Эмиграция

Первые годы эмиграции Г. В. Чичерин проводит в Германии, где начинается следующий важный этап в его жизни. "Мне смешно думать, - писал Георгий Васильевич, - что существует еще Сергиевка, что стоит на месте Сергиевский дом и в нем стоит на местах мебель, где мальчиком я слушал поучения такого человека, как покойный дядя Владимир... Но мне кажется, будто это было на другой планете... Новое над старым, жизнь над смертью, развитие над неподвижностью".

Сначала Георгий Васильевич поддерживал тесную связь с Павловым-Сильванским, который был близок к левым кадетам и эсерам. Г. В. Чичерин снабжал его запрещенной в России литературой и другими материалами, используя для этого аппарат министерства иностранных дел, чьим сотрудником продолжал числиться. По приезде в Германию он сближается через Павлова-Сильванского с эсерами, но вскоре порывает с ними, так как их "эклектизм, невыдержанность, субъективизм, ставка на чувства и настроение его немедленно оттолкнули". В санатории в Целендорфе (близ Берлина), где он проходил курс лечения, Георгий Васильевич познакомился с Галеркиной, которая свела его с русскими социал-демократами, жившими в Берлине. Это позволило ему быстро войти в революционную среду. В одном из писем тех лет Чичерин сказал о себе: "Я, по условиям личных предпосылок, на Западе акклиматизировался быстро. Основным двигателем моего "я" всегда была жажда исторического процесса, его гущи, его творческого горнила".

Г. В. Чичерин жадно "поглощает" марксистскую литературу, ведет обширную переписку с русскими революционерами, присутствует на выступлениях германских социал-демократов Бебеля, Каутского и других, сотрудничает в социал-демократических органах печати, сближается с немецкими рабочими. В сентябре 1904 г. Чичерин писал П. Б. Струве: "В России я мало мог знакомиться с революционными движениями и знакомлюсь с ними теперь, и чем больше знакомлюсь, тем глубже отрываюсь от своего прошлого".

У Георгия Васильевича установились дружеские отношения с немецким социал-демократом, писателем В. А. Бухгольцем, который родился и до 30 лет жил в России, а потом за участие в студенческом движении был выслан. По Самаре он знал В. И. Ленина. Когда в 1891 г. Бухгольц уезжал оттуда в Германию, Владимир Ильич настойчиво просил "писать ему возможно подробнее о берлинском рабочем движении, о работе германской с.-д. партии, тогда только что вышедшей из подполья на арену сравнительно свободной легальной деятельности"¹. В течение ряда лет Бухгольц играл ведущую роль среди русских социал-демократов в Берлине, а в 1895-1897 гг. был представителем "Союза русских социал-демократов за границей", ведая связью с Россией. Он познакомил Г. В. Чичерина с К. Либкнехтом.

¹ ("История КПСС", т. 1. М., 1964, стр. 176.)

К. Либкнехт знал почти всех из колонии русских социал-демократов и много помогал им. Он выступал в их защиту в печати, порой спасал от тюрьмы или выдачи русским властям. Имя К. Либкнехта как мужественного революционера стало особенно широко известным, когда летом 1904 г. он блистательно выиграл процесс в Кенигсберге, организованный германским и царским правительствами против группы немецких социал-демократов, активно помогавших перевозке нелегальной литературы в Россию.

К. Либкнехт произвел на Чичерина сильное впечатление. Они стали часто встречаться. Эта дружба оставила глубокий след в жизни Георгия Васильевича, способствовала формированию его революционных взглядов. Он "ощущал восторг перерождения", видел "реальную содержательную жизнь с ясной целью и смыслом и господством коллективных задач над личными". Отныне Чичерин навсегда связал себя с марксизмом. Однако последовательным марксистом он стал не сразу. В Германии на него сильное идейное влияние оказывала немецкая социал-демократия, которое и в последующие годы тяготело над ним. Правда, Г. В. Чичерина отталкивало и до боли коробило распространенное в социал-демократических кругах мещанство. На политических взглядах Чичерина в ту пору сказывались и личные контакты с русскими меньшевиками, особенно увлечение работами Г. В. Плеханова, который уже тогда недооценивал происшедших изменений в соотношении классовых сил в России. Все это мешало Чичерину правильно понять насущные задачи революционной борьбы. В 1905 г. он отошел от меньшевиков, ибо не мог согласиться с их позицией в главном вопросе революции - о государственной власти, с выступлениями против участия социал-демократов в революционном правительстве, что В. И. Ленин считал не только возможным, но при благоприятных условиях даже необходимым. "Меня оттолкнула от меньшевиков, - говорил Георгий Васильевич, - их позиция "не брать власти"". В том же году Чичерин вступил в берлинскую большевистскую секцию Комитета заграничной организации (КЗО), созданного в марте 1905 г. на учредительном съезде в Женеве, когда разрозненные заграничные большевистские группы слились в единую организацию. В ее формировании деятельное участие принимали В. И. Ленин, Н. К. Крупская, В. В. Боровский, А. В. Луначарский, М. С. Ольминский. Заграничная организация, руководимая общепартийными большевистскими центрами, живо откликаясь на события, выпускала листовки, переправляла литературу и оказывала материальную помощь стачечникам в России. Почти во всех группах имелись специальные кружки, готовившие партийных работников для России.

Когда началась революция, Г. В. Чичерин попытался нелегально пробраться на родину, чтобы непосредственно участвовать в революционной борьбе. Серьезная болезнь и операция сорвали его планы.

Оставшись за границей, Георгий Васильевич пристально следил за бурным подъемом революционного движения в России, в этом, по его выражению, "кипящем котле исторических сил". В письмах на родину он бичует всякого рода "реакционеров-мерзавцев", "раболепие перед властью, трусость, подлость" земских либералов, их "шуточки по поводу чудовищных актов деспотизма", сладкие чувства относительно "бедного человека", "косную, гнилую, неспособную на восприятия творческих начал современности дворянскую среду". Он преклонялся перед борцами, пожертвовавшими жизнью во имя революции. "Я должен указать, - писал он в ноябре 1905 г., - что процесс развития, все завоевания истории совершаются через слезы и кровь: июньские жертвы 48 года! Мученики Коммуны, зверски расстрелянные версальцами... А герои русской революции, деятели ее бесподобно блестящей истории, безвестные могилы в Сибири, за Полярным кругом... океан мучений и лишений, который добровольно претерпели эти великие мученики, имя которым легион, это торжество духа, и - жертвы, которым нет числа. И теперь - рабочие, растерзываемые черносотенцами и до последнего издыхания хрипевшие "Долой самодержавие!""

После поражения Декабрьского вооруженного восстания в Москве царское правительство усилило натиск на революцию. Оно жестоко расправлялось с ее участниками, громило Советы рабочих депутатов и другие массовые организации. В стране свирепствовали банды черносотенцев, карательные экспедиции, военно-полевые суды. Мировой империализм, опасаясь распространения революции на другие страны и стремясь сохранить собственные капиталы, вложенные в России, оказывал царизму финансовую помощь. В частности, Франция предоставила крупный заем. В связи с этим Чичерин писал брату в апреле 1906 г.: "Будущее либеральное или радикальное правительство (если не будет состоять из тряпок) должно будет не признать этого займа, как антиконституционного. Со стороны Франции величайший позор и гадость давать деньги правительству башибузуков для борьбы против народа".

