4. Содержание, форма и историческое значение договора 944 г.

Как мы уже показывали, в русско-византийских соглашениях прошлого, стоявших в ряду иных византино-иностранных мирных договоров второй половины 1-го тысячелетия, одним из основополагающих условий являлось либо восстановление, либо утверждение заново мирных отношений между двумя государствами. Идея "мира и любви" проходит красной нитью через договоры 907 и 911 гг., причем, как мы старались показать, она выглядит там не декларативно, не абстрактно, а непосредственно связана с заключением таких пунктов соглашений, которые были жизненно важны для обеих сторон и при соблюдении которых эти отношения "мира и любви" действительно должны были реализовываться.

Подобная же картина наблюдается в 944 г. Договор Игоря с греками - типичное межгосударственное соглашение "мира и любви", которое и восстанавливало прежние мирные отношения между странами, возвращало обе стороны к "ветхому миру" 907 г., и заново регламентировало эти отношения в соответствии с интересами обеих сторон, новыми историческими условиями.

Идея "мира" присутствует в предваряющей договор летописной записи. Автор "Повести временных лет" считал, что византийские императоры прислали в Киев послов "построити мира первого" и Игорь вел переговоры с ними "о мире". Во вступительной части договора также говорится, что цель его - "обновити ветъхий мир", "утвердити любовь" между Византией и Русью, "створити любовь" с греками "на вся лета...". В одной из важнейших статей договора - о военной помощи - речь идет о том, что посылка русским великим князем по письменной просьбе греков войска "на противящаяся" Византии должна на деле подтвердить отношения "мира и любви" между двумя странами: "...и оттоле уведять ины страны, каку любовь имеють грьци съ русью". "Миром" назван договор и в заключительной фразе документа. А затем слово вновь берет летописец и вновь характеризует только что приведенную им грамоту как межгосударственное соглашение "мира и любви": византийские послы, появившиеся в Киеве для принятия великокняжеской присяги на договоре, заявили Игорю: "Се посла ны царь, радъ есть миру, хощеть миръ имети со княземъ рускимъ и любъве"¹/ Автор "Повести временных лет" рассказывает далее, что Игорь, "утвердивъ миръ" с греками, отпустил послов и те, возвратившись в Константинополь, поведали там "вся речи Игоревы и любовь юже къ грекомъ".

Договор 944 г. объединил в себе как основные статьи "мира" 907 г., устанавливающие общие принципы политических и экономических взаимоотношений между двумя странами, так и многие конкретные статьи "мира-ряда" 911 г., регулирующие и совершенствующие детали этих отношений.

В грамоте 944 г. подтвержден порядок посольских и торговых контактов, установленный еще в договоре 907 г.: "А великий князь руский и боляре его да посылають въ Грекы къ великимъ царемъ гречьскимъ корабли, елико хотять, со слы и с гостьми, яко же имъ уставлено есть"². Почти без изменений вошел в договор 944 г. текст из соглашения 907 г. о порядке прихода русских послов и купцов в Византию, получения ими слебного и месячины, размещения и появления их для торговли непосредственно в Константинополе. Здесь же говорится, что, собираясь в обратный путь, руссы имеют право на получение продовольствия и снаряжения, "яко же уставлено есть преже", т. е. в 907 г. Договор 944 г. подтвердил обязанность византийского сановника - "царева мужа", приставленного к посольству, переписывать состав посольства и в соответствии с этим списком выявлять слебное послам и месячину купцам из Киева, Чернигова и других городов; вводить руссов в город через одни ворота; охранять их; разбирать возникавшие недоразумения между руссами и греками ("да аще кто от Руси или от Грекъ створить криво, да оправляеть то"); контролировать характер и масштабы торговых операций и удостоверять своей печатью на товарах законность произведенной сделки. Но если в договоре 907 г. по поводу функций "царева мужа" говорилось лишь вскользь: он переписывает состав посольства и сопровождает его при входе в город, то теперь эти функции расширены, обозначены более четко. Думается, что договор 944 г. отразил усложнение торговых контактов Руси и Византии, стремление упорядочить их.

Одновременно в статьи, регулирующие политические и торговые отношения двух стран, по сравнению с 907 г. внесены некоторые серьезные коррективы.

Прежде всего это относится к порядку удостоверения личности приходящих из Руси послов и купцов. Согласно договору 944 г., они должны предъявлять византийским чиновникам своеобразные "удостоверения личности" - грамоты, выданные послам или гостям великим князем, адресованные на имя византийского императора (ранее такими "удостоверениями" считались печати: золотые - для послов, серебряные - для гостей): "Ношаху сли печати злати, а гостье сребрени; ныне же уведелъ есть князь вашь посылати грамоты ко царству нашему; иже посылаеми бывають от нихъ поели и гостье, да приносять грамоту"³. Назначение данных документов, согласно договору, - убедить греческие власти в мирных намерениях той или иной русской миссии ("оже съ миромъ приходять"), причем количество прибывавших русских кораблей не ограничивалось. В случае если руссы явятся без соответствующих великокняжеских "удостоверений", они будут взяты под стражу и о них будет сообщено в Киев великому князю: "Аще ли безъ грамоты придуть, и преданы будуть намъ, да держимъ и хранимь, донде же възвестимъ князю вашему". Если при этом руссы не отдадут себя в руки византийских властей и окажут сопротивление, то греки имеют право убить их и киевский князь не взыщет с греков за эту смерть: "Аще ли руку не дадять, и противятся, да убьени будуть, да не изищется смерть ихъ от князя вашего"⁴.

На первый взгляд может показаться, что содержащиеся в этой части договора новшества налагали на русских представителей определенные ограничения. Однако это не так. Напротив, они в известной мере даже отвечали интересам русской стороны. Недаром в договоре подчеркнуто, что об этих изменениях "ныне же уведель есть князь вашь", т. е. именно русский князь повелел послам и купцам предьявлять такие грамоты в Византии. Его же греки должны были уведомлять о приходе русских кораблей без княжеских документов и о бегстве руссов, задержанных греками, из-под стражи на Русь. "Мы, - говорят греки в договоре, - напишемъ ко князю вашему, яко имъ любо, тако створять", т. е. вопрос о наказании руссов, нарушивших установленный самим киевским князем порядок, передавался целиком на рассмотрение русских властей. Все это свидетельствует, на наш взгляд, лишь об одном: дипломатические и торговые контакты русских людей с Византией были взяты древнерусским государством под строгий контроль; киевские власти старались внимательно следить за тем, чтобы от имени Руси в Византии не появлялись и не действовали нежелательные элементы. Любые сношения с империей отныне становятся прерогативой исключительно великокняжеской власти, а это в свою очередь еще раз говорит о том, что дальнейшее развитие древнерусской государственности нашло отражение и в сфере внешней политики⁵.

