мая 1913 года стало ясно, что на горизонте возникает реальная угроза войны. Объединенный комитет армии и флота, на заседаниях которого необычную активность проявил заместитель морского министра Франклин Рузвельт, принял решение об укреплении американских позиций на Тихом океане. Объединенный комитет напомнил президенту, что, начиная войну с Китаем и Россией, Япония уже воспользовалась их неподготовленностью и атаковала внезапно. Исключительно ожесточенные дебаты происходили на заседании кабинета министров. Острота полемики буквально потрясла присутствующих. В. Вильсон колебался между силовым курсом и компромиссом. В конечном счете он пришел к выводу, что борьба США с Японией будет желанным поворотом событий лишь для Европы, удовлетворенной разделом Китая и не желающей видеть посягательства новичков - США и Японии. Соединенным Штатам следовало укрепить свою мощь, и если уж проявлять свое влияние, если уж идти на такой крайний шаг, как война, то по вопросу более важному для положения страны в мире, чем судьба немногочисленных японских эмигрантов.

В конечном счете государственный секретарь У. Брайан заявил японскому послу, что федеральное правительство постарается смягчить финансовые потери японцев и предоставит адекватную компенсацию. Серьезность обстановки, в которой наступила разрядка, отражает тот факт, что на последовавшем приеме в Белом доме государственный секретарь поспешил сообщить президенту: "Войны не будет, я только что видел японского посла".

Весна 1913 года - время кризиса в политике США в отношении Китая и Японии - была своего рода испытательным полигоном для вильсоновской дипломатии. Во-первых, стало ясно: в Вашингтоне набирает силу фракция сторонников более энергичной внешней политики. Во-вторых, выяснилось, что президент Вильсон не имеет принципиальных возражений в отношении силовых решений. В-третьих, на текущем этапе участие в тихоокеанском конфликте не отвечало стратегическим целям Вильсона. То же можно сказать о действиях на периферийном - латиноамериканском - направлении. На протяжении года президент США посылал войска в Мексику, Никарагуа, на Гаити, в Доминиканскую республику. Но не здесь просматривался центр тяжести вильсоновской дипломатии, не здесь решались судьбы мира. Перспективные планы президента были связаны с Европой.