Чичерин критиковал кадетов за их "истую буржуазную политику", за то, что они "революционны только в устах рептильных органов "Русского государства" и "Нового времени"", а на деле боятся народных выступлений.

25 апреля 1906 г., за два дня до открытия I Государственной думы, где кадеты играли определяющую роль, Чичерин писал брату: "Надо разбить эту (т. е. кадетскую. - Авт.) квази-конституцию, прикрывающую крепосткическо-жандармский режим, а для этого нужны революционные выступления массы. Но к.-д. боятся этих выступлений. Струве проповедует истую буржуазную политику борьбы на два фронта. Это чистые оппортунисты, а политика оппортунистов - постепенные уступки и пристроечки. Посмотрим, как они поведут себя на думском поле сражений! Если они будут вести политику слабого и вредного оппортунизма, придется серьезно демократическим силам направлять удары и против кадетской думы". Несмотря на поражение Декабрьского восстания в Москве и торжество реакции, Чичерин считал, что последующие революционные выступления будут "еще грознее и богаче содержанием, чем предыдущие". Он верил в конечную победу революции. "Невозможно предвидеть, - пишет он в июне 1906 г. брату, - когда начнутся предстоящие грандиозные события, но дело в том, что старое правительство, этот нелепый и уродливый анахронизм, провоцирует их беспримерными в истории кровавыми репрессиями, казаками, черносотенниками etc и без грандиозных событий не свалить разбойничью банду министров, правопорядочников, жандармов, хулиганов etc...

Когда именно заменится буржуазный строй социалистическим, предвидеть невозможно. Но эта замена может произойти скоро. Исторический процесс страшно быстро летит вперед. За эти два года все страшно двинулось..."

В октябре 1906 г. при активном участии Карла Либкнехта и Розы Люксембург в Берлине было создано Информационное бюро, чтобы информировать заграничную социал-демократическую печать о событиях в России. Георгий Васильевич вошел в бюро от РСДРП. Его письма на родину содержат просьбы подробнее сообщать о положении в столице, о развитии революционного рабочего движения, о волнениях в армии, среди крестьян и студенчества. Поступавшие сведения он тщательно изучал и затем использовал в своих статьях и выступлениях.

В начале 1907 г. вышла в свет знаменитая книга К. Либкнехта "Милитаризм и антимилитаризм", за которую его судили как "изменника родины". Еще бы! Автор проповедовал мир, возбуждал ненависть к войне и к тем, кто ее готовит. "Сохранение мира между народами соответствует интересам международного пролетариата и, вместе с тем, культурным интересам всего человечества... - писал он. - Борьба против милитаризма, который натравливает народы друг на друга", является "борьбой, которой гордится пролетариат и которую он должен вести в своих собственных интересах..."

В апреле 1907 г. Чичерин обращается к В. А. Забавской: "Специальная к Вам просьба, переведите Либкнехта! Это очень нужно и возможно скорее". В том же письме он сообщал: "В Мюнхене большой разгром... В Англии репрессии... Деятельность в Германии делается затруднительной".

После IV (Объединительного) съезда РСДРП, состоявшегося в Стокгольме в апреле 1906 г., Комитет заграничных организаций был ликвидирован, а созданы единые заграничные группы РСДРП. В январе 1907 г. образован их центр - Заграничное центральное бюро (ЗЦБ) РСДРП. В него вошли Чичерин, Сережников, Бухгольц, Назарьевы, Алексинский и Житомирский. Чичерин, снискавший своей активной революционной работой большой авторитет, избирается секретарем ЗЦБ. Он принимает деятельное участие в подготовке V (Лондонского) съезда РСДРП, проходившего 13 мая - 1 июня 1907 г.

Как известно, первоначально было решено созвать съезд в Копенгагене, а в случае запрещения - в Мальмё (Швеция). Но под давлением царского правительства датские, шведские и бельгийские власти запретили проведение съезда на территории их стран. К ним присоединилось норвежское правительство. Тогда решено было открыть съезд в Лондоне. Переезд делегатов из Копенгагена в английскую столицу и их пребывание там требовали больших материальных затрат. Г. В. Чичерин приложил много усилий, чтобы раздобыть деньги. Кроме того, он передал партии значительную сумму из своих личных средств. После смерти его матери было продано принадлежавшее ей большое родовое имение Никольское в Мензелинском уезде Уфимской губернии. Свою долю Георгий Васильевич использовал в основном на партийные нужды.

Чичерин помогал русским социал-демократам, находившимся за границей нередко без средств к существованию, оказывал финансовую поддержку в издании партийной литературы и т. п. Сам жил очень скромно, считая, что он и все его имущество принадлежат революции.

Финансовыми делами Георгия Васильевича занимались в России его брат Николай и невестка Наталья Дмитриевна, которые пересылали ему деньги за границу. Осенью 1904 г. брат выслал наличными 13 тысяч рублей. В письме от 2 января 1905 г. из Целендорфа Георгий Васильевич просит его прислать банковские бланки полной доверенности: "Может случиться, что по разным обстоятельствам, - писал он, - вдруг придется поскорее взять обратно с хранения и управления какие-либо мои вклады. Тогда я прислал бы тебе полную доверенность с просьбой вынуть вклады. Имей в виду возможность наступления такой необходимости". Одной из таких "необходимостей" и явился V съезд РСДРП.

В качестве секретаря ЗЦБ Чичерин выехал в Лондон, чтобы участвовать в непосредственной подготовке к съезду, присутствовать на его заседаниях, хотя и не был делегатом. Он внимательно следил за борьбой, которая развернулась на съезде между большевиками и меньшевиками. Находясь тогда, по его собственному признанию, под сильным воздействием западноевропейского социал-демократизма, Чичерин примкнул в Лондоне к меньшевикам. В их тактике он усматривал "большое сходство" с тактикой германской социал-демократии. Г. В. Чичерин не понял тогда исторической правоты тактической линии, которую отстаивали и отстояли на съезде большевики во главе с В. И. Лениным. Большевистская тактика "левого блока", одобренная съездом, казалась ему "жоресизмом", тактикой "постоянного союза с мелкой буржуазией".

В автобиографии Георгий Васильевич писал: "Я... в Лондоне примкнул к меньшевизму. Но меня сейчас нее поразило, что меньшевики все время скулят и распускают нюни. Все-таки теоретически они мне казались стоящими ближе к правильному марксистскому пути".

Из Лондона Чичерин вернулся в Берлин, но вскоре опять попадает в целендорфскую больницу, где находится до 10 июля 1907 г. Тем временем его деятельность привлекла внимание департамента полиции в Петербурге. 13 апреля 1907 г. особый отдел направляет в Париж заведующему русской заграничной агенту рой предписание "выяснить проживающего в Берлине некоего А. Орнатского, находящегося в сношениях с ЦК РСДРП". Через два месяца пришел ответ: "Кличками А. Орнатский и Баталин пользуется член ЦК берлинского социал-демократического бюро Чичерин, племянник известного политического деятеля Чичерина. Это - очень богатый человек, одолживший партии для устройства съезда 12 тыс. марок. Он состоит одним из вдохновителей социал-демократического бюллетеня¹, печатающегося на немецком языке в Берлине". На этом документе имеются резолюции полицейского начальства: "Где он? 12.VI"; "Розыск. На пограничные пункты. Направить на него внимание г. Бориса. 15.VI". 16 июня 1907 г. департамент полиции уже рассылает жандармским офицерам на пограничных пунктах циркуляр с указанием "установить наблюдение" за проездом Г. В. Чичерина в Россию и, в случае появления его на пограничном пункте, "подвергнуть обыску, поступив в дальнейшем согласно результатам такового". Еще раньше царская охранка стала подвергать перлюстрации корреспонденцию Чичерина, направляемую им в Россию.