Существовал еще один аспект этой особой заботы: строгий великокняжеский контроль за деятельностью русских миссий и суровые наказания, грозившие тем руссам, которые появлялись в империи на свой страх и риск, сводили до минимума возможность зарождения новых конфликтов между Русью и империей из-за антигосударственных действий в Византии русских караванов. Об этом, в частности, говорит и такое, на первый взгляд незаметное, нововведение в этой части договора, как появление фразы: "Входяще же Русь в градъ, да не творять пакости"⁶, дополняющей запрещение руссам творить "бещинья" "в селехъ" и "в стране нашей". Как видим, ужесточение порядков шло именно в этом направлении. Одновременно сохраняло свою силу и положение договора 907 г. о том, что руссы, пришедшие в Византию "без купли", т. е. не с торговыми целями, не имели права получать месячину.

Данные новшества были на руку и Византии, которая тем самым оберегала себя от разного рода случайных и нежелательных пришельцев.

В разделе об обязанностях русского купечества в Византии появляется ограничение насчет масштаба торговых операций с паволоками - дорогими шелковыми тканями: их можно было теперь купить только на 50 золотников. При этом "царев муж" был обязан проконтролировать сделку и опечатать купленные ткани в знак разрешения своей печатью.

Здесь же говорится, что "руссы" не имеют власти зимовать у "святаго Мамы". Вспомним, что в договоре 907 г. речь шла лишь об ограничении на шесть месяцев получения русскими купцами месячины; послы же "слебное" получали "елико хотяче". Теперь шестимесячный срок исчезает, зато появляется запрещение проводить зиму в Константинополе, т. е. руссы обязывались завершать и дипломатические переговоры, и торговые операции в течение одной навигации.

Мы не усматриваем в этом факте какого-то ограничения, накладываемого на руссов. Напротив, и здесь, на наш взгляд, речь идет об упорядочении и дипломатических, и торговых контактов, в котором были заинтересованы обе стороны. Трудно утверждать, что по мере развития русской посольской службы, дальнейшей профессионализации древнерусских дипломатов, переводчиков, писцов для Руси было необходимо и важно сохранить возможность бессрочного их пребывания в империи ("елико хотячи" в договоре 907 г.). Думается, что и в этом смысле договоренность была взаимовыгодной. Вспомним, что в греко-персидском договоре 562 г. относительно посланников и гонцов обеих стран говорится, что "они обязаны оставаться недолго в земле, куда приезжают"⁷.

Действительно серьезным шагом назад по сравнению с временами 907 - 911 гг. явилось для Руси исчезновение из общеполитического раздела договора 944 г. пункта договора 907 г. о предоставлении русским купцам права беспошлинной торговли в Византии. Историки как-то уж слишком непосредственно связывают устранение этого пункта с поражением русского войска во время похода на Византию в 941 г. Такой прямой связи мы не усматриваем. В период средневековья право беспошлинной торговли купцов одного государства в пределах другого - явление столь же экстраординарное, сколь и непродолжительное. Обычно оно вводилось в результате особых обстоятельств: либо в целях установления торговых отношений с ранее неизвестным на собственных рынках, но выгодным партнером; либо в виде особой льготы союзнику за обещание оказать важную военную помощь; либо под диктатом военной силы победителя. Затем, однако, вступали в действие экономические интересы купечества страны, предоставившей такое право, и либо следовало устранение мирным путем сыгравших свою роль льгот, либо разгорался военный конфликт.

В данном случае мы не знаем подлинных причин ни предоставления Руси подобной льготы в 907 г. (хотя, возможно, здесь сыграли роль и стремление Византии привязать к себе Русь союзными обязательствами - вспомним походы русских войск в Закавказье в начале X в., и военное давление Руси в ходе кампании 907 ни ее устранения в 944 г. (хотя здесь могли сыграть роль и давление византийского купечества, и поражение Руси в кампании 941 г.). Не исключено, что одной из причин нового конфликта между Византией и Русью, возникшего где-то во второй половине 30-х годов X в., наряду с отказом Византии уплатить дань Руси стала и ликвидация беспошлинной торговли русского купечества по аналогии с тем, как на исходе IX в. нарушение империей торговых привилегий болгарских купцов вызвало военные действия со стороны Симеона.

Статьи, имеющие принципиальный политический и экономический характер, дополняются "рядом" по другим аспектам межгосударственных отношений.

Статья "Аще ускочить челядинъ от Руси" отражает договоренность сторон относительно права руссов приходить в Византию в поисках бежавшей челяди и возвращать ее на Русь. В случае если челядин не будет обнаружен, греки после клятвы руссов должны заплатить за каждого бежавшего и укрывшегося в империи челядина по две паволоки⁸.

А. А. Зимин считал, что речь идет лишь о челяди, бежавшей от прибывших с посольскими или купеческими караванами руссов; он полагал также, что для челядина бежать из Руси в Византию "крайне затруднительно". В соответствии с этим А. А. Зимин дал и перевод статьи: "Если убежит челядин от русских, пришедших в страну нашего царского величества и (живущих) около святого Маманта..."

Между тем текст статьи говорит об ином: "Аще ускочить челядинъ от Руси, по нъ же придуть въ страну царствия нашего, и у святаго Мамы аще будеть да поимуть и". Здесь речь идет не о той челяди, что бежит от руссов, пришедших в Византию, а о беглецах из Руси, которые могут появиться у монастыря св. Маманта - места обиталища всех руссов, прибывавших в Византию. Поэтому перевод этой статьи Б. А. Романовым представляется более правильным: "Если убежит челядин у русских, то пусть придут за ним в страну нашу, и если окажется у святого Мамы, то пусть возьмут его"⁹. Трактовка текста, данная А. А. Зиминым, ограничивает вопрос лишь частными случаями побегов челяди на территории самой Византии. Перевод же Б. А. Романова предполагает наличие договоренности по кардинальной межгосударственной проблеме - о выдаче бежавших рабов или феодально зависимых людей из Руси вообще. В пользу более широкого толкования этой статьи говорит и ее непосредственная связь со следующей статьей, согласно которой Русь должна возвращать в империю бежавших греческих рабов вместе с тем имуществом, которое они унесли с собой.

