Против газовой войны!

Послание Сталина Черчиллю, которое совершенно неожиданно имело очень важные последствия, я получил 14 марта 1942 г. Само послание было кратко и не содержало ничего особенного. Сталин благодарил британского премьера за меры, принятые по обеспечению военных поставок СССР и по усилению воздушных бомбардировок Германии, предупреждал о необходимости обмена мнений по формулировке о границах СССР в подготовлявшемся англо-советском договоре о послевоенном устройстве мира (обсуждение которого не было закончено во время визита Идена в Москву в декабре 1941 г.) и, наконец, писал: "Выражаю твердую уверенность в том, что совместные усилия наших войск, несмотря на отдельные неудачи, в конечном счете сломят силы нашего общего врага и что 1942 год будет решающим в повороте событий на фронте борьбы с гитлеризмом"^*.

^* ("Переписка...", т. I, стр. 39.)

Это было еще одно - слегка завуалированное - напоминание о необходимости создания второго фронта во Франции. По данному вопросу, как мы знаем, между советской и британской сторонами уже несколько месяцев шел длительный и не совсем дружелюбный спор, который до сих пор не давал никаких практических результатов.

Получив послание Сталина, я сразу позвонил Черчиллю. Он оказался не совсем здоров и находился в загородной резиденции премьеров Чекерсе. Секретарь снесся с Черчиллем и спустя полчаса передал мне приглашение последнего позавтракать с ним в Чекерсе 16 марта.

Когда в назначенный час я приехал в Чекерс, меня встретил Иден и провел к премьеру. Последний был в своем обычном "siren suit"^* и сразу посадил меня за стол справа от себя. Иден сел слева. Втроем мы отдали должное не слишком замечательным произведениям английской кулинарии, а затем я тут же за завтраком передал премьеру телеграмму Сталина. Он быстро пробежал ее и, пожимая плечами, с легким раздражением бросил:

^* ("Костюм сирены" не имел ничего общего с античной мифологией. Это был темно-синий комбинезон на "молнии", который можно было быстро надеть для того, чтобы бежать в бомбоубежище, если сирены оповестят о приближении вражеских самолетов. Тогда многие имели такие костюмы. Черчилль - больше из демагогии - часто появлялся в "костюме сирены" и даже принимал в нем министров и иностранных дипломатов.)

- Не вижу, как 1942 год может стать решающим годом.

Затем последовала длинная лекция о неспособности Англии в текущем году выполнить наше требование. Аргументы премьера я слышал уже не раз, от частого повторения они превратились в своего рода заученный трафарет, звучали нудно и неубедительно. Я стал возражать, даже с горячностью и красноречием. Черчилль явно чувствовал себя неловко, но все-таки твердо отстаивал свою старую позицию. Тогда я подумал: "Эти споры о втором фронте ни к чему не приводят, - не лучше ли попробовать сейчас, пользуясь некоторым смущением премьера, добиться от него какого-либо реального шага - пусть гораздо меньшего, чем второй фронт, - однако практически облегчающего наше положение? Но какого шага?" Мгновение я был в нерешительности, но затем меня точно осенило...

Отправляясь в Чекерс, я бегло просмотрел только что полученную сводку с советского фронта, в которой между прочим было сказано, что немцы где-то в районе Борисова пустили в ход газы... "Нашел!" - мысленно воскликнул я и затем, обратившись к Черчиллю, сказал:

- Вы говорите, мистер Черчилль, что создание второго фронта во Франции вам не под силу, несмотря даже на вступление в войну американцев... Не станем сейчас спорить по этому поводу... Но, если вы не можете оказать нам помощь путем создания второго фронта, окажите нам немедленную и практическую помощь другим способом...

- Каким? - с некоторой подозрительностью спросил Черчилль.

- А вот каким, - продолжал я. - Только что получены известия, что немцы пустили в ход газы на нашем Западном фронте. Есть основания полагать, что в своем весеннем наступлении, которое они сейчас подготавливают, немцы широко развернут газовую войну... Помогите нам предотвратить хотя бы это новое бедствие!

Мои слова явно произвели на Черчилля впечатление. Он точно взорвался и воскликнул:

- Как?.. Газовая война?.. Этого еще не хватало!

- Так вот, - подтвердил я, - газовая война на советском фронте неизбежна, если вы, англичане, вовремя не примете надлежащих мер.

- А что мы можем сделать? - с известным недоумением спросил Черчилль.

- Вы можете сделать много и очень легко, - ответил я. - Пусть британское правительство заявит публично сейчас, что в случае применения немцами газов на советском фронте, английская авиация забросает немецкие города газовыми бомбами, - этого будет достаточно, чтобы удержать Гитлера от зверского шага.

Моя мысль, видимо, понравилась Черчиллю. Глаза у него вдруг заблестели, и он стал со вкусом говорить о том, что Англия располагает очень мощными средствами химической войны и что если дело дойдет до драки, то немцам от британских газовых репрессий не поздоровится. Потом премьер обратился к сидевшему рядом Идену и спросил:

- Что вы думаете по этому поводу?