¹ (Бюллетень издавался на средства Г. В. Чичерина.)

Департамент полиции сообщил полученные сведения о Чичерине берлинскому полицей-президиуму. По этому поводу заведующий заграничной русской агентурой в Париже выразил свое неудовольствие департаменту полиции. 3 июля 1907 г. он писал в Петербург: "...берлинскому полицейскому президиуму были сообщены важные конспиративные сведения, заключавшиеся в докладе моем от 18/5 минувшего июня... о кличках члена загран. социал-дем. бюро в Берлине Чичерина и даже о том, что им было одолжено соц.-дем. партии 12 ООО марок для устройства Пятого социал-дем. съезда в Лондоне. Ввиду того, что оглашение подобных сов. секретных указаний грозит неминуемым провалом и даже смертью моему сотруднику социал-демократу¹, имею честь почтительнейше просить распоряжение Вашего превосходительства о том, чтобы президиуму не сообщались агентурные сведения, мною докладываемые". Он опасался, что берлинские полицейские власти, которые уже допрашивали кое-кого из проживавших в германской столице русских революционеров, не замедлят предъявить и Чичерину эти агентурные сведения, что "даст ему повод заподозрить "сотрудника", так как об этих фактах известно 3-4 лицам".

¹ (По всей вероятности, речь шла о провокаторе Житомирском, являвшемся в то время членом ЗЦБ.)

Германская полиция действительно заинтересовалась личностью Г. В. Чичерина. 9 сентября 1907 г. полицей-дирекция Дрездена запросила у прусского полицей-президента в Берлине сведения о снявшем 25 июня 1907 г. в Дрездене квартиру русском дворянине Чичерине. Прусская полиция усилила слежку за русскими социал-демократами в Берлине, в том числе и за Чичериным. 20 декабря 1907 г. (2 января 1908 г.) в берлинском пригороде Шарлоттенбурге у немецкого социал-демократа А. Блоха происходило "тайное собрание", созванное прибывшими из Финляндии меньшевистскими лидерами Ф. Даном и А. Мартыновым для обсуждения вопроса об издании за границей газеты. Там присутствовали Дан, Мартынов, Чичерин, супруги Бухгольц, Сережников и другие представители Центрального бюро содействия РСДРП. Прусская полиция узнала об этом собрании и арестовала его участников. Они заявили, что встретились для обсуждения вопроса подготовки к рождественскому балу. Полиция знала об их принадлежности к социал-демократической партии и не приняла во внимание эти объяснения. Она установила также, что задержанный Чичерин финансирует издание социал-демократического "Русского бюллетеня", печатающегося в типографии газеты "Форвертс" и являющегося органом Заграничного центрального бюро. Георгия Васильевича судили за пользование "фальшивым" паспортом (при аресте он назвал себя Баталиным). 6 января его приговорили к штрафу и потребовали в течение 12 часов покинуть пределы Пруссии.

Русский посол Остен-Сакен в начале января 1908 г. донес в Петербург о том, что Чичерин "играл среди арестованных выдающуюся и деятельную роль". В свою очередь министерство иностранных дел уведомило об этом директора департамента полиции Трусевича. Тот ответил, что полиция не знала о принадлежности Чичерина к министерству иностранных дел, но что он известен ей "как член берлинского бюро РСДРП и участник издания социал-демократических бюллетеней, печатающихся в Берлине на немецком языке, причем в революционной среде он известен под кличками А. Орнатский и Баталин".

Материалы о революционной деятельности Георгия Васильевича поступили в Петербург и от прусской полиции. Она обращала внимание на тот факт, что "Чичерин... играет выдающуюся роль в здешнем социал-демократическом движении". В результате 22 января 1908 г. приказом, подписанным министром иностранных дел Извольским, "причисленный к государственному и С.-Петербургскому главному архивам титулярный советник Чичерин" был отстранен от службы в МИДе. Павлов-Сильванский сообщил Георгию Васильевичу, что в министерство поступили "полицейские материалы" и на его личность "обращено особое внимание", поэтому возвращение на родину пока невозможно.

Какое-то время после высылки из Пруссии Георгий Васильевич жил в Лейбене, близ Дрездена, и в Рейхенберге (Либерец), нелегально посещая Берлин, Штутгарт и Женеву. Затем он обосновался во Франции.

Чичерин покинул Германию в тот период, когда в России свирепствовала реакция. Тысячи рабочих и крестьян томились в тюрьмах, а тысячи были замучены, расстреляны, повешены. В особенно тяжелом положении находился авангард рабочего класса - марксистская партия. Противнее царизм направил главный удар. "Когда-нибудь все же напишут историю русской революции, и весь мир будет восхищаться геройством, самоотречением и силой непреодолимого самопожертвования, которое обнаружили в царском государстве социалисты всех национальностей", - писал в 1908 г. вождь германского рабочего класса Август Бебель.

Партийные организации, чтобы продолжать пропагандистскую и агитационную работу, вынуждены были уйти в глубокое подполье. Вместе с тем поражение революции и наступление реакции вызвали в среде социал-демократии, по словам Н. К, Крупской, "величайший идейный развал" и привели к острой борьбе. "Вполне естественно, - писала Надежда Константиновна в своих "Воспоминаниях о Ленине", - что в период реакции признаки упаднических настроений стали прежде всего сказываться среди меньшевиков-практиков, и раньше всегда склонных плыть по течению, склонных урезывать революционные лозунги, связанных тесными узами с либеральной буржуазией".

Георгий Васильевич с "особенно острой болезненностью" воспринял "партийный раскол". Как отмечал в автобиографии, в тот момент он целиком был занят "мыслью о единстве партии", ибо представлял себе пролетариат "единой исторической силой, противостоящей всему старому миру". "С прежнею средою у меня все порвано. Горячо любимый пролетариат, милые, милые, дорогие товарищи, члены единой великой рати - вот мои ближние", - писал Чичерин в октябре 1907 г.

Отдавая всего себя делу революции, он мечтал о том времени, когда "не Бисмарки и Наполеоны Третьи будут представляться "великими людьми" освобожденному от классов человечеству, а великие Vorkampfer¹ массы, человечества, первые между равными революционеры". В письме к невестке Н. Д. Чичериной 5 августа 1908 г. Георгий Васильевич писал: "...что касается фразы Вашего письма, то "молитвам" мы противополагаем другое:

¹ (Передовые борцы (нем.).)

 Никто не даст нам избавленья -
 Ни бог, ни царь и не герой,
 Добьемся мы освобожденья
 Одной лишь собственной рукой...1

¹ (Последняя строка 2-й строфы "Интернационала" приводится Г. В. Чичериным по распространенной в те годы устной версии гимна.)

И не "небесное царство" мы строим на земле, на реальной почве! - Но углубление, безграничное расширение и обогащение реальной, единственной жизни, т. е. земной, схватывание мировой загадки открытым глазом, освобожденным от ограниченности господствующих классов, от застиланья отношениями рабства..."