В этой связи мы не можем согласиться с мнением М. В. Левченко, утверждавшего, что в данной статье речь идет лишь о греках-рабах, бежавших из Руси назад в Византию. М. В. Левченко также несколько ограничивает межгосударственные масштабы договоренности по данному вопросу. Статья же говорит: "Аще ли кто от людий царства нашего, ли от города нашего, или от инехъ городъ ускочить челядинъ нашь къ вамъ...", т. е. речь идет о рабах, бежавших от византийцев либо из Константинополя, либо из любого другого города империи на Русь¹⁰.

Обе эти статьи впервые в отношениях между Византией и Русью отражают в столь обнаженной форме договоренность двух феодальных государств по поводу защиты классовых интересов феодальной верхушки относительно права на личность и собственность зависимых людей.

В договоре 911 г. в этом направлении сделан первый шаг: там говорится лишь о возвращении на Русь украденного или бежавшего русского челядина. Контекст этой статьи в грамоте 911 г. действительно может подсказать вывод о том, что речь шла о краже или бегстве прибывшей со своими господами в империю русской челяди. На это, в частности, указывают слова: "...но и гостие аще погубиша челядинъ и жалують, да ищуть обретаемое да поимуть е"¹¹, т. е. если купцы

потеряют челядина, то они обжалуют это, потребуют его возвращения по суду и возвращают его себе в случае обнаружения. В грамоте 944 г. проблеме придан обобщающий межгосударственный характер, и в этом смысле она отражает дальнейшее развитие отношений между двумя странами. Интересно, что ни в одном известном нам византино-иностранном договоре второй половины 1-го тысячелетия не отражена подобная договоренность.

Следующие две статьи договора 944 г. посвящены совместным санкциям за имущественные преступления. Если кто- либо из руссов покусится на кражу у греков какого-либо имущества, то будет за это сурово наказан, а если украдет, то заплатит за это имущество вдвойне. В свою очередь и греки за подобное преступление должны были нести такое же наказание. В случае кражи (следующая статья) и руссы, и греки должны не только вернуть украденное, но и оплатить его цену; а если украденное уже продано, то вор должен заплатить его двойную цену и понести наказание "по закону гречьскому, и по уставоу и по закону рускому"¹². Убийство за кражу (или намерение украсть) на месте преступления, а также тройная плата за украденное, если вор добровольно отдался в руки властей, предусмотренные соглашением 911 г., в новом договоре заменяются более умеренным наказанием, причем вводится понятие "закона греческого" и "устава и закона русского". Таким образом, и здесь грамота 944 г. не просто повторяет соответствующую статью 911 г., а дает ее современную трактовку с учетом эволюции правовых норм как в Византии, так и на Руси¹³.

По-иному выглядят в новом соглашении и статьи о пленных. В нем исчезает пункт о выкупе взятых в плен во время военных действий греков, снижается максимальная цена за выкуп пленных византийцев с 20 золотников до 10 и вводится дифференциация цен на пленных греков в соответствии с возрастом от 5 до 10 золотников. Одновременно появляется пункт о выкупе русских пленных по 10 золотников, причем статья отличает руссов, оказавшихся в рабстве у греков благодаря покупке и в результате военных действий, что возвращает нас к событиям войны 941 г. Каких-либо особых льгот для греков в этих статьях мы не усматриваем, за исключением снижения цены за одного пленного и ее дифференциации¹⁴.

Новый аспект в договоре 944 г. приобретают статьи военного характера.

Если в 911 г. имелась лишь одна статья, в которой говорилось о военной помощи со стороны Руси Византии и разрешении руссам оставаться на военной службе в императорском войске в качестве наемников, то в договоре 944 г. развернута целая программа военного союза и взаимной помощи¹⁵. Д. Миллер совершенно справедливо отметил, что Русь в договоре 944 г. выступает в статусе полноправного союзника Византии. Эту точку зрения разделяет Г. Г. Литаврин¹⁶. Ясным критерием здесь является определенная договоренность относительно помощи сторон друг другу против общих врагов и охраны одной из территорий региона, в котором заинтересованы оба государства.

Во второй половине 1-го тысячелетия Византийская империя неоднократно заключала договоры о союзе и взаимопомощи с другими государствами. Условия таких союзов были самыми различными и соответствовали интересам сторон в тот или иной исторический период. Несколько таких договоров о союзе и взаимопомощи были заключены империей в VI в.

В 575 г., по сообщению Менандра, военный союз был заключен империей с тюрками против Персии; в 578 г. - с аварами против склавинов, которые вступили на территорию Византии; в 622/23 г. император Ираклий, по сообщению Феофана, обратился к аварскому кагану с просьбой поддержать империю военными силами; в 625/26 г., собирая силы против персидского нашествия, Ираклий запросил у хазар 40 тыс. всадников, обещая в свою очередь дочь в жены кагану. Феофан, Михаил Сирийский и другие хронисты сообщают, что в Хазарию были посланы богатые подарки¹⁷.

Неоднократные попытки привлечь к борьбе против болгар и арабов империю франков предпринимала Византия в начале IX в., стремясь перевести отношения "мира и дружбы", существовавшие между франкскими правителями и Византией и оформленные соответствующими договорами в VIII в., в русло отношений союза и взаимопомощи. Так, по сообщению западных хроник, в 814 г. император Лев V направил к Карлу Великому посольство (которое уже не застало его в живых) с просьбой о помощи в борьбе против болгар и "других варварских народов". Михаил II продолжает настойчивые попытки вовлечь в союзные отношения Людовика Благочестивого, что ему и удается. В 824 г. между Франкской империей и Византией заключается договор о союзе, который через три года, в 827 г., подкрепляется вновь. В 842 г. уже Феофил предлагает Лотарю союз против арабов, а для его закрепления обещает устроить брак своей дочери и наследника франкского престола. В 869 г. Василий I предпринимает безуспешную попытку заключить союз с Людовиком II против арабов и укрепить его браком своего сына и дочери франкского императора¹⁸.

