2. Русская политика на востоке и ее дипломатическое обеспечение. Вторая половина IX - первая половина X в.

Разумеется, мы не ставим перед собой цель ответить на все вопросы, закономерно возникающие в ходе знакомства с историографией проблемы. Тем не менее их посильное прояснение должно помочь в решении основного поставленного нами вопроса: как "восточный фактор" во внешней политике древней Руси способствовал генезису ее дипломатической службы и как, в свою очередь, древнерусская дипломатия содействовала осуществлению внешнеполитических задач древней Руси, в том числе на Востоке.

Согласно данным арабского историка ат-Табари, а также других восточных авторов, чьи труды восходят к его своду, славяне были известны в Передней Азии уже в VI в. В частности, Ибн-Исфендийар упоминает, что брат персидского шаха Хосрова I Ануширвана бежал через Дербент к хазарам и славянам. О славянах в этой же связи упоминает и прикаспийский историк XIV в. Моулена Аулия улла-Амолли¹. Уже это упоминание, как видим, было связано с определенными политическими событиями того времени.

А. П. Новосельцев замечает, что славянские племена антов, занимавшие в тот период восточную часть славянского мира до Дона и Азовского моря, могли быть известны персам и арабам, но с большой осторожностью подходит к упоминанию восточными авторами термина "русс" применительно к VI в. Он указывает на два таких упоминания - историком XI в. ас-Са'алиби и хронистом XV в. Захир эд-Дином. Первый связал сведения о турках, хазарах и руссах с постройкой Хосровом I Дербентской стены; в районе севернее Кавказа поместил руссов VI в. и Захир эд-Дин. А. П. Новосельцев считает, что упоминание о руссах, которые тогда были хорошо известным народом, нужно было ас-Са'алиби, националистически настроенному представителю иранской историографии XI в., для того, чтобы подчеркнуть значимость северокавказской политики шаха. А если это так, то Персия, одна из крупнейших держав Передней Азии, уже в то время не только рассматривала руссов с точки зрения чисто информативно-познавательной, но и в какой-то связи принимала их в политический расчет. В этом же плане А. П. Новосельцев рассматривает и сообщение Балами (взятое, как предполагает исследователь, из не дошедшей до нас полной редакции труда ат-Табари) о событиях 643 г., когда арабы, сокрушив державу Сасанидов, вышли к Дербенту и вступили в соприкосновение с его правителем Шахрийаром. Тот признал себя вассалом халифата на условиях обороны северного рубежа арабской державы, в том числе от соседей, среди которых названы хазары, аланы и руссы².

А. Я. Гаркави указание Бал'ами на VII в. считал ретроспекцией, связанной с традицией древних восточных авторов переносить современные им географические и этнографические понятия на времена, весьма отдаленные. Приведенный А. Я. Гаркави текст располагает к такому наблюдению. Шахрийар якобы сказал арабскому полководцу во время мирных переговоров: "Я нахожусь между двумя врагами: один - хазары, а другой - руссы, которые суть враги целому миру, в особенности же арабам, а воевать с ними, кроме здешних людей, никто не умеет. Вместо того чтобы платить дань (арабам. - а. С.), будем воевать с руссами сами и собственным оружием и будем их удерживать, чтобы они не вышли из своей страны"³.

Характеристика руссов как врагов целого мира, и в особенности арабов, которые только-только появились на Кавказе, явно модернизирована позднейшим автором. В то же время упоминание среди врагов Дербента хазар и руссов, обязательство удерживать их, чтобы "они не вышли из своей страны", могли быть навеяны автору как известным нам походом руссов на Каспий в 60 - 80-х годах IX в., так и более ранними их нападениями на этот район, в результате которых и сложилось у восточных авторов понятие о выходе руссов из своей страны. Это подтверждает мысль А. П. Новосельцева о том, что славяне в VI в. "в союзе или в какой- либо иной форме контакта с ирано-аланскими племенами и тюркскими народами Восточной Европы двигались и в юго-восточном направлении"⁴. Однако термин "двигались", употребляемый А. П. Новосельцевым, представляется недостаточно исчерпывающим. На наш взгляд, правильнее было бы говорить о руссах не только в плане их движения на юго-восток, а более определенно - об их периодических нападениях на районы Закавказья и Ирана. Да и относительно юго-запада, по-видимому, следует также отмечать не только "движение" славян в направлении границ Византии в VI - VII вв., но и нападения, походы, перемирия, долговременные союзы с империей складывающихся государственных образований восточных славян.

Необходимо заметить, что уже применительно к этому времени восточные авторы начинают политически объединять хазар и руссов как народы одинаково соотносящиеся с государствами Передней Азии. Так, в тексте Бал'ами проходит мысль, что и хазары, и руссы "суть враги целому миру", т. е. тому миру, который был близок арабскому автору, - мусульманским государствам.

Исследования отечественных ученых показывают, как начиная с VI - VII вв. постоянно нарастало политическое и военное противоборство хазар с халифатом, как упорно шла между ними борьба за обладание Кавказом. С середины VII в. хазары втягивают в эту борьбу северокавказские народы, и в частности алан⁵. Мы можем с некоторой долей вероятия предположить, что упоминание восточными авторами славян было связано с их участием в этой борьбе на стороне каганата, поскольку какая-то их часть была зависима от хазар, платила им дань и, возможно, была обязана, как вассальная сторона, принимать участие в хазарских военных походах против арабов.

