Мы победим!

Случайно у меня сохранилась запись, сделанная 22 июля 1941 г., т. е. ровно через месяц после начала советско-германской войны (я любил, помимо регулярного дневника, иногда особо заносить на бумагу приходившие в голову мысли).

"Прошел месяц войны на советско-германском фронте... Ужасный месяц! Красная Армия все отступает, отступает, отступает... Немцы все глубже врезаются в нашу землю, захватывают города, крепости, селения, территории... И пока никаких симптомов перелома... Никак не могу понять, почему это происходит... Наши неудачи так неожиданны, так необъяснимы, так противоестественны... В глубине души у меня, однако, теплится надежда, нет, не надежда, а уверенность, какая-то стихийная, внутренняя уверенность, что наши нынешние поражения - временное явление. Вспоминаю наполеоновский поход на Россию. Тогда тоже русская армия сначала отступала, отступала, даже Москву отдала, а потом... Не хочу и думать о возможности сдачи Москвы сейчас проклятым фашистам!.. Где-то, когда-то, еще до Москвы мы остановим германские орды, а затем погоним их назад... Но где и когда? Скорее бы пришел этот момент!.. А пока мужество, мужество и еще раз мужество! Сколько раз в прошлом Россию пытались завоевать, покорить, поработить - ничего не выходило! Мы выжили в прошлом, выживем и в настоящем. Такой народ, как наш, не может погибнуть!..

Все это так, но вот англичан трудно убедить в нашей конечной непобедимости. Вчера я видел Дэвида Лоу^*. У нас с ним уже давно хорошие отношения, и он часто беседует со мной вполне откровенно. Сейчас он страшно взволнован и огорчен тем, что происходит на советско-германском фронте. Я постарался разогнать его мрачные мысли, аргументируя от истории и от настоящего. Он слушал меня очень внимательно и затем сказал:

^* (Знаменитый английский карикатурист.)

- Я очень хочу верить, что вы правы, но вы знаете, какие разговоры сейчас идут на Флит Стрит^* да и в парламенте? Там говорят, что Россия продержится не очень долго... Пессимисты считают шесть-семь недель, оптимисты - три месяца... Во всяком случае, к осени все будет кончено... В нашем военном министерстве настроены особенно скверно: там все время повторяют, что немцы пройдут через Россию, как "нож проходит через масло"...

^* (Улица в Лондоне, где расположены редакции основных газет.)

Я невольно рассмеялся и заметил, что британское военное ведомство никогда не отличалось большой прозорливостью. Лоу невесело усмехнулся и медленно прибавил:

- Один знакомый полковник сегодня убеждал меня, что от русских ждать нечего: во время финской войны целых три месяца возились, прежде чем одолели своего маленького противника... Где же им противостоять немцам? Поэтому он против отправки в Россию большого количества оружия из Англии и США, - к чему? Все равно оно попадет в руки немцев. Лучше уж поберечь его для себя.

- Ваш полковник, - заметил я, - вероятно, из породы "Блимпов"?^*

^* ("Полковник Блимп" - образ созданный Дэвидом Лоу в своих карикатурах. Это тупой, узколобый, набитый традициями и предрассудками военной, вышедший в отставку после многолетний службы в колониальных войсках Англии. В 30-40х годах имя "Блимп" стало на Британских островах нарицательным.)

- Да, конечно, он "Блимп", - ответил Лоу, - но к нему с доверием относятся многие в газетных и политических кругах, а это опасно.

То, что рассказывал мне Лоу, хорошо передавало настроения, широко распространенные в Англии в первые недели после 22 июня. Проявления их я каждый день наблюдал везде, во всех слоях - от министров до шоферов такси. И предо мной, как пред советским послом в Англии, все острее вставала проблема: как бороться с этими пораженческими настроениями? Как содействовать укреплению в англичанах веры в нашу способность вести борьбу до конца? Как создать в них убеждение, что в конечном счете мы победим?

Эта проблема летом 1941 г. (да и позднее) имела первостепенное значение и разрешение ее требовало от нас величайших усилий и изобретательности. Мы, советские работники в Лондоне, горячо обсуждали данную проблему, мы советовались по этому поводу с Москвой, и мало-помалу из всех наших споров, наметок, предложений выкристаллизовались определенные мероприятия, которые оправдали себя в дальнейшем ходе войны.