После V съезда РСДРП Г. В. Чичерин сблизился с группой, сложившейся вокруг газеты "Голос социал-демократа", которая издавалась в 1908-1911 гг. сначала в Женеве, а затем в Париже. Ведущую роль в ней играли Г. В. Плеханов, Л. Мартов, Ф. И. Дан и др. В группе "Голос социал-демократа" Чичерин, по его словам, видел "некоторый противовес отвратительному ликвидаторству". Но он негодовал на уступчивость ликвидаторам со стороны группы (и в частности Л. Мартова, под сильным влиянием которого он в то время находился), считал "беспочвенной затеей" создание меньшевистской газеты "Правда" (венской). Его критика меньшевиков не была, однако, последовательной, так как в некоторых других вопросах он продолжал оставаться на позициях меньшевизма.

Будучи политическим эмигрантом, Чичерин не порывал связей с самыми близкими родными - братом, сестрой и невесткой. Сестра, Софья Васильевна Бобровникова (1867-1918), занималась активной деятельностью в области просвещения. В 1905-1910 гг. опубликовала несколько книг и статей о состоянии просвещения народностей Поволжья, в которых решительно выступала за их право обучать детей на родном языке. Брат, Николай Васильевич (1865-1939), после окончания математического и юридического факультетов Петербургского университета был помощником обер-секретаря в одном из департаментов сената. После Октябрьской революции он преподавал в школе и занимался активной музыкально- просветительной деятельностью. Его жена Наталья Дмитриевна Чичерина (1879-1965), дочь крестьянина, по окончании гимназии стала учительницей в младших классах. Она была большим другом Георгия Васильевича.

Родные знали о революционной деятельности Г. В. Чичерина и с готовностью откликались на его различные просьбы, информировали о положении в России. В пору жестокой реакции переписка с профессиональным революционером, который нередко употреблял недопустимые, с точки зрения властей, выражения, вроде призывов "Долой самодержавие!", была связана с большим риском. В марте 1906 г. особый отдел департамента полиции в Петербурге получил, видимо, через провокатора Житомирского выписку из письма С. В. Бобровниковой. Она сообщала Георгию Васильевичу в Целендорф о беспримерных репрессиях в России и о том негодовании, которое они вызывают. Письмо было подписано "твоя Минет" (так Софью Васильевну в детстве называла гувернантка-француженка). Полиция так и не догадалась, что автор - сестра Георгия Васильевича. В августе 1908 г. Чичерин писал Наталье Дмитриевне: "Посылаю Вам из большевистского "Пролетария" статейку моего товарища по штутгартскому съезду и по аресту в Берлине. Он работал на сигаретной фабрике. Что касается письма латыша, то "заболеть" у нас всегда значит "быть арестованным"". (Георгий Васильевич просил Наталью Дмитриевну, чтобы этот абзац письма она уничтожила.)

В совместном владении семьи Чичериных находилось родовое имение, перешедшее к ним в наследство от отца, и кое-какие капиталы. Родные предлагали Георгию Васильевичу произвести раздел этого имущества, но он отказался. В одном из писем Чичерин писал: "Никаких капиталов нам в совместном владении не принадлежит. В совместном владении состоит только Покровское и оставшийся от Никольского¹ клочок (кажется, Темешево). Были когда-то капиталы наследников Ж. Е. Чичериной, но этот счет закрыт. Совместные капиталы уже не существуют, они истрачены. Раздел может состоять только в том, что Покровское передается Николе, оставшийся от Никольского клочок - Соне, а мне ничего. Капиталы, находящиеся в частном владении каждого из нас, не имеют никакого отношения к общему владению наследников Чичериных. Я мог выиграть в Монте-Карло миллион рублей. - Это не касается наследников Чичериных. Или я мог все отдать партии, что у меня есть и чего у меня нет, - это не имеет к наследникам никакого отношения. Итак, слово "капиталы" в доверенности противоречит действительности - таких капиталов нет". Несколько позже Георгий Васильевич прямо напишет, что его права как "совладельца при селе Покровском" переходят к брату Николаю или его наследникам.

¹ (Покровское и Никольское - бывшие имения отца и матери Г. В. Чичерина.)

После смерти в 1908 г. Павлова-Сильванского из близких друзей Чичерина в России оставался только Михаил Кузмин, товарищ по гимназии. Чичерин принимал большое участие в судьбе своего друга. В 1904 г., когда Кузмин после смерти матери остался один, Чичерин в течение нескольких лет ежемесячно выплачивал ему по 100 рублей на аренду квартиры с пансионом. Много помогал Георгий Васильевич и своим зарубежным друзьям-пролетариям. Известно, например, что семья французского рабочего Субрие некоторое время фактически жила на его средства.

Интересен в биографии Чичерина и такой факт. В Германии он узнал о бедственном положении русских политических эмигрантов из рабочей среды. Попав за границу прямо с каторги, некоторые из них нуждались в лечении, а средств не было. Тогда Чичерин решил на свои деньги построить санаторий, где рабочие-эмигранты за небольшую плату могли бы поправить здоровье. Дело это, однако, сорвалось из-за высылки Чичерина из Берлина и недобросовестности его компаньона, врача одного из германских санаториев, некоего Иосилевского. Получив от Чичерина 40 тысяч германских марок, он так ничего и не сделал. Чичерину и его немецкому другу - адвокату Оскару Кону - потребовалось несколько лет, чтобы вернуть деньги.

Поселившись в 1908 г. в Париже, Г. В. Чичерин снова попадает в сферу русской политической эмиграции. Много времени он уделяет установлению контактов между отдельными группами эмигрантов, связывает их с местными социал-демократическими партиями (в Германии, Франции, Бельгии, Швеции, Дании и др.), оказывает поддержку эмигрантам, организует для них лекции, сотрудничает в социал-демократической печати. Георгий Васильевич помогал нелегальной газете "Моряк" (выходила с 1906 г.), органу русских революционных моряков, наладить связи с балтийцами, с заграничными большевистскими землячествами эстонских и латышских моряков в Англии, Бельгии, Италии и Франции. Он организует группы содействия "Моряку", способствует распространению этой газеты. (В декабре 1915 г. на лондонской квартире был произведен обыск по подозрению в принадлежности Чичерина к Союзу русских моряков. Но полиция ничего не нашла и оставила его в покое.) В 1910 г. Георгий Васильевич вместе с жившим тогда в Кракове польским эмигрантом и политкаторжанином С. Ю. Багоцким (1879-1953), впоследствии одним из организаторов советского здравоохранения, создал общество "Cracow Societe" для оказания помощи политзаключенным. Оно имело отделения в Европе, Америке и Австралии. Чичерин был членом "Фонда помощи ссыльным и политзаключенным" в Париже. Отдавая много сил и времени "мелкой работе" по обслуживанию заграничных групп, Георгий Васильевич говорил: "Когда сведены концы с концами, самая миниатюрная работа дает удовлетворение".

По партийным делам Чичерину приходилось ездить во многие страны. Это позволило ему установить широкие личные контакты с представителями русской политической эмиграции и руководящими деятелями социалистических партий большинства государств Европы.