На исходе IX и в начале X в. Византия добивается определенных результатов, привлекая к союзным военным действиям против Болгарии угров, позднее печенегов. Во второй половине X в. империя пытается привлечь к союзу против сарацин - западных арабов - державу Оттона I¹⁹ и т. д.

Эти свидетельства, сохранившиеся в византийских, западных и восточных хрониках и описаниях, не исчерпывают всех попыток Византии (как удавшихся, так и безуспешных) привлечь к союзу с империей другие государства и народы. Вместе с тем, как справедливо заметил Д. Миллер, "мы не имеем документального подтверждения, которое определенно показало бы, что эти народы берут на себя обязательства по военному вмешательству на стороне империи, к которому определенно призывала Византия"²⁰. О такого рода союзных действиях (хазар против арабов, угров против болгар и т. д.) сохранились лишь косвенные данные. В этой связи прямое свидетельство договора 944 г. о союзных отношениях Руси с Византией с указанием конкретного региона союзных действий представляет особый интерес.

В статье "А о Корсуньстей стране" говорится, что русский князь обязуется не захватывать крымских владений Византии: "Елико же есть городовъ на той части, да не имать волости, князь руский, да воюеть на техъ странахъ, и та страна не покаряется вамъ..."²¹ Последняя часть этой статьи вызвала разноречивые оценки.

Д. С. Лихачев считал, что ее смысл не ясен. Во всяком случае он отвел как необоснованное мнение А. А. Шахматова, поддержанное позднее А. А. Зиминым, о том, что речь здесь идет о действиях русских войск, которым должны помочь византийцы, против проявлявших сепаратистские тенденции херсонесцев. М. В. Левченко полагал, что речь в данном случае идет о защите русскими Херсонеса²².

Нам думается, что вопрос об определении "страны", которая не покоряется руссам и для подчинения которой византийцы готовы предоставить им свою военную помощь, следует решать на основе анализа других статей договора 944 г., затрагивающих проблемы взаимоотношений сторон в Крыму и Северном Причерноморье.

Такой опыт уже был предпринят в отечественной историографии. Еще Н. П. Ламбин и Ф. И. Успенский, анализируя договор 944 г., отмечали, что он отражает попытки русских утвердиться в Крыму; что интересы Руси и Византии сталкивались на северных берегах Черного моря, и в частности в районах, близлежащих к устью Днепра²³.

Однако исследования этого вопроса не охватывали в совокупности всех связанных с данной проблемой статей. Некоторые из них только на первый взгляд кажутся не имеющими отношения к делу. Например, статья об обязанностях руссов в отношении греческого судна, потерпевшего кораблекрушение. В договоре 911 г. она имела двусторонний характер. Руссы и греки обязывались оказывать всяческую помощь судам другой стороны, потерпевшим кораблекрушение: русским судам - у берегов Византии ("близъ земля Грецкаа"); греческим судам - там, где их могут подобрать руссы (район не указывается). В договоре 944 г. такой двусторонности нет. Там говорится лишь о том, что, если руссы найдут греческое судно, выкинутое где-либо на берег, они не должны причинять ему вред. В случае если что-либо будет взято с такого судна или кто-либо из потерпевших кораблекрушение греков будет обращен в рабство, то провинившийся обязан отвечать по "закону руску и гречьску"²⁴. Здесь нет ни слова о прежней обязанности руссов сопроводить потерпевшее кораблекрушение судно в безопасное место и оказать ему всяческую помощь, точно так же исчезли и подобные обязанности греков в отношении русских судов. В этом можно усмотреть как след определенной неравноправности Руси, так и отражение признания греками еще раз - вслед за договором 911 г. - Северного побережья Черного моря сферой действия Руси.

Следующая статья это последнее предположение полностью подтверждает. В ней говорится, что руссы, обнаружив ловцов рыбы из Херсонеса в устье Днепра, не должны причинять им никакого зла: "Аще обрящють въ вустье Днепрьскомь Русь корсуняны рыбы ловяща, да не творять имъ зла никако же"²⁵. Днепровское устье тем самым молчаливо признается в этой статье частично сферой влияния Руси, а права жителей Херсонеса, оказавшихся здесь, защищает лишь данная статья грамоты 944 г., причем никаких санкций за ее нарушение договором не предусмотрено и она остается лишь политической сентенцией²⁶. Об этом же праве Руси на устье Днепра и примыкающие к нему районы - Белобережье и остров св. Елферия - говорит и статья, запрещающая руссам зимовать в этих местах: "И да не имеють власти Русь зимовати въ вустьи Днепра, Белъбережи, ни у святаго Ельферья; но егда придеть осень, да идуть въ домы своя в Русь". Следовательно, до осени руссы имели полное и безоговорочное право пребывать в этих местах. В данном случае стороны достигли компромисса. Русь сохраняла за собой влияние в этом регионе, но лишалась стратегически важного права оставлять здесь на зиму свои базы, отряды и т. д.²⁷

И наконец, последняя статья, связанная со "страной Корсунской": "А о сихъ, оже то, приходять чернии болгаре и воюють въ стране Корсуньстей, и велимъ князю рускому, да ихъ не пущаеть: пакостять стране его"²⁸. Не вдаваясь в специальный вопрос о том, кто такие "чернии болгаре"²⁹, заметим вслед за В. Т. Пашуто, что в данном случае речь шла о защите Русью не только владений Византии в Крыму, но и своих собственных владений в Северном Причерноморье и на Крымском полуострове ("пакостять стране его")³⁰.