Одновременно со второй половины VII в. арабская опасность нависает и над византийскими владениями⁶. В борьбе с арабами Византия стремится использовать своего старого союзника - Хазарию. Этому способствовало и то, что в данном случае интересы греков и хазар совпадали. Начиная с 627 г., когда император Ираклий заключил союз с Хазарией против Персии, и в течение последующих двух веков империя неизменно рассматривала союз с хазарами в качестве существенного фактора своей внешней политики на северных границах, в районе Причерноморья и Кавказа. Д. Оболенский отмечал, что империя в том или ином регионе опиралась на реальную политическую силу и такой силой в течение VII - IX вв. являлась Хазария. Еще в 60-х годах IX в. Михаил III предпринимал усилия, чтобы привлечь хазар к борьбе с опасными северными соседями - руссами⁷.

В течение всего VIII в., несмотря на отдельные колебания во внешней политике каганата и империи, их традиционным врагом остается Арабский халифат. В первые годы VIII в. арабы теснят Византию на Западе⁸. Одновременно перед Константинополем вырастает новая угроза в лице Болгарии.

Активное вмешательство арабов в дела Северного Кавказа началось с первых лет VIII в. И это привело их в 707 - 708 гг. к войне с хазарами в Аране и Южном Дагестане. В начале 30-х годов VIII в. хазары нанесли ответный удар по Закавказью⁹. Арабо-хазарский конфликт, кажется, достиг апогея в 737 г., когда арабы во главе с полководцем Марваном организовали большой поход в глубь владений каганата. Сведения об этом походе имеются, в частности, в сочинении арабского историка X в. Ибн-А'сама ал-Куфи, отрывок из которого в немецком переводе был опубликован в 1939 г. А. З. Валиди Тоганом. Ал-Куфи сообщил, что арабы взяли Самендер и двинулись в глубь хазарских владений. Каган бежал из столицы, которая была занята арабами, и укрылся за Славянской рекой (Нахр ас-Сакалиба). Преследуя его, арабы дошли до Славянской реки, где взяли в плен 20 тыс. семей славян¹⁰.

Вопрос об упоминании ал-Куфи Славянской реки вызвал среди историков споры. Тоган считал, что арабский автор имел в виду Волгу, а говоря о пленении тамошних жителей, подразумевал под ними булгар, буртасов и другие угро-финские народы, проживавшие по ее берегам. Об этом же писали Т. Левицкий и М. И. Артамонов. Однако группа историков полагала, что под Славянской рекой ал-Куфи и другие восточные авторы имели в виду Дон. Данной точки зрения придерживались Д. Маркварт, Б. А. Рыбаков, В. Ф. Минорский, А. П. Новосельцев и др. Так, Б. А. Рыбаков отмечал, что многие восточные авторы называли Дон "Славянской рекой" или "Русской рекой". В. Ф. Минорский, публикуя отрывок из труда ал-Мас'уди, перевел постоянно употребляемое восточными авторами слово "сакалиба" как "славяне". А. П. Новосельцев на основании обобщения данных археологических исследований пришел к выводу, что славяне жили не на Средней Волге, а на Верхнем Дону (или Донце)¹¹.

Заметим, что ал-Мас'уди писал о том, что и "сакалиба", и "руссы" входили в состав Хазарского государства, что они жили "на одной стороне" города Итиль, т. е. вместе, рядом. И не раз еще ал-Мас'уди упоминал в своем тексте рядом "сакалиба" и "руссов". Обряды народа "сакалиба", описанные Ибн-Русте, Гардизи, Бакри, ал-Марвази, также указывают на древних славян. Да и известные слова автора IX в. Ибн-Хордадбе: "Что касается до русских купцов - а они вид славян, - то они вывозят бобровый мех, и мех черной лисицы, и мечи из самых отдаленных (частей) страны Славян к Румскому морю..." - указывают на общность руссов и славян. Для Ибн-Хордадбе руссы - это разновидность славян, но они выступают у него в качестве неких посредников между славянскими глубинными территориями и Византией. Поэтому мы должны прислушаться к замечанию Б. А. Рыбакова о том, что и арабские авторы, и позднее Константин VII Багрянородный отличали руссов от славян, но "не в этническом, а в государственном смысле". Так, для Константина VII Русь - это и ядро Киевской державы, и области, подвластные Руси¹². Думается, что под руссами в восточных источниках мы должны понимать именно киевских славян, а под славянами ("сакалиба") - иные славянские племена, как подвластные Киеву, так и независимые от него. Поэтому не приходится сомневаться в том, что славяне, входившие в состав Хазарского каганата, стали участниками крупного противоборства своего сюзерена с халифатом, которое в VII - VIII вв. являлось постоянно действующим фактором в Передней Азии, причем, как писал М. И. Артамонов, "усиленный натиск хазар на Закавказье в первую треть VIII в. был вызван не только их собственными интересами, но и подстрекательством Византии, над которой в это время нависла смертельная угроза со стороны арабов"¹³.

Таким образом, помимо союзнических отношений Хазарского каганата и Византии, утвержденных в серии договоров, скрепленных династическими браками и т. д., оба государства в VII - VIII вв. естественно объединялись в борьбе с общим могущественным противником.

В IX в. арабская опасность по-прежнему остается одним из основных факторов, определяющих в известной мере внешнюю политику как Византии, так и Хазарского каганата, но уже с конца VIII - первой трети IX в. и тому и другому государству приходится учитывать растущую мощь Руси. Мы уже отмечали выше, что нападение русских войск на крымские владения Византии в начале IX в., а также удар руссов по малоазиатским владениям империи в 30-х годах IX в., появление русского посольства в Византии и Ингельгейме в 838 - 839 гг. определенно говорят о становлении древнерусского государства, о его развивающемся суверенитете и освобождении ядра будущей древней Руси из-под власти хазар. Об этом, в частности, свидетельствует и принятие русским князем титула "каган", под которым с IX в. его знают и западные и восточные авторы.