Александра Михайловна Коллонтай, вспоминая о своей революционной деятельности за границей, когда ей часто приходилось сотрудничать с Георгием Васильевичем и выполнять его поручения по "обслуживанию лекциями русских колоний" и т. п., писала: "...я находилась в непрерывном деловом общении с проживавшим в Париже т. Чичериным (Орнатским), секретарем "бюро политической эмиграции". Его неисчерпаемой энергии, преданности, самоотверженности обязана политическая эмиграция не только оказанием материальной помощи эмигрантам, но и установлением связи между группами эмигрантов и постоянным политическим их руководством. Тов. Орнатского знал каждый рабочий, попавший за границу; к нему шли за помощью лица самых различных партийных толков, всегда уверенные в его поддержке. Все, кому пришлось работать с т. Чичериным - Орнатским в условиях эмигрантщины, сохранили на всю жизнь самое светлое воспоминание о его кристально чистой личности, подававшей пример редкой трудоспособности и самоотверженности".

Жоржина Егоровна Чичерина

Активно включается Георгий Васильевич в работу французской социалистической партии и устанавливает дружеские отношения с парижскими рабочими.

Социалисты 14-го округа Парижа привыкли к тому, что на их еженедельных собраниях часто присутствовал Чичерин. Если было свободное место в зале, он молча усаживался, не было - стоял со шляпой в руках и внимательно слушал выступавших. Нередко сам брал слово. Его речи всегда были обстоятельны, интересный оригинальны. Присутствующие охотно слушали своего русского товарища.

Василий Николаевич Чичерин

"Жажда живой среды, жажда массы, жажда гущи процесса" привели Чичерина, по его словам, в самое близкое общение с западным рабочим классом. "Я с ним тесно сблизился, - писал он, - на почве личной дружбы, забот о детях, участия в семейных радостях и горестях, сначала в Германии, потом во Франции. Я близко, изнутри узнал и германскую и французскую рабочую среду. Я глубоко полюбил и ту и другую".

Но Георгий Васильевич видел, что правые круги французской социалистической партии скрывали под мнимой революционностью формулировок "бесцеремонный оппортунизм", страдали лицемерием и карьеризмом, занимались интригами. Как-то в разгар преследования французскими властями русских политэмигрантов Чичерин на собрании секции социалистической партии поднял вопрос о том, чтобы социалисты выступили в их защиту. Но он встретил крайнюю враждебность со стороны многих присутствовавших. Некоторые даже принялись расхваливать систему высылки иностранцев. "Я поддался своему негодованию, - вспоминал Чичерин в 1922 г., - и стал говорить им о том, что французский капитал, как вообще капитал передовых стран, при содействии царизма самым варварским образом эксплуатирует российские трудящиеся массы и что выжатая из последних нажива идет в пользу всей Франции и крупицы из нее перепадают и тем, из которых вербуются гедисты, эрвеисты и проч. Я смотрю вокруг себя и вижу сравнительное всеобщее благосостояние, которое получается безмерными страданиями трудящихся масс в России. Меня прерывали негодующими возгласами: "Вы националист". Я отвечал: Если я националист, то я националист угнетенных, националист эксплуатируемых мировым капиталом трудящихся масс России, а вы националисты капиталистического спрута, вы националисты ростовщиков и эксплуататоров".

Георгий Васильевич Чичерин в студенческие годы

В 1914 г., незадолго до начала мировой войны, Чичерин выезжает в Лилль и Рубе, где следит за избирательной кампанией Ж. Геда и гедистов, занимается устройством антивоенной демонстрации. В письме к П. Б. Аксельроду от 20 апреля 1914 г. он пишет о Лилле: "Это единственный уголок Франции с серьезной организацией", где партия носит "вполне пролетарский характер", а не состоит, как в других местах, из "гуманитарно настроенных classes moyennes¹, адвокатов, учителей, рестораторов с присоединением нескольких приказчиков".

¹ (Средние классы (фр.).)

В городе Крей Чичерину сказали: "Очень трудно заинтересовать социализмом рабочий класс, им в основном интересуются средние классы".

Г. В. Чичерин - сотрудник МИД России

Георгий Васильевич отметил, что в Лилле на 220 тыс. жителей приходится 2500 членов социалистической партии, но лишь десятая часть из них ходит на собрания, а остальные ограничиваются уплатой членских взносов. Чичерина поразил такой факт: эта масса настолько инертна, что ее можно завлечь лишь кинематографом и шансонетками. "Здесь в Lille хоть увеселения с социальным содержанием; a Roubaix¹ еще ступенью ниже. Cinema глупейший, шансонетки неприличные, а в промежуток между первым и вторым отделением выступает Гед и другие ораторы и в течение часа самым кратким образом говорят о текущих политических вопросах и социалистическом будущем, после чего шансонетки и cinema продолжаются. Я должен сказать, что по окончании речей Геда три четверти публики (а публики страшно много, давка ужасная) уходит, так что мне вся эта возмутительная профанация представляется даже практически излишней. И это воспитание пролетариата... И это Roubaix, о котором Гед говорит: "Если бы во Франции было двадцать Рубе, социалисты были бы хозяевами Республики"".

¹ (Лилль, Рубе - города в Северной Франции.)

Георгий Васильевич в первые годы работы в НКИД

В другом письме к П. Б. Аксельроду от 24 апреля 1914 г. Чичерин сообщал о разговоре с Анри Лефебром, секретарем секции Рубе, по поводу странной практики устраивать выступления Геда в промежутках между первым и вторым отделением кино и шансонеток, но тот пояснил, что иначе на собрание придут не больше сотни человек. Как рассказал Лeфебр, за последние двадцать лет Гед столько раз выступал в Рубе, что нет человека, даже женщины или ребенка, кто не слышал бы его много раз, и каждый повторяет: "Я заранее знаю, что он скажет". И хотя все голосуют за него, однако без кино слушать его не пойдут.

Особое внимание Чичерин уделял политической борьбе молодежи. Находясь во Франции, он вместе с выдающимся французским революционером Марселем Кашеном много сил отдавал формированию социалистического юношеского движения. "Я отдыхал в юношеском движении, с которым везде сближался", - говорил Георгий Васильевич.

Подписание советско-турецкого договора о дружбе и братстве 16 марта 1921 г. в Москве

В Париже Г. В. Чичерин прожил до начала мировой империалистической войны. Затем он ненадолго уехал в Брюссель, а позже под видом бельгийского журналиста прибыл в Лондон.

Лондонский период в жизни Г. В. Чичерина был, пожалуй, самым важным с точки зрения формирования его политических взглядов. Именно в Лондоне, хотя и не сразу, произошел его переход на позиции большевизма.

Г. В. Чичерин в Варшаве. Первый слева - советский полпред П. Л. Войков

Империалистическая война обнажила предательскую сущность лидеров II Интернационала К. Каутского, Э. Вандервельде, Ж. Геда и др. Выступив в защиту "своих отечеств" и проголосовав в парламенте за предоставление военных кредитов своим правительствам, партии II Интернационала, по существу, объявили войну друг другу. Сразу же они отреклись от собственных обязательств перед международным рабочим движением и пролетариатом своих стран выступить против империалистической войны. Все это привело к краху II Интернационала, который распался на отдельные партии. В. И. Ленин говорил по этому поводу: "II Интернационал умер, побежденный оппортунизмом"¹.

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, стр. 41.)