Первым из таких мероприятий явилось создание ежедневного бюллетеня "Soviet war news" ("Советские военные новости"), который начало издавать посольство. Первоначально он содержал почти исключительно военный материал: сводки с советского фронта, приказы командующих армиями, сообщения военных корреспондентов и т. п. и имел задачей противопоставлять советскую информацию о событиях на Востоке Европы информациям английской, американской и особенно немецкой. Постепенно, однако, рамки бюллетеня стали расширяться и в нем все чаще начали появляться также сведения о жизни тыла СССР, о героических усилиях советского народа в области народного хозяйства, науки, культуры, музыки, литературы, искусства. В конце концов мы пришли к выводу, что страницы бюллетеня слишком тесны для наших потребностей и основали еженедельник "Soviet war weekly" ("Еженедельник советской войны"), который мог шире и полнее освещать всю советскую жизнь во всех ее аспектах, как она протекала в годы войны. "Советские военные новости" рассылались бесплатно видным политическим, общественным, военным, профсоюзным и партийным деятелям и на первых порах имели тираж около 2 тысяч экземпляров (к концу войны он дошел до 11 тыс.), а "Еженедельник советской войны" продавался через обычную книготорговую сеть в количестве около 50 тыс. экземпляров.

Это наше мероприятие имело несомненный успех, чему в немалой степени способствовал удачный выбор редактора в лице С. Н. Ростовского. Ростовский был человек политически очень знающий и образованный, превосходный знаток международных отношений, способный журналист, владеющий несколькими языками. В предвоенные годы он опубликовал за рубежом под псевдонимом Ernst Henry две книги "Гитлер над Европой" ("Hitler over Europe") и "Гитлер над Россией" ("Hitler over Russia"), которые в то время пользовались большой популярностью. Вдобавок Ростовский был настоящим газетчиком и отличался большой работоспособностью. А это было очень важно, ибо с самого же начала мы убедились, что материалы, присылавшиеся нам для бюллетеня и еженедельника из Москвы, не могут публиковаться в Англии без самой серьезной переработки.

Различные нации имеют различные навыки и традиции в умственной сфере, в частности, в области восприятия газетных и журнальных сведений. Здесь вкусы и привычки русских и англичан далеко не одинаковы. Так, русские легко проглатывают длинные статьи, англичане, наоборот, читают только короткие статьи: длинные статьи они просто отбрасывают в сторону (я имею в виду, конечно, среднего читателя). Русские не возражают, если в статье, скажем, экономического характера, имеется много цифр, англичане, наоборот, крайне не любят большого количества цифр и если уж цифры оказываются неизбежными, то требуют, чтобы они подавались в образном виде. Скажите англичанину, что завод X выпускает ежегодно 400 тыс. автомобилей, - это скользнет мимо его сознания и не закрепится в его памяти. Но скажите англичанину, что на заводе X каждую минуту с конвейера сходит готовый автомобиль, - это произведет на него впечатление и останется как интересный факт в его голове.

Наши московские товарищи имели, конечно, самые лучшие намерения и часто присылали "Советским военным новостям" чрезвычайно ценные материалы, но почти все они, за редкими исключениями, писали "по-русски" - не в смысле филологическом, а в смысле стиля и манеры. Все это в Лондоне приходилось переделывать и приводить в доходчивый до английского сознания вид. Практически редакция "Советских военных новостей" (т. е. прежде всего сам Ростовский) обычно брала из присланного материала факты и события и заново писала пригодные для английского восприятия статьи. Это была очень сложная, тонкая, спешная работа, с которой Ростовский справлялся превосходно.

Оба советских органа изо дня в день, из недели в неделю бомбардировали "правдой о России" английские умы, особенно умы руководящих деятелей страны, и таким путем вели упорную борьбу с пораженческими в отношении СССР настроениями, в то время широко распространенными на Британских островах. Эта борьба давала свои результаты даже в самый трудный первый период войны, еще большие успехи она имела позднее, когда оптимизм советских органов начал все чаще подкрепляться конкретными фактами фронтовых событий.