Освобождение Руси от власти хазар сопровождалось первыми военными предприятиями, направленными против Византии и осуществленными вблизи хазарских границ. И дореволюционные ученые, занимавшиеся этим вопросом, и советские специалисты М. И. Артамонов, В. Т. Пашуто и другие полагали, что Русь уже серьезно угрожала Хазарии в это время. Д. Л. Талис даже считает, что острие похода руссов в Таврику было направлено не столько против Византии, сколько против хазар, что империя выступала за "сохранение русско-хазарского антагонизма". Именно этим и было вызвано строительство Саркела при помощи византийских специалистов в 30-х годах IX в. В дальнейшем, однако, считает Д. Л. Талис, каганат все чаще стал угрожать Херсонесу, к концу IX в. отношения между Византией и Хазарией становятся крайне враждебными и империя пытается повернуть руссов против каганата¹⁴.

О выходе восточных славян на политическую арену в качестве самостоятельной силы говорит и относящееся к 853 - 854 гг. свидетельство арабского автора ал-Йакуби о направлении санарийцами - народом, жившим на территории Северной Кахетии, - посольства к властителям Восточной Европы, среди которых упомянут сахиб ас-сакалиба, т. е. властитель славян. Он стоит в тексте рядом с императором Византии (сахиб ар-Рум) и другими владетелями.

Посольство было вызвано стремлением санарийцев заручиться помощью сильных соседей в борьбе с арабами. К их числу отнесен и правитель славян, владения которого находились где-то поблизости от Кавказских гор. Д. Маркварт в свое время считал, что в сообщении арабского автора речь идет о киевском князе. Эту гипотезу поддержал А. П. Новосельцев, отметивший, что к сообщению ал-Йа'куби следует отнестись с большим доверием, так как эти сведения современны автору, который долго жил в Закавказье и был хорошо осведомлен о положении дел в этой части халифата¹⁵. К этим наблюдениям, к археологическим данным, свидетельствующим о наличии в IX в. славянского княжества в Поднепровье и указывающим на адрес санарийского посольства, следует также добавить и сведения внешнеполитического и дипломатического характера. Именно к первой трети IX в. относятся походы руссов вдоль побережья Крыма и Южного берега Черного моря, именно в конце 30-х годов IX в. русское посольство появляется в Константинополе и в землях франков, причем вместе с византийским посольством, направленным императором для заключения антиарабского союза с франками. В 860 г. руссы наносят удар по столице империи. Таким образом, санарийское посольство падает на период очевидной внешнеполитической и дипломатической активности древней Руси и должно рассматриваться в контексте всех упомянутых выше событий.

Учитывая все эти обстоятельства, свидетельствующие об усилении политического влияния Руси, возрастании ее роли в тогдашнем причерноморском мире, мы не можем не обратить внимание и на то, что противоречия между Хазарией и мусульманскими государствами Закавказья и Ирана - вассалами халифата к концу IX - началу X в. - продолжали оставаться весьма ощутимыми. Должны мы учитывать и то обстоятельство, что и закавказские и прикаспийские мусульманские владетели были и прямыми и потенциальными противниками Византии, ведущей изнурительную борьбу с арабами от Италии до армянских границ¹⁶. В этой связи, принимая в расчет охлаждение отношений между Византией и Хазарией из-за противоречий в Причерноморье, мы не можем не согласиться с тем, что эти отношения регулировались и закавказской политикой обоих государств, традиционно выступавших здесь против общего врага - халифата. Думается, что учет этого обстоятельства поможет понять и место Руси в сложных перипетиях "восточной" политики IX - первой половины X в.

Если в применении к VI - VIII вв. сведения о славянах и руссах, как мы видели, воспринимаются в трудах восточных авторов сквозь призму политики либо хазар, либо других народов Передней Азии, то в применении к концу VIII - IX вв. сведения о Руси приобретают совершенно самостоятельный политический характер. Русь заявляет о себе самостоятельными военными предприятиями. И первым таким известием, конечно, является сообщение о походе руссов вдоль северных берегов Черного моря.

Ученые, занимавшиеся "восточной" политикой древней Руси, как уже говорилось, обращали внимание на связь заключения русско-византийских договоров 907 - 911 и 944 гг. с последующими или одновременными появлениями русских дружин на Востоке. По нашему мнению, эта связь прослеживается гораздо раньше. Мы хотим обратить внимание на то, что посольство Руси появилось в Византии в 838 г. - после нападения руссов на малоазиатские владения Византии и несколько ранее этого - на византийские владения в районе Северного Причерноморья, в ходе которого могли быть задеты и интересы Хазарии. Таким образом, уже в то время намечаются контуры военного давления Руси как в юго-западном, так и в юго-восточном направлении, которое в дальнейшем вылилось, с одной стороны, в громкие походы против Византии, в балканскую политику Святослава, а с другой - в не менее известные походы на Восток, в четко очерченную политическую линию в отношении Хазарии, народов Северного Кавказа, государственных образований Закавказья и Ирана.

Следующим этапом этой видимой связи, несомненно, являются события 60 - 80-х годов IX в. На это время приходится нападение Руси на Константинополь в 860 г. и заключение русско-византийского договора "мира и любви".

Историки расценивали появление русского отряда в рядах византийского войска, действовавшего против арабов в начале X в., как очевидное свидетельство того, что соглашение 60-х годов IX в. включало по аналогии с другими подобными соглашениями Византии с "варварами" и договоренность о союзной помощи. С этим можно согласиться, хотя разрыв в 30 с лишним лет поначалу может показаться нереальным для действия такого соглашения. Кроме того, оно могло быть заключено и в 907 г. Однако версия о военно-союзном соглашении Византии и Руси именно в 60-х годах IX в. находит убедительное подтверждение в факте удара русских войск по Абесгуну между 864 и 884 гг.