Иден отвечал, что, по его мнению, заявление, о котором я говорил, можно сделать.

Это еще больше разогрело Черчилля, и он с загоревшимися глазами начал рисовать картины ужасов, которые обрушатся на немцев, если Гитлер вовремя не остановится.

Желая ковать железо, пока горячо, я задал Черчиллю вопрос:

- Когда британское правительство сделает свое заявление?

По лицу премьера вдруг пробежала какая-то тень, и он уже несколько иным, более деловым и обычным, тоном ответил:

- О, я постараюсь не задержать! Мне надо только посоветоваться о всех практических мерах с моими экспертами.

Мы распрощались, и я стал ждать исполнения Черчиллем своего обещания.

В послании Сталину от 21 марта Черчилль писал:

"Посол Майский был у меня на завтраке на прошлой неделе и упоминал о некоторых признаках того, что немцы при попытке своего весеннего наступления могут использовать газы против Вашей страны. Посоветовавшись с моими коллегами и начальниками штабов, я хочу заверить Вас в том, что Правительство Его Величества будет рассматривать всякое использование ядовитых газов как оружие против России точно так же, как если бы это оружие было направлено против нас самих. Я создал колоссальные запасы газовых бомб для сбрасывания с самолетов, и мы не преминем использовать эти бомбы для сбрасывания на все подходящие объекты в Западной Германии, начиная с того момента, когда Ваши армии и народ подвергнутся нападению подобными средствами. Представляется необходимым рассмотреть вопрос о том, следовало ли бы нам в соответствующий момент выступить с публичным предупреждением о том, что таково наше решение. Подобное предупреждение могло бы удержать немцев от добавления нового ужаса к тем многим, в которые они уже ввергли мир. Прошу Вас сообщить мне, что Вы думаете по этому поводу?"^*

^* ("Переписка...", т. I, стр. 39.)

В ответе от 29 марта Сталин писал:

"Выражаю Вам признательность Советского Правительства за заверение, что Правительство Великобритании будет рассматривать всякое использование немцами ядовитых газов против СССР так же, как если бы это оружие было направлено против Великобритании, и что британские военно-воздушные силы не преминут немедленно использовать имеющиеся в Англии большие запасы газовых бомб для сбрасывания на подходящие объекты в Германии".

Далее Сталин просил распространить британское предупреждение и на Финляндию, поскольку имеются признаки, что ядовитые газы могут быть использованы также финнами, и добавлял, что СССР, с своей стороны, готов сделать аналогичное предупреждение на случай газового нападения немцев на Англию. Сталин высказывал пожелание, чтобы британское предупреждение было сделано не позже конца апреля или начала мая^*.

^* (Там же, стр. 40.)

Со второй половины апреля я начал "справляться", когда же именно будет опубликовано предупреждение. Несколько раз я задавал этот вопрос Идену, раза два при случайных встречах в парламенте я спрашивал о том же Черчилля. Оба успокаивали меня, что вопрос принципиально решен, что предупреждение обязательно будет сделано, надо только еще кого-то известить, еще с кем-то посоветоваться... И вот, наконец, 10 мая премьер выступил по радио с очередным обзором хода военных действий. В нем между прочим имелись следующие слова:

"Советское правительство сообщило нам, что немцы, отчаявшись в успехе своей агрессии, могут применить газы против русских армий и русского народа. Мы, со своей стороны, твердо решили не употреблять этого гнусного оружия, если оно не будет употреблено против нас. Хорошо зная, однако, наших "гуннов", мы не пренебрегали самой серьезной подготовкой к такой возможности. Я хочу сейчас заявить, что мы будем реагировать на неспровоцированное применение ядовитых газов против нашего русского союзника, как если бы это было сделано против нас самих. Если мы убедимся, что Гитлер совершил это новое злодеяние, мы используем наше большое и все растущее превосходство в воздухе на Западе для возможно более широкого развертывания газовой войны против военных объектов в Германии. Таким образом, самому Гитлеру надлежит выбирать, желает ли он прибавить еще этот ужас к ужасу воздушной войны"^*.

^* ("Times", 11.V 1942.)

Около месяца спустя, 5 июня, Рузвельт сделал такое заявление:

"К нашему правительству поступают достоверные сведения о том, что японские военные силы в различных местностях Китая применяют ядовитые газы. Я хочу сделать совершенно ясным, что если Япония станет упорствовать в применении этой бесчеловечной формы войны против Китая или любой другой из объединенных наций, то ее акция будет рассматриваться нашим правительством, как направленная против Соединенных Штатов, и вызовет с нашей стороны полное возмездие той же монетой. Ответственность за это ляжет на Японию".

Оба приведенных предупреждения, сделанные вовремя и открыто, явились холодным душем для зарвавшихся агрессоров: газы в сколько-нибудь широком масштабе не были пущены в ход во время второй мировой войны. Так, в порядке еще одной цепной реакции мой разговор с Черчиллем 16 марта 1942 г. дал толчок целому ряду событий, которые спасли человечество от дополнительных ужасов газовой войны.