Когда это важнейшее мероприятие было реализовано, я стал раздумывать, нельзя ли сделать что-либо еще для воспитания и укрепления веры англичан в несокрушимую волю советских людей быть и остаться великим народом с великим будущим? Нельзя ли сделать что-либо такое, что убедительно говорило бы им о тщетности гитлеровских усилий сломить и поработить нашу страну?

В конце концов я пришел к выводу, что было бы важно именно теперь дать в руки английского читателя две книги: "Войну и мир" Л. Н. Толстого и "Нашествие Наполеона на Россию" академика Е. В. Тарле.

Великий роман Толстого (я всегда считал его самым гениальным романом всех времен и народов), конечно, не раз издавался в Англии и раньше, но тогда он не имел столь актуального значения, как сейчас. Очень ценно было бы в срочном порядке выпустить его новое издание и возможно большим тиражом. У меня имелись неплохие связи с издательским миром, и через короткое время я с удовлетворением мог констатировать, что одно из крупнейших лондонских издательств - издательство Макмиллана^* - взялось за это дело, которое, вдобавок ко всему прочему, еще обещало хорошую прибыль (так оно и вышло). В 1942 г. в окнах книжных магазинов появился солидный том в красном переплете. Он содержал 1352 страницы, но так как был напечатан на рисовой бумаге, то не выглядел тяжелым кирпичом. Это был роман Толстого целиком, с картами и приложениями. Он сразу стал тем, что англичане называют "best seller". По-русски это можно передать, как "покупается нарасхват". Читали его везде: во дворцах и лачугах, среди парламентариев и рабочих, в домах фермеров и клерков, на пароходах и в вагонах лондонской подземки. Я сам видел его в руках у машинисток Форин оффис. Знаменитое произведение точно буря пронеслось но стране и вызвало глубокую и сильную реакцию. Конечно, не все после чтения его уверились в непобедимости СССР, но многие, очень многие поняли и почувствовали, что русские - это великий народ, который не может так просто погибнуть.

^* (Гарольд Макмиллан, будущий британский премьер-министр, был в то время главой названной книжной фирмы и одновременно депутатом парламента. Он тяготел к группе Черчилля, защищал идею англо-советского сотрудничества и нередко бывал гостем нашего посольства. У меня с ним были добрые отношения, - тем более что Макмиллан знал и любил русскую и классическую литературу.)

Вскоре после выхода нового издания "Войны и мира" моя жена подарила экземпляр романа миссис Черчилль с такой надписью:

"1812-1942. Мы уничтожили нашего врага тогда, мы уничтожим нашего врага и теперь".

Значительно позднее, в феврале 1943 г., миссис Черчилль отдарила мою жену той же книгой. На ней было написано:

"Вот книга для тех, кто хочет понять безграничность и таинственность России. Клементина Черчилль".

Видимо, роман Толстого произвел на миссис Черчилль большое впечатление и заставил ее по-новому посмотреть на наш народ, почувствовать его огромную жизненную силу...

Почти одновременно с "Войной и миром" была опубликована и книга Е. В. Тарле о Наполеоне. Конечно, она не имела такой широкой аудитории, как роман Толстого. Ее читали главным образом в интеллигентских кругах, особенно политики, журналисты, историки, военные. Читали внимательно и невольно делали сравнения с днями второй мировой войны. И так как этот слой читателей играл большую роль в парламенте, в прессе, в армии и флоте, в различных государственных учреждениях, то психологический эффект произведения Тарле был, пожалуй, не меньше, чем эффект великой эпопеи Льва Николаевича.

Обе названные книги являлись тяжелой артиллерией в борьбе с неверием англичан в непобедимость Советского Союза. Но были и более мелкие выстрелы, имевшие ту же цель. Помню, заметное впечатление произвела брошюра Полякова "Записки партизана", вышедшая у нас вскоре после начала войны. Мы перевели ее на английский язык, опубликовали большим тиражом и широко распространяли среди жителей Британских островов. Помню, еще характерный случай. Как-то один из наших английских доброжелателей принес в посольство замечательную коллекцию карикатур 1812 г., принадлежавших карандашу английского художника Крукшенка и русского художника Теребенева. Они изображали главным образом катастрофу Наполеона в России. Бивербрук издал альбом этих карикатур, а я написал к нему небольшое предисловие.