В России большинство меньшевиков тоже скатилось на позиции социал-шовинизма и выступало в "защиту отечества". Их идеологом стал Г. В. Плеханов, объявивший войну, которую вел царизм, освободительной для русского пролетариата.

В этих сложных условиях, в разгар небывалого шовинизма в рядах социал-демократии партия большевиков во главе с В. И. Лениным твердо стояла на позициях интернационализма и международной пролетарской солидарности. В письме к Шляпникову от 17 октября 1914 г. В. И. Ленин писал: "...наименьшим злом было бы теперь и тотчас - поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма. Не саботаж войны, а борьба с шовинизмом и устремление всей пропаганды и агитации на международное сплочение (сближение, солидаризирование, сговор selon les circonstances²) пролетариата в целях гражданской войны... Направление работы (упорной, систематической, долгой может быть) в духе превращения национальной войны в гражданскую - вот вся суть. Момент этого превращения - вопрос иной, сейчас еще неясный. Надо дать назреть этому моменту и "заставлять его назревать" систематически...

² (Сообразно обстоятельствам (фр.).)

Лозунг мира, по-моему, неправилен в данный момент. Это - обывательский, поповский лозунг. Пролетарский лозунг должен быть: гражданская война"¹.

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 14-15.)

Империалистическая война вызвала у Чичерина, по его признанию, острый идейный кризис. Он понимал недопустимость голосования за военные кредиты. Но что же дальше? - спрашивал он сам себя. В большевистской литературе, с которой был хорошо знаком, прежде всего со статьями В. И. Ленина, он нашел "формулировку задач, связанных с войной". Но в начале войны Георгий Васильевич еще не совсем ясно сознавал необходимость беспощадной борьбы против всякого буржуазного правительства, участвующего в мировой войне. Правда, этот период у него продолжался недолго. Впоследствии Г. В. Чичерин рассказывал, как однажды в Лондоне его навестил секретарь парижской молодежной организации, с которым он раньше был в тесном контакте и которого знал как яркого революционного деятеля. "Он сказал мне, что когда началась война, то он прозрел, тогда пелена спала с его глаз, и он увидел, что рабочие и капиталисты имеют общие интересы в борьбе против капиталистов других стран. И он увидел неправильности пути, по которому шли рабочие социалисты, проповедовавшие классовую борьбу. Этот разговор мне сразу обнаружил ту грандиозную степень падения, в которую все рабочее движение приводилось путем социал-патриотизма. Рабочий класс отказывается от борьбы за свои интересы ради интересов капиталистов и тем самым в действительности становился в хвосте, делался опорой своих собственных капиталистов".

Чичерин понял, что "оборончество есть формула капитуляции труда перед капиталом". И чем дальше, тем больше этот факт, по его словам, был "перед ним иллюстрирован оборонческой печатью и литературой всех стран".

Наблюдая политическую жизнь Англии, а также как английская буржуазия использует рабочие организации для воздействия на рабочий класс, как лозунг "обороны отечества" она применяет для усиления своего классового господства, поняв истинный смысл социал-шовинистической пропаганды, Чичерин пришел к твердому убеждению: проповедуемое меньшевиками "оборончество" является предательством интересов рабочего класса, изменой делу революции, главным врагом. С этих пор он ведет с позиций интернационализма самую энергичную борьбу против "оборончества".

С осени 1915 г. Георгий Васильевич стал постоянным сотрудником издававшейся в Париже газеты "Наше слово", в которой сотрудничали представители различных социал-демократических групп - Луначарский и Урицкий, Антонов-Овсеенко и Мануильский, Коллонтай и Майский, Лозовский и Мартынов и др. Оппортунистическую, центристскую линию в "Нашем слове" проводили Мартов и Троцкий. Чичерин выступал против того и другого. Эта газета была для него "переходным мостом".

Георгий Васильевич много писал для "Нашего слова". Он сообщал из Лондона о социалистическом движении в Англии, о настроениях среди рабочего класса, о борьбе в рядах Британской социалистической партии вокруг самых жгучих вопросов революционного движения.

Страстный борец против войны, Чичерин приветствовал создание Циммервальдского объединения, сыгравшего важную роль в борьбе революционных марксистов против войны, за сплочение социалистов-интернационалистов. В январе 1916 г. по его инициативе лондонская меньшевистская группа содействия РСДРП приняла резолюцию, где говорилось: "Развитие противоположности между революционно-интернационалистскими задачами рабочего класса и контрреволюционным, антипролетарским содержанием социал-патриотизма привело в России уже к тому, что социал-патриоты всех оттенков, несмотря на поверхностную антицаристскую фразеологию их нашедельческого¹ крыла, открыто стали на путь контрреволюции и союза с царизмом, что в наглядной форме проявилось в позорной изменнической кампании вторичных выборов в ЦВПК¹.

¹("Наше дело" - орган меньшевиков-ликвидаторов.)

¹ (Центральный военно-политический комитет.)

Твердо став на позиции революционного интернационализма, Чичерин беспощадно бичует в своих статьях социал-шовинистов.

Люди, хорошо знавшие Г. В. Чичерина, всегда поражались его беспредельной работоспособности. В Лондоне он входил в местную группу РСДРП, вступил в Британскую социалистическую партию, был членом Коммунистического клуба, Герценовского кружка и одновременно секретарем нескольких эмигрантских организаций - Комитета социалистических групп в Лондоне, Российской делегатской комиссии и др. Кроме того, он сотрудничал во многих социалистических и профсоюзных органах печати (например, в "The Call", "Railway Review" и "Yorkshire Faktory Times"), устанавливал личные контакты с редакторами газет, многими членами английского парламента, с представителями британской социал-демократии, с профсоюзными деятелями и, как всюду, где бывал, с простыми рабочими.

В июне 1915 г. по инициативе и при самом активном участии Г. В. Чичерина в Лондоне был создан Комитет для оказания помощи русским политкаторжанам и ссыльнопоселенцам. В него вошли представители лондонских групп РСДРП, партии эсеров, Бунда, социал-демократии Латышского края, Польской социалистической партии (ПСП) и Литовской социалистической федерации в Великобритании. Георгий Васильевич был избран секретарем комитета и свыше двух лет руководил им. Благодаря его усилиям комитет сразу же становится политическим органом борьбы против царизма.

Чичерин говорил, что секретарство в "каторжанском комитете" позволило ему развернуть агитацию против "обеления царизма". Под руководством Георгия Васильевича комитет помимо сбора и пересылки денег русским революционерам, находившимся в царских застенках, публиковал разоблачительные материалы о положении в этих тюрьмах, устраивал митинги протеста против жестокого обращения с заключенными, организовывал в парламенте запросы по поводу массовых арестов и репрессий в России.

Комитет разъяснял английской общественности, что война принесла России новый безудержный разгул реакции, что угнетенные национальности подвергаются там преследованиям, что рабочие организации загнаны в подполье, а деятели профессионального движения осуждаются на каторгу и ссылку. Даже членов Государственной думы - социал-демократических депутатов - увозят в Сибирь на вечное поселение.

30 июля 1915 г. Чичерин опубликовал от имени комитета обращение, где писал: "Русская каторга - это медленная и невыразимо ужасная агония. Люди, которые терпят эти ужасы, большей частью наши товарищи по рабочему движению. Они посвятили себя благородному делу организации и воспитания пролетариата, борьбе за его благосостояние и права... Русский пролетариат обращается к великобританскому пролетариату, он взывает к классовому единению, к всемирной солидарности труда. Рабочий Великобритании, страдает твой товарищ. Он страдает за наше общее дело, за всемирное дело труда, он ведет ту же классовую борьбу, как и ты. И ты не можешь остаться равнодушным".

Георгию Васильевичу удалось привлечь к участию в комитете видных политиков-социалистов, радикалов, профсоюзных руководителей. Председателем комитета был известный лейборист Сноуден, казначеем - генеральный секретарь федерации транспортных рабочих Вильяме. Ближайшей помощницей Г. В. Чичерина в комитете была Бриджес-Адамс, на квартире которой собирались члены комитета. Его деятельность приобрела широкий размах. Направленная против самодержавия, она вызвала сильное недовольство царского правительства, добивавшегося от Англии запрещения комитета.

Большую работу вел Чичерин как секретарь Комитета делегатов социалистических групп в Лондоне против насильственных попыток выдачи царскому правительству проживавших в Англии эмигрантов для мобилизации в союзную армию. В связи с этим он прилагает много усилий к объединению и сплочению русских эмигрантов, не состоявших в местных группах российских революционных партий. В сентябре 1916 г. представители социал-демократических групп в Лондоне опубликовали воззвание, где говорилось: "Только голос всей эмигрантской массы, протестующий и разъясняющий обществу вред и несправедливость плана (привлечения в английскую армию. - Авт.), может привести к его крушению".

Активно участвовал Чичерин в английском социал-демократическом движении, с левым крылом которого сблизился сразу же по приезде в Лондон. В тот период в Англии происходило формирование боевого авангарда социал-демократического движения. Самыми яркими его представителями были Маклин, Галлахер и Инкпин.

На II конгрессе Коминтерна в августе 1920 г. В. И. Ленин высоко оценил их антивоенные усилия: "...тов. Галлахер рассказал нам здесь, как он и его товарищи действительно превосходно организовали революционное движение в Глазго, в Шотландии и как они во время войны тактически очень хорошо маневрировали, как они умело оказывали поддержку мелкобуржуазным пацифистам Рамсею Макдональду и Сноудену, когда они приезжали в Глазго, чтобы путем этой поддержки организовать крупное массовое движение против войны"¹.

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч , т. 41, стр. 261.)

Вступив в Британскую социалистическую партию, Чичерин вместе с Маклином, Галлахером и Инкпином, возглавлявшими интернационалистское течение, ведет борьбу против социал-шовинистического крыла во главе с Гайндманом и выступает за немедленный разрыв с ним.

В своей полемической статье "Споры о созыве Международного социалистического бюро (Письмо из Англии)", опубликованной в марте 1916 г. в парижском "Нашем слове" под псевдонимом Орнатский, Чичерин писал: "Что касается собственно Британской социалистической партии, я за раскол немедленно, потому что в настоящее время, помимо ее шотландской организации, только фактически стоящая во главе ее шовинистическая клика играет некоторую роль в английском движении, а вся так называемая "партия", ее декоративные центральные комиссии, даже ее конференции с их резолюциями, не интересующими никого, кроме кучки адептов, все это само по себе не имеет решительно никакого значения и, наоборот, все это имеет очень ощутительное косвенное значение как декоративный пьедестал для шовинистической клики, как создание для нее показного организационного базиса".

В. И. Ленин полностью одобрил и высоко оценил занятую Чичериным позицию. В статье "Раскол или гниение?" он писал: "В примиренческом парижском "Нашем Слове" т. Орнатский, снискавший себе большую заслугу интернационалистской работой в Англии, высказался за немедленный раскол там. Нечего и говорить, что мы вполне согласны с Орнатским в его полемике с занявшим каутскианскую позицию Ф. Ротштейном, сотрудником "Коммуниста""¹.

¹ (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 294.)

В апреле 1916 г. Гайндман и его сторонники, оказавшиеся в меньшинстве, вышли из Британской социалистической партии, которую возглавили интер-националисты.

После победы Февральской революции в России Г. В. Чичерин много внимания и заботы уделял отправке на родину русских политических эмигрантов. Для этой цели была создана Российская делегатская комиссия, секретарем которой избрали Чичерина.

Анжель Людвиговна Нагель, дочь русского политического эмигранта, в 1917 г. работала с Георгием Васильевичем в этой комиссии. Она поделилась с авторами книги своими воспоминаниями: "Сразу после Февральской революции в России в 1917 году в Лондоне была создана Российская делегатская комиссия, которая занималась репатриацией на родину русских эмигрантов. Чичерину, который являлся главным секретарем комиссии, был нужен технический секретарь с хорошим знанием английского языка. Так я стала работать вместе с Георгием Васильевичем и под его руководством.

Работа была очень интенсивная и многообразная. Приходилось не только вести переписку с британским правительством, но и обеспечивать жильем и средствами для существования лиц, живущих в Лондоне и желавших ехать в Россию, а также тех, которые навсегда покидали свое жилье в других городах Великобритании и временно переезжали в Лондон. Кроме того, сюда же шел непрерывный поток людей со своими семьями из разных стран европейского континента. Для всех этих лиц арендовались комнаты в гостиницах Лондона. Часто бывало, что сначала выезжали в Россию мужчины, а их семьи временно оставались на попечении комитета.

Бывший сотрудник царского посольства в Лондоне, а теперь поверенный в делах Временного правительства Набоков был вынужден предоставить необходимые комиссии средства. Наша работа особенно осложнялась тем, что из-за состояния войны с Германией Британские острова были блокированы германским военно-морским флотом, и потому передвижение английских пароходов держалось в строжайшем секрете. Комиссия узнавала о предоставлении ей возможности переправить людей в Россию только в день отправки поезда из Лондона к отплытию очередного парохода. Приходилось тут же срочно оформлять документы для уезжающих и производить всякие расчеты. Прежде всего в срочном порядке изготовлялись паспорта для каждого отъезжающего: на длинном листе бумаги ставился вверху штамп Комиссии, затем вписывались необходимые данные о владельце паспорта. Их заверял своей подписью и печатью комитета Г. В. Чичерин. Конечно, вся эта работа выполнялась в срочном, даже аварийном порядке, и в такие дни в наших двух небольших комнатах царили необычайная суматоха и суета.

Чичерин всегда сам присутствовал на вокзале при отъезде русских эмигрантов. Он носил с собой постоянно чемоданчик, в котором умещалась вся его походная канцелярия".

Чичерину пришлось вести в делегатской комиссии ожесточенную борьбу с представителем эсеров Я. О. Гавронским. Как говорил Георгий Васильевич, тот был "способным на всякую подлость" и вместе с поверенным в делах Временного правительства в Англии Набоковым всячески старался помешать отправке на родину большевиков. "Посылать в Россию в настоящее время... антимилитаристов - значит подкапываться под Временное правительство - заявлял Гавронский.

В августе 1917 г. делегатская комиссия направила Временному правительству, по чьим указаниям действовал Набоков, телеграмму с решительным протестом против его попыток воспрепятствовать отъезду в Россию большевиков. В телеграмме указывалось, что комиссия считает "недопустимым, чтобы борцы за свободу русского народа были лишены завоеванного революцией права" вернуться на родину и подвергались "унизительным формальностям, открывающим дверь произвольному несправедливому фильтрованию". Чичерин резко выступал также против попыток английских "социал-патриотов" склонить Россию к продолжению войны. Когда весной 1917 г. правительство Англии решило направить в Россию британских профсоюзных деятелей - сторонников продолжения войны, чтобы вызвать у русского народа воинственный пыл, Георгий Васильевич разоблачал в социалистической печати этих "социал-патриотов" и сообщил в Петроград относительно "истинного характера" их делегации.

Особый отдел департамента полиции России через свою заграничную агентуру пристально следил за Чичериным, боровшимся против войны и империализма. В списках полиции он значился как "ярый пораженец". В январе 1917 г. исполняющий обязанности заведующего русской заграничной агентурой в Париже Мельников доложил начальству в Петербург об агитационной работе Георгия Васильевича: "...до беспорядков, происходивших в минувшем году среди рудокопов Южного Уэльса и Ирландии, Чичерин много раз ездил в эту местность, чтобы завязать связи с рабочими".

Энергичная интернационалистская деятельность Чичерина в Англии, особенно его выступления среди пролетариата против войны, за демократический мир вызвали резкое недовольство правительства. В августе 1917 г. английские власти арестовали Чичерина и заключили его в Брикстонскую тюрьму. Вот что рассказала об этом А. Л. Нагель:

- Помнится мне, как 4 августа 1917 года явился в нашу комиссию некий субъект и прошел в кабинет Чичерина. Примерно через четверть часа после его ухода Георгий Васильевич вышел из своего кабинета и стал энергично шагать в моей комнате из угла в угол (он всегда делал так, когда сильно волновался или сосредоточенно думал о чем-то необычайно важном). Вдруг он остановился перед моим столом и спросил, знаю ли я, кто был. Я ответила, что догадываюсь. Этот агент английской секретной службы заявил ему, что он подлежит аресту и предложил привести дела в порядок, а через три дня явиться в полицейский участок.

Друзьям Чичерина удалось добиться отсрочки еще на две недели. Ордер на арест, подписанный "министром его британского величества" 7 августа, был вручен Георгию Васильевичу только 22 августа. Его обвинили в "связях с врагом" (имелись в виду контакты с немецкими социалистами - членами Коммунистического клуба в Лондоне). К тому же, занимаясь "антисоюзнической деятельностью", он якобы "представляет собой угрозу для общественной безопасности и обороны королевства".

Чичерин протестовал против таких обвинений. В письме от 23 августа министру иностранных дел он заявил, в частности: "Характеризовать международный социализм, учение, которым я руководствуюсь в своей деятельности и чувствах, как якобы "антисоюзническое и прогерманское" - значит искажать его существо и цели. Мы, международные социалисты, выступаем против империализма в целом, как против английской, так и против германской и других его разновидностей".

В другом письме (от 24 августа) Чичерин обратил внимание английского министра на весьма любопытный и примечательный факт. "Приказ о моем аресте был подписан 7 августа, а 3 августа я получил телеграмму от комиссара Временного правительства Сватикова, поручающего мне произвести расследование деятельности царской тайной полиции в Англии. Незадолго перед этим была сделана тщетная попытка привлечь внимание английского правительства на деятельность одного агента русской тайной полиции, который был в то же время (по его признанию) на службе у Скотланд-Ярда, а по сведениям Сватикова (сообщенным и английским властям) подозревался также и в шпионаже в пользу Германии. Английская полиция отказалась арестовать этого агента. Я имел бы возможность более тщательно исследовать всю эту историю. Арест лишил меня возможности бросить свет на темные дела царской охранки и ее связь с тайной полицией других стран".

Изложенный Чичериным факт, безусловно, сыграл свою роль в его аресте. Британская секретная служба вовсе не была заинтересована в том, чтобы кто-то, а тем более убежденный марксист, "бросал свет" на ее неблаговидные связи.

Протесты Чичерина не были приняты во внимание правительством Англии.

11 (24) августа Георгий Васильевич сообщал Н. Д. Чичериной: "После некоторых перипетий мое интернирование было отложено до 12 (25) августа. Завтра придут за мной. Я уже писал о мотиве: моя принадлежность к интернациональному рабочему Коммунистическому клубу". На следующий день Г. В. Чичерин стал узником № 6027 Брикстонской тюрьмы.

Арест и заключение Чичерина в тюрьму были произведены с ведома, согласия и даже одобрения представителя правительства Керенского в Лондоне. Один из сотрудников российского посольства Гамбс откровенно заявил тогда: "Мы полностью в курсе тех соображений, которыми руководствовалось правительство его величества, выдавая ордер на арест Чичерина. Российское правительство не располагает данными, которые свидетельствовали бы, что утверждения об его антисоюзнической деятельности являются необоснованными". Несколькими днями позже Набоков информировал Временное правительство, что "...Чичерин арестован вследствие имеющихся у английских властей доказательств его агитационной деятельности".

- В Брикстонской тюрьме, - рассказывает А. Л. Нагель, - администрация два раза в месяц выдавала заключенным для переписки с близкими разлинованный листок бумаги, на котором полагалось уместить не более десяти коротких строк. Чичерину удавалось написать удивительно много. С большим трудом приходилось расшифровывать его исключительно мелкий, просто бисерный, почерк. Но сколько в этих строках он вмещал всевозможных указаний для делегатской комиссии, иногда писал и о личных просьбах. Например, он просил нас позаботиться о его старой няне, которая жила в России и которой он регулярно оказывал помощь.

Известие о заключении Чичерина в тюрьму вызвало возмущение и энергичные протесты со стороны трудовой Англии. Из разных мест поступали сотни резолюций, вынесенных рабочими собраниями в знак солидарности с русским пролетариатом.

Русские политические изгнанники в Англии и других странах выражали Чичерину, "стойкому и энергичному борцу за права политической эмиграции", свою признательность и решительно протестовали против "обрушившейся на него кары - проявления милитаристской реакции в Англии".

Против ареста Г. В. Чичерина выступили и радикально настроенные англичане. Один из членов парламента Джозеф Кинг, давший показания по "делу Чичерина", категорически отверг выдвинутые обвинения и заявил: "Г-н Чичерин является, конечно, интернационалистом-социалистом, верящим, что мир может быть обеспечен рабочими, объединяющимися на базе социализма. В нашей стране, даже в палате общин, есть люди, разделяющие эти взгляды. Если вы интернируете г-на Чичерина за такие взгляды, то почему вы не интернируете меня, так как я, хотя и не считаю себя социалистом, верю в то, что демократии всех наций должны объединить свои усилия путем мирного взаимопонимания, для того, чтобы обеспечить мир во всем мире". Несмотря на уговоры друзей, Чичерин наотрез отказался просить о замене тюрьмы высылкой в Россию: "Я самым решительным образом настаиваю, чтобы никто не просил для меня замены тюрьмы выдворением на родину. Я уже много лет специально занимался борьбой за права иностранцев (в Штутгарте в 1907 году я своим вмешательством сорвал поправку, допускающую высылку по приговору суда), буду бороться в будущем и когда-нибудь сосчитаюсь с этими идиотами, заварившими нынешнюю кашу. Альтернатива тюрьмы или выдворения на родину есть замаскированная депортация. Я никоим образом не могу допустить, чтобы моя организация или мои друзья поддерживали это для меня, и буду смотреть на это как на враждебный шаг против меня". Чичерин добивался для себя только "неограниченной свободы".