Посольство Руси в Константинополь можно отнести к началу 60-х годов IX в. Самая ранняя датировка похода руссов в районы Южного Прикаспия относится также к 864 г. На основании дальнейших совпадений по времени русско-византийских соглашений 907 - 911 и 944 гг. с походами руссов на Восток можно предположить, что и эти события носили тот же характер: русско-византийское соглашение 60-х годов IX в. предопределило активность Руси на Востоке. Вполне вероятной представляется мысль о том, что русский набег на Абесгун был не только грабительским предприятием, но и определенным политическим действием Руси, обязавшейся по договору 60-х годов IX в. нанести удар по владениям халифата - врага Византии в Прикаспии, в то время когда арабы вели наступление на империю в Малой Азии. И не исключено, что рейд руссов на Абесгун состоялся именно в середине 60-х годов IX в., когда положение Византии на Востоке было весьма трудным.

Вместе с тем нельзя не обратить внимание на то, что руссы направили свое оружие не в сторону Малой Азии, а на южное побережье Каспийского моря, следуя по древнему торговому пути, проходившему по Волге, южному побережью Каспия на Абесгун и далее в богатый торговый Хорезм и другие районы Средней Азии. В этом мы усматриваем не только стремление руссов взять богатую добычу, одновременно выполнить свои союзнические обязательства по отношению к империи, но и желание проложить торговую дорогу в богатые районы Передней и Средней Азии.

Разумеется, неверным было бы как закрывать глаза на действительно грабительский характер этого похода, так и считать, что Русь была направлена на Восток лишь опытной политической рукой Византии. Давнишние экономические и политические связи восточных славян со странами Востока подготовили это военное предприятие. Не случайно объектом нападения был выбран именно Абесгун - знаменитая торговая гавань на юго-восточном берегу Каспийского моря, которую Б. А. Дорн в свое время образно назвал "складочным местом" целого края¹⁷.

Уже в связи с этим первым известным нам походом Руси в Прикаспий следует поставить вопрос о роли Хазарии в указанных событиях.

К Каспийскому побережью русский отряд мог пройти только по территории Хазарии. А это значит, что уже в то время руссы или сами, или при посредничестве Византии заручились политической поддержкой каганата. Таким образом, Византия, Русь, Хазария, преследуя собственные, несовпадающие экономические и политические цели в Северном Причерноморье, могли выступить единым фронтом по отношению к мусульманским владетелям Закавказья и Ирана, где их интересы (в данном случае грабительские и торговые интересы руссов) совпадали.

Признав это, мы должны будем склониться к выводу о том, что подобные совместные действия трех государств предполагают и определенные дипломатические усилия. Мы можем с большой долей вероятия утверждать как о существовании дипломатической договоренности Руси и Византии по поводу нападения руссов на районы Южного Прикаспия, так и о дипломатическом обеспечении прохода русского отряда по территории Хазарского каганата.

Следующий этап оживления русской политики на Востоке падает на начало X в. Под 909 - 910 и 912/13 гг. восточные авторы сообщают о вторичном нападении руссов на Абесгун и об атаках на город Сари (909 - 910 гг.) и районы Южного и Юго-Западного Прикаспия (912/13 г.). Выше уже отмечалось, что аргументы Б. А. Дорна в пользу того, что имели место два похода, а не один, заслуживают внимания. Попробуем подойти к спорной проблеме с несколько иной стороны - с точки зрения вырабатывающейся совместной русско-византийской политики на Востоке и ее обеспечения дипломатической практикой древней Руси и Византии.

В 907 г. состоялся новый поход Руси на Константинополь, закончившийся заключением нового - после 60-х годов IX в. - договора между империей и Русью о "мире и любви", развернутого межгосударственного соглашения. Несколько ранее - в 904 г. был заключен мир с Болгарией. Таким образом, Византия получила свободу рук в борьбе с арабами. И уже в 911 (912) г. отряд русских воинов в 700 человек отправляется в составе греческой армии во главе с Имерием на борьбу против критских арабов. На это же время приходится и прикаспийский поход руссов 909 - 910гг.

Итак, вслед за русско-византийским соглашением 907 г. руссы принимают участие в двух военных предприятиях, направленных против арабов, - на Западе и на Востоке. Случайно ли это? Нам представляются закономерными и подобное совпадение событий, и подобная их повторяемость. Во многие договоры "мира и дружбы", которые заключала империя с "варварскими" государствами, включался пункт о союзной помощи со стороны "варваров". И последние выполняли свои обязательства, оплаченные золотом, дорогими подарками, торговыми льготами и другими привилегиями, которые даровала империя своим союзникам - антам, аварам, хазарам, позднее печенегам, уграм. В этот же ряд со второй половины IX в. империя небезуспешно пыталась поставить и руссов. Если в 60-х годах IX в. между Византией и Русью предположительно был предпринят первый известный нам опыт такого военного сотрудничества, опиравшегося на договор 60-х годов IX в., то в начале X в., после соглашения 907 г., этот опыт был продолжен и развит. Во всяком случае, повторяемость событий, их обусловленность коренными интересами антиарабской политики Византии ведут именно в этом направлении.

Удар руссов по Каспийскому побережью в 909 - 910 гг., по мнению А. П. Новосельцева, был связан с активизацией византийской политики в Закавказье. Арабский халифат в начале X в. не представлял собой столь грозной силы, как прежде. В Закавказье и на южных берегах Каспия он опирался на своих вассалов - владетелей Мавераннахра и Хорасана (Саманиды), а также Южного и Юго-Западного Прикаспия (Юсуф ибн-Абус-Садж). Именно в эти годы Армения пыталась сбросить власть арабов и царь Смбат I (892 - 914 гг.) искал сближения с Византией. Поход руссов, считает А. П. Новосельцев, был направлен и против Саманидов, и против Юсуфа¹⁸.