Итак, круг замыкается: статьи грамоты 944 г. совершенно недвусмысленно отражают факт контроля со стороны Руси над Северным берегом Черного моря, районами, примыкающими к Днепровскому устью, а также граничащими с крымскими владениями Византии³¹. Мы хотим сослаться на приведенные выше рассуждения Константина VIII Багрянородного о том, как нужно защищать Херсонес, бороться с Хазарией, натравливать печенегов на Русь, на упоминание Львом Дьяконом Боспора Киммерийского как территории, где руссы находили убежище еще при Игоре, и на твердую уверенность Ибн-Хаукаля относительно нападений руссов на пограничные с Византией районы (а таковые имелись лишь в Северном Причерноморье) и с этих позиций подойти к расшифровке неясной фразы статьи о "Корсуньстей стране". По нашему мнению, в ней отражен компромиссный подход сторон к борьбе за данный район. Русь обязалась не нападать здесь на владения Византии, однако любые иные ее военные действия в этой "стране" против тех, кто "не покаряется" Руси, признаны вполне правомочными. Более того, поскольку эти действия направлены на поддержание безопасности и византийских владений, империя обязуется предоставить русскому князю в помощь столько воинов, "елико ему будетъ требе".

Думается, что вопрос о том, против кого направлена данная статья, кто мог угрожать византийским владениям в Крыму и усилению русского влияния в Северном Причерноморье, может быть решен только однозначно: речь шла о Хазарии. В. Т. Пашуто высказал на этот счет осторожное предположение, что "договор должен был отразиться на отношениях сторон и с Хазарией, и с Булгарией"³². На наш взгляд, вывод может быть более категоричным: данная статья непосредственно говорит о военном союзе Руси и Византии против Хазарского каганата и его союзников. Русь и Хазария были давнишними и исконными врагами. Шаг за шагом освобождались восточнославянские племена из-под ига хазар, каганат стоял заслоном на торговых путях в восточные страны. И чем более крепла Русь, тем ближе подходила она к необходимости устранить своего постоянного и опасного южного соседа. Но до тех пор, пока Византия поддерживала каганат, сделать это было трудно. Выше мы попытались показать, как постепенно Русь в Северном Причерноморье и в районах Северного Кавказа и Закавказья берет на себя те функции, которые выполняла по отношению к империи Хазария. Кроме того, необходимо учитывать и резкое обострение отношений Византии и каганата в 30-х годах X в. Теперь договор 944 г. открыл для Руси возможность активных действий против Хазарии при поддержке византийских войск.

Договоренность сторон относительно союза и взаимопомощи в конкретном районе и против конкретного противника (под которым подразумевались не только Хазарский каганат, но и, вероятно, Булгария, буртасы, черные болгары, некоторые народы Северного Кавказа) была подчеркнута и статьей, формулирующей общие принципы союза и взаимопомощи в отношениях двух государств: "Аще ли хотети начнеть наше царство от васъ вои на противящаяся намъ, да пишемъ къ великому князю вашему и послетъ к намъ, елико же хочемъ: и оттоле уведять ины страны, каку любовь имеють грьци съ русью"³³. Обязательства Руси по предоставлению военной помощи Византии в борьбе с ее противниками нельзя рассматривать изолированно от обязательств империи по оказанию помощи Руси в районе Северного Причерноморья: это - звенья одной цепи. Таким образом, союзные отношения между Византией и Русью и обязательства союзников относительно военной помощи друг другу учитывали их конкретные внешнеполитические и военные интересы, отражали компромиссный и взаимовыгодный подход к спорным территориальным вопросам, попытки найти в спорных территориях основу для совместной их защиты от третьей стороны.

А теперь вернемся к пессимистическому выводу Д. Миллера о том, что сведения в источниках о византино-иностранных договорах и другие документы не дают возможности проследить, как реализовывались союзные обязательства сторон. Мы не можем разделить этот пессимизм применительно к русско-византийским отношениям. Через год после заключения соглашения 944 г. русское войско ударило в обход хазарской территории по мусульманскому Закавказью. В 949 г. 629 русских воинов на девяти судах участвовали в экспедиции византийской армии против критских арабов. В 954 г. руссы вместе с союзными империи болгарами и армянами сражались на стороне Византии в битве с войсками сирийского эмира. В 960 - 961 гг. руссы вновь участвовали на стороне Византии в борьбе за Крит. В 964 г. русский отряд принял участие в экспедиции греческого флота против сицилийских арабов. Думается, что во всех этих случаях русские отряды выступали в качестве союзных войск, а не как наемники, так как, по верному замечанию В. Т. Пашуто, окрепшая государственная власть на Руси "взяла полностью контроль за службой русских подданных в других странах, поэтому статья договора 911 г. о службе добровольцев больше не фигурирует"³⁴.

В. М. Бейлис также убедительно показал, что известное сообщение ал-Мас'уди от 954 - 955 гг. в "Книге предупреждения и пересмотра" о том, что "вошли многие из них (руссов.- а. С.) в настоящее время в общность Ар-Рум (Византийской державы), подобно тому как вошли ал-Арман (армяне) и ал-Бургар (болгары)", и о размещении руссов (как и болгар, армян, печенегов) гарнизонами "во многих из своих крепостей, примыкающих к границе аш-Шамийа (сирийской)", означает не что иное, "как простое подтверждение известного факта русской военной помощи Византии"³⁵. В пользу этого мнения говорит и появление руссов в одном ряду с союзниками Византии того времени - болгарами и войсками вассальной Армении.

Договор 944 г., как видим, развязал Руси руки в борьбе с Хазарским каганатом. И едва внутренние условия Руси созрели для открытого противоборства со старым соперником, удар был нанесен. Почему пришлось ждать для этого 20 лет? Промедление могло быть связано с рядом известных нам обстоятельств: гибелью Игоря в борьбе с древлянами, охлаждением русско-византийских отношений в 957 - 959 гг.

Но едва трудности миновали и Святослав Игоревич сумел собрать достаточно военных сил для решительного наступления на хазар, участь каганата была решена. Заодно был нанесен удар по Волжской Булгарии и землям буртасов - союзников Хазарии. Византийская империя при этом не шевельнула пальцем в защиту своих прежних союзников.

Так в огромном регионе - от Северного Причерноморья и Поволжья до сирийской границы, от Каспийского побережья до Сицилии - в течение по меньшей мере двух десятков лет реализовывались условия русско-византийского военного союза³⁶. Ежегодная выплата Византией дани Руси наряду с союзными обязательствами империи, с одной стороны, и русские военные обязательства - с другой, являлись той опорой, на которой держался и успешно действовал в течение долгих лет этот военный союз.

Большое внимание грамота 944 г. уделяет уголовно-правовым и имущественным вопросам, развивая и дополняя в этом отношении соглашение 911 г.

Специальная статья посвящена вопросу о наказании подданных империи, совершивших проступки на территории, подведомственной юрисдикции Руси. В этом случае преступник должен получить наказание "повеленьемь царства нашего". Что касается наказания русса или грека за убийство, то здесь перестает действовать это право экстерриториальности: "...держимъ будеть створивый убийство от ближних убьенаго, да убьють и"³⁷, что указывает на близость трактовки этого вопроса к Русской Правде³⁸. Эти же нормы подтверждены и в следующей статье, где говорится об имущественной ответственности убийцы, в случае если ему удастся бежать; но смерть все равно грозит ему в случае поимки.

Практически в договоре 944 г. повторяется статья грамоты 911 г. о наказаниях за побои³⁹.

Как заметил еще Д. Я. Самоквасов, из договора 944 г. выпали имеющиеся в соглашении 911 г. условия о недействительности оправдательной присяги при наличии явных доказательств виновности обвиняемого; о сохранении права жены убийцы на имущество, принадлежащее ей по закону; о порядке охраны и передачи наследникам на Руси имущества руссов, умерших на службе в Византии, а также о выдаче на Русь беглых должников⁴⁰. В нашу задачу не входит анализ вопроса, сохранили или нет свое действие эти статьи. Собственно говоря, ответить на него практически невозможно. Судя по серьезным коррективам, внесенным авторами грамоты 944 г. в другие статьи, и по появлению в этом документе совершенно новых мотивов во взаимоотношениях двух стран, прежние статьи 911 г. ушли в вечность. Это можно объяснить тем, что статья о недействительности оправдательной присяги отражала уже архаическую судебную практику и в ней не было необходимости; жена убийцы теряла право на свое имущество в связи с возможным ужесточением борьбы против серьезных уголовных преступлений. Ответственность беглых должников могла регламентироваться торговыми установлениями и принятой торговой практикой.

Анализ договора 944 г. и его сравнение с ранними русско-византийскими соглашениями показывают, что его содержание вполне соответствовало новому уровню переговоров о его заключении, составу посольства, характеру дипломатического представительства Руси: это было совершенно новое всеобъемлющее политическое соглашение. Конечно, оно подтверждало и возобновляло отношения "мира и дружбы", утвержденные между Византией и Русью в 907 - 911 гг., сохранило все те нормы политических, торговых, международно-правовых отношений между странами, которые оказались жизненными и через 30 лет после переговоров в начале X в. Но вместе с тем перед нами не дополнение и развитие соглашения 911 г., а совершенно самостоятельный политический межгосударственный договор о мире, дружбе и военном союзе, отразивший уровень политических и экономических отношений между Византией и Русью в середине X в. Он сочетал в себе многие аспекты соглашений империи с другими государствами и включал статьи и политического, и торгового, и военного, и юридического характера; объединил в себе "мир" 907 г. с "миром-рядом" 911 г. По существу русско-византийский договор 944 г. не только стал новым важным шагом вперед в отношениях между двумя странами, но и отразил крупный сдвиг в развитии древнерусской государственности и соответственно древнерусской дипломатии.

История взаимоотношений Византии с другими соседними государствами во второй половине 1-го тысячелетия н. э. не знает (за исключением греко-персидского договора 562 г.) столь масштабного и всеобъемлющего соглашения, как договор 944 г., и не случайно он явился прочной основой взаимоотношений между двумя государствами на долгие годы.

Мы не рискнули бы сказать, кому был выгоден этот договор, и считаем, что сама подобная постановка вопроса неправомерна. Он взаимовыгоден, точно так же как отдельные его статьи наполнены духом компромисса. Несомненно, что Русь подтвердила свой политический и торговый статус в Византии и хотя потеряла важное право беспошлинной торговли, но приобрела положение союзника империи, добилась официального признания империей своего влияния на Северных берегах Черного моря, и в частности в устье Днепра. В свою очередь Византия, пойдя на важные уступки относительно утверждения Руси в этом районе, заручилась ее поддержкой в деле охраны своих владений в Крыму и получила сильного союзника в борьбе с внешними врагами, и в первую очередь с арабами.

Некоторые историки считали, что договор отразил лишь интересы Византии, что в документе слышен лишь ее голос, зафиксированы только обязательства Руси и отсутствуют обязательства империи. Но это не так. При анализе каждой статьи договора следует обращать внимание не на внешние ее признаки - кому что запрещалось и кому что позволялось, а на внутреннее содержание, рассматривать ее с точки зрения того, какой стороне была действительно выгодна ее реализация. Так, мы попытались показать, что внешнее ужесточение порядка прихода в Византию русских послов и купцов (предъявление императорским чиновникам в качестве удостоверений великокняжеских грамот вместо прежних печатей) отвечало прежде всего интересам крепнущей государственной власти на Руси, поставившей под свой контроль систему отношений с империей. В этом же направлении ведет, как заметил В. Т. Пашуто, и исчезновение из договора 944 г. статьи 911 г. о разрешении служить в Византии русским наемникам.

Обоюдные права и обязанности связывают Русь и Византию относительно порядка пребывания русских посольских и торговых миссий в империи. Византия предоставляет слебное и месячное, снаряжение на обратную дорогу, обеспечивает охрану русских людей. В свою очередь руссы обязуются соблюдать благопристойное поведение на территории империи, порядок прохода в Константинополь и торговли там, покинуть Византию с наступлением зимы.

Взаимный характер носят обязательства и по другим статьям. Так, Русь обязана выдавать бежавших греческих рабов, но и Византия несет такие же обязательства в отношении бежавшей в империю русской челяди. Следующие две статьи возлагают на Русь и Византию равные обязанности по наказанию виновных в умысле на кражу и в самой краже: "Аще ли кто покусится от Руси взяти что от людий царства нашего, иже то створить, покажненъ будеть вельми... аще створить то же грьчинъ русину, да прииметь ту же казнь... Аще ли ключится украсти русину от грекъ что, или грьчину от руси..." Одинаковые обязательства стороны несут и относительно выкупа пленных: "Елико хрестеянъ от власти нашея пленена приведуть русь... Аще ли обрящутся русь работающе у грекъ, аще суть пленьници..." Равная ответственность на обеих сторонах лежит, "аще убьеть хрестеянинъ русина, или русинъ хрестеянина...", хотя греки выговорили себе, как уже отмечалось, право экстерриториальной юрисдикции при разборе иных проступков своих подданных⁴¹. В равной мере стороны отвечают за побои, нанесенные их подданными другим людям.

Но особенно ярко равные и взаимовыгодные обязательства как Руси, так и Византии отражены в статьях о военном союзе. Русь обязуется не нападать на византийские владения в Крыму, отражать натиск на Херсонес "черных болгар". Византия обязуется предоставить Руси военную помощь по первой просьбе русского князя для противоборства Руси с противниками в этом регионе. В свою очередь Русь дает обязательство оказать империи военную помощь против ее врагов по письменному обращению императора. Мы не усматриваем здесь проявлений ни одностороннего интереса Византии, ни "нового соотношения сил" в ее пользу (Б. Д. Греков), ни "диктата" Руси со стороны империи (М. И. Артамонов), ни политического преимущества, достигнутого исключительно одной Русью. Думается, что в данном случае правы те историки (М. С. Грушевский, А. В. Лонгинов, А. Боак, М. В. Левченко, В. Т. Пашуто, Д. Миллер), которые считают, что соглашение носило равноправный и обоюдовыгодный межгосударственный характер. Эта равноправность договора и его двусторонние обязательства являются весьма веским аргументом против взгляда на данное соглашение как на тип императорского хрисовула. Да и составляющие соглашение разделы вряд ли свидетельствуют в пользу императорского пожалования.

Действительно, документ как бы состоит из трех частей. В протоколе и политической преамбуле, а также в заключительной части грамоты берут слово русские послы. Статьи соглашения идут от имени Византии. В первой части руссы дают характеристику состава посольства, торжественно заявляют, от кого и ради какой цели они присланы - "створити любовь... на вся лета, донде же съяеть солнце и весь миръ стоить". Здесь же содержится обращение к богам: крещеной Руси - к христианскому, некрещеной - к языческому богу Перуну, которые осудят "на погибель въ весь векъ в будущий", если кто-либо "от страны руския" посмеет "разрушити таку любовь"; к тому же нарушители договора будут "посечени... мечи своими" и окажутся "раби въ весь векъ в будущий". В заключении приводится текст клятвы, утверждающий договор. Русские христиане клянутся церковью св. Ильи и "честнымъ крестомъ"; и "харатьею сею" клятва произносится в соборной церкви Константинополя. Смысл клятвы в том, что руссы обязуются "хранити все, еже есть написано на ней (грамоте. - А. С.), не преступити от него ничто же...". Отступникам грозит наказание от бога, обращение в рабство, гибель от собственного оружия. "Некрещеная Русь" клянется по языческим обычаям на своем оружии соблюдать все, что написано "на харатьи сей, хранити от Игоря и от всехъ боляръ и от всех людий от страны Руския въ прочая лета и воину"⁴². И здесь преступившего клятву ждет наказание от Перуна и гибель от собственного оружия.

Принципы составления грамот 911 и 944 г. во многом сходны. В 911 г. Русь также берет слово в начале грамоты, где представляется посольство, излагается его цель, дается клятва в верности договору, а затем следует изложение статей. В заключении, как и в 944 г., дается информация о методе составления грамоты, способе ее утверждения как посольством, так и византийским императором, а затем идет клятва русского посольства соблюдать "уставленых главъ мира и любви" и сообщается об утверждении грамоты императором. Эта схема лишь в более развернутом виде повторена, как видим, и в договоре 944 г.

Если мы обратимся к единственному известному нам развернутому византино-иностранному соглашению - греко-персидскому договору 562 г., то заметим, что и там, несмотря на наличие сакры, отдельной грамоты, утверждающей от имени монархов заключенный мир, в конце договора помещена особая статья, содержащая клятву сторон в верности договору, как сделано и в соглашениях 911 и 944 гг.⁴³.

Но основной аргумент в пользу цельности документа 944 г. кроется, конечно, не в этих аналогиях, а в его содержании.

"Клятвенно-верительная грамота", о которой писал С. М. Каштанов, замечательным образом связана с текстом статей, образует с ним единое и неразрывное целое. "Мы же свещание се написахомъ на двою харатью", - отмечается в заключительной части грамоты, т. е. результат переговоров, статьи договора, которые якобы искусственно присоединены к "клятвенно-верительной грамоте", составляют, как указывается здесь, органическую часть всего документа. Далее дается характеристика этих двух "харатей". "...Едина харатья есть у царства нашего, - говорят в конце греки, - на ней же есть крестъ и имена наша написана, а на другой послы ваша и гостье ваша". Для чего же составлялись два аутентичных экземпляра грамоты: одна - идущая от греков и, видимо, написанная на греческом языке, другая - идущая от Руси и написанная на русском языке? По-видимому, для того, чтобы каждая из сторон приняла присягу на грамоте, идущей от имени своей страны. "А отходяче послом царства нашего да допроводять къ великому князю рускому Игореви и к людемъ его; и ти приимающе харатью, на роту идуть...", причем и христиане, и язычники клянутся не только своими святынями, но и "харатьею сею". А далее еще раз сказано, что если русские христиане или язычники преступят "еже есть писано на харатьи сей", то их ждет наказание от христианского бога и от Перуна. Наконец, в последней фразе документа подчеркивается, что если Игорь утвердит своей клятвой договор - "миръ", то пусть "хранить си любовь правую"⁴⁴.

Таким образом, в так называемой клятвенно-верительной грамоте русского посольства четырежды говорится о "харатье", "мире", т. е. о документе в целом, включающем и статьи договора, и "клятвенно-верительный текст". Об этом же говорится и в заключительной части текста, "идущего от греков"; упоминаемый там экземпляр грамоты, где написаны имена русских послов и гостей, - это текст, идущий от имени Руси. Тем самым по своей структуре договор 944 г. сходен с договором 911 г. Однако уровень оформления соглашения 944 г. значительно выше, точно так же как на более высоком межгосударственном уровне были проведены предварительные переговоры (в Киеве и Константинополе), более многочисленным и пышным был состав русского посольства, более всеобъемлющим и масштабным стало содержание договора. Русские послы, как это следует из летописной записи, "водили суть царе... роте" на том экземпляре грамоты, что шла от греков. В летописном тексте договора нет указаний об утверждении соглашения византийским императором, что дало повод А. В. Лонгинову предположить, что окончательная выработка договора совпала по времени с присягой на документе греческого императора, поэтому факт этот и был опущен в самом тексте⁴⁵. Мы же полагаем, что он сохранился в тексте грамоты, идущем от греков. В данном же документе - тексте, идущем от русской стороны, - он был лишним. В свою очередь византийское посольство приняло клятву Игоря на тексте грамоты, идущей от Руси. Красочно описывает автор "Повести временных лет" эту процедуру. Утром Игорь призвал к себе послов и вместе с ними отправился на холм, где стояла статуя Перуна; к его ногам руссы сложили свое оружие, щиты, золото. Здесь Игорь совершил обряд присяги. Руссов-христиан византийские послы водили к присяге в соборную церковь св. Ильи⁴⁶.

В соответствии с принятой международной практикой Игорь устроил византийскому посольству точно такой же официальный "отпуск" с вручением подарков, какой был организован, согласно летописному тексту, русскому посольству в Константинополе в 911 г. Послов одарили традиционными русскими товарами - мехами, воском, челядью. Но на этом история заключения договора еще не закончилась: по возвращении на родину византийское посольство было принято императором и доложило ему о визите в Киев, о "речах" Игоря и, видимо, о процедуре принесения присяги русским великим князем и его людьми.

Но как быть с фактом различного исходного адреса отдельных частей грамоты 944 г. (начало и конец - от имени Руси, основная часть - от имени Византии)? Во-первых, необходимо иметь в виду уже приводившееся нами наблюдение К. Неймана о том, что нередко иностранные посольства специально требовали, чтобы текст отдельных наиболее важных договорных статей шел непременно от имени византийского императора. И в данном случае не исключена такая возможность. Во-вторых, вероятен и факт сохранения при переводе грамоты на русский язык или при составлении ее русского оригинала той редактуры текста, которая была дана греками своему экземпляру грамоты, т. е. идущему от имени Византии. В-третьих, следует обратить внимание на имеющуюся в данном случае непоследовательность изложения текста от имени Византии. В статье о возвращении из империи бежавшей русской челяди неожиданно берет слово Русь. В историографии этот факт обычно расценивается как пример путаницы с притяжательными местоимениями: вместо "ваши" ошибочно поставлено "наши". Но так ли случайна эта "путаница"? Обратимся еще раз к данной статье. В ней говорится, что если бежавшего челядина на территории Византии, в том числе у св. Маманта, не найдут, то "на роту идуть наши хрестеяне Руси по вере ихъ, а не хрестеянии по закону своему, ти тогда взимають от насъ цену свою...". Русская сторона, как видим, говорит о себе в первом лице - "наши хрестеяне Руси...". Причем здесь особо подчеркивается русская принадлежность идущих "на роту" христиан и язычников и как результат этого особого акцента появляется первое лицо применительно к Руси. Так что наблюдение К. Кеймана получает дополнительное подтверждение и в этом случае. Употребление первого или третьего, лица в подобном договоре зависит от политических акцентов, от того, что каждая из сторон хочет подчеркнуть в том или ином контексте.

'Отпуск' русских послов из Царьграда

Второй поход Игоря на Византию

Византийцы приносят дары Игорю

Заключение мирного договора между Русью и Византией

Византийский император на троне

Прибытие русской княгини Ольги в Царьград

Великая княгиня Ольга в Византии

Прием киевской княгиней Ольгой византийских послов на Руси

Мимо исследовательского взгляда прошло и то обстоятельство, что помимо данной статьи, идущей от имени Руси, ряда статей, идущих от имени Византии, в договоре имеется немало статей, где и о Руси, и о Византии говорится в третьем лице, что еще раз подчеркивает неоднозначный характер представительства сторон, от имени которых идет та или иная статья.

Думается, в данном случае мы имеем не какой-то особый текст, идущий от греков, а неотъемлемую составную часть всего договора. Клятвенно-верительная грамота русской стороны, как и в случае с соглашением 911 г., входит в договор 944 г. органической составной частью. В целом же грамота 944 г. составлена и утверждена по тем же международным дипломатическим канонам, что и равноправный межгосударственный договор 562 г., а также соглашение 911 г. Экземпляр, занесенный в летопись, представляет собой не компоновку из отдельных кусков разных грамот, а единый документ, идущий от русской стороны к грекам. Там, где вопрос касается исключительно компетенции русской стороны, он и идет от имени Руси; там же, где руссам выгодно подчеркнуть обязательства, согласие, позицию Византийской империи, текст идет от имени греческой стороны, что не меняет сути дела, но как бы накладывает на греков дополнительные моральные обязательства.

В пользу мнения о том, что перед нами текст, идущий от Руси в целом, включая и статьи договора, говорит заключительная фраза документа: "Да аще будеть добре устроилъ миръ Игорь, великий князь, да хранить си любовь правую". Она связывает утверждение "мира" и его соблюдение лишь с именем русского князя, что характерно при выработке двух аутентичных грамот: вторая из них, идущая от греков, должна была иметь точно такую же концовку, где говорилось об утверждении грамоты византийским императором.

Оригинал текста, включенного в летопись, был, видимо, доставлен византийским посольством в империю, а копия осталась в киевском великокняжеском архиве. Точно так же оригинал греческого текста должен был остаться в Киеве, а копия текста, идущего от греческой стороны, должна была храниться в императорской канцелярии. Вряд ли можно согласиться с мнением о том, что перед нами русский перевод греческого текста, врученного византийским посольством Игорю. В этом случае вся клятвенно-верительная часть должна была бы идти от имени Византии.

Таким образом, впервые в своей истории Русь заключила развернутый межгосударственный политический равноправный договор о мире, дружбе и военном союзе, который подкреплен конкретными статьями в других сферах взаимоотношений двух стран и выработка которого с момента начальных переговоров до их завершающего этапа - утверждения договора и обмена договорными грамотами - проходила на самом высоком для того времени уровне отношений Византийской империи с иностранным государством.