Несколько позднее, уже в начале 1943 г., нам удалось устроить постановку в лондонском театре Old vic пьесы К. М. Симонова "Русские люди", - в тот момент она имела не только литературно-художественное, но и большое политическое значение. Очень полезно, хотя уже в несколько ином плане, было появление на английском книжном рынке известного романа И. Г. Эренбурга "Падение Парижа", который столь ярко показывал, как и почему Франция пала в 1940 г.

Результатом всех указанных выше и многих других усилий с нашей стороны (ниже я особо остановлюсь на работе в данной области Красного Креста) было то, что пораженческие настроения англичан в отношении военных перспектив на Восточном фронте, столь широко распространенные в первые месяцы после 22 июня, постепенно стали ослабевать. Когда прошли полтора, потом три месяца кровопролитной борьбы на Востоке, а Советская страна все еще не развалилась, все еще не поклонилась Гитлеру, все еще продолжала драться и наносить врагу тяжелые изматывающие удары, в сознании англичан начала загораться звезда надежды на победу, пока еще далекую и неясную, звезда, прорезывающая лучом света мрак тяжелой ночи над Европой. Несколько позднее действия Красной Армии стали все больше превращать эту надежду в уверенность, что рано или поздно в советско-германской войне произойдет коренной перелом и перед Советской страной (а вместе с ней и перед всей антигитлеровской коалицией) откроется путь к победе над врагом...

Еще одной формой борьбы с пораженческими настроениями англичан являлись мои речи и выступления, как посла СССР.

В странах буржуазной демократии, таких, как Англия, США, Скандинавия и некоторые другие, посол должен уметь говорить. Говорить не только с глазу на глаз в кабинете министра иностранных дел, не только с группой посетителей, пришедших в кабинет посла для выяснения какого-либо сложного вопроса текущей политики, но и публично - на многолюдном обеде, устроенном какой-либо крупной общественной организацией, на заседании ученой корпорации, интересующейся взглядами посла на какой-либо занимающий ее предмет, на лекции в университете, студенты которого желают что-либо узнать о стране, представляемой данным послом, на митинге рабочих, организованном по тому или иному случаю профсоюзами или лейбористской партией. В странах буржуазной демократии так принято, и посол, который стал бы уклоняться от подобных выступлений, сразу же потерял бы престиж и стал бы рассматриваться лишь как почтальон для передачи нот от одного правительства к другому. А репутация почтальона сильно сокращает возможности посла влиять в желательном для него направлении на общественное мнение страны его аккредитования и в конечном счете наносит ущерб интересам пославшего его государства.

Я очень скоро по прибытии в Лондон понял всю эту механику и старался использовать до максимума возможности публичных выступлений для распространения правды о Советском Союзе. В Москве тогда далеко не все руководящие товарищи сознавали выгоду таких выступлений и несколько косо смотрели на мою активность в данной области. Но пока М. М. Литвинов оставался наркомом иностранных дел, никаких препятствий мне не ставилось: Максим Максимович сам прекрасно знал нравы буржуазных демократий и всячески поощрял мои усилия пробивать и таким способом стену враждебности, окружавшую нас в Англии в начале 30-х годов. С его уходом в мае 1939 г. положение несколько изменилось, но как раз в этот период - вплоть до 22 июня 1941 г. - из-за ухудшения англо-советских отношений сильно сократились и мои возможности для воздействия словом на британскую аудиторию. Теперь, после нападения Гитлера на СССР, меня стали приглашать нарасхват для публичных выступлений на ленчах, обедах, собраниях, заседаниях, митингах и других общественных демонстрациях. Я охотно принимал эти приглашения, ибо каждое такое выступление являлось прекрасным случаем рассказать правду об СССР или крепко ударить по пораженческим настроениям среди англичан. Мое затруднение теперь часто состояло в том, что приглашений было слишком много и между ними приходилось делать выбор.

О чем я говорил в эти первые, самые страшные месяцы войны на советско-германском фронте? Приведу некоторые отрывки из моих тогдашних выступлений, тексты которых сохранились (я говорил обычно по-английски без бумажек, но заранее составлял текст).