Таким образом, вполне реально предположение, хотя на этот счет у нас нет прямых свидетельств, что в результате русско-византийских переговоров и соглашения 907 г. русская сторона обязалась в обмен на ряд экономических и политических уступок со стороны Византии принять участие в борьбе против арабов на Западе и на Востоке и выполнила свои обязательства в 909 - 910 гг. Но и в данном случае руссы сдвинули свой поход в юго-восточном, а не в юго-западном направлении, что подкрепляет гипотезу о соблюдении ими в этом районе как союзнических обязательств по отношению к Византии, так и собственных торговых интересов.

В 911 г. в русско-византийском договоре появляется статья о союзных действиях руссов по отношению к Византии: "Егда же требуетъ на войну ити, и сии хотят почтити царя вашего, да аще въ кое время елико их приидеть, и хотять остатися у царя вашего своею волею, да будуть". Б. А. Романов перевел эту статью так: "Если же будет набор в войско и эти [русские] захотят почтить вашего царя, и сколько бы ни пришло их в какое время, и захотят остаться у вашего царя по своей воле, то пусть будет исполнено их желание"¹⁹.

Такой перевод в основном акцентирует желание русских воинов почтить "царя" и остаться по своей доброй воле служить в императорской армии в связи с набором русских на греческую службу. Между тем, на наш взгляд, пафос статьи совсем в ином. Она отражает союзнические обязательства Руси по отношению к Византии и говорит не о наборе в войско, а о том случае, когда руссам придется выступить в поддержку империи, выполняя свои союзнические обязательства, когда они должны будут идти на войну, - "егда же требуетъ на войну ити..."²⁰. Но это вовсе не значит, что именно этим "почтут" руссы императора, - они обязаны так действовать: "почтити" же "царя" они могут, если, "въ кое время елико их приидеть", захотят остаться на службе в империи.

Причем в статье оговаривается, что в этом случае они могут действовать "своею волею" в отличие от случая, когда им предстоит выполнять союзные обязательства. Тем самым в договоре 911 г. отражен факт как военной помощи Византии со стороны Руси, так и разрешения русским воинам после выполнения ими своих обязательств служить в императорской армии. Византия, как видим, продолжает последовательно осуществлять курс на сближение с Русью. Со своей стороны Русь, также заинтересованная экономически и политически в этом сближении, постепенно поворачивается от традиционной "варварской" воинственности по отношению к Византии к не менее традиционным для ряда сопредельных с империей "варварских" государств отношениям "мира и любви", одним из проявлений которых является установление военного союза.

После 911 г. в отношениях между Византией и Русью наступает мирная полоса - 30-летний период реального действия условий общеполитического соглашения 907 г., включавшего пункт о выплате империей ежегодной дани Руси, и условий другого развернутого политического соглашения - "мира-ряда" 911 г., обнимавшего комплекс проблем в отношениях между двумя государствами. Именно в это время Византии, видимо, удается оторвать древнерусское государство от союза с Болгарией. И в 913 - 914 гг., в период новой войны Симеона Болгарского с Византией, и в период их следующего противоборства в 20-х годах X в., уже при императоре Романе I Лакапине, Русь сохраняет нейтралитет. И хотя патриарх Николай Мистик в конце 922 г. грозил Симеону нашествием руссов (равно как и венгров, печенегов, алан и других "скифских племен"), если болгары не прекратят военного давления на империю²¹, угроза эта не осуществилась: связанные с болгарами узами давнишней дружбы, общностью культуры, недавними совместными действиями против империи, руссы не выступили против Болгарии.

Однако на время после заключения договора 911 г. приходится новый поход руссов в Закавказье.

По сообщению ал-Мас'уди, это было крупное военное предприятие, в котором участвовало 500 судов. Плавание проходило по территории Хазарского каганата, с которым Русь договорилась о пропуске своего войска на условиях отдачи хазарам половины захваченной на Востоке добычи. М. И. Артамонов отмечает, что в то время Хазария сама отбивалась от наседавшей на нее коалиции печенегов, гузов и асиев, организованной Византией. Хазары при поддержке алан одолели своих врагов²².

Таким образом, поход 912/13 г., во-первых, приходится на период, последовавший за заключением русско-византийского договора 911 г.; во-вторых, своим острием был направлен в Прикаспий и непосредственно против вассалов Багдада; в-третьих, дипломатически был обеспечен договором с Хазарией, которая, как и Болгария в 907 г., пропустила русское войско по своей территории вверх по Дону и на Волгу. Возможно, что нейтралитет каганата в этом вопросе определялся и давлением Византии.

Нападению руссов вновь подверглись знакомые им места - Табаристан, Абесгун, Гилян.

Тем самым события 912/13 г. укладываются в общее русло русско-византийско-хазарских отношений, когда Византия, осуществляя свою политику в Причерноморье, в Закавказье все чаще стала ориентироваться не на слабеющий Хазарский каганат, а на Русь, способную организовать дерзкие дальние походы в самое сердце мусульманского закавказского и прикаспийского мира.

Нам представляется, что правы те ученые, которые писали об определенном охлаждении отношений между Хазарией и Византией с начала X в. Хазария уже не могла выполнять прежние военные обязательства перед Византией против арабов и угрожала ее крымским владениям²³.

Отмечалась в литературе и роль, которую сыграли в ослаблении Хазарского каганата печенеги, установившие с конца IX в. контроль над причерноморскими степями. После первого нападения печенегов на русскую землю в 915 г. Игорь заключил с ними мир. С этого момента печенежский фактор стал играть заметную роль во внешней политике древней Руси. По словам Константина VII Багрянородного, его постоянно учитывала в своих внешнеполитических расчетах и Византия. Греки использовали печенегов в борьбе с Симеоном Болгарским, настойчиво раскалывали русско-печенежскую коалицию, созданную Игорем против Византии в 944 г.²⁴

В этой связи мы не можем пройти мимо не только антирусских, но и антихазарских настроений Византии, которые, на наш взгляд, нашли отражение в сочинении Константина VII Багрянородного "Об управлении государством", тем более что в нем по существу обобщена политика Византии по отношению к своим соседям за определенный период времени. Если о печенегах Константин VII пишет неизменно как о потенциальных союзниках империи, то о хазарах - как о ее возможных противниках, против которых следует натравливать узов, алан²⁵.