...29 июля 1941 г. Лондонский муниципалитет устроил прием в честь советского посла и его жены. Нас приветствовал глава муниципалитета небольшой речью, в которой он подчеркивал восхищение англичан героической борьбой Красной Армии и чрезвычайной важностью тесного сотрудничества между Британией и СССР. Члены муниципалитета шумно аплодировали и всеми возможными способами выражали свое сочувствие и симпатию к нам, как к представителям великого народа и дружественного правительства. Потом пришлось отвечать мне. Я выразил радость и благодарность по поводу теплого приема, оказанного нам муниципалитетом, как посланцам Советской страны, и дальше продолжал:

"На этой стадии войны было бы преждевременно высказывать какие-либо пророчества касательно будущего. В каждой большой войне бывают приливы и отливы, изменения и неожиданности, однако уже сейчас две вещи не подлежат никакому сомнению: во-первых, народы моей страны, тесно объединившиеся вокруг Советского правительства, будут упорно драться против гитлеровской Германии; во-вторых, в конечном счете мы победим. Но эта победа придет тем скорее и потребует тем меньше жертв, чем теснее будет дружба между нашими народами и чем равномернее будут распределены между ними все трудности и опасности войны".

С выступлением 29 июля у меня связано одно забавное и вместе с тем поучительное воспоминание. Прием в муниципалитете был назначен на три часа дня. А в этот же день, в час дня в одном из крупнейших лондонских отелей должен был состояться ленч Ассоциации иностранных журналистов, на котором Иден обещал выступить с большой речью. В числе почетных гостей на этот ленч были приглашены американский посол Д. Вайнант и я. Я рассчитывал, что в течение полутора-двух часов все будет закончено, и я вовремя поспею в муниципалитет. Однако с подачей блюд произошла какая-то неожиданная задержка, речь министра иностранных дел оказалась несколько длиннее, чем обычно, и в результате я попал, как говорят шахматисты, в "цейтнот". Стрелка часов приближалась к трем часам, а речь Идена все еще продолжалась. Уйти до ее окончания было невозможно. Что оставалось делать? Я послал в муниципалитет телефонограмму, что опоздаю на 15 минут, и объяснил причину задержки. Там восприняли мое сообщение без всякого энтузиазма, но вынуждены были примириться с неизбежным. Как только Иден кончил свое выступление, я послал ему записку, в которой выражал удовлетворение речью министра и тут же просил извинения за необходимость покинуть ленч до его окончания. Затем мы с женой встали из-за стола и удалились. Это не прошло незамеченным. На другой день в политических и журналистских кругах пошел слух: Майский-де был так возмущен речью Идена, что, не досидев до конца, демонстративно ушел с ленча иностранных журналистов. Потом эта сказка появилась на страницах печати. Вот как легко рождаются различные политические легенды! И вот как основательны те "достоверные источники", на которые обычно ссылаются в таких случаях журналисты! Отсюда вывод: часто те или иные события международной жизни, в которых газетчики или доморощенные дипломаты усматривают "глубокий смысл" и "зловещие расчеты", на самом деле являются продуктом случайности или самых обыкновенных человеческих причин...

...31 августа 1941 г. Массовая народная демонстрация в Фелтаме, одном из пригородных районов Лондона. Она происходила на широком зеленом лугу под открытым небом. В ней участвовали люди всех званий и состояний, но больше всего было рабочих фабрик и заводов. Присутствовали также отряды гражданской обороны и противовоздушных частей. В три часа дня я приехал на место демонстрации, где уже шумно волновалась огромная толпа. Меня встретил почетный караул. Потом началось богослужение. Пелись псалмы. Священник П. Д. Годфрей произнес проповедь. Потом пошли речи. Первое слово было предоставлено мне. Я выступил с небольшого пригорка и, признаюсь, был сильно взволнован всей этой торжественной картиной, напомнившей мне далекие митинги чартистов, изображения которых я не раз видал в книгах по истории британского рабочего движения.

"Советский народ и Красная Армия, - говорил я, - героически сражаются не только за свою собственную страну, но также за свободу и независимость всех народов земли, которым угрожает германский фашизм... Мы не остановимся на половине, мы будем драться до конца, пока гитлеровская Германия не будет полностью разгромлена... Как этого достигнуть? Ответ совершенно ясен: этого можно достигнуть лишь путем самого тесного военного, экономического и политического сотрудничества между британским и советским народом. Чем крепче будет это сотрудничество, тем меньше будут жертвы и тем ближе конечная победа".

Мои слова были встречены с большим энтузиазмом. Чувствовалось, что они дошли до сердца этих тысяч простых английских людей, которые понимали, а еще больше чувствовали, какая страшная угроза нависла над миром и как важно отвести ее путем совместной борьбы обоих народов.

За мной последовал еще длинный ряд ораторов. Все они громили нацистскую Германию, клялись довести войну до конца и всемерно крепить сотрудничество с Советским Союзом.

Затем была предложена резолюция, в которой, между прочим, говорилось:

"Мы твердо решили напрячь все усилия для победы над фашизмом... Работать на фабриках и заводах так, как мы до сих пор никогда не работали... Мы обращаемся к правительству Его Величества с настоятельным призывом оказать Советскому Союзу немедленную взаимную помощь... Мы уверены, что наш народ вместе с народом Советского Союза и всеми свободолюбивыми людьми во всем мире в конечном счете одержат победу".

Резолюция была принята единогласно при бурном одобрении со стороны собравшихся.

В заключение были исполнены "Интернационал" и "Боже, храни короля". Слушая их, я думал: "Какие странные переплетения бывают в жизни, но сейчас в этом переплетении - залог победы над фашизмом и, стало быть, оно служит делу освобождения человечества..."

...22 сентября 1941 г. Бирмингам. В связи с решением британского правительства снабжать СССР оружием (о чем была речь во время моего свидания с Черчиллем 4 сентября) в Англии проводилась "Неделя танков для России". Меня просили побывать на одном из больших заводов, где производились танки...

Черные фабричные корпуса. Тысячи рабочих, вышедших встречать советского посла. Сдержанный говор, горячее внимание, высокое напряжение, дружеские рукопожатия и частые крики: "Да здравствует Советский Союз!" Чьи-то сильные руки подымают меня и ставят на танк. Со всех сторон громкие возгласы: "Речь! Речь!"

Выступление И. М. Майского на заводе в Бирмингаме

Я окидываю взглядом море голов, волнующееся вокруг меня, и начинаю с глубокой благодарности Красной Армии и советского народа за танки, которые производят мои слушатели и которые помогают нашим солдатам в боях с немцами. Потом я объясняю, почему нам понадобились танки из Англии и США, хотя мы имеем и собственную танковую промышленность.

"В битве такого масштаба, - говорю я, - как та, которую мы вели в последние три месяца, потери в танках очень велики. Они не могут быть восполнены в порядке нормального производства. К этому надо прибавить, что некоторые важные промышленные районы попали в руки врага и что многие фабрики и заводы были эвакуированы, и, прежде чем они начнут работать на новых местах, потребуется известное время. Вот почему нам так нужна сейчас помощь Англии и США в снабжении вооружением. Наш лозунг в настоящее время прост и понятен: "Больше танков, больше самолетов, больше пушек!" И я от всего сердца прошу вас дать ему практическое выражение".

Буря аплодисментов. Проклятия нацистам. Крики: "Ура Красной Армии!"

...27 сентября 1941 г. Лондон. Третья сессия Британской ассоциации для развития науки. Ее вдохновителем являлся знаменитый писатель Герберт Уэллс. На ней собрались крупнейшие звезды британского ученого мира. Присутствуют некоторые иностранцы, в том числе Хуан Негрин, бывший премьер республиканского правительства Испании, ныне находящийся в эмиграции (до войны Негрин был профессором физиологии). Конференция разбилась на ряд секций. В секции "Наука и человеческие нужды" председательствует американский посол Д. Вайнант, в секции "Наука и технологический прогресс" председательствует премьер чехословацкого правительства в изгнании Эдуард Бенеш, в секции "Наука и послевоенная помощь" председательствует китайский посол Веллингтон Ку, в секции "Наука и мировой разум" председательствует Герберт Уэллс. Мне поручено председательствовать в секции "Наука и мировое планирование". Я открываю ее работу небольшой вступительной речью, в которой прежде всего оглашаю приветствие Академии наук СССР за подписью президента В. Л. Комарова, вице-президентов О. Ю. Шмидта и И. А. Чудакова, а также ряда членов - А. Н. Баха, А. А. Богомольца, Н. Н. Бурденко, А. Е. Ферсмана, А. Ф. Иоффе, П. Л. Капицы, Л. С. Штерн, Е. В. Тарле и др. Советские ученые призывают своих британских коллег приложить все усилия к победе над нацизмом, которая "явится победой свободы, культуры, науки, цивилизации над варварством, тиранией, обскурантизмом, победой светлого будущего над мрачным прошлым".

Затем наступает моя очередь. В осторожно-тактичной форме я говорю о несвоевременности всерьез обсуждать сейчас проблему мирового планирования и постепенно перевожу речь на задачи сегодняшнего дня:

"Мы всегда считали, что наука должна помогать человечеству в его нуждах. Но что сейчас больше всего нужно человечеству? Сейчас больше всего нужно уничтожить систему германского нацизма, который хочет господствовать над всем миром и терроризировать весь мир... Ученые должны содействовать в разрешении этой основной проблемы наших дней".

Всеобщее согласие, аплодисменты, крепкие рукопожатия...

...21 ноября 1941 г. Для того чтобы крепить англо-советское единство, создан Общественный комитет англо-советских отношений, в который входят видные представители парламента, правительства, руководящих кругов Сити. Этот Комитет устроил большой ленч под председательством известного врача лорда Хордера. Черчилль прислал приветствие, в котором желал Комитету всякого успеха в его работе и обещал ему всемерную поддержку. Главным оратором на ленче был Иден, который заявил, что британское правительство больше всего хотело бы подвести под англо-советские отношения здоровый и прочный базис. В этой войне, говорил Иден, у нас общая цель, общее дело, и мы должны оказывать друг другу взаимную помощь. Наши ресурсы должны быть также ресурсами России, а ресурсы России должны быть также нашими ресурсами. Суда, которые доставляют сейчас вооружение России, привозят из России ценное сырье для нашей военной промышленности. Эта взаимосвязь и этот взаимоинтерес должны и дальше развиваться и укрепляться во время войны и после ее окончания. Мы должны возможно теснее сотрудничать с СССР в послевоенном устройстве мира.

Заседание Британской ассоциации развития науки 27 сентября 1941 г.

В своей ответной речи я прежде всего подвел некоторые итоги первым пяти месяцам войны на Востоке и констатировал полный провал всех планов и расчетов Гитлера. Далее я перешел к вопросу о том, что борьба против гитлеровской Германии, где бы она ни происходила, должна рассматриваться как единый фронт союзников и что все их силы и ресурсы должны, в зависимости от необходимости, перебрасываться с одной части фронта на другую. Отдавая должное важности борьбы с Германией на море и в воздухе, я, однако, говорил, что Германия всегда была в основном сухопутной державой и что действительно разгромлена она может быть только на суше. Я призывал также внести дух срочности, стремительности, неутомимости во все военные усилия союзников и с сочувствием цитировал Бивербрука, который незадолго перед тем заявил: "Надо поднять пар!" В заключение я предостерегал против опасности выиграть войну и проиграть мир и предлагал уже сейчас начать подготовку к разработке планов послевоенного устройства мира, положив в их основу принцип самоопределения наций.

Я мог бы очень долго рассказывать о путях и средствах, с помощью которых мы стремились преодолевать пораженческие настроения среди англичан в те тяжелые дни, но думаю, что в этом нет необходимости. Приведенные примеры достаточно показательны. Хочу сказать еще только одно: при самой строгой оценке наших усилий мы с удовлетворением могли констатировать, что они являются полезным вкладом в стабилизацию британских настроений. Хотя до Сталинграда было еще очень далеко, англичане все-таки постепенно отходили от своих первоначальных страхов и мало-помалу начинали допускать (некоторые даже верить), что "русские", конечно, не сразу, не сейчас, а потом, позднее, в каком-то неясном будущем, в конечном счете сумеют-таки одержать победу. Тогда подобный вывод имел большое и положительное значение.