Д. Оболенский считал, что с момента появления печенегов в Причерноморье и принятия Хазарией иудаизма отношения Византии и Хазарии стали холоднее, что "Византия больше не доверяла хазарам", их роль по обороне Северного Кавказа была передана аланам, а в районе Причерноморья - печенегам²⁶. Если в отношении печенегов с этой оценкой можно согласиться, поскольку Русь в Причерноморье и в районе Дуная представляла для империи существенную опасность и кочевники могли стать ее противовесом, то в отношении алан такой подход представляется не совсем точным. Аланы являлись союзниками Византии, но не основными. Думается, что главную ставку в районе Кавказа империя в то время делала на Русь, и неоднократные походы русских дружин к берегам Каспия убедительно это подтверждают.

Появление печенегов резко изменило политическую расстановку сил в Северном Причерноморье, и, как отмечал М. И. Артамонов, "хазары утратили свое прежнее значение для Византии". Все чаще и чаще Византия организует против своего бывшего союзника народы Северного Кавказа. Вслед за созданием антихазарской коалиции 912 г. Византия в 932 г. поднимает против каганата алан. Антихазарская политика Византии приобретает все более четкие очертания в период правления Романа I Лакапина, когда в империи началось преследование иудеев. В те годы хазары, исповедовавшие иудаизм, испытали на себе всю силу византийской внешнеполитической интриги²⁷.

Противоречия между Хазарией и Византией этого периода нашли отражение в еврейско-хазарской переписке X в. и так называемом Кембриджском документе. Даже если согласиться с П. К. Коковцовым, что сам этот документ не являлся оригинальным памятником X в., а лишь вобрал в себя ранние сведения какого-то утраченного византийского литературного произведения X в., то и в этом случае как в том, так и в другом источнике ясно проглядывает мысль о нарастании противоречий между империей и каганатом и между Хазарией и Русью. Так, обращает на себя внимание, что испанский корреспондент хазарского царя Иосифа, как это явствует из его письма (переписка), никак не мог доставить письмо адресату и сделал это лишь через Венгрию, Русь, Волжскую Булгарию, но не непосредственно через Русь или Византию с выходом на Хазарию. Мы согласны с замечаниями П. К. Коковцова, что для такого маршрута существовали какие-то политические причины. В "Кембриджском" же документе говорится о подстрекательстве Романом I Лакапином Руси к выступлению против Хазарии, о войне руссов с хазарами, о нападении в отместку за это хазарского войска "на города Романа" (под которыми мы вполне можем понимать крымские владения Византии), о последующем походе хазар на руссов, поражении последних и о нападении руссов по наущению хазар на империю. Несколько ранее этого текста документ сообщает, что "во дни царя Вениамина (хазарского царя середины второй четверти X в. - а. С.) поднялись все народы на [хазар] и стеснили их [по совету] царя Македонии (т. е. Византии. - а. С.)"²⁸. Среди этих народов анонимный автор называет асиев, турок, печенегов и др. Таким образом, линия хазарско-византийского противоборства проходит практически через весь документ.

В 30 - 40-х годах X в., исключая период русско-византийской войны 941 - 944 гг., завершившейся новым мирным договором между двумя государствами, мирные и союзные отношения между Русью и Византией остаются на прежнем уровне. Так, в 934 г. семь русских кораблей с 415 воинами находились в составе византийской эскадры, направленной к берегам Лангобардии. В 935 г. в составе другой эскадры руссы ходили к берегам Южной Франции²⁹.

Историки, как правило, не комментировали факт военных действий Руси против печенегов в 920 г., после того как она заключила с кочевниками мир 915 г., но не исключено, что и эта война не была изолированной военной схваткой печенегов с Русью, а отражала более широкие международные противоречия в тогдашнем мире.

Заметим, что и в древнем мире, и позднее, в раннем средневековье, военные союзы, разного рода политические комбинации были обычным явлением в отношениях между государствами. В этой связи участие древней Руси в различного рода политических комбинациях начала X в. представляется делом вполне естественным. Кстати, историки неоднократно цитировали слова Константина VII Багрянородного о стремлении Византии опереться на печенегов в борьбе против Руси и "турков", под которыми он имел в виду угров. Однако реже обращалось внимание на то, что этот же автор сообщил о стремлении Руси жить в мире с печенегами и заручиться их военной поддержкой³⁰.

Таким образом, после событий 907 - 911 гг. Русь на протяжении 30 лет находилась с Византией в мирных и союзных отношениях, которые в одном случае предполагали воздержание древнерусского государства от поддержки Симеона Болгарского, в другом - помощь Византии в действиях против мусульманских государств Закавказья и Прикаспия, в третьем - участие в экспедициях греческой армии на Запад.

В 945 г. русское войско вновь появляется в Закавказье и захватывает город Бердаа. Лишь за год до этого был заключен русско-византийский договор 944 г., который содержал более развернутую и определенную, чем в договоре 911 г., статью о военном союзе между странами: "Аще ли хотети начнеть царство от васъ вои на противящаяся намъ, да пишемъ къ великому князю вашему, и послетъ къ намъ, елико же хочемъ: и оттоле уведять ины страны, каку любовь имеють грьци съ русью". Эта статья обязывала Русь направлять по просьбе Византии своих воинов, сколько потребуется, против того противника, которого определит империя. В связи с этой статьей следует рассматривать и статью "О Корсуньстей стране", где говорится, что русские обязуются "не имать волости" в этой стране. В то же время если русский князь где-либо будет вести войну и попросит у Византии помощи, то получит столько греческой подмоги, сколько потребуется: "...да воюеть на техъ странахъ, и та страна не покаряется вамъ, и тогда, аще просить вой у насъ князь руский да воюеть, да дамъ ему, елико ему будетъ требе"³¹. Одна из статей договора непосредственно направлена против врагов "Корсунской страны" - черных болгар. Русский князь должен был вступать в противоборство с ними по просьбе империи. Как видим, эти статьи договора 944 г. охватывают широкий круг союзных двусторонних обязательств двух государств.

Ученые давно уже обратили внимание на то обстоятельство, что данные статьи договора 944 г. очень быстро были реализованы. В 949 г. руссы в количестве 629 человек участвовали в экспедиции против Крита, затем, в 954 г., - на этот раз вместе с болгарами и армянами - сражались против сирийского эмира³². Таким образом, реализация статей о союзе непосредственно была направлена против арабов на Крите и в Сирии.

Уточнение даты похода руссов на Бердаа (945 г.) таит в себе дополнительные возможности для исследования проблемы. Если русское войско начало свой поход в 945 г., то, следовательно, в это время уже вступил в действие заключенный в 944 г. русско-византийский договор с упомянутыми статьями. А это значит, в свою очередь, что русское нападение на Закавказье точно соответствовало усилиям Византии в ее борьбе с арабами на разных фронтах.

Поддержав точку зрения о новой дате похода, А. П. Новосельцев допустил в дальнейшем, на наш взгляд, неточность, заметив, что "Игорь действовал против Византии вдоль обоих берегов Черного моря". В 945 г. Игорь не действовал против Византии вообще - ни на одном, ни на другом берегу Черного моря. В свете этой даты неправомерной является и версия Н. Я. Полового о том, что поход руссов на Бердаа был возможен лишь в союзе с Хазарией, при активном противодействии Византии. Вероятно, ближе к истине был А. Н. Насонов, полагавший, что поход состоялся в результате соглашения Руси с Византией, при противодействии Хазарского каганата, на что указывает и выбор руссами иного пути на Кавказ, чем в несчастливом для них 912/13 г., - с восточного побережья Черного моря сухопутьем через Северный Кавказ к Каспию, а оттуда в устье Куры, т. е. в обход хазарских владений, где 30 с лишним лет назад руссов истребили на обратном пути³³.

945 год указывает на то, что в развитие возобновленного русско-византийского союза, в основе которого, как мы показывали, лежала уплата империей ежегодной дани Руси, древнерусское государство оказало Византии активную помощь в ее борьбе с арабами и на Западе, и на Востоке. Во всяком случае, трудно по-иному вскрыть внутреннюю связь событий 944 - 945 гг., которые ведут нас от русско-византийского договора 944 г. к русской экспедиции против мусульманских владетелей Закавказья в 945 г.

А. Ю. Якубовский и М. И. Артамонов, анализируя данные о походе руссов на Бердаа в 945 г., обратили внимание I на то, что они стремились не просто пограбить здешний I край, но и подчинить его своей власти³⁴. Это замечание I представляется чрезвычайно важным.

Город Бердаа был в IX - X вв. богатейшим торговым центром, древние источники называли его "Багдадом Кавказа". Руссы вопреки прежней практике IX - начала X в., захватив Бердаа, не предали его огню и мечу, а повели себя иначе: заверили жителей, что их не интересуют вопросы вероисповедания, что они хотят лишь одного - "власти" и будут хорошо относиться к горожанам, если те будут "хорошо повиноваться"³⁵.

После возникшего конфликта между завоевателями и побежденными руссы ограбили горожан, но само ограбление приняло своеобразную "легальную" форму: у мусульман в виде выкупа изымали все ценности - золото, серебро, ковры, а взамен вручали "кусок глины с печатью" как гарантию от других поборов, т. е. руссы пытались ввести военные реквизиции в рамки "законного" управления. В этом же направлении ведут нас и данные персидского анонимного источника "Худуд ал-алам", согласно которому руссы поначалу даже не вошли в Бердаа, а остановились неподалеку, в селении Мубараки. Албанский же историк М. Каланкатваци пишет о том периоде, когда руссы уже "предали город лезвию меча". Время мирных отношений руссов с местными жителями осталось ему неизвестным. Так, он сообщил, что руссы боролись здесь с дейлемитами, с которыми прежде, по словам Ибн-Мискавейха, поддерживали мирные отношения³⁶. А это значит, что, явившись в этот край, руссы довольно точно определили своих противников - это те, кто воевал с главой дейлемитов Марзубаном - союзником Византии. Необходимо заметить, что обстановка здесь была крайне сложной. Марзубан лишь незадолго перед приходом руссов утвердился в Аране, изгнав оттуда вассалов халифата. И именно с дейлемитами поначалу и поддерживали руссы мирные отношения. Конфликт возник лишь позднее. Поэтому вывод А. П. Новосельцева о том, что руссы овладели Бердаа, "изгнав наместника Марзубана и его дейлемитский гарнизон", на наш взгляд, несколько прямолинеен. Руссы действительно так поступили, но после мирной паузы, которая свидетельствует об их первоначальном стремлении установить добрые отношения с союзником Византии - Марзубаном. А. П. Новосельцев считает, что "действия руссов понятны: они собирались двигаться на Византию и рассчитывали по крайней мере на нейтралитет аранцев"³⁷, но, по нашему мнению, логика была иной. Руссы сохраняли нейтралитет, потому что иначе им пришлось бы столкнуться с союзниками Византии, но, выполняя свои союзнические обязательства, они стремились одновременно прочно утвердиться в Аране, хотя безусловно вынуждены были считаться с политикой империи.

Руссы пробыли в Бердаа несколько месяцев, и лишь тяжелые болезни и неустанные бои вынудили их однажды ночью оставить город и уйти к Куре. Погрузившись на стоявшие там лодки, руссы отбыли на родину.

Осуществляя намерение подчинить определенные районы Закавказья своему постоянному влиянию, руссы позаботились о дипломатическом обеспечении похода.

Н. Я. Половой говорит о возникновении в это время русско-хазарско-аланского союза и об укреплении в ходе русского похода южных границ Хазарского каганата. А. Ю. Якубовский, М. В. Левченко и другие авторы обращали внимание на то, что в одной из позднейших (рубеж XI - XII вв.) редакций так называемой еврейско-хазарской переписки, принадлежащей перу Иехуды бен Барзиллая, говорится именно об этом походе, совершенном руссами в союзе с народами Северного Кавказа: "...вышли разные народы: аланы, славяне и лезги и дошли до Азербайджана, взяли город Бердаа". Это сообщение подтверждается и свидетельством Ибн-Мискавейха, как и других восточных авторов, о том, что руссы "проехали морем, которое соприкасается со страной их, пересекли его до большой реки, известной под именем Кура"³⁸. Ученые по-разному трактовали это сообщение. Н. Я. Половой и М. И. Артамонов считали, что руссы прошли на Бердаа тем же путем, что в 912/13 г. Б. А. Дорн, А. Ю. Якубовский и другие полагали, что руссы пересекли территорию Северного Кавказа.

Нам представляется более правильной последняя точка зрения, так как она отражает политические реалии того периода, сложившиеся в районе Причерноморья, Северного Кавказа и Закавказья. В 30 - 40-х годах X в. налицо было охлаждение отношений между Византией и Хазарией, в основе которого лежали неспособность каганата выполнять по отношению к империи прежние союзнические функции в Причерноморье и Закавказье, религиозная рознь, обострившаяся при Романе I Лакапине, и возрастание мощи древней Руси как новый политический фактор в Восточной Европе и Передней Азии. В этих условиях Хазария вряд ли могла поддержать русскую инициативу на Востоке. Удар руссов по Бердаа, их намерение создать там постоянный опорный пункт не укрепляли, а, напротив, ослабляли южные границы каганата, так как позволяли Руси осуществлять давление на Хазарию и с севера, и с юга и способствовали переходу под контроль древнерусского государства старинных торговых путей в Причерноморье и Прикаспии, что в течение долгих лет было привилегией каганата³⁹.

Преследуя свои экономические и политические цели, Русь вместе с тем выполняла союзнические обязательства по отношению к Византии, помогая ей в борьбе с арабами. Об этом недвусмысленно говорят и русско-византийский договор 944 г., вслед за заключением которого был организован поход в Закавказье, и последующие военные союзные русско-византийские действия на Западе. Организуя поход в Закавказье, Русь не только получила поддержку Византии, но и заключила союз с аланами и другими народами Северного Кавказа. Поэтому трудно допустить, чтобы Хазария помогала руссам. Теснимая новой растущей державой, она в крайнем случае могла соблюсти нейтралитет. Наличие в то время алано-византийских противоречий вовсе не исключало участия алан в выгодном для них русском походе, наносившем удар вассалам халифата.

Таким образом, поход 945 г. состоялся после переговоров с правителями северокавказских народов, возможно Хазарии, и явился выражением военно-политического русско-византийского союза. Конкретные события похода определялись изменявшимися местными условиями.

Возвращаясь к истории русских походов на Восток, необходимо отметить, что их масштабы увеличивались от похода к походу. Если в 60-х годах (предположительно) IX в. нападение на Абесгун было осуществлено ограниченными силами, то в начале X в. учащается периодичность таких военных предприятий (если признать наличие походов и 909 - 910 гг., и 912/13 г.), растет количество русских сил, отправлявшихся на Восток. Экспедиция 912/13 г. была уже крупным военным предприятием сильного государства. В 945 г. поход также был предпринят солидными военными силами, о чем говорят его длительность и упорная борьба за контроль над захваченным районом.

Менялось и качественное, политическое содержание походов. Если нападения 60-х годов IX в. и 909 - 910 гг. являлись довольно ограниченной по своим задачам реализацией союзнических обязательств Руси, рекогносцировкой на волжско-каспийском торговом пути и одновременно типичной грабительской экспедицией, то походы 912/13 и 945 гг. решали задачи серьезного и длительного противоборства с вассалами халифата в Закавказье, а поход 945 г. даже имел в виду попытку закрепиться в Бердаа.

Наконец, следует отметить и возрастание дипломатической активности руссов в связи е походами на Восток: нападение 912/13 г. сопровождалось договоренностью с Византией, соглашением с Хазарией; судьба похода 945 г. зависела от событий на Дунае, переговоров в Киеве и Константинополе, соглашения с народами Северного Кавказа и, возможно, с хазарами.

Разумеется, восточные военные экспедиции руссов во всех случаях носили захватнический, грабительский характер, как и другие подобные предприятия раннего средневековья, и не случайно были направлены на богатые города, расположенные вдоль старинных торговых путей. Захват добычи являлся при этом естественной целью. Но уже в то время подобные экспедиции решали и такие политические задачи, как выполнение союзнических обязательств, сокрушение или ослабление своих традиционных внешнеполитических соперников, намерение закрепиться на важных торговых путях. Решение этих задач на Востоке отражало экономические и политические потребности развивающегося феодального древнерусского государства, поэтому вполне закономерными были дипломатические усилия, которые предпринимала древняя Русь для осуществления своей политики на Востоке, тесно связанной с другими внешнеполитическими задачами в Причерноморье и на